ты пахнешь любовью

Пат не знает, что такого в запахе Прана, но его тянет к нему, как мотылька — к огню. В последние дни он роется в шкафу Прана, воруя рубашки и пижамы, потому что они парни. (Боже, Пат не думает, что когда-нибудь сможет привыкнуть к этому слову без миллиона бабочек, готовых взлететь из его нутра). И хотя он не может сказать это вслух при других людях, он тычет им в лицо, что Пат — сердцеед с самого рождения — теперь занят самым идеальным мальчиком, который когда-либо существовал. Пран подпускает Пата к себе настолько, чтобы тот чувствовал себя любимым. Честно говоря, иногда он чувствует себя избалованным из-за того, что Пран позволяет ему делать всё, что он хочет: врываться в комнату Прана и требовать спать в одной кровати, держаться за руки на людях и идти бок о бок до кампуса, делить с ним завтрак (а может быть, обед и ужин), нюхать его тело или вещи. Пат знает, что Пран не очень понимает его восторга, и ему не очень приятно, когда его обнюхивают, но не отталкивает Пата, когда он делает это. От такой снисходительности у него подкашиваются ноги, а сердце колотится о грудную клетку. Этот раз ничем не отличается. Пран уже раскраснелся и задыхается, смотрит на Пата большими глазами и дергает его за затылок. — Давай, — шепчет он в отчаянии и позволяет своим ногам раздвинуться чуть шире. Это похоже на призыв подойти ближе, ближе и ещё ближе. Как будто Пран нуждается в опоре. Пат, конечно же, идет, потому что он не может представить себе вселенную, в которой не жаждет Прана. Он кусает и сосет бледные бедра Прана, затем бесстыдно зарывается носом в промежность, нащупывая твердую выпуклость твердого члена своего парня и ощущая влажное тепло, прижимающееся к его щеке. — Чёрт, — выдыхает Пат, почти теряя рассудок от того, как хорошо пахнет Пран. Если он сможет выбрать причину смерти, Пат с радостью умер, задохнувшись от запаха паха Прана. Без каких-либо обсуждений. Пат убеждается, что его парень знает об этом: — Я могу умереть здесь, детка. Ты… ты пахнешь небесами. Пран откидывает голову на матрас в смущении, и Пат думает, что он выглядит потрясающе красивым вот так, с раскрасневшимися щеками и задранной рубашкой, открывающей слегка пухлый живот. — Пат, — хнычет он, задыхаясь и нуждаясь, как будто это Пат удерживает власть, просто стоя на коленях. — Пат, поторопись, давай. Пату следовало бы подождать ещё немного, но в этот раз он чувствует себя милосердным — и определенно не потому, что ему отчаянно хочется, чтобы член Прана оказался у него во рту. Поэтому он стягивает испачканное предэякулятом нижнее белье вниз по длинным ногам Прана и прикасается губами к месту, где соединяется промежность и бедра. — Пат, — всхлипывает Пран, его тело подрагивает, когда он целует раскрасневшийся член и наконец берет в его рот. — Пат, блядь, ах! Пран не такой толстый и длинный, как сам Пат, но он очень симпатичный и на вкус лучше, чем на запах. А еще он теплый и течет, когда парень проводит языком по шраму от обрезания у основания головки члена Прана. Поскольку они уже делали это раньше и Пат слишком очарован, чтобы не воспринимать и не запоминать всё, что заставляет Прана дрожать и извиваться, он сильно надавливает на щель и гладит основание члена в такт движениям своего языка. Это возбуждает Прана сильнее — дрожь пробегает по всему его телу, когда он задыхается и постанывает. Из-за того, что Пран слишком много двигается, Пат хватает парня за верхнюю часть бедер, но не может поменять хватку, случайно толкая два кончика пальцев в расщелину задницы Прана. Они оба замирают, и единственное, что слышит Пат — это стук своего сердца, отдающийся в ушах, потому что, чёрт возьми, они ещё не говорили об этом. Но тут Пран вздрагивает всем телом, подается вверх и со стоном толкается в горло Пата. Это не обязательно нужно Пату, и поэтому он отстраняется от члена и слизывает слюну с губ. — Это… — он смотрит вниз, где его пальцы лежат на отверстии Прана, и снова поднимает взгляд. — Это нормально? — Ага, — выдыхает Пран, и в глазах у Пата на секунду всё белеет. — Да, я… всё в порядке, если хочешь. Я пробовал это раньше, просто для себя. Он становится взволнованнее и нетерпеливее, закрывая глаза рукой, когда Пат сильно толкается в его дырочку. — Смазка, — выдыхает Пран, — в ящике. Пат тянется вслепую, шаря, пока его рука не находит пластиковый тюбик с прозрачной смазкой, наполовину опустошенный, и проливает часть на простыни Прана, потому что его пальцы слишком сильно дрожат. Он начинает медленно массировать дырочку Прана, позволяя своему парню привыкнуть к давлению. Глаза Прана закрыты, но его брови напряжены, и Пат, удерживая равновесие одной рукой, наклоняется, чтобы поцеловать Прана, скользит по носу и щекам, чмокает его в губы и нежно прикусывает челюсть. Они оба стонут, когда кончик указательного пальца Пата проникает в колечко мышц. Он крепко сжимается и не отпускает, даже когда Пат продолжает двигаться, мягко и медленно, слушая хныканье парня. — Больно? — спрашивает Пат, потому что он не хочет причинять боль Прану, не после… всего, что произошло. — Нет, — выдыхает Пран. — Просто странно. Дай мне минутку. Пат оставляет засосы на животе, ожидая, пока его парень привыкнет к ощущениям, прежде чем добавить второй палец. Он вытаскивает их, а затем снова вводит, разводя пальцы на манер ножниц при каждом втором толчке, чтобы растянуть Прана. Пат изучает, как меняется выражение лица Прана, когда он поворачивает руку и гладит его стенки, сгибая и разгибая пальцы, и чувствует, как сводит живот, когда глаза Прана расширяются, рот захлопывается, а пальцы ног подгибаются. Пат повторяет это движение снова и снова, не сводя глаз с чужого лица, запоминая каждую деталь: как карие глаза Прана становятся туманными и расфокусированными, как пижамная рубашка поднимается и опускается при каждом вздохе, как он бормочет Пату, слишком выбитый из колеи, чтобы сформировать связные слова, явно жаждущий большего. Затем Пат совершает ошибку, глядя вниз, где его пальцы полностью погружаются внутрь Прана, и его рот буквально наполняется слюной при виде заполненной розовой дырочки, истекающей смазкой и практически умоляющей, чтобы её вылизали. — Блядь, — выдыхает Пат. Одной рукой балансируя на кровати, Пат наклоняется, чтобы лизнуть предоставленное ему колечко. Он дразняще, почти по-кошачьи вылизывает его и целует вокруг пальцев, когда зарывается носом в лобковые волосы. Он наслаждается высокими стонами и тихим хныканьем, тем, как тело Прана дрожит от его прикосновений. Особенно вот так, когда он может почувствовать его вкус и запах одновременно. И внезапно Пата осеняет: причина, по которой он никогда не может насытиться его запахом — Пран пахнет любовью. — О, — выдыхает Пат. Легкие сжимаются от этого огромного, безымянного чувства в груди, которое ноет. — Я люблю тебя. Он настолько ошеломлен осознанием этого, что не сразу замечает, что подталкивает Прана прямо к краю, настойчиво потирая пальцами простату. — Блядь! — скулит Пран, — блядь, Пат!.. — а потом он закатывает глаза к затылку и кончает, выстреливая на грудь и живот, сжимаясь вокруг Пата, который стонет, потому что тело Прана словно не хочет его отпускать. В конце концов он вытаскивает свои пальцы, снимает рубашку и использует её, чтобы вытереть их. Пран не протестует, позволяя Пату передвигать его в кровати и бороться с ним под одеялом. Они оказываются на боку, лицом друг к другу, и Пат прижимает его к себе, проводя рукой по его плечу, по бедру и упираясь лбом в лоб. На мгновение в комнате воцаряется тишина, пока они отдыхают, дыша одним воздухом. Губы почти касаются друг друга, но не совсем. Пат не хочет нарушать тишину, но в конце концов его беспокойство побеждает. — Как ты себя чувствуешь? — шепчет он, чувствуя, как ресницы Прана трепещут на его щеках. Прану требуется мгновение, чтобы ответить, но он делает это, обнимая своего парня за щеки и притягивая его для глубокого поцелуя, облизывая рот скорее с чувством, чем с умением. — Спасибо, — бормочет он вместо этого. — Я тоже тебя люблю.