У Хёнджина есть одна вредная привычка: он не может отказать себе в удовольствии. Его любимая житейская мудрость гласит: «Кто-то ест хлеб, чтобы не умереть, а кто-то живёт ради еды», и Хван причисляет себя как раз таки ко второму разряду. В конце концов — жизнь даётся лишь единожды, и есть ли смысл притеснять свои желания? Ответ очевиден.
Хёнджину нравится красиво жить: он стильно одевается, ест вкусную еду из качественных продуктов, живёт в дорогом районе Сеула, куда ездит по ночам на первоклассной тачке. Ему двадцать семь лет, и эту роскошную жизнь он выстроил собственным умом и трудом, поэтому как никто другой имеет права на выебоны — заслужил, в конце концов. Хёнджин является совладельцем IT-компании, которая с каждым годом крепчает на рынке: специалисты предсказывают рост прибыли уже через три года, и даже, может быть, выход на мировую арену. Кэш капал на карточку, а молодой толстосум с умом вкладывал их в новые разработки, которые постепенно набирали оборот не только на территории Восточной Азии, но и за её пределами. Хёнджин трудоголик, который любит, когда потраченное время и силы щедро одариваются зелёными купюрами — он точно также оплачивает труд своих сотрудников, потому что в юношеские года работодатели частенько урезали его зарплату.
Сегодня был тот самый день, когда он хотел озолотить не только своих сотрудников, но и других работников, которые радовали его глаза красотой и дарили чувство насыщения.
У Хёнджина есть одна вредная привычка: он не может отказать себе в удовольствии.
Его любимый клуб находится в Итэвоне, который по праву считается столицей тусовок в Корее, а-ля азиатский Лас-Вегас. Там всегда много людей, причём различной национальной пестроты: туда заглядывают не только местные, но и иностранцы, желающие подцепить на ночь парня или девушку — на вкус и выбор, как говорится. Хёнджин выбил себе карточку особого клиента, которого пропускают через специальный вход для мажориков — пресса то и дело норовит выпустить о них шокирующую новость, а это не всем приходится по душе, так как от этих статей иногда зависят и акции их папаш. Если же брать в расчёт Хвана, то ему не нужны лишние проблемы в виде огласки его ориентации на всю общественность: Корея не отличается особой толерантностью, и это может повлиять на бизнес, который он ведёт почти десять лет.
— Сегодня как обычно? — внутри входа довольно темно, несмотря на неоновую подсветку синего цвета, поэтому встречающего администратора не видно. Хёнджин немного пугается, но вскоре улыбается, услышав знакомый голос.
— Сегодня я хочу ещё немного перекусить, поэтому пусть мне принесут что-нибудь съестное, но не острое. Алкоголь с адской смесью чили мой желудок не потянет.
Хёнджин в своей манере подмигивает администратору, улыбаясь уголком губ, и следует уже по знакомой дорожке, отмечая, что его аутфит соответствует цветовой гамме заведения: на нём белые кеды и в тон к ним штаны, укороченные на щиколотке, а сверху голубая рубашка с закатанными рукавами от Louis Vuitton. Вся расцветка клуба варьируется от небесно-лазурного до ультрамарина, который въедается в роговицу своей насыщенностью: начиная от подсветки, заканчивая комнатами для вип-гостей.
Воздух в клубах всегда спёртый, несмотря на систему вентиляции — Хёнджину душно, поэтому он расстегивает две пуговицы на рубашке, открывая бóльший доступ к кислороду. Его тело напряжено, сюда он пришёл как раз для того, чтобы это напряжение снять: миловидные парни, чьи одеяния держатся на одном честном слове, сразу же окружают дорогого гостя, севшего на кожаное кресло, и начинают массировать его шею и руки. Хёнджин прикрывает глаза, откинув голову назад, чтобы ярче ощущать приятные прикосновения шаловливых рук, и из его груди вырывается тяжелое придыхание. Парнишки тоже не промах: один из них заменяет пальцы на свои губы и мягко зацеловывает кожу на сонной артерии, а второй садится на колени, явно не собираясь ограничиваться массажем бёдер. Хёнджин ничего им не запрещает — ему нравится их фривольность и инициатива, хотя он прекрасно понимает, что делают они это ради денег. Что ж, Хван всегда оплачивает услуги по достоинству.
Прерывает их официант, принёсший еду и алкоголь. Хёнджин никуда не торопится, поэтому говорит двум сладким деткам, чтобы те составили ему компанию — он сомневается, что они успевают полноценно поесть, — и официант, вместо одного бокала, наполняет три.
Хёнджин любит красивую жизнь, но удобство он любит больше, поэтому отпихивает от себя парня, когда тот пытается сесть на его колени.
— Сначала поешь, потом мы развлечёмся, — говорит он тоном, не терпящим возражения. Администратор постарался на славу: на его столе стэйк из мраморного мяса прожарки medium-well, политый брусничным соусом, Hennessy XO и отдельно пепельница с сигарой— Хёнджин курит в исключительные дни, когда усталость достигает пика, и он пытается снять её всеми способами.
Он смакует на языке нежное мясо, отдающее кисло-сладким послевкусием, запивает всё любимым коньяком, и, как истинный гурман, кайфует от правильного сочетания ингредиентов. Двое парней тоже выпивают, но к еде не притрагиваются — говорят, что потом у них будут клиенты, а они должны быть в форме. Хёнджин на своём не настаивает, лишь поскорее заканчивает приём пищи.
— Идите ко мне, — сегодня он хочет распробовать не только стэйк, но и тела двух прекрасных созданий, которые ластятся, как изголодавшиеся по теплу котята. — Вы же сделаете мне приятно? — его слова не звучат, как вопрос. Он говорит утвердительно, потому что эти малыши
обязаны доставить ему удовольствие, за которое он платит деньги.
Хёнджина не интересуют их имена, поэтому он запоминает их по цвету волос: у того, что повыше, они ядовито-красные, а у второго — тёмные, с неоновыми прядками. Парни они смышленые: малиновый мальчик садится на колени и тянется к молнии брюк Хёнджина, а второй сразу лезет руками в трусы, нащупывая полустоячий член — он не стесняется и плюет на свою ладонь, чтобы, когда напарник стянет трусы чуть ниже, начать надрачивать по всей длине. Хёнджин одобрительно поглаживает их по волосам, а те заводятся от похвалы сильнее: оба припадают губами к основанию члена и ведут языком мокрую дорожку до головки, на которой смыкают свои губы. Хёнджину нравятся подобного рода шалости, и он не может лишить себя удовольствия наблюдать за тем, как стоящие перед ним мальчики жадно обсасывают головку и при этом ласкают друг друга, несвязно мыча — по стволу пропускается двойная вибрация, заставляющая Хёнджина закатить глаза в удовольствии. Он входит в то состояние, когда всё его тело концентрируется на прикосновениях, пропускающих импульсы возбуждения. Малиновый мальчик поцелуями опускается всё ниже, и когда доходит до яичек, втягивает чувствительную кожу невероятными губами; его друг не торопится приступить к минету — он сжимает кулак, надрачивая то ленивым, то быстрым темпом. У Хёнджина искры перед глазами летят, и он уже самостоятельно насаживает его глотку на свой член.
— Детка, трахни его, пока он отсасывает мне, — малиновый мальчик сразу выполняет приказ и встаёт с колен, чтобы оказаться позади парня, активно работающего головой. Он хватает его за сочную задницу, а Хёнджин не сводит с них завороженного взгляда: и всё же, он зависим от красивой картинки, а то, что перед его взором, точно тянет на эту отметку.
Его тело наполняет приятное тепло, постепенно стекающееся в низ живота, и Хёнджин понимает, что через несколько минут кончит. Его чувствительность концентрируется в горячей глотке, в которую он плавно проникает, но всё внимание резко переводится на завалившегося в комнату парня, чьё лицо выражает недовольство.
— Вы приватный танец заказывали? — он окидывает взглядом, полным брезгливости, парней, что елозят на коленях, и смотрит теперь на Хёнджина, который из-за внезапного случая слегка потерялся, но темпа не сбавил.
Он продолжает трахать рот ноунейма, но теперь его интерес направлен на того, кто своими повадками напоминает лисёнка.
— Как тебя зовут? — спрашивает хриплым от возбуждения голосом Хёнджин, а сам представляет, как разложит этого незнакомца прямо здесь.
— Феликс.
Хёнджин любит красивую жизнь, но доселе не встречал что-то, что можно было назвать истинной красотой. Правда, всё изменилось, потому что сейчас перед ним стриптизёр с псевдонимом Феликс: он выглядит, как божество среди мира похоти, хотя сам является её олицетворением —это видно по его жадному взгляду, которым Феликс рассматривает руки Хвана.
— Кажется, я ошибся комнатой, — он собирается уйти, но Хёнджин останавливает его, потому что не может упустить такую драгоценность.
— Нет, ты по адресу. Они сейчас закончат.
— Я подожду.
Хёнджина никогда не заводили подобные вещи, но он готов поклясться, что оргазм захлестнул его в то мгновение, когда он увидел ухмылку Феликса. Эта чертовка смотрит так внимательно, что Хван чувствует себя голым, хотя оголена у него только паховая зона. Феликс садится напротив, закинув ногу на ногу, и наблюдает, как Хёнджин отходит после выхода эмоций наружу: он облизывает губы, когда Хван обильно кончает на лицо красавчика, что минутой ранее усердно работал ртом. Хёнджин тянется к своему портмоне и достает оттуда приличную сумму денег, которую вручает двум парням, доставившим ему удовольствие. Он просит их покинуть помещение, те не обижаются — их ждут другие клиенты.
— Под что будешь танцевать? — Хёнджину понравился голос сидячего напротив эксклюзива, чья внешность совсем не сочеталась с грубым и низким тембром. Он натягивает трусы и штаны, чтобы не показаться невежей, и берёт бокал с недопитым коньяком. — Будешь?
— Воздержусь, — Феликс улыбается кокетливо и плавной походкой подходит к новому клиенту. Он, не стесняясь, садится на колени Хёнджина, а у того воздух спирает от того, насколько этот демон красив, после чего заводится, как ручная кукла, потому что Феликс проводит пальчиками по открытому участку шеи и груди. — Fuck me like I'm famous, — его низкий голос, звучащий прямо у уха, пускает волны мандража, потому что Феликс шепчет соблазнительно, повышает градус напряжения — словом, он знает, как заставить себя
хотеть.
— Ты только попроси, — Хёнджин, хмыкая, плавно скользит руками до упругой задницы, но его перехватывает Феликс, который хитро улыбается, смотря прямо в глаза.
— Это строчка из песни, под которую я буду танцевать. Всё, чем мы можем ограничиться сегодня — это легкий петтинг, сладкий.
Удивляет. Цепляет. А еще дико заводит.
Хёнджин принимает правила игры. Феликс аккуратно соскальзывает с его колен и направляется к пилону, который подсвечивается ультрамариновым светом: конструкция стоит прямо по центру комнаты, близко располагаясь к столу клиента. Включается песня Chase Atlantic, которую Хван слушает, когда катается по городу — знакомые нотки «Slow down» ласкают слух, предвещая незабываемое шоу. Хёнджин зажигает свою сигару, наливает новую порцию коньяка и добавляет в бокал несколько кусочков льда — внутри всё горит, и он этот пожар пытается хоть как-то потушить, но безуспешно: Феликс смотрит на него игриво и делает круг вокруг пилона. Подсветка сзади очерчивает его хрупкую фигуру с хорошо развитой мускулатурой: наверное, такое телосложение обусловлено видом танца, которым он занимается.
Из одежды на стриптизёре кроп-топ в сетку и короткие кожаные шорты — право слово, эти мясистые бёдра сводят Хёнджина с ума, его фантазия то и дело подбрасывает картинки, где он кусает их внутреннюю поверхность, оставляя засосы. Феликс поворачивается спиной, делает плавную волну телом, а после опускается на колени, выпячивая задницу — Хёнджин делает глоток обжигающей горло жидкости, очерчивая прекрасные изгибы парня, который цепляется за железо, и сверху закуривает тяжелым табаком. Он разводит ноги, поворачивается и встает в позу кошечки: его спина изгибается, подобно морской волне, и Хёнджин ловит себя на мысли, что наблюдает лучшую картину в своей жизни, пока Феликс, как по струнке, поднимает одну ногу и проводит по ней рукой.
Дразнит.
Он снова встаёт на ноги и плавной походкой идёт к нему, закапывая терпение Хёнджина ещё глубже. Член пульсирует и требует внимания, но Хван стискивает зубы и продолжает пожирать взглядом стриптизёра, то и дело облизывая засохшие губы. Феликс садится на его бедра, повернувшись к нему спиной, и
случайно проезжается задницей по бугорку в штанах. Хёнджин ставит руку на его ляжку, слегка сжимает её, пока Феликс плавно танцует на его коленях.
— Потрогай меня, если хочешь, — улыбается, подобно демону-искусителю, а Хёнджин умирает от этого тона. Он хочет не просто трогать его — в нём горит желание выбивать из этого строптивого мальчишки стон за стоном, трахать его на всех доступных поверхностях, чтобы мышцы изнывали от боли. Но пока это игра Феликса, поэтому он ограничивается блуждающими руками по подтянутому прессу.
Танцор слезает с колен и нагибается призывно, тряся своей сочной задницей прямо у лица Хёнджина, а у того зубы скрипят — так сильно он хочет искусать его. Растяжка у Феликса отличная, потому он ставит ногу на бархатное кресло рядом с шеей своего клиента, открывая ему прекрасный угол обозрения. Хёнджин поворачивает лицо и целует его щиколотку, и это маленькое действие будит в Феликсе огонь: ему нравится наблюдать за тем, как его хочет этот незнакомец.
Хёнджин ощущает, как его лицо обхватывают руками. Он не сводит взгляда с глаз Феликса, который находится непозволительно близко, и непонятно чего ждёт: он снова сидит на нём верхом, но теперь лицом к лицу, и откровенно трётся своим членом об эрекцию Хёнджина. Хван ставит руки туда, где они должны быть: сжимает задницу через кожаные шорты, прижимает к себе ближе, задавая нужный темп. Музыка для него стихает, когда он слышит первый низкий стон Феликса — он кусает его шею, а тот выгибается навстречу. Теперь Хёнджин хочет слышать его на пике оргазма, а если он хочет — значит, получит желаемое.
— Ты уверен, что дальше петтинга не хочешь заходить? — шепчет Хёнджин на ухо, языком играет с мочкой, а Феликс крупно вздрагивает, опираясь руками на его плечи.
— У меня смена, нельзя раньше времени уходить…
— Я оплачу все часы, что ты пробудешь со мной.
Он просит Феликса выключить музыку и звонит администратору, с которым договаривается о смене детки. Он собирается провести с ним всю ночь, поэтому закладывает нехилую сумму за этого парня — Хёнджин считает, что этого даже мало.
— На сегодня твоя работа — это я, — говорит он, притягивая к себе Феликса. Обычно Хёнджин не любит поцелуи, но его хочет испробовать со всех сторон: шелковые волосы танцора пропускает сквозь пальцы, затем сжимает их легонько на затылке, чтобы прильнуть губами к чужим, которые на вкус, как мармелад. Феликс мычит блаженно, когда язык Хёнджина очерчивает узоры на нёбе, и невольно оттягивает пухлые губы клиента зубами.
— Ты трахнешь меня прямо тут? — его дыхание сбивается от нехватки воздуха, Феликс цепляется руками за чужие плечи, чтобы не упасть.
— Поехали ко мне.
***
— Какой ты нетерпеливый, — Феликс улыбается в поцелуй, когда Хёнджин прижимает его к стене у двери, и окольцовывает ногами торс, чтобы не упасть: Хван придерживает его за задницу одной рукой, а второй блуждает по всему телу. Он целует глубоко и со вкусом, размазывает слюну по чужим губам своим языком — пусть это выглядит грязно и развратно, зато ощущается совсем иначе.
Феликс обнимает его за шею, пылко отвечая на все ласки несдерживаемым стоном, сам льнёт ближе, потому что этот мужчина пахнет одуряюще притягательно, а на вкус — коньяк и сигара. Дорого, изящно — прямо так, как любит Феликс. Он аккуратно соскальзывает с Хёнджина и умиляется его недоумённому взгляду.
— Мне нужно в душ.
— Вас разве не готовят в клубе? — он тяжело дышит и еле связывает два слова от перевозбуждения. Феликс оставляет чмок на его губах и смеётся, словно тот сказал детскую глупость.
— Проституты готовятся, да, потому что клиенты не любят ждать. А я стриптизёр — зарабатываю деньги только танцами. Так где у тебя ванная комната?
Хёнджин берёт его за руку и тянет в сторону самой дальней комнаты, а когда оборачивается, чтобы пропустить внутрь — замирает, ощущая, как во рту пересыхает.
— Блять, ты невозможен.
Феликс по пути скинул с себя всю одежду, причём как он провернул это — непонятно, но факт остаётся фактом: перед Хёнджином нагой бесёнок, невинно хлопающий глазами.
— Дальше я сам справлюсь, сладкий, — как ни в чём не бывало, заходит в ванную комнату и залезает в душевую кабинку. — Смазка есть?
Хёнджин идёт в спальню и берёт бутылку лубриканта, чтобы отдать его Феликсу. Он стучит по дверце, не нарушая чужого личного пространства. Феликс вытягивает руку из-за двери, чтобы забрать смазку, а Хёнджин еле сдерживает себя от того, чтобы не покусать эти пальчики.
— Держи. Я пойду приму душ в своей комнате.
У Хёнджина дома есть его личный санузел и гостевой, которым обычно пользуются друзья или близкие. Он смывает с себя остатки спермы и пота, тщательно промывает член и не забывает душиться любимым парфюмом. Хёнджин не видит смысла надевать нижнее белье — всё равно снимет, — поэтому выходит только с полотенцем, обмотанным у бёдер, и направляется в гостиную. Там он наливает себе немного воды, потому что его уже сушит, а к концу секс-марафона будет обезвоживание.
— Ты горячий, прямо в моём вкусе, — слышит он сзади и следом ощущает поцелуи вдоль позвоночника. Феликс трогает его грудь и торс, очерчивает стальные мышцы и в самом деле мурчит от удовольствия. Хёнджин поворачивается к нему и поднимает лицо Феликса за подбородок.
— Приятно слышать. Думаю, мне слова озвучивать ни к чему, — он хватает запястье Феликса и кладёт руку на свой пах. — Почувствуй,
насколько ты в моём вкусе.
Феликс скидывает с себя полотенце и целует его, сжимая эрегированный член, и стягивает чужую повязку: они опираются на тумбу, которая звенит от их резких движений, и чуть ли не роняют хрустальные бутылки с алкоголем. Хёнджин подхватывает его на руку и несёт в спальню, но ни на секунду не отрывается от сладких губ, искусанных до крови.
— Я люблю грубый секс, — говорит с придыханием Феликс, когда Хёнджин, уложивший его на кровати, начинает вылизывать венки на шее. Он мягкой поступью опускается ниже, цепляет зубами соски, на которых замечает пирсинг — смотрится очень гармонично и горячо. Хван играется со штангой, выбивая стон из Феликса, который гиперчувствительный в сосках, а его руки плавно скользят к стоячему члену: Хёнджин обхватывает два ствола в один кулак и размашисто надрачивает. Ему нравится, как парень под ним елозит, извивается, а ещё царапает его спину своими ноготками.
— Я тоже, малыш, — отвечает, спустя время, и оставляет укус под левым ребром. Хёнджина настолько ведёт от этой дерзкой податливости (казалось бы, как это можно сочетать?), что он не может остановить себя: ему хочется, чтобы Феликсу было охуительно хорошо.
Хван отодвигается, чтобы принять удобную позу, и обхватывает истекающий смазкой член Феликса губами. На пробу делает мазок языком, не встречает сопротивления — лишь слышит одобрительный вдох, поэтому принимает глубже, до основания, подавляя рвотные позывы. Он даёт себе немного времени, чтобы привыкнуть, отстраняется и пару раз надрачивает ладонью, размазывая естественные выделения по всей длине. Хёнджин расслабляет глотку и насаживается до основания, утыкаясь носом в гладкий лобок — у Феликса грудь ходуном ходит от переполняющих ощущений да голос хрипит от сухости во рту.
— Кто ещё из нас невозможный…
Хёнджин ухмыляется, медленно вытаскивая член со своего рта, когда слышит реплику Ликса. И снова целует живот, грудь, не может оторваться от шеи и губ, пока раздвигает ножки, чтобы устроиться между ними. Хёнджин хочет оставить на внутренней стороне бёдер засосы, но Феликс не разрешает, потому что ему ещё отрабатывать смену, но провести языком по упругой коже никто не запрещает.
Хёнджин берёт лубрикант и обмазывает анальное отверстие, проталкивая средний и безымянный пальцы. Феликс хватает ртом воздух, сжимает в кулаках простынь, ожидая большего: Хван раскатывает по стволу презерватив и пристраивает головку ко входу, затем несколько раз, дразняще, проводит по всей поверхности чувствительной кожи.
— Блять, ну не томи, — Ликс под ним хнычет, притягивает к себе ближе, а Хёнджин и не сопротивляется: он пару раз проводит по члену и плавно проникает.
Из груди вырывается облегченный выдох. Внутри Феликса горячо и туго, поэтому Хёнджин даёт себе немного времени, чтобы не доставлять лишний дискомфорт. Он начинает с медленных глубоких фрикций, тяжело дыша, а его слух ласкают стоны детки, который закидывает ноги на плечи Хёнджина. Пунцовые щёки Феликса так и манят укусить — Хван не может отказать себе в удовольствии погладить его лицо одной рукой, и это движение такое интимное и чувственное, что внутри искрятся оголённые провода.
— Ещё…
Хёнджина просить дважды не нужно: он опирается руками по обе стороны от головы нижнего, его волосы спадают на лицо, закрывая прекрасный обзор — Феликс убирает прядки за ухо, — и Хван начинает двигаться в своём излюбленном темпе.
Грубо. Глубоко. Выбивая стон за стоном.
Феликс цепляется за его шею и тянет ближе, чтобы ощутить чужие губы на своих, и не оставляет между ними пространства. Член внутри хлюпает, попадает по простате, вызывая бурю эмоций: его тело содрогается в оргазме, мышцы хаотично сокращаются, сжимая чужое естество, но Хёнджин двигаться не прекращает. Он трахает Феликса сквозь призму фееричных ощущений, сжимает массивное горло, вдалбливая тело в кровать.
— Стони громче, сука.
Он рычит прямо в губы, вгрызается в них, а после выходит, чтобы не кончить раньше времени.
— На колени.
Феликс приподнимается на дрожащих руках и разворачивается спиной, выпячивая задницу. Он знает, что коленно-локтевая — его коронная поза, потому что очерченные мышцы спины и изгиб в пояснице сводит с ума любого, кто лицезреет эту картину. Хёнджин снова проникает, срывается на быстрый темп: комнату наполняют звуки шлепков двух тел, к ним же прибавляется стон Феликса, когда Хван смачно шлёпает по заднице. Он вжимает его лицом в подушку, наслаждаясь хрипами, и снова тянет за волосы на себя: перехватывает поперёк живота, всё также вдалбливаясь в растянутый сфинктер, и оставляет укус на плече.
— Маленький лисёнок, какой же ты развратный, чёрт возьми.
— Твой стоячий член говорит мне, что тебе это по душе.
До невозможности вкусный, умеет располагать к себе вниманием — вот она, истинная красота. Хёнджиновы руки снова тянутся к шее и слегка перекрывают доступ к воздуху: Феликс скулит, его ноги разъезжаются от переполняющих нутро ощущений, а все нервные окончания реагируют сильнее, чем должны.
— Давай же, кончай, сладкий.
Феликс откидывает голову на чужое плечо и пачкает простынь своим семенем, при этом Хёнджин надрачивает ему, усиливая оргазм — из его глотки срываются низкие стоны, переходящие в рык.
Хван выходит из него и снимает презерватив. Феликс сам подползает и без лишних слов берёт в рот горячую плоть, языком очерчивая набухшие вены. Хёнджин кусает нижнюю губу, потому что отсасывают ему просто умопомрачительно: он двигает тазом навстречу, не забывая давать передышку, и стонет от приближающегося оргазма. Феликс обсасывает головку, как леденец, и ощущает горьковато-соленую вяжущую жидкость, стекающую по глотке.
— У меня есть правило, — говорит он сквозь поцелуй, пока Хёнджин укладывает его рядом с собой на кровать. — Первое: не спи с посетителями. Второе: не глотай их сперму.
— Вау, да я везунчик, — лениво смеётся Хёнджин, доставая из тумбочки полотенце, которым вытирает с Феликса пот и остатки семени. — Дважды нарушил правило ради меня?
— Не обольщайся, я даже твоего имени не знаю. Просто ты очень горячий, а у меня давно не было секса.
— Хёнджин, — произносит он, подмигивая Феликсу. — Так меня зовут. Примешь горячую расслабляющую ванну?
— Один раз ты меня уже соблазнил, во второй раз не выйдет, — Феликс улыбается сквозь дрёму, и Хёнджин решает не трогать его.
Он выходит из спальни и идёт в ванную комнату, где включает свой любимый джакузи, или, как Хёнджин любит называть, спасатель от напряжения. Горячая вода массажными струями расслабляет мышцы — в этот момент важно не уснуть, — рядом расположенные ароматические свечи выветривают все тревоги, что накопились за целый день.
Хёнджин Феликсу не сказал, но он нарушил свои правила тоже: привел его домой и позволил остаться на ночь. В любом случае, завтра его ждёт не менее тяжёлый день, поэтому после водной процедуры он направляется в свою комнату и засыпает крепким сном.
***
Голова трещит от бесконечного потока информации, но на то он и руководитель — должен сопровождать практикантов и вести за ними контроль, словно ему своих забот мало. Хёнджин пьёт крепкий кофе, чтобы хоть как-то взбодриться: глубоко ночью он проснулся от звука хлопнувшей двери и после этого не смог уснуть — Феликс ушёл, даже не попрощавшись, хотя Хёнджин на это и не рассчитывал.
Сегодня его график забит поминутно, но в конце рабочей недели он выкроит для себя время, чтобы сходить в тот самый клуб. Он нашёл очень ценный экземпляр, которым всё ещё не насытился.
— Заводите следующего, — Хёнджин уныло смотрит на стопку документов с личными данными студентов, которые выбрали стажировку в его компании, и не понимает, за что ему такое наказание. Каждому из них в конце он должен написать сопроводительное письмо, которое, скорее всего, свалит на своего друга — тот всё равно ничем не занят.
В комнату входит миловидная девушка двадцати пяти лет, которая представляется как Ким Ёнсоль. Хёнджин задает ей стандартные вопросы, замечая, как сильно она дрожит, и, решив не мучать больше девушку, перенаправляет её в комнату, где сидят другие стажёры, прошедшие собеседование.
— Не можешь сконцентрироваться на работе? — Джисон, соруководитель компании, хихикает, играя бровями. Хёнджин фырчит, стоя у окна, и наблюдает за суетой дневного Сеула, засунув руки в карманы брюк. Чёрный классический костюм всегда подчеркивает его фигуру — Хван знает, что такое стиль.
— После горячей ночки не особо хочется работать, но один пидорас, — намекает на Джисона, — не будем называть имени, не согласился в одиночку встречать студентов.
— А потому что не только у тебя была горячая ночка!
— Оправдан, ладно.
В дверь стучат, Джисон разрешает войти. Хёнджин всё также стоит у окна и тяжело вздыхает, потому что отнюдь не хочет работать — все его мысли возвращаются в тот клуб, где он был под ультрамариновым туманом — иначе это помешательство никак не объяснить. Он так уходит в свои мысли, что не замечает, как Джисон начинает знакомиться с новым стажером их компании.
— Ли Ёнбок, двадцать четыре года, мобильные разработки.
Хёнджин поворачивается к источнику знакомого голоса и замирает: Феликс, который несколько часов назад стонал под ним, сейчас проходит собеседование в его компанию. Тот смотрит в упор, но не подаёт виду, что они знакомы — это и правильно, потому что профессиональную этику никто не отменял.
— Средний бал? — Хёнджин садится на своё кресло, чтобы лучше видеть невозмутимого лисёнка.
— Девяносто два.
— Почему не сто?
— Нельзя быть идеальным во всём, — улыбается, не сводя взгляда.
— Проходи в ту комнату. Ты принят.
Выкраивать время теперь не придётся. Кажется, с этого дня любить свою работу Хёнджин будет сильнее.
