-x-X-x-
— … Хорошо. Но не здесь. Я позволю тебе извиниться… наедине. Мицуки Бакуго не преминула заметить, как взгляд молодого Идзуку скользнул по ее декольте, когда она наклонилась к нему через стол, положив руку на его руку. Однако она не расстроена этим… на самом деле, она рассчитывала, что он будет смотреть на ее топик. — К-Конечно… чек, пожалуйста! Что она вообще делала? Пока Мицуки быстро достает кошелек и расплачивается по счету, она ерзает и ерзает под пристальным взглядом Идзуку Мидории. Несмотря на то, что он был ровесником её дочери, он был слишком взрослым… слишком мирским. Но кто же в этом виноват? На первый взгляд, это была вина Кацуми… но прав ли он? Мог ли он быть прав? Неужели Мицуки действительно погубила собственную дочь своими плохими родительскими навыками? Прежде чем сесть напротив Идзуку и поговорить с ним сегодня, она бы взорвалась, если бы кто-нибудь сказал ей об этом. Как они посмели, п-правда? Как смеет кто-то пытаться указывать ей, как воспитывать ЕЕ ребенка! Но теперь… если у кого и был повод отчитать ее, так это у Идзуку, не так ли? Мальчик, над которым ее дочь издевалась под носом у Мицуки последние несколько лет. Не то чтобы он вел себя как жертва издевательств, отмечает Мицуки, когда она и он выходят из ресторана. Он позволяет ей вести его за собой, но в его словах чувствуется спокойная уверенность, которая, по признанию Мицуки, потрясла ее. И даже больше, чем потрясения, он заставляет ее чувствовать то, чего она не чувствовала уже очень, очень давно. … Мицуки Бакуго ни за что не назвала бы свой брак без любви. Но если бы ей нужно было сказать какое-то слово, она бы назвала его… устоявшимся. Не в том смысле, что она подстроилась под мужа, а скорее в том, что они ОБА успокоились и просто… расслабились в отношениях. Несмотря на то, что Мицуки была вспыльчивой и темпераментной женщиной, ее муж был довольно спокойным и сдержанным. Это означало, что они не часто ссорились… но это также означало, что у них не было много ночей страстного, необузданного занятия любовью. Вместо этого, Мицуки постоянно ссорилась именно с Кацуми. Именно с Кацуми у Мицуки были словесные перепалки… а также физическое насилие. Но, конечно, между матерью и дочерью никогда не было ничего сексуального. А Мицуки… Мицуки и не подозревала, как долго длился ее «сухой период». Они с мужем могли бы заняться сексом… если бы она была инициатором. Где-то по пути она перестала проявлять инициативу и просто… позволила этому случиться. Только сейчас, когда она извивалась и шла рядом с уверенно собранным Идзуку Мидория, она поняла, насколько… она была напряжена. Но она не могла просто… не могла? Хотя, если бы это было ради извинений… может быть? — Мы куда-то идем, или ты планируешь извиниться, устроив мне экскурсию по городу? Сухой, невыразительный тон Идзуку прорвался сквозь мысли Мицуки. У нее сразу же поднимается рука, инстинктивная реакция — наброситься и ответить едко и агрессивно… но она подавляет это желание и сглатывает. Конечно. Он позволял ей вести, а значит, она должна была выбрать место. На краткий миг Мицуки подумала о своем доме. Ее муж был на работе, так что все было бы хорошо… если бы не Кацуми. Таким образом, оставался только один вариант для приватного извинения. — К-Конечно. Сюда. Идзуку спокойно следует за ней, пока она ведет его в близлежащий Любовный Отель. К счастью, все это автоматизировано. Покупка номера не требует вмешательства человека, и вскоре, не прошло и десяти минут, как они с Идзуку уже благополучно расположились в номере. Когда дверь закрывается и запирается за ними, Мицуки поворачивается к Идзуку… а он поворачивается к ней, приподнимая одну-единственную бровь. Она открывает рот, собираясь снова спросить, как загладить свою вину… но потом понимает, что он уже сказал ей об этом раньше, еще в ресторане. — Ты хочешь загладить свою вину? Начни с того, что встань на колени и попроси прощения за свою дочь. А потом он попросил ее отвезти их в уединенное место. Он не сказал прямо, что это Любовный Отель, но он также не высказал ни слова протеста, когда она заплатила за комнату и привела его сюда. В конце концов… разве она уже не знала, чего он хочет? Мицуки покраснела, сердце гулко забилось в груди. Да… это было то, чего хотел ОН. У-У нее не было выбора… она должна была извиниться. Н-Ничего больше… Не обращая внимания на жар между бедер, великолепная женщина медленно опускается на колени. Идзуку смотрит, как она опускается, а затем наблюдает, как она подползает к нему. Он молчит, даже когда она тянется к его промежности. Только когда ее руки оказываются на его поясе, он начинает говорить. — Что ты делаешь? Застыв на месте, Мицуки смотрит на него расширенными глазами. Он хочет, чтобы она произнесла заклинание? Она может… она может это сделать. — И-Извиняюсь, И-Идзуку… умоляю… умоляю о прощении. Она задыхается, пока объясняет, ее грудь вздымается и опускается с каждым вдохом и выдохом. Взгляд Идзуку останавливается на этой части ее тела, и на долгое мгновение он замолкает, прежде чем дать ей один резкий кивок. — Очень хорошо. Продолжай. Игра в доминирование, если она когда-либо видела такую. Но очень эффективная, очень успешная. Конечно, он ясно дал понять, кто здесь главный. Может, она и привела их сюда, но он… именно он обладает всей полнотой власти. Он может погубить ее дочь, если захочет. Такой умный мальчик, как Идзуку? Мицуки ни на секунду не сомневается, что у него есть всевозможные улики против Кацуми. Извлекая его член из пут, Мицуки не может удержаться от тихого стона, который срывается с ее губ, когда она вытаскивает его на воздух. Он больше, чем ее муж, и как же эта мысль наполняет ее стыдом, как только она ее высказывает. Но это правда. Ее муж отнюдь не крошечный. Но факты таковы, каковы они есть… Идзуку весьма одарен, и она вдыхает его запах, вдыхает головку его члена, чтобы впитать его мускус. Он ворчит в ответ, похоже, его не впечатлили ее «извинения». Но это справедливо… она еще не начала по-настоящему. Высунув язык, Мицуки начинает лизать, обсасывать и причмокивать налитый, растущий член перед ней. Он становится больше с каждой секундой, и ей трудно поверить, что мальчик, который когда-то был лучшим другом ее дочери, вырос в такого прекрасного, красивого, привлекательного мужчину. В конце концов, она решает, что достаточно поклонялась его члену. Он ничего не говорит, но Мицуки и сама чувствует, что пора перейти к… надлежащим извинениям. И вот она отступает назад, проводя языком по нижней части члена Идзуку, пока, наконец, не достигает его выпуклой головки. Глядя в его нечитаемые глаза, Мицуки открывает рот так широко, как только может… и принимает его губами. Она спускается по его великолепному члену так далеко, как только может, пока его член не упирается в заднюю стенку ее горла примерно на середине пути… может быть, чуть раньше, думает Мицуки, глядя на остальную часть его ствола. Его член пульсирует и пульсирует в ее теплом, влажном рту, и она слегка булькает, снова не в силах удержаться от сравнения его со своим мужем. Он больше, толще и… с ним гораздо труднее справиться. Это не совсем розы и солнечный свет, когда она пытается справиться с членом, который намного больше, чем у ее супруга. Но она уже слишком глубоко втянулась, чтобы отступить. К тому же, это не просто акт страсти. Она изменяет своему мужу не потому, что ей этого хочется, или что-то в этом роде. Нет… это раскаяние. Это акт раскаяния. Она подвела Идзуку. Она подвела Кацуми. Она заслужила это наказание… и даже больше. С этими мыслями Мицуки Бакугу отстраняется… и снова погружается в его член. На этот раз она не останавливается на задней стенке горла, она заставляет себя расслабить пищевод и проглотить как можно больше его массивного члена. На этот раз ей удается продвинуться немного дальше, едва она преодолела половину пути, как подавилась его членом. Взглянув на Идзуку, она обнаруживает, что его глаза как всегда нечитаемы. Если его и тронул ее акт покаяния, он этого не показывает. Что ж, ей придется сделать это сильнее. Дальше. Глубже. Собравшись с силами, Мицуки начинает двигаться вверх-вниз по члену Идзуку… открывая в себе навыки, которые она не использовала со времен учебы в колледже. Прошло много, много времени с тех пор, как она делала минет мужчине, и уж точно ни один из них не был таким большим, как Идзуку Мидория. Тем не менее, когда-то она умела глубоко заглатывать член наравне с лучшими из них. Это как езда на велосипеде… никогда не забудешь. — Глюгк! Глюгк! Глюгк! И все же, чем дольше она пытается добиться реакции от Идзуку, тем больше она начинает неистовствовать. Все, чего она хочет, это хрюканье или стон. Все, чего она хочет, это чтобы он показал, что получает удовольствие. В конце концов, она изо всех сил старается загладить свою вину! Даже спускаясь все ниже и ниже по его члену, захлебываясь в нем и заглатывая его толстый и пульсирующий ствол, Мицуки отчаянно пытается придумать, как вызвать у него ответную реакцию. И тут до нее доходит. Все это время он заглядывал ей под рубашку и смотрел на ее грудь. Было очевидно, чего он хочет от нее… верно? Тем не менее, она не могла перестать сосать его член. Даже на мгновение. Это не было бы… это не было бы достойным извинением. Поэтому Мицуки стряхнула с себя распахнутый пиджак и потянулась вверх, чтобы стянуть белую рубашку. Завязав ее на талии, она спешит расстегнуть лифчик, стягивает его и наконец выпускает груди на волю. Мицуки продолжает глубоко всасывать член Идзуку, прекрасно понимая, что ее груди практически не поддаются гравитации благодаря ее причуде. Глаза Идзуку действительно притягиваются к ее сиськам, и Мицуки нравится думать, что она видит намек на интерес в его взгляде. Ее груди покачиваются и трясутся, когда она продолжает насаживаться на его член, протягивая руки, чтобы ухватиться за его ноги, чтобы еще сильнее трахать себя лицом на его члене. — Гагх! Гагх! Гагх! Наконец, она получает хоть какую-то реакцию. Он ворчит… и кладет руку ей на голову. Мицуки на мгновение застывает, а затем обильно краснеет. Ее лицо уже раскраснелось, так что это не так заметно… но все же, черт возьми, почему его рука на ее голове наполняет ее таким теплом и счастьем? Смутившись, она пытается игнорировать собственные чувства и сосредоточиться на том, чтобы Идзуку было хорошо, прежде всего. По крайней мере, она наконец-то делает успехи: ее груди подпрыгивают и раскачиваются на свежем воздухе, больше не скованные, не удерживаемые на месте. Она глотает его член, захлебываясь, ее слюна и брызги медленно стекают на толстые сиськи, и она делает все, что может, пока, наконец… — Я сейчас кончу, Мицуки. Он говорит это так, словно сообщает ей погоду на завтра, и на мгновение Мицуки не знает, что делать. Но затем она сосредотачивается на том, почему они здесь и какова ее цель. Она заглаживает свою вину. А что может быть лучше… чем ее полное и окончательное унижение? Конечно, проглотив его груз, она оставит меньше неприятностей… но смысл всего этого был не в этом. И вот Мицуки вырывается и обхватывает одной рукой его тело, используя его для того, чтобы приподнять свои сиськи и представить их. Другая рука ложится на его член и с энтузиазмом гладит его, даже когда она откидывает голову назад и высовывает язык. С последним рыком Идзуку взрывается на ней. Он покрывает ее лицо и сиськи своей спермой, делая из нее абсолютный беспорядок. Это насмешка над ее браком, над ее ролью матери, над… над всем. И она думает, что, возможно, просто немного кончает от этого, как бы унизительно это ни было. Ее киска сжимается, и она хнычет, когда его сперма капает и стекает по ее лицу и по мягким, чувствительным, обнаженным сиськам. После этого Мицуки стоит на коленях… и понимает, что это может быть не конец. Над Идзуку издевалась Кацуми на протяжении многих ЛЕТ. Одного минета… вероятно, было недостаточно. Более того, у Идзуку теперь было еще больше боеприпасов. Он мог разрушить жизнь Кацуми раньше… теперь он мог разрушить брак Мицуки. Он мог разрушить семью своего обидчика. Отстранившись, Мицуки раздвинула ноги, стоящие на коленях, и откинулась назад, задрав юбку и обнажив промежность, закрытую трусиками. — Э-Этого было достаточно, Идзуку… или ты хочешь еще? Я в твоей власти… Я н-не могу отказаться… даже если бы захотела.-x-X-x-
… Идзуку Мидория не нужно было быть ясновидящим, чтобы понять, что Мицуки Бакугу занималась серьезной умственной гимнастикой еще в ресторане, чтобы оправдать все это. Однако он знал правду. Это было не столько для того, чтобы извиниться за Кацуми, не столько для того, чтобы загладить свою вину… а больше для того, чтобы получить удовольствие. Мама Кацуми была ебаной шлюхой, похотливой пиздой, которая почти наслаждалась глубокой глоткой на его члене так же, как и он. И он наслаждался этим, если быть совершенно ясным. Этого нельзя было отрицать. Он наслаждался каждым кусочком ее восторженного выступления в этой комнате до сих пор. Тем не менее, это немного раздражало. Он почти чувствовал, что зрелая женщина использовала его. Теперь… теперь она хотела большего. Было очевидно, что она хотела большего. Ее трусики промокли насквозь. Он мог бы дать ей это. Возможно, он бы тоже получил удовольствие. И все это под предлогом «извинения», чтобы совесть Мицуки осталась чиста. Но он должен был признать, что эта мысль не принесла ему удовлетворения. Это не делало его полностью счастливым. Идзуку был не прочь заставить Мицуки признать истинные причины ее неверности. Он знал, как она сейчас возбуждена. Он знал, как она была возбуждена еще в ресторане. Она решила «извиниться», стоя на коленях, а не на словах. Если она хотела, чтобы он ее трахнул, она должна была просто сказать об этом. … С другой стороны, он будет лелеять это воспоминание еще долгое время. Мама Кацуми, стоящая на коленях, покрытая его спермой и умоляющая о большем после того, как отсосала его член до конца. Ее обнаженные, покрытые спермой сиськи вздымаются от напряжения, красные глаза сузились до булавочных уколов, когда она жалобно застонала, ожидая его ответа. Он мог бы просто уйти. Но неужели он собирался упустить такую возможность?-x-X-x-