Мелочи

      Цзян Чэн никогда не звонит ей, выходя из офиса. Это абсолютно ни к чему: Вэнь Цин знает его рабочие часы наизусть, а её график такой плавающий и нестабильный, что может поменяться несколько раз за неделю. Поэтому, если он нигде не задерживается, Цзян Чэн даже не пишет ей: не хочет отвлекать, если всё же ошибся и сегодня она снова на дежурстве.       Ключи поворачиваются в замочной скважине, дверь их квартиры поддаётся лёгкому толчку, открываясь, и Цзян Чэн замечает свет. Губы трогает лёгкая, почти незаметная усмешка, когда он вешает пальто рядом с её объёмной курткой — Вэнь Цин всегда ценила удобство и тепло больше красоты и изящества. Рядом теперь стали две пары зимних сапог. Дома. Сегодня она наконец-то дома не за полночь. Это почему-то радует.       — С возвращением... — бормочет Вэнь Цин, появляясь в прихожей и даже так не отрываясь от книги. Цзян Чэн не против — знает, что она не отложит чтение, пока не дойдёт хотя бы до конца страницы. Поэтому терпеливо ждёт, когда Вэнь Цин наконец закроет книгу и поднимет на него взгляд, и лишь потом приветственно кивает.       — Ты сегодня никуда не ходила? — он помнит: когда утром уходил, она ещё лежала в кровати. Сейчас Вэнь Цин тоже выглядит так, словно вообще не покидала квартиру: на ней самая простая, немного даже мятая домашняя одежда, волосы распущены и местами спутаны, что она никогда не позволяет себе в обычные дни. Только Цзян Чэн имеет право видеть её такой. Только он может знать о её мелких слабостях.       — Взяла отгул. Три дня подряд на операциях даже для меня слишком.       — Справятся там без золотых рук доктора Вэнь?       — Справятся. А-Нин с утра шлёт доклады, пока ничего из ряда вон, — Вэнь Цин пожимает плечами и опирается о дверной косяк, наблюдая за тем, как Цзян Чэн снимает и складывает на место шарф и шапку. Смотрит так она недолго, а затем коротко, как бы невзначай спрашивает: — Голодный?       — Немного.       — Я погрею суп. Наверняка, ты сегодня снова не поел в обеденный перерыв.       Цзян Чэн не отвечает, а Вэнь Цин и не ждёт этого, сразу уходя в кухню. Она как в воду смотрит: он и в самом деле не ел с самого утра. А всё благодаря приёмному братцу, который напутал даты в отчётах, а исправлять пришлось Цзян Чэну, ведь виновник удачно смылся в отпуск за границу со своим ненаглядным вчера вечером. Иногда он искренне не понимал, почему всё ещё не уволил Вэй Усяня.       Хлопает дверца холодильника, начинает греметь посуда, щёлкает выключатель электрического чайника. Это уже почти совсем привычные мелочи — но всё равно приятно. Цзян Чэн, наверное, никогда не привыкнет к тому, что делать всё это приходится иногда не ему. Не привыкнет к тому, что он нашёл кого-то, кто о нём заботится — и о ком самому хочется заботиться. Благо, благодаря его замечательной сестре хоть какое-то понятие о том, что такое «забота», у него есть.       Они ужинают молча. Это тоже почти совсем привычная вещь. Они, кажется, разучились общаться дома — точнее, никогда и не умели. Их первые встречи всегда проходили где-то в городе — сначала в больнице, где они и познакомились года два назад, потом постепенно перешли в парк, находившийся здесь же. Вэй Ин часто в шутку называл такие «побеги» брата в обеденный перерыв свиданиями. За что неизменно получал подзатыльник от Цзян Чэна, который, впрочем, где-то в глубине души радовался такому сравнению. Когда же стало понятно, что «свидания» таковыми и являются, и они всё же решили съехаться, удивительно быстро открылось, что графики их совсем расходятся. Встречи продолжили ограничиваться обеденными перерывами, которые тоже не так часто совпадали, редкими короткими разговорами по вечерам и однообразными выходными днями, заполненными если не бытовыми заботами и попытками отдохнуть от насыщенной недели, то предложениями Вэй Ина «раскрасить их скучную серую жизнь». Наверное, именно поэтому Цзян Чэну и Вэнь Цин удалось ужиться вместе и не рассориться в первый же день. Всё же, они слишком похожи, слишком категоричны и упрямы, чтобы долго находиться в одном помещении вместе и не утратить это странное, неумелое подобие высоких чувств, которое их братья в один голос называют красивым, но, увы, часто пустым словом «любовь».       — Ты сегодня особенно мрачный, — замечает Вэнь Цин, когда тарелки оказываются убраны в раковину, а на столе остаются только чашки с горячим чаем. — Опять Вэй Ин что-то натворил?       — Лучше не спрашивай, — Цзян Чэн тяжело вздыхает и накрывает лицо ладонью, безуспешно пряча скопившуюся за неделю усталость и раздражение. — Если этот идиот снова накосячит в документации…       — Прекрати. Если бы он в самом деле был «идиотом», ты бы не полагался на него во всём.       — Ты в своём репертуаре…       — Скажешь, что я не права? — глаза Вэнь Цин сверкают из-под ресниц, а на губах появляется лёгкая, почти незаметная усмешка. Цзян Чэн смотрит на неё пару мгновений, и только после этого нехотя отвечает:       — Не скажу.       С ней спорить невозможно — а в этот раз бессмысленно ещё и потому, что истины в её словах огромное множество. Вэнь Цин вообще, кажется, понимает его чувства лучше, чем он сам. Цзян Чэн, на самом-то деле, брата ценит — просто признавать это каждый раз сложно. Да и как не ругаться, если Вэй Ин так часто ошибается то тут, то там? Как только удаётся ему каждый раз из воды сухим выходить?       Цзян Чэн устремляет взгляд в потолок, и тут же вспоминает, что забыл одну деталь. Он встаёт из-за стола, не предупреждая, и возвращается в коридор, оставляя на столе нетронутую чашку чая. Находит чёрный портфель, по возвращении домой не совсем аккуратно брошенный на пол, и наскоро выуживает из него небольшой бумажный пакетик. Прежде чем вернуться в кухню, Цзян Чэн всё же решает повесить портфель на крючок рядом с пальто. Ещё зацепится кто завтра утром…       — Это тебе, — когда пакетик оказывается перед Вэнь Цин, бровь её чуть приподнимается в удивлении.       — Что это?       — Яблоки в карамели. Знаю, ты любишь, решил взять немного.       — В честь чего?       — Просто так. Теплеет, уличные торговцы всё чаще по дороге домой встречаются. Почему не воспользоваться случаем?       — Совсем мои зубы не бережёшь, — Вэнь Цин усмехается, говоря это, поэтому фраза совсем не воспринимается как упрёк. Наоборот, вызывает желание, хоть и неумело, но пошутить в ответ:       — Ты ешь сладости от силы раз в месяц. Ничего с твоими зубами не случится.       Вэнь Цин даже подпрыгивает чуть, когда встаёт, тянется за тарелкой, ставит её на середину стола и высыпает содержимое пакетика. Угощения в блестящей полупрозрачной карамели и в самом деле совсем немного, но этого хватает, чтобы поднять настроение. Улыбка Вэнь Цин становится шире, и Цзян Чэн тоже не может удержаться от того, чтобы не приподнять уголки губ. Наверное, радовать её ему нравится даже больше, чем что-то делать для себя.       Нежности и порой до тошноты милые прозвища — это не про них. Вэнь Цин пришлось рано повзрослеть, ещё во время учёбы в университете оставшись без родителей и с болезненным братом на руках, а её профессия просто не терпит слабохарактерности. Цзян Чэн... Он, кажется, от природы обделён умением проявлять ласку. Поэтому теперь у них всё только так: тихо, сухо, с формальным «Доброе утро» и коротким кивком вместо приветствия. Да им и не нужно больше. Жизнь-то складывается из мелочей. Из редких вечеров, проведённых вместе, из разогретого ужина и коротких разговоров, из ни с того ни с сего купленных сладостей. И из почти целомудренных поцелуев с кисло-сладким привкусом яблок в карамели перед сном.