Игра в прятки

                                  Перед глазами вмиг проносятся, кружатся угольно-чёрные на фоне ещё светлого неба деревья. Затылок с неприятным стуком, отозвавшимся во всём организме вспышками резкой боли, встречается с землёй. Удар Ромы приходится прямо в лоб и Антон, не выдерживая, падает на рыхлый свежий снег, совершенно теряя связь c реальностью. Пушистые снежинки взметаются в воздух, после медленно опускаясь ему на лицо, щекоча и быстро-быстро тая на горячих щеках. Он запомнил этот день, как тот, в который случилась его первая в жизни драка. Возможно, также как день, в который он наконец-то не побоялся дать отпор задиравшим его ребятам. Но, по правде, в памяти этот день всё равно отложился по другой причине. Тогда он впервые встретил Рому.       Уж чем его зацепил этот хулиган, Антон гадать не пытался. Дружить сначала у них не получалось, мирно соседствовать тоже. После первой драки прошла всего-навсего неделя, когда компания хулигана вновь выросла у Петрова на пути. Скула всё ещё саднила, а затылок время от времени отдавал глухой болью, поэтому Антон решил действовать чуть менее безбашенно, чем в прошлый раз. К его удивлению, самый грозный из его противников - Семён - оказался лишь таким же запуганным и загнанным мальчишкой, как и он сам. Сломать его было слишком просто, так просто, что Антону даже показалось это подозрительным. Увёртливая лиса, появлявшаяся тогда в его жизни, уже показала какими хитрыми могут быть люди, поэтому и в случае с Семёном могло быть двойное дно. Но, казалось, всё обошлось. За исключением потерянных на недолгое время очков, конечно же. Тогда Рома впервые подал ему руку, как равному. А брошенная им невзначай фраза про слепого котёнка ещё долго прокручивалась в мыслях Антона, как заевшая в старом магнитофоне плёнка.       Чем дальше уходила их странная дружба с компанией Ромки, тем больше Антон понимал пословицу, которую папа обронил однажды за ужином. «С волками жить - по-волчьи выть». В то время маленький Антон не понимал её смысла, но отчего-то высказывание надолго запомнил. Теперь же смысл улавливался им очень чётко, а жизнь подкидывала всё больше ситуаций в доказательство старой поговорки. Эта дружба оказалась отнюдь не тем беззаботным времяпрепровождением, о котором поют песни или пишут книги. Это были американские горки без ремней безопасности, где любой резкий рывок мог выкинуть тебя из вагонетки, из привычного уклада вещей. Первое время приходилось подстраиваться, ужиматься, недоговаривать или привирать, лишь бы не оказаться за бортом. Всё это было опасно, но казалось вариантом лучшим, чем валяться в сугробах пролеска со сломанным носом или фингалом под глазом. Это подстраивание так изматывало, что однажды терпеть Антону надоело. Тогда он и придумал свой гениальный план по перевоспитанию и искоренению гопнических замашек из хулиганской компании. В частности, конечно же, из самого Ромы. Однако, план этот по понятным лишь самому Антону причинам был отложен в долгий ящик.       Ромка парнем был не простым, но что-то в общении с ним напоминало Антону ощетинившегося зверька, прижавшегося к самому дальнему углу клетки. То, что клеткой по сути являлся их посёлок, Антон предпочитал не думать. Такие мысли в первые месяцы пребывания на новом месте не давали ему уснуть, терзали и доводили до бессонницы. Вскоре он попытался самостоятельно укротить в себе это непомерное и непонятное до конца чувство тоски, перестать мечтать о дальних странах, о прекрасных морских и городских пейзажах. Жизнь напоминала ему, что сейчас важно влиться в совсем новую для него обстановку, в которой пока не было для него места. Петрову же всё не хотелось осознавать, что и сам он, как Рома, Бяша или Полина, застрял в этой ловушке.       В своих мыслях он мог пойти куда угодно, добраться до яркой Москвы, до жаркого Тель-Авива, обогнуть земной шар, несмотря на то, что в реальной жизни преградой перед ним стояла тёмная и окрысившаяся громада леса, устремляющая в холодное небо острые пики елей. Посёлок надолго стал для него клеткой, но он ещё мог из неё выбраться - у родителей был шанс вернуться в родные места. Но в случае с Ромой... Возможно, сама тайга взяла его под свою жестокую опеку, науськивая и указывая, как можно выжить в этом маленьком локальном мире, затерявшимся среди просторов холодной России. Единственным способом - бей или беги. И Ромка выбрал «бей». - Эй, бырее давай, - цедит Рома сквозь зубы, до подбородка натягивая спортивную куртку с наброшенной на неё дублёнкой, всматриваясь в ледяные улицы. Бяша торопливо затягивается последний раз, кидает окурок в снег и спешит за приятелем. Антон тихо плетётся рядом, выдыхая в стылый воздух облачка пара. Не курит даже за компанию. Всё обдумывает что-то смутное, поселившееся с недавнего времени в его голове. Словно пока неясное осознание, лишь время от времени проскальзывающее в мыслях и тут же теряющееся в повседневной суете.       А пока мысли занимало новое дело, и Пятифан относился к нему напрямую. Да только вот как подойти к нему? Рома он вообще весь такой... Непонятный. Колючий. Разный, цельную картинку собрать невозможно. Вроде и храбрый, да не там где надо, сильный, но силу применяет лишь для своей выгоды. Но Антон следит, замечает каждую новую эмоцию, каждый факт, ускользающий от других. Собирает все осколки и запоминает. Например, как то, что Ромка - настоящий мерзляк. Вечно в нескольких кофтах, под которыми, Петров уверен, может обнаружиться и футболка. Вот и сейчас идёт, чуть ли не носом зарывшись в воротник, горбится. Холодно ему. Сейчас вернётся в их любимый десятый "А", переформированный из девятого "В", и прижмётся боком к раскалённой батарее, будет греться, словно большой кот.       То, что их компанию вообще пропустили в старшие классы - чудо, не иначе. У Антона с этим проблем не было. Он - хорошист, пусть и не отличник, окончил девятый класс с десятком четвёрок в дневнике и по воле родителей пошёл дальше. Ромка... Ему не то чтобы хотелось впитать в себя знания всего мира, скорее просто нечего было делать. Посёлок их маленький, подростку работу давать незачем - и взрослых хватает. Поступать куда-то означало уехать на очень долгое время, а также потратить достаточное количество денег, которых мало у кого здесь водилось в избытке. А ничем не заниматься можно и на уроке, слушая гудение и жужжание учителей, будто жуков в поле жарким летом. Всё лучше, чем ничего, да и некоторые предметы Роме, как оказалось, нравились. Антон, когда узнал об этом, был немало удивлён. Хотя точнее сказать - шокирован. Образ вечно мрачного и пропускающего уроки без видимой на то причины хулигана затрещал по швам. Рома же только ухмылялся, показывая свои знания в физике и химии - самых сложных для Петрова школьных дисциплинах. Зато с литературой, да и в принципе с гуманитарными науками, в которых Антон был, как рыба в воде, дела у Пятифана не задались изначально.       Тут их пути впервые пересеклись настолько близко - они стали сначала списывать друг у друга, передавая записки с ответами, затем сели за одну парту, незаметно помогая на самостоятельных и контрольных, после стали подсказывать и при устных ответах. Учителя не могли нарадоваться. Оценки обоих парней улучшались, за что неизменно хвалили "исправившего успеваемость Ромы" Антона. Петров отмахивался, Ромка же тихо ухмылялся, глядя на притихающего в такие моменты парня.       Учёба текла легко и непринуждённо, на некоторых уроках они и вовсе ничего не делали - все задания были оставлены на дом - кто сидел уткнувшись взглядом в окно, кто разговаривал с соседом по парте, кто вовсе спал. Райское безделье, подслащиваемое наплевательским отношением некоторых учителей, не отпускало даже в последних числах ноября. Но вот сегодня с отрывного календаря Антоном был сорван очередной листочек, а показавшаяся под ним надпись принесла вдруг тревогу. Первый день зимы, первое декабря. В пору радоваться и устраивать полушутливые драки в сугробах, которые образовались на улицах уже с месяц назад, ждать чуда, Нового года и рождества. Но мысль, будто заноза, с того самого момента засела у Антона в голове.       Полугодовые контрольные подбирались незаметно, скрытые от детей яркой мишурой приближающихся зимних каникул, и из-за этого становились более опасными. Нельзя было позволить ни себе, ни Бяше, ни Роме провалить их только потому, что они мастерски списывали все прошедшие полгода. Конечно, Петров знал решение. Он очень серьёзно отнёсся к своей задумке, но головой понимал, что Роме она совсем не понравится. Он будет в долгу по гроб жизни, если всё пройдёт удачно. Рискнуть стоило. И пока Рома, спрятав от мороза нос, чеканил шаг, Антон решил заговорить.       Парень немного ускорился, догоняя шедшего впереди друга. Ромка нахохлился, как воробей, спрятал руки в карманы, и на приблизившегося к нему Антона лишь стрельнул глазами, не поднимая до конца голову из широкого ворота дублёнки. Взглянул вопросительно, ожидая. - Ром, есть тут к тебе одно дельце. Не факт, что тебе понравится, но если возьмёшься, можешь просить что угодно. Тот всё же вытащил из-под воротника покрасневший нос и, шмыгнув, спросил: - Так, и что же это за дело, что я вдруг отказаться могу? Ты чё, грабануть кого-то хочешь? - глаза смотрят холодно. Как будто колючего мороза Антону не хватает, чтобы замёрзнуть по дороге в школу. - Нет конечно! Я тут подумал просто... Может подтянешь нас с Бяшей по физике? Химию то мне отец объяснит, а вот физика... Я боюсь как бы мы контрольные не завалили, - И пока тот не успел и слова вставить, добавил, - А я тебя заодно поднатаскаю по любому предмету, по какому захочешь!       Антон предпочёл умолчать, что самому ему наплевать было на какие то ни было формулы по физике, расчёты молярной массы в химии. Ему было важно просто-напросто сохранить хорошие оценки, иначе родители, настаивающие на идее поступления в институт, свернули бы ему голову. Не хотелось становиться очередной причиной для едких мелких ссор, особенно после того, как у родителей вроде как стали налаживаться отношения. Рома тем временем брёл, нахмурившись, пиная носками потёртых ботинок снег. Казалось, вот-вот и он сплюнет, развернётся к Антону, одарив злобным взглядом, и пошлёт куда подальше. Но тот продолжал молчать, обдумывая предложение. - Значит, должен будешь, говоришь? - ответил он, поднимаясь вместе с остальными по обшарпанным ступеням школы. - А заниматься где? Моя хата занята, сразу говорю. Отец посторонних не любит.       Антон знал об этой особенности. Ни он, ни Бяша ни разу не были в гостях у Ромы, хоть все они тесно общались уже несколько лет. Парень однажды объяснил это тем, что отец у него раздражительный, после войны сложно справляется с агрессией и шум не любит, а потому в дом лишних людей не пускает. Вот и сыну сказал никого не водить, чтобы лишний раз не мешались. Рома отца своего уважал больше, чем кого-либо, а потому слушался беспрекословно. Настаивать Антон и не собирался, вместо этого ответив: - Да, я помню. Можем у меня собираться пару раз в неделю. Родителей долго нет - до самого вечера. Оля в школе на продлёнке, так что никто мешать не будет. - О, ну красота, на, - согласился Бяша, семеня рядом и отряхивая шапку от мелкого снега. Пятифан покривился, похмурился, но всё же махнул рукой: - Ладно, так и быть. Кто ещё за вас, неучей, возьмётся? Никто ж.       Антон с Бяшей довольно переглянулись, и оставшееся время в школе все трое провели, обсуждая удобное время, темы, которые стоило пройти заново на их занятиях, и будущие новогодние каникулы, приближающиеся со скоростью света. В предновогодней суете казалось возможным всё, любое чудо, и Антон надеялся на Ромины знания и в особенности на то, что тот не прибьёт их с Бяшей в порыве праведного гнева, заставляя перечитывать непонятные страницы ветхих фолиантов и углубляться в параграфы. Что-то подсказывало ему, что дальше будет только интереснее.