***
Они назначили встречу с родителями через две недели. Чонгук сказал, что те уже взяли билеты. Тэхён сдержанно отреагировал кивком. Что тут еще говорить? Тэхён Чонгуку никак не мог сказать о том, что он от этой перспективы в ужасе. Что все его показное спокойствие рушится от одной только мысли, что он не понравится родителям Чонгука. И дело тут было даже не в том, что его не одобрят. А дело было в том, что, судя по всему, Чонгук был привязан и близок с родителями, и, возможно, могло так получиться… Тэхён даже думать не хотел об этом. Нет. Чонгук его любит. Тэхён прокручивал у себя в голове эти слова. Любит. Тот его л ю б и т. Чонгук с ним делит короткие годы человеческой жизни, ни разу не выказывал никаких сомнений, а те, что были, давно затерлись, будто старые негативы. Тэхён едва мог теперь вспомнить, почему он там переживал. Потому что Чонгук не останется с ним? А почему? Ах, да, потому что он непроходимо глуп во всем, что касается чувств и человеческого поведения. Хотя чувства у него есть. И были. Просто он привык воспринимать их, словно что-то, что мешает. Чонгук был тем, кто напоминал ему, что в нем бушуют страсти. Что он не вычислительная машинка, запрограммированная на решение задач. Но, что, если вдруг Чонгук встанет перед выбором. Тот выберет его? Или же просто оставит? Потому что, если судить по принятым в обществе нормам, Тэхён Чонгуку, увы, не подходит. Среди представителей своего же пола, да, Тэхён выше на голову по показателям. Он для себя это так определил. Но, что если говорить про все остальное? Тэхён всегда неизменно следовал одному правилу: он рассматривал все возможные варианты, но готовился всегда к самому худшему. Потому что быть готовым — это возможность выйти с минимальными потерями из ситуации. И хотя казалось, что его чувства нельзя было задеть, это было вовсе не так. Чонгук был чуть ли не единственным, кому это было под силу. Позволив себе рядом с ним проявлять эмоции, Тэхён сделал еще кое-что, он открыл путь для боли. Боль, как говорится, тоже хочет, чтобы ее чувствовали. В основном Тэхён избегал её, заблокировав всё, что могло бы её спровоцировать. Но Чонгук был шустрее заслонов. Тот пробрался, стал хозяином сердца Тэхёна, и Чонгук же смог бы в случае чего это сердце раздавить. Тэхён, анализируя, понимал, что Чонгук бы никогда не сделал ему больно. Во всяком случае, намеренно.***
Осень на Тэхёна нехорошо влияет. В смысле, на кого она в принципе может влиять нормально? Дни становятся короче, температура падает, никуда не хочется выходить. И в этом не было ничего критичного. Четвертое октября было обычным вторником. Оно бы и оставалось таковым, только за чашкой кофе, пока Чонгук был в ванной, собирался на работу, Тэхён листает новостную ленту. Он всегда смотрит, что нового в мире науки. Профессиональная привычка. «Нобелевскую премию по физике 2022 года дали за квантовую запутанность» — гласит заголовок. Пролистав и прочитав все, Тэхён понимает, что ему становится дурно. В общем, он может идти и писать заявление на увольнение, или же идти и читать заунывные лекции желторотым студентам-первокурсникам. Он себя чувствует, минимум, как тупой школьник. Что ему делать? Как быть? — Ну, ты позавтракал? Можем ехать? — раздается справа словно сквозь вату. Чонгук. Точно. Чонгук вышел из ванной и нужно ехать. Тот подходит и целует его в щеку. Тепло и приятно, как всегда. От него пахнет мятной зубной пастой. — Не думаю, что теперь в этом есть смысл, — отстраненно говорит Тэхён. — Что? Ты о чем? — Чонгук подходит ближе и осторожно поворачивает его лицо за подбородок, чтобы заглянуть обеспокоенно в глаза. — Ты заболел? У тебя лицо такое… — Читай, — он отдает телефон Чонгуку. Тот смотрит в экран какое-то время, быстро пробегая глазами по тексту. — Доказали квантовую запутанность. И что? — он смотрит доверчивыми, широко распахнутыми глазами, и Тэхён злится. Неужели непонятно? Очевидно, что нет. Очевидно, Чонгуку снова нужно рассказать то, что и так ясно. От этого становится невыносимо. Произнести это вслух кажется практически нереальным, но он это делает: — Вся моя работа была бессмысленной. Понимаешь? Я могу собирать вещи и убираться из университета. Всё, что я делал десять лет — хлам и пустая трата времени. — Подожди, нет, что ты такое говоришь… — Это доказательство заводит в тупик всё, чем я занимался. В моей работе больше нет никакого смысла. — Но… может, тебе нужно внимательно ознакомиться с результатами этого исследования? Перенаправить деятельность… — Ты не понимаешь, — говорит Тэхён. — Да, я не понимаю, — соглашается Чонгук. — Но я знаю, что ты самый умный человек, с которым я знаком, и я уверен, что ты найдешь выход, — тот доверчиво тянется, чтобы обнять, и у Тэхёна, в принципе, заслонов нет перед Чонгуком. Тэхён, глотая горечь и шок, утыкается тому в плечо. Его гладят по спине, целуют в макушку, обещают, что всё будет хорошо Десять лет его жизни. Десять.***
Нет. Не хорошо. Ничего хорошего. Пока он старался пару дней свести всё воедино и придумать, как ему теперь заниматься своей работой, отказаться ли полностью от предыдущих расчетов, от теории, от всего, или же как-то попробовать соотнести все с новыми данными, по университету проходит слух, что из США возвращается доктор Лим Тэён. Тот самый доктор, который помогал американской команде. И пусть тому лично Нобелевскую премию не присудили, но Тэён был там, работал над одним из величайших открытий в современной квантовой физике. Тэхён чувствовал, как настроение у него мрачнеет еще сильнее. В четверг Чонгук как обычно захватил его с собой на обед, потому что если бы не сделал этого, то Тэхён так бы и просидел у себя в кабинете без крошки во рту. — Тэхён, — говорит мягко Чонгук, — нужно есть. Давай же, — Чонгук смотрит обеспокоенно, видимо, потому, что уже десять минут Тэхён просто ковыряется в тарелке с салатом. — Да, — говорит Тэхён. — Ким Тэхён, — раздается внезапно близко, — здравствуй, давно не виделись. Я присяду? — Тэён всегда был бесконечно невыносимым. И Тэхён не мог его терпеть. Он знал того в университете. Тот был старше на пять лет. И Тэхён всегда считал его физиком среднего ума. А тут вот оно что… — Присаживайтесь, — говорит вежливо Чонгук, потому что Тэхён и не подумал пошевелиться. От нахлынувших эмоций он сжимает приборы так, что костяшки белеют. Бесцеремонный, невыносимый, а теперь еще и невесть что о себе возомнивший Лим Тэён садится прямо рядом с Чонгуком. — Здравствуй, — Тэхён смотрит исподлобья, — действительно, много времени прошло. Как США? — он говорит это, но на самом деле оно выходит автоматом. У него давно заучены все фразы вежливости. Лим Тэён весь такой… перенявший американский дух. Улыбчивый. Тэхён помнит его как нескладного, неуверенного в себе мужчину, сейчас всё иначе, видимо, тот начал посещать зал, да и стиль в одежде поменялся… — Великолепно, наверное ты слышал, что квантовую запутанность доказали… — Поздравляю Вас, я знаю, Вы были частью команды, — говорит вдруг Чонгук. А он-то откуда в курсе? — Расползлись уже слухи, — тот улыбается Чонгуку, и Тэхёну это совсем не нравится. — Благодарю, хоть я и не Нобелевский лауреат, работать с величайшими умами было великолепно… Дальше у Тэхёна в ушах появляется шум. Трескотня Тэёна слышится, словно какой-то посторонний звук, он смотрит на Чонгука, который внимает каждому слову этого выскочки, и единственное, что приходит ему в голову — это уйти. Потому что это становится слишком невыносимым. — Мне нужно идти, — Тэхён поднимается, забирает поднос с едва тронутой едой, и уходит. — Тэхён, стой, — Чонгук тут же подрывается за ним, оставляя поднос. — Стой, — говорит Чонгук настойчиво, и хватает его за локоть, заставляя повернуться. — Что? — просто спрашивает Тэхён. — Что с тобой? — Со мной все нормально. — Я вижу, — мрачно замечает Чонгук, — не лги мне. — Я не лгу, — говорит Тэхён. Если смотреть оптимально — ничего не произошло. Какая разница, что Чонгук говорит с тем человеком, который причастен к тому, что у него больше нет работы, над которой он корпел долгие годы. Чонгук не виноват. И Лим Тэён не виноват. Виноват сам Тэхён. Потому что ума не хватило, видимо, в какой-то момент. Выбрал не то поле деятельности. Нужно было заниматься химией, что ли. Да на худой конец нейробиологией. — Тэхён… — Мне действительно нужно идти, — у него нет сил смотреть на встревоженного Чонгука, и нет абсолютно никакого желания слушать восторженный рассказ Лим Тэёна о его приключениях в США. — Поговори с доктором Лимом. Он для тебя будет более приятной компанией, нежели я, — Тэхён разворачивается и идет в сторону своего кабинета. — Что это вообще значит?! — громко спрашивает Чонгук, но Тэхён не удостаивает этот всплеск эмоций ответом. Нечего говорить. Всё ведь должно быть очевидно и так. В этот день Чонгук не заходит за ним, чтобы увезти домой. Тэхён остаётся на работе до четырёх утра. Круглосуточный охранник выпускает его в четыре часа пятнадцать минут. В телефоне сообщение от Чонгука. Не одно. И даже не два. Они гневные. «Поверить не могу, Ким Тэхён…» — дальше Тэхён дочитывать не стал. Ему нужно домой, переодеться, сходить в душ, а затем вернуться обратно на работу. На этом всё.***
Когда Чонгук слышит, что в двери проворачивается ключ, а затем как та открывается, он вздрагивает. Чонгук просидел всю ночь в гостиной, ожидая Тэхёна. Тот не отвечал на смс и не брал трубки. Он хотел сорваться обратно в университет, но обида и непонимание заставляли сидеть на месте. Чтобы что-то себе доказать. Или чтобы Тэхён, наконец, повел себя должным образом. Чонгук готов был давать ему шансы. Потому что любить Ким Тэхёна — это вовсе не так легко. Любить Ким Тэхёна — это словно ходить по яичной скорлупе. Приходится быть очень осторожным. Конечно же, так не всегда. Но во многом это так. И Чонгука это иногда пугает. Так должно быть? Должно быть так легко, так одуряюще приятно, а в другой момент так, как сейчас? Сплошное недопонимание. Тэхён будто совсем отстранился. Тот уже выказывал признаки тревоги, когда речь зашла о родителях. Но после этой новости стал совершенно чужим. И самое главное, Тэхён больше ничего не говорил об этом. В целом стал говорить еще меньше. Простые бытовые диалоги складывались так, что Чонгук мог делать что угодно, Тэхёну было всё равно. Тот был в целом на всё согласен. Но сам не проявлял никакого интереса к их общему быту. К их общей жизни. И сейчас вот это. Тэхён не пришел ночевать домой. — Доброе утро, — говорит Тэхён, когда проходит в гостиную, и это просто угнетает — видеть его таким. С залегшими под глазами тенями, с взъерошенными кудрями, в помятой рубашке, на рукаве явно пятна кофе. — Доброе утро? Серьезно? — недоумевает Чонгук. — Что не так? — Мои смс об этом, видимо, мало рассказали? — Я не читал, — говорит Тэхён, ставя сумку на пуф в углу, он расстегивает рубашку на ходу. — Приятно знать, — возмущение буквально выбивает из легких Чонгука весь воздух. — Я в душ, а затем снова на работу. Поедешь со мной или я возьму такси? — он останавливается и смотрит так, будто Чонгук какой-то незнакомец. Это никуда не годится. — Какая к черту работа, тебе нужно поспать, Тэхён, — Чонгук понимает, что всё возмущение заслоняет другое, гораздо более сильное чувство — это беспокойство. — Нет, исключено, — он даже не дает ничего возразить. — Блядь, — ругается Чонгук, бессильно глядя в спину удаляющемуся Тэхёну. Он тоже хочет спать. Он устал. И его выматывает то, что происходит с его мужчиной. Так не должно быть. Еще буквально какую-то неделю назад всё было идеально.***
Чонгук на работе не может сосредоточиться. Конечно же, он повез Тэхёна. Он даже спорить не стал, потому что иногда это просто бессмысленно. Когда Тэхён уже было повернулся, чтобы уйти в сторону своего корпуса, Чонгук остановил его. Не может он так. — Во сколько ты сегодня освободишься? — Чонгук держит его за руку, и ему становится чуточку легче от того, что Тэхён сжимает его ладонь в ответ. — Не знаю, Чонгук, — говорит тот, он задумчиво смотрит на их переплетенные вместе пальцы. — Я не хочу, чтобы ты переутомлялся. Тебе спать нужно, а не просиживать ночь в кабинете. Ты ведь можешь, в случае чего, работать дома… — Дома я не могу работать, — вскидывается тот. — Почему? — Чонгук заглядывает в глаза Тэхёну, тот будто намеренно скрывал их за отросшей кудрявой челкой. — Потому что дома есть ты, — говорит Тэхён коротко. — И что? — Не прикидывайся, будто не понимаешь, — он вздыхает, и отпускает руки Чонгука, — не жди меня сегодня, ложись спать, — бросает тот напоследок. Сегодня Тэхён не поцеловал его в щеку. И вообще, с тех пор как все это началось, тактильный контакт между ними сокращается все больше и больше. Чонгук понимает, конечно же, не лезет. Потому что это работа Тэхёна. Это самое важное дело его жизни. И Чонгук пытается себя убеждать в том, что скоро всё наладится. Не может ведь всегда быть хреново. А еще родители. Ну какие тому сейчас встречи с родителями Чонгука, когда такой личный кризис. Иначе это для себя Чонгук не мог обозначить. Только так. Поэтому он принимает единственно верное решение, по его мнению: созванивается с родителями и говорит о том, что ничего не получится. Наплел что-то про какую-то командировку. Было стыдно, потому что врать родителям Чонгук ненавидел. В принципе вранье презирал. Но сейчас самым важным было сделать всё, чтобы Тэхёну было легче. Тэхёна получается уговорить остаться на выходные дома. И хитрыми маневрами Чонгук даже умудряется заставить того не работать дома. Да, Тэхён был прав. Он знает, он понимает. Тэхён, соскучившись, вроде забылся, ластился, целовал подставленные губы, ласкал шею, а потом… Да. Потом сказал, что устал. И Чонгук не обиделся, потому что прекрасно всё понимал. У него вообще это словно красной строкой в голове шло: нужно быть понимающим ради Тэхёна. Они просто валялись в кровати в эту субботу, и Чонгук пытался забалтывать Тэхёна всякой ерундой. Но в числе прочего завёл разговор о родителях. — Я позвонил родителям и сказал, что мы не сможем встретиться с ними, — Чонгук задумчиво поглаживает плечо Тэхёна большим пальцем. Было ужасно хорошо лежать, положив голову на грудь его мужчины. — Зачем? — голос ничего не выражает, но что-то в нём есть, что заставляет Чонгука дёрнуться. Может, слишком резкий вопрос? — Ну… тебе сейчас не до этого… — С чего ты так решил? — В смысле, с чего? — Чонгук даже поднимается, чтобы посмотреть в лицо Тэхёну. Он сейчас серьезно? Он для него, вообще-то, это сделал. — Я выказывал нежелание встречаться с твоими родителями? — глаза у Тэхёна опасно сужаются. — Нет. — Тогда зачем? — Потому что я хочу, чтобы хотя бы это на тебя не давило… — Больше, чем я не люблю глупость, я терпеть не могу, когда за меня решают, — он поднимается. — Но ты, видимо, решил что сочетать эти две вещи лучший вариант… — Тэхён, — говорит Чонгук, не веря своим ушам. — Что? Я не просил тебя, — говорит тот, порываясь уйти. — Стой немедленно. Повернись и поговори со мной, — требует Чонгук. — Ты меня оскорбил сейчас. — Ты меня тоже. Недоверием. — Какое к черту недоверие? Это забота, — поджимает губы Чонгук. Как шатко всё же иногда спокойствие. — Ты думаешь, что я не вижу как ты смотришь на меня последнюю неделю? — Как я смотрю? — не понимает Чонгук. — Так, будто я жалкий. Будто я беспомощный ребенок. Или инвалид. Ты все время что-то придумываешь, чтобы мне стало лучше. Но знаешь что? — Что? — Чонгук чувствует, что ответ ему не понравится. — Тебе этого не понять. Ты ничего не можешь сделать, ясно? — Чонгук никогда не слышал, чтобы голос Тэхёна был пропитан таким ядом. Чтобы он так хлёстко и наотмашь бил прямо в цель. Специально туда, где больно. Он ведь знал про эту черту Тэхёна. О ней говорили все в университете и удивлялись, что Чонгук с ним. Просто до сих пор всё, что мог Тэхён выдать в его адрес, было безобидным. А сейчас… Это уже перебор. — Хорошо, я не могу ничего сделать, — соглашается Чонгук. — Тогда мне лучше уйти. — Куда уйти? — Тэхён замирает, и Чонгук видит, как глаза у того широко распахиваются. — Отсюда. Я поеду к Чимину. Думаю, он не будет против… — Что ж, — говорит Тэхён, затем делает паузу, — наверное, это самый оптимальный вариант. Тебе неприятно. — Мягко сказано. — Мне тоже неприятно. — Вот и поговорили, — Чонгук старается скрыть, что у него слезы подступают, в горле противный ком, который сглотнуть не получается.***
Квартира без Чонгука пустеет. Тэхён пожалел о том, что сказал, еще в тот момент, когда слова сорвались с его губ. Чонгук уходит из дома с одной сумкой, наверняка остальные вещи заберет тогда, когда найдет, где будет жить. Вечером в субботу, когда Чонгук ушел, Тэхён сделал то, чего не делал уже долгие годы: нашел припрятанную пачку «Кэмэл». Конечно, никакого рационального объяснения тому, что захотелось снова закурить, у Тэхёна не было. Единственное, о чем он думает, вернее, о ком — это Чонгук. Всё верно. Тэхён оскорбил его. Оскорбил так, будто это не его любимый человек, а кто-то из тех, кого он презирает. Отвратительно. Чонгуку незачем оставаться с ним, с тем, кто может запросто из-за своих проблем сорваться на своем любимом, будто так и надо. Чонгук заслуживает кого-то лучше. Кого-то, кто будет чутким. Кто будет того беречь. Да. И хорошо бы, чтобы Чонгук поскорее нашел кого-то. Иначе у Тэхёна будет постоянный соблазн пойти и начать умолять того вернуться. Тэхён выходит из дома только лишь за тем, чтобы купить еще сигарет. Покупает сразу блок. Он так долго держался. Но сейчас это кажется смешным: зачем себя беречь, для чего? У него нет дела его жизни. И у него нет самого важного человека, который эту жизнь наполнял окончательно. Какая теперь разница? Ночью ему снится Чонгук, как будто тот вернулся. А утром воскресенья Тэхён обнаруживает, что реальность обрушилась на него всей своей беспросветной тяжестью. Пусто и неправильно. Как он вообще без него, блядь, жил? С чего он решил, что сможет так? Прошли сутки, а его уже ломает похлеще, чем когда он бросал курить.***
Чонгук видит Тэхёна в университете. Прячется и избегает. Старается выбирать такие пути, чтобы случайно не пересечься с тем. Чимин, конечно же, без вопросов принял Чонгука у себя. Юнги не возмущался, потому что возмущаться по поводу лучшего друга Чимина — себе дороже. Да и нормально они ладят, в общем-то. Чонгук все время порывался поговорить с Намджуном, но стеснялся. Тот был в командировке в Германии и не собирался оттуда возвращаться еще недели две. Чонгук решился написать, потому что вариантов других не было. Тэхён слушал только Намджуна, и, до недавних пор, его самого. Намджун был весьма удивлен, но, как обычно, свел все к сути. Намджун: «Что у вас стряслось?» Чонгук: «Поругались». Намджун: «Понял. Не переживай сильно». Чонгук: «Я переживаю только о нём». Намджун: «Да ладно тебе, я знаю, каким говнюком он может быть. Наговорил, небось, гадостей, мистер гениальные мозги, имею степень с пятнадцати лет». Сообщения от Намджуна немного воодушевляют Чонгука. Правда ведь, всякое случается. Люди ссорятся. Это нормально. Было бы странно, если бы они не ругались вовсе. Однако настроение Чонгука держится в стабильном состоянии недолго. Во вторник он замечает, как Тэхён выглядит… Он наблюдает издалека. Тот осунувшийся, будто потерял всю жажду к жизни. Хотя Тэхён и раньше особо не выражал радость и не излучал ореол оптимизма, сейчас это было что-то другое. Одежда какая-то непривычная. Будто Тэхён не смотрел вообще на то, что надевал. А еще, кажется, не стал брить щетину. В среду он не видит того вовсе. Решает, что просто повезло не пересечься. Чонгук хотел прекратить этот цирк. Его тянуло поговорить. Ему хотелось высказать всё, что беспокоило. Он прокручивал их последний разговор в голове еще и еще. Всё не так и всё не то. Бестолково получилось. Абсолютно. И неправильно. В четверг, когда Чонгук снова не видит Тэхёна в университете, он начинает действительно беспокоиться. Приходится снова писать Намджуну. Тот обещает сказать, если что-то выяснит. Чонгук уже не рад тому, что решил пожить у Чимина. Ему просто нужно было время успокоиться. Тэхён надавил в этот раз слишком сильно и ударил по больному. В очередной раз напомнив Чонгуку, какой тот обычный, глуповатый и неспособный понять гениального ученого. Конечно, горечь обиды была такой, что даже гордость Чонгука взбунтовалась. В пятницу утром Намджун сообщает, что Тэхён просто взял отпуск за свой счёт. Становится страшно. Ближе к ночи у Чонгука началась тревога. Она вообще стала частой гостьей вечером, и Чонгук подолгу не мог уснуть. Потому что ему было неправильно без Тэхёна. Да, он плакал. Утром просыпался с опухшими глазами. Шел на работу. Но теперь, когда Тэхён не появлялся в университете, обычная тревога сменилась паникой. Нет, он абсолютно не может быть далеко от Тэхёна так долго. Он этого не выдерживает, будто на физическом, молекулярном уровне. Его растаскивает. Он будто изнутри растворяется, потому что тот непонятно вообще чем занимается, и что Тэхён себе думает… И даже ведь не подумал как-то сам помириться. Чонгук, в принципе, никогда не был гордым, но здесь его задело глубоко. Сейчас же он послал свою взбунтовавшуюся гордость куда подальше. Ключ от квартиры у него был. Часы показывали половину первого ночи. Да, возможно, это было глупо с его стороны. Неосмотрительно. Но нужно было проверить, что с Тэхёном все хорошо. Пусть он будет выглядеть дураком, и окажется, что тот спит… Лучше бы так. Чонгук добирается на такси и всё это время теребит в руках ключи. Быстрее. Поездка в лифте кажется невыносимо долгой, и Чонгук волнуется еще сильнее. Он старается открывать двери максимально тихо, на тот случай, если Тэхён всё же спит и у него все в порядке. Но Чонгук будто всем своим нутром чуял, что если он себя так ощущает, то с Тэхёном наверняка всё так же, если не хуже. Когда он заходит в коридор, тихо снимает обувь и проходит в гостиную, то сердце у него колотится бешено. Его так давно тут не было. Непозволительно давно, учитывая, что он без Тэхёна не умеет уже. Буквально не умеет. Он это понял, на самом деле, в первый же день, как ушел. Но держался на честном слове. Метался, бесился, плакал. Истерил, в общем, и это было самым сильным его потрясением за всю его жизнь. Будто Тэхёна оторвали от него с мясом. По факту же, он ушел сам, потому что обожгло обидой. Когда он проходит в гостиную, в которой так часто привык проводить время, то замирает. Хоть свет и выключен, от его взгляда не укрывается фигура Тэхёна. Окно открыто, и он, омытый уличными огнями и луной, стоит полностью обнаженный и курит. Эта картина настолько Чонгука сбивает с толку, что он просто бездумно открывает и закрывает рот. Глаза цепляются за кудри в беспорядке, за его широкий разворот плеч, тонкую талию и округлую задницу, глаза ведут ниже, Чонгук пялится на крепкие бедра и стройные ноги. Чонгук даже и не подозревал, что тот знает как курить. А оказалось, что тот умеет вот так расслабленно стоять и длинными пальцами держать сигарету, выдыхать дым в открытое окно, будто это его ежедневный ритуал, так естественно Тэхён выглядел. Господи, он так давно его не трогал. Сколько прошло? Несколько дней? Какой ужас. — Я не знал, что ты куришь, — кое-как совладав с собой, говорит Чонгук. Тэхён на это резко поворачивается, Чонгук едва ли может различить выражение лица того, но ему и не нужно. Он знает наизусть, как тот смотрит, и прекрасно осведомлен, что его лицо сейчас бесстрастно. Разве что на дне зрачков плещется что-то, что всегда выдает — ему Чонгук нужен. — А ты думаешь у меня пункт про запрет курения присутствовал в соглашении просто так? — Тэхён отходит от окна, тушит сигарету, Чонгук видит, в пепельнице, в которой полно таких же окурков. — И как давно ты куришь? — Я курил с пятнадцати лет и где-то до двадцати, — Тэхён ерошит волосы и подходит ближе, совершенно не стесняясь, что раздет. Да и с чего бы? Чонгук видел всё. — А потом что случилось? — Осознал, что если я хочу чего-то достичь, разгадать все тайны вселенной, то нужно дольше прожить, — говорит Тэхён. — Но оказалось, что тайны вселенной — это не самое главное. И Чонгук понимает, что ему даже этого ничего не выражающего тона не хватало. Удивительно, как порою один тембр голоса способен довести до мурашек. — А что главное тогда? — спрашивает Чонгук и понимает, что его потряхивает уже, дергает в солнечном сплетении, переворачивает желудок. — Зачем ты пришел? — игнорирует его вопрос Тэхён. — Забрать вещи? — Забрать вещи? О чём ты? — теряется Чонгук. — Ты ведь ушел, — тот подходит близко, и сейчас Чонгук лучше может различить выражение лица Тэхёна. — И ты решил, что я… — Ушел. — Я ушел, потому что злился, а не ушел-ушел. — То есть, ты не ушел-ушел, ты ушел? — Блядь, — Чонгук запрокидывает голову и издает обреченный стон. С Тэхёном настолько же легко, насколько сложно. И ничего с этим не поделать. Тут можно только терпением запастись. Это единственное, в чем он Тэхёна превосходил, помимо физической силы. — Я не бросал тебя, Тэхён. Я ушел, чтобы побыть от тебя подальше. Потому что ты вел себя невыносимо. И я понимал, что ничем не могу тебе помочь, только раздражаю… — Не нужно так говорить. — Как? — недоумевает Чонгук. — Будто я во всем виноват, — голос всё еще ничего не выражает, но Чонгука передергивает от фразы. — Я и не обвиняю тебя, — отрицательно машет головой Чонгук. — Мое поведение тоже было… неверным, — говорит он. — У меня мало данных, — говорит Тэхён. — Каких ещё данных, Тэхён? — вздыхает Чонгук. — Я не понимаю, какие выводы должен сделать сейчас, говори яснее, — он смотрит в упор, и Чонгук чувствует, как глазами невольно скользит по его лицу, но, не выдерживая напора, опускает взгляд ниже. Всевышний, вселенная, мать темная материя, лучше бы он так не делал, потому что непременно смотрит на крепкую шею, на грудь, на живот, а там ниже… Это безжалостно. Он слишком скучал. — Выводы, — гулко сглатывает Чонгук, возвращая взгляд на лицо Тэхёна, — такие, что я не бросал тебя. Да, я злился. Но потом я поразмыслил, и я ведь действительно не могу тебя понять. Ты прав. У меня нет гениальных мозгов, и никто у меня не отбирал дело всей жизни, мою работу… Возможно, я не могу этого понять, потому что по сути я ни к чему так же сильно не привязан, разве что… к тебе, — говорит наконец Чонгук, и замечает как взгляд Тэхёна меняется. Тот вздрагивает и приоткрывает полные губы, будто его обожгло, или наоборот обдало холодом. — Ты спросил, что самое главное, — говорит Тэхён, неминуемо подступая еще ближе, сокращая расстояние так, что Чонгук ощущает запах сигарет, аромат самого Тэхёна, родной, теплый, домашний, а еще его лосьон для бритья, который отдает свежестью. — Да, — выдыхает Чонгук, заглядывая в глаза Тэхёну, пытаясь предвосхитить ответ, хотя он в душе ему ясен. — Самое главное — это ты, — тот не даёт Чонгуку никак отреагировать, тут же приникает жадным ртом к его губам. Чонгук всхлипывает, открывая рот шире, пропуская настойчивый язык Тэхёна, который на вкус горчит из-за табака, но это не кажется Чонгуку критичным. Ему вообще ничто сейчас не кажется критичным. О чем размолвка была? Чонгук ощущает, что сегодня Тэхён целуется остервенело, тот обхватывает пальцами его лицо, потирает щеки, которые начинают гореть из-за напористых поцелуев, и того факта, как Тэхён близко. Необыкновенно, опьяняюще близко. Именно так, как Чонгуку не хватало. Он пытается обласкать своим языком язык Тэхёна, но тот лишает его даже шанса на маневр, поэтому поцелуй выходит стихийным, с большим количеством слюны, неаккуратный, но Чонгук никогда не был против такого, как и Тэхён. В какой-то момент Тэхён притягивает его к себе одной рукой за талию. Все внутренние органы будто щекочет, а потом Чонгук чувствует стояк Тэхёна, который упирается ему в бедро, скрытое спортивными штанами. — Я хочу тебя, — отрываясь от губ Чонгука, шепчет Тэхён, глаза у него прикрыты, и он дышит тяжело. — Я не могу… — Я не пренебрегал личной гигиеной, если ты переживаешь об этом, — говорит Тэхён, распахивая глаза, которые явно затянуло поволокой похоти. — Я в тебе не сомневался, — криво усмехается Чонгук, — зато я не готов абсолютно. — Но ты дома, — говорит Тэхён задумчиво. — Но прерываться у меня нет ни сил, ни желания… — На самом деле, я не хочу тебя отпускать, — говорит Тэхён. — Это было ужасно — не иметь возможности касаться тебя. Тэхён не знает этого, Чонгук тому никогда не говорил, что такие фразы ставят его в тупик. И он не знает, обычно, что делать — сесть разнюниться окончательно или отсосать. В повседневных ситуациях он всегда выбирает второе. Поэтому для него и сейчас всё становится очевидно. Если у Тэхёна нет возможности трахнуть его прямо сейчас, как полагается… — Выеби меня в рот. Выеби, потому что я больше не знаю, как справиться с этим желанием. Мне надо, чтобы хотя бы одна дырка была тобой заполнена до краев, — совсем неромантично говорит Чонгук, но с его мужчиной нельзя иначе. С ним надо прямо. — Я тоже скучал, — лаконично замечает Тэхён. Он всегда умел интерпретировать верно и сокращать в одно емкое предложение все, что Чонгук говорил в пылу страсти. Тот вновь целует Чонгука, только это уже не тот первый порыв. Это иначе. Томительно долго, удовольствие плавится между движением языков, и Чонгук чуть отклоняется, чтобы иметь возможность облизать пухлые губы Тэхёна, которые не касались его невыносимо долго, хотя прошло всего ничего. Как там говорят? Время, помноженное на боль, равно вечности? Чонгук на себе испытал это. Повторять этот опыт он не желает. Поэтому, когда Тэхён чуть теряется и ослабляет хватку, он спускается к шее. Выцеловывает место под ухом и чувствует, как Тэхён зарывается длинными пальцами ему в волосы, оттягивает пряди на затылке. Он целует кадык, ведет губами вниз, и, в конце концов, проводит ладонями по рукам, ему всегда нравилось то, какая гладкая у Тэхёна кожа, его всегда было приятно касаться. Он становится на колени и ощущает, что Тэхён не убирает руки из его волос, ерошит их, видимо, в нетерпении, Чонгук целует теплый подтянутый живот чуть ниже пупка. Тут Тэхён пахнет собой особенно ярко. Тут тепло. Тут хочется проводить языком, вылизывать, словно кошке. Тэхён рвано выдыхает, и от Чонгука это не укрывается, он руками за ягодицы, притягивает Тэхена к себе ближе. Член у того стоит, и Чонгуку нравится, что с него течет смазка. Обильно, и Чонгук подставляет раскрытые губы так, чтобы поймать языком чуть вязкую жидкость. Солоноватый вкус тает на языке, а затем Чонгук берет ствол в руку, только лишь для того, чтобы провести головкой себе по губам и густо сплюнуть, прежде чем начать сосать. Из Тэхёна вырывается задушенный всхлип. Как же хорошо. Как же блядски хорошо снова ощущать член Тэхёна у себя во рту и знать, что тот получает удовольствие. И что Тэхён податливый и беззащитный. Да, кто бы что о нем не думал, Тэхён с Чонгуком — беззащитный. Во всех смыслах. Тот доверчиво толкается в рот Чонгуку, но притормаживает, будто боится что-то не так сделать. Чонгук хочет это исправить, потому что он не зря сказал «выебать». Ему не надо сегодня особой нежности. Он втягивает щеки и опускается ниже, так, чтобы носом практически упираться в лобок Тэхена, на котором уже отросли жесткие короткие волоски. Чонгук никогда не был против этого, но Тэхён обычно от волос избавлялся, тут же, видимо, тот подзабил какое-то время на бритье, и Чонгук в голове пометил для себя — ему нравится, это сексуально. Тэхёну приходится дать понять, что нужно вести себя увереннее: Чонгук похлопывает по его правой руке. Тот знает этот жест. Хватается за волосы посильнее. Чонгук иногда это любит. Он насаживается на член ниже, расслабляя горло, чуть помогает у основания рукой, иногда спускается к яйцам, чтобы огладить, и снова захватывает член в кольцо пальцев, опускается ртом вниз, поднимается вверх. Он всегда любил делать это громко. И сейчас, в полумраке и тишине их гостиной, звуки особенно явно слышны. Как он причмокивает иногда, когда выпускает головку и буквально вылизывает, а затем снова насаживается. Только на сей раз, когда он чувствует, что Тэхён подается бедрами навстречу сам, то он просто старается расслабить горло, а руками хватается за задницу Тэхёна. Он обожает, как ягодицы Тэхёна напрягаются, как тот ерошит его волосы, и в конце концов, дает себе волю, вбиваясь в рот Чонгука. Да, глаза слезятся и приходится даже зажмуриться, по подбородку течет, но Чонгуку нравится. Его буквально трахают в рот. Хлюпающие звуки разносятся по гостиной. Как же Чонгук это любит. Он мычит с полным ртом специально, зная, что эта вибрация отдастся по члену Тэхёна. — Твой рот, как я люблю твой рот, — шепчет заполошно Тэхён, и когда Чонгук снизу вверх поглядывает на него, то понимает, что тот запрокинул голову, одно удовольствие наблюдать, как под кожей движется кадык, как напрягаются мышцы мощной шеи, как кудри у того разметались, а главное, Чонгук обожает Тэхёна слушать в такие моменты. Собственный стояк истекает смазкой и требует внимания, и Чонгук задней мыслью радуется хотя бы тому, что на нем спортивки, а не джинсы. Это было бы мучением. По тому, как под его пальцами, сжимаются ягодицы Тэхёна, и тому, как остервенело и глубоко толкается тот в рот, Чонгук понимает — Тэхён близко. Очень близко к оргазму. Тот уже не заботится, что Чонгук может подавиться, или случится рвотный рефлекс. Тэхён буквально прижимает голову Чонгука, когда кончает глубоко ему в горло с шумным задушенным стоном. Слезы катятся у Чонгука по раскрасневшимся щекам, как же ему хорошо. Ему хорошо и морально, и физически, хотя его член так и остался нетронутым. Тэхён, замерев на мгновение, прижимая все еще Чонгука к себе, вдруг выходит из оцепенения, и, когда Чонгук выпускает полуопавший член изо рта, тот хватает его за плечи и тянет наверх, чтобы увлечь в безобразный, мокрый поцелуй. Слюна, смазка и привкус спермы тают между скольжением языков, Тэхён пробирается рукой к промежности Чонгука, потирает его сквозь штаны, и ему даже приходится прервать поцелуй, чтобы издать громкий отчаянный звук. Ему так хотелось чувствовать Тэхёна везде. Так хотелось, чтобы тот его потрогал. И Тэхён, памятуя всё, что любит Чонгук, потирает его настойчиво и жестко через ткань, так, что он сам начинает тереться о руку Тэхёна, словно течное животное. Тэхён пробирается под штаны и белье, но Чонгук помогает тому, приспускает их. Тэхён обхватывает ствол крепко и начинает двигать рукой плавно, но быстро. Идеально. Как Чонгуку нужно. Он невольно открывает рот и начинает стонать. Тэхён на это лижет его щеку, губы, и вновь затыкает рот своим языком, и Чонгук давится стоном. Он трахает руку Тэхёна, пока тот трахает его рот языком. И это потрясающе. Этого ему не хватало. Удивительно, как они были совместимы. В такие моменты Чонгук понимал, что делит с Тэхёном самые откровенные моменты близости, мысль, что вместо Тэхёна мог бы быть кто-то еще, что он мог бы вдруг Тэхёна оставить, приводила его в ужас. Нет. Не мог бы он. Тэхён — единственный, кто пробрался в подкорку, записан на носителе, уничтожить получится только при полной очистке и сносе системы. Но это был бы уже не Чонгук. Если бы он был операционной системой, то его программное обеспечение было бы полностью оптимизировано под Тэхёна, и больше ни под кого. Вот так просто. Чонгук кончает со стоном. Тэхён заглушает этот звук поцелуем вновь. И еще. И еще. И еще. Пока он не упирается лбом в плечо Тэхёна, покрытое испариной. Они оба взмокли. Чонгук не сдерживается, впивается в теплую плоть зубами, несильно, Тэхён чуть дергается, но ничего не говорит, притягивает к себе ближе. — У меня ноги дрожат, — говорит Чонгук тихо. — У меня тоже, — говорит Тэхён. — Мы не завершили диалог, — конечно же, довести все до логического конца — это прежде всего. Но иногда и эта система дает сбой. Чонгук знает это лучше любого. — Хочешь завершить его сейчас? — Я просто констатировал факт. Я не хочу завершать его прямо сейчас, тебе нужно в душ и спать. — И тебе нужно. Я думал, всё и так понятно, что тут завершать… — Нужно всё озвучить, чтобы не было недопонимания, — резонно замечает его рационалист. — Озвучишь, после того как отмоешь меня. И его действительно потом отмывают, правда, ничего не говорят. Только смотрят любовно. Тэхён не удерживается и все равно находит его губы, стоя под струями горячей воды, обнимает, оглаживает, а самое главное, целует в лоб еще и еще. Тэхён даже чуть улыбается, когда Чонгук подставляется снова, и не надоедает же. Он так это любит. И Тэхёна тоже любит. Ложиться под бок к Тэхёну — будто вернуться домой. Хотя по факту так и есть. Чонгук вернулся домой. За два года он так привык к этой квартире, он так привык спать в одной кровати, что даже короткое время без этого незамысловатого действа взывало у организма шок и тревогу. — Ты никогда не думал, что это странно, что для того, чтобы уснуть, ты должен лежать и делать вид, что спишь? Почему это не происходит автоматически? Отключился — и всё. Ну, как только организм захотел, — говорит Чонгук, с прикрытыми глазами. Рядом греет Тэхён, и тот же поглаживает его руку, водит пальцами. Это всегда успокаивает. — Такое бывает, Чонгук, — тихо отзывается Тэхён. — Да? — Да. Это нарколепсия. Болезнь такая, — зевая говорит Тэхён. Чонгук цокает. Есть вообще что-то, что Тэхён не знает?***
Когда Чонгук открывает глаза, то первое, что он ощущает — это чувство облегчения. Он на своём месте. Он у Тэхёна под боком. Конечно, они не договорили. Но это кажется Чонгуку несущественным в сравнении с тем, что ночью сказал Тэхён. Он его уверил в главном — Чонгук самое важное. Чонгук. А не что-то там. Он со своей стороны тоже был не прав. Совершил самую глупую ошибку: не разговаривал. Хотя сам постоянно винил в этом Тэхёна. Нужно было спросить, просто поинтересоваться, чего тот хочет. Не принимать решения самому. Чонгук понимает, что хоть урок достался ему дорогой ценой, стоил им нервов, он усвоен. Усвоен накрепко. Чонгук тянется за телефоном на тумбочке, часы показывают шесть утра. Очень рано. Он поворачивается обратно, смотрит на Тэхёна, который безмятежно спит. Кудри разметались по подушке, щеки чуть порозовели ото сна. Невероятно красивый и любимый. Невозможно сложный, но самый важный. Чонгук понимает, что просто так он Тэхёна сегодня не выпустит. И тихонько выскальзывает из постели, чтобы уйти в ванную.***
Тэхён сначала решает, что ему снится сон. Потому что, вроде бы, он ссорился с Чонгуком. Чонгук ушел. Чонгук не может… Когда он распахивает глаза, то понимает, что разум его не подвел, всё так. Вот он. Рядом. Горячий, любимый, оседлал его и трется об его утренний стояк своей задницей. — Что ты делаешь? — хрипло спрашивает Тэхён. — Хочу совершить с тобой половой акт. — Ты же запретил так говорить, — замечает Тэхён. — Тебе запретил. А мне — можно, — нагло замечает Чонгук и ярко улыбается. — Погоди, — Тэхён опускает ладони на крепкие ляжки. — Я не сказал тебе главное… — Сказал. — Нет. Я не извинился. Прости меня, этого не повторится. Я обещаю тебе, — говорит он серьезно, глядя в глаза. — Я знаю, что не повторится. Я тоже больше не буду решать за тебя. Всегда буду советоваться. — Всегда? — вскидывает брови Тэхён. — Кроме случаев, когда мне захочется сношаться с тобой. Тогда тебе придется просто пойти мне на уступки… — Соглашение будем составлять? — серьезно говорит Тэхён. — Это шутка? — Да, — говорит Тэхён, но чувствует, что Чонгук снова принялся тереться о него. Как же горячо и приятно. Истома разливается внизу живота. — Вот, я уже начинаю различать, когда ты шутишь, — вздыхает Чонгук, а затем склоняется, чтобы поцеловать того. — Ты делаешь успехи. — Или ты делаешь успехи. Я хочу курить, — говорит Тэхён вдруг. — Ты будешь продолжать курить? — Не хотелось бы, — задумавшись, говорит он. — Как на счет того, чтобы взять в рот что-то другое? — Чонгук хитро улыбается. С Тэхёном он начал позволять себе быть вот таким. Развязным и пошловатым. Просто не может удержаться. До Тэхёна у него не было привычки говорить такое в постели. С неподходящими людьми всё не так, а с Тэхёном — всё, что не так, всё равно так в конце концов. Потому что они друг другу подходят. — Это должно помочь, — соглашается Тэхён. Чонгук меж тем все не прекращает, и Тэхёна это слишком раззадоривает. Он хватает его и стремительно заваливает на кровать рядом с собой, только для того, чтобы притянуть спиной к себе поближе и начать целовать загривок. Чонгук ойкает, чуть дергается, ворочается, и это сладко. От Чонгука пахнет шампунем, гелем для душа с клюквой и собой. Неповторимо собой. Тот самый аромат, который Тэхён уловил, словно животное, когда они только начинали жить вместе. Так бывает, когда человек твой полностью. Тэхён его хватает руками, закидывает ногу на бедро, продолжая целовать шею, спускается к месту между лопатками. — На живот, — просит Тэхён, меж тем спускаясь языком по позвонкам. Он знает, что Чонгук такое обожает. Чонгук уже издает задушенный стон, заваливается на живот. Сам Тэхён ощущает, что его ведет. Он изголодался. У него буквально был тактильный голод. Ему не хватало Чонгука. И это началось не тогда, когда тот уехал к Чимину. Это началось раньше. Потому что в попытках избавиться от боли и избежать разговоров, Тэхён невольно сократил их физический контакт до минимума. Неосознанно. И только сейчас на него навалилось окончательно: ему Чонгука было мало. Ему и сейчас мало. И он не знает, когда насытится им. Возможно, никогда. Возможно, только тогда, когда они оба станут старыми и беспомощными. Хотя, Тэхён думает о том, что до тех пор, пока у него будет работать хотя бы один палец на руке, он найдет выход. Чонгук ложится так, чтобы задница была повыше, прогибается в спине, расслабляется. Тэхён стягивает с того белье, отбрасывает. Тэхён не может удержаться — гладит крепкие разведенные бедра, а затем впивается в мякоть ягодиц пальцами. Это у Чонгука любимое — когда Тэхён разводит ягодицы и начинает вылизывать. Размашисто, напористо, присасываясь к подготовленному отверстию, чуть проталкивает внутрь язык. И Чонгук начинает похныкивать на это, хватаясь руками за одеяло под собой, сжимает, комкает в руках неосознанно. Тэхён это о б о ж а е т. Отрывается только для того, чтобы не больно, но ощутимо шлепнуть того по ягодицам обеими руками. На это Чонгук издает всхлип. Тэхён видит, как тот возбужден, и как у Чонгука с члена течет смазка, крупной каплей стекает прямо на постельное белье. Чонгук не знает, что значит стесняться перед Тэхёном. Больше нет. Приходится притормозить, потому что как бы Тэхёну не нравилось мокро вылизывать Чонгука, просто слюной он обходиться не станет. — Ты снял? — говорит надсадно Чонгук, когда Тэхён начинает размазывать длинными пальцами смазку по отверстию. — Нет, — Тэхён понял, что тот имеет в виду белье, говорит на автомате, потому что сосредоточен на том, как его пальцы поглаживают Чонгука, и в конце концов, он проталкивает в Чонгука средний и указательный пальцы на две фаланги. — Ах ты ж… блядь, — ругается Чонгук, когда Тэхён начинает двигать рукой. — Мне снять? — Да, — переходит в протяжный стон, потому что Тэхён проталкивает пальцы до упора. — Что еще ты хочешь? Как? — он чувствует, как Чонгук сжимает его. — Потрись о меня членом. Потрись, я хочу, — Тэхён видит, что у Чонгука закрыты глаза, и щеки раскраснелись, тот прогибается так красиво. Чонгук весь — сплошное эстетическое наслаждение. Тэхён с детства любил всё красивое. И человека себе тоже выбрал. Самого красивого. Как хорошо, что тот не отказал ему. Как же, блядь, хорошо. Тэхён сегодня тоже особенно жадный и нетерпеливый, поэтому пальцы он осторожно достает. Тэхён, стягивая с себя белье и глядя на то, как в нетерпении ерзает Чонгук, думает о том, что он будет всегда благодарен вселенной за то, что из всех людей в мире Чонгук выбрал его. Он пристраивается текущим стволом к смазанной дырке. Тэхён притягивает Чонгука поближе за талию и так и держится, впиваясь пальцами покрепче. Когда он членом начинает тереться вверх-вниз, Чонгук издает такой звук облегчения, будто ждал этого невыносимо долго. Тэхён понимает, ему тоже нравится. Когда влажно, горячо, близко, мокро. Чонгук сам заводит одну руку за спину, держится за одну ягодицу, раскрывая себя, чтобы площадь трения была шире. Тэхён повторяет поступательное движение еще и еще, головкой чуть задевает растянутый вход, но не спешит проталкиваться внутрь. Он знает, Чонгук сейчас начнет хныкать и проситься сам. — Вставь мне, — просит Чонгук. Тэхён чувствует, что у него щеки горят, и шея уже вымокла. Он не говорит ничего. Он вообще больше привык делать. Поэтому Тэхён молча, придерживая того, проталкивается влажной багровой головкой в Чонгука. Первое ощущение — тесноты, погружения, одно из самых приятных. Тэхён любит это. А затем идет легче. Чонгук расслабляется и сам подается назад. Замирает. — Как же мне, блядь, хорошо, — говорит Чонгук. Тэхён согласен, хотя ничего не отвечает. Чонгук и так поймет. Поймет, потому что Тэхён, войдя до упора, движется назад. Чонгук подмахивает ему, когда Тэхён ускоряет темп. Они оба недолго остаются спокойными. Дальше всё сводится к одному — нужно получить удовольствие. Нужно насытиться телами друг друга. Нужно насладиться. Тэхёну в Чонгуке до одури хорошо, ему нравится, как в том горячо, и какими громкими становятся шлепки, когда он снова и снова входит до упора. Чонгук громкий. Тот всегда такой чуткий, не стесняется демонстрировать, как Тэхён хорошо справляется. Хорошо быть в Чонгуке, но навалиться чуть сверху, по животному притянуть за плечи к себе одной рукой, чтобы Чонгук максимально выгнулся, вылизать солоноватую от пота кожу, к которой прилипли черные влажные волосы — вот квинтэссенция того, что Тэхён любит больше всего в их занятиях любовью. Тэхён находит наощупь губы Чонгука, и тот без промедлений начинает вылизывать его пальцы, которыми до этого он смазывал и растягивал, проталкивался внутрь Чонгука. Тэхёну жарко, и бедра очень напряжены, но он любит в этом всё — даже тот факт, что это не совсем удобно. Это будто усиливает удовольствие. Чонгук начинает стонать, когда Тэхён входит с оттяжкой, чуть замедляясь, выпускает его пальцы изо рта, и он хватается за шею Чонгука. Не придушивает, просто крепко держит, пока вторую руку заводит так, чтобы захватить член Чонгука в кольцо пальцев. — Кончи в меня, — просит Чонгук. — Что? — недоумевает Тэхён, даже чуть замедляется. Они никогда так не делают. Только если в презервативах. — Хочу, чтобы ты в меня кончил, — тот чуть поворачивает голову назад, чтобы прислониться влажной щекой к щеке Тэхёна. — Ты… — Не надо, не начинай, не думай, — просит Чонгук, и это иногда действует магически на Тэхёна. У того сразу все мысли выбиваются из головы. Все то, что было в нем рационального. Его любимый человек попросил, ладно. Хорошо. Он сделает. Но до того, как кончить самому, Тэхён старается и доводит Чонгука рукой. Несколькими быстрыми движениями, пытаясь при этом двигать бедрами в такт. Чонгук великолепно сжимается во время оргазма и хнычет. Какой же приятный звук. — Ты помнишь, что я просил? — задыхаясь, спрашивает Чонгук. — На бок, — вместо ответа говорит Тэхён. Чонгук разнеженный, на всё согласен. Приходится выскользнуть из того, чтобы лечь позади, Чонгук помогает, хотя, наверняка, ему двигаться вообще лень сейчас, после пережитого оргазма. Тэхён пристраивается позади и вновь потирается о чувствительное приоткрытое отверстие. Член входит не так туго, как в самом начале, но не менее приятно. Чонгука хочется целовать в шею снова, прикусывать чуть ниже уха, вдыхать его запах. И Тэхён это и делает, пока движется внутри Чонгука еще и еще. Оргазм подступает неминуемо. Тэхён впервые не выходит из Чонгука, он остается глубоко в нем и изливается внутрь. Чонгук что-то мычит. Кажется, это было «да». Тэхён утыкается Чонгуку между лопаток, закидывает на того ногу. У него нет сил выйти. Нет сил следовать своим обычным правилам. Тем, когда он спешит привести Чонгука и себя в порядок. Нет. Ему нужно время. — Курить хочешь? — спрашивает тихо Чонгук. — Нет, — честно говорит Тэхён. Правда не хочет. Когда Чонгук рядом — всё на своих местах.***
Тэхён выходит на работу в понедельник. А до этого, в воскресенье, уверяет Чонгука, что больше никаких посиделок в кабинете до утра не будет. — Я решил найти что-то новое, — говорит Тэхён. — В плане? — Чтобы начать что-то новое, надо избавиться от старого. Я решил оставить полностью мое исследование. Это было бы странно — подгонять под новые данные то, что у меня есть. Это ненаучно, — замечает он. — Ты уверен? — Я уверен, — кивает тот. Все воскресенье они провели в кровати, и Тэхён говорил с ним. Чонгук скучал по этому. Тэхён даже согласился есть в спальне, хотя часто бубнил на тему того, что спальня — не место для еды. Для приема пищи есть специально отведенные под это помещения… Но сегодня, видимо, и ему было лень вставать. Хотя он, всё же, освободил кофейный столик из гостиной и притаранил его в спальню, чтобы Чонгуку было удобнее есть пиццу. — Я могу спросить кое-что? — интересуется Чонгук. — Ты можешь спрашивать что угодно, — настороженно говорит Тэхён, откладывая свой кусок пиццы и переключая всё внимание на Чонгука. — Как ты смотришь на то, чтобы созвониться с моими родителями на днях? То есть… ну, так ведь должно быть проще, как думаешь? Они очень хотят познакомиться. Тэхён молчит какое-то время, Чонгук знает — это значит, что идет активный и напряженный мыслительный процесс. — Да, это было бы удобно. Мы можем сделать это на следующей неделе? — говорит Тэхён. — Да, — Чонгук улыбается. На сей раз он хочет сделать всё правильно. Всю неделю Тэхён держит обещание. Он действительно не засиживается допоздна, и всё возвращается на круги своя. Намджун пишет своё «Я же говорил», а Чимин зовет на двойное свидание в субботу в кино. Тэхён, на удивление, соглашается, потому что тоже хочет посмотреть новый фильм, который ждал. Однако когда Чонгук собирается, одевается, то понимает, что Тэхёна не видно и не слышно. Вообще. Никаких признаков жизни. Когда он заходит в гостиную, то с трудом идентифицирует, где Тэхён. — Зачем у тебя на голове халат лежит? — озадаченно спрашивает Чонгук, стягивая теплый синий халат с лица Тэхёна. — Ничего больше рядом не было. Дневной сон. Свет мешает выработке мелатонина. — Дневной сон? Ты должен был быть готов ещё десять минут назад. — Планы поменялись. — Тэхён, — вздыхает Чонгук. — Мне нужно работать. — Нет, не нужно. Сегодня суббота. Не отрицай, я знаю твой график. — График поменялся, — говорит Тэхён, глядя прямо в глаза Чонгуку. — Да? — Чонгук окончательно стягивает халат со своего мужчины. Тот действительно не переоделся, на нем зеленая футболка с Халком и клетчатые штаны. — И почему же? — Потому что я решил, чем хочу заниматься, — говорит спокойно Тэхён. И Чонгук не может сдержать улыбки. Это одна из самых приятных новостей за последние дни. — И чем же? — спрашивает Чонгук, не для проформы, а потому что ему правда интересно. Он вообще любит, когда Тэхён рассказывает о своей работе. — Голыми сингулярностями, — говорит Тэхён. — Звучит как что-то сложное… но, мы же собирались идти… — А может останемся дома? Никуда не пойдем, — Тэхён приподнимается, берет Чонгука за руку и чуть тянет на себя, вынуждая подойти ближе. — Я хотел начать в понедельник. Но мне не терпится. — Ладно. Я скажу Чимину, что кино они без нас сегодня посмотрят. Расскажешь мне, что за голые сингулярности? — Да, — Тэхён чуть улыбается. И это для Чонгука на вес золота. Тот действительно рассказывает. Лихорадочно, с блеском в глазах, пока Чонгук лежит на его коленях. Тот перебирает его волосы, изредка останавливается, чтобы жестом что-то проиллюстрировать. Чонгук, конечно же, понимает далеко не все. Он впервые слышит про принцип космической цензуры, и про гипотезу защиты хронологии. Но Тэхён старается объяснить, отвечает на его вопросы. И Чонгук чувствует себя самым счастливым человеком, потому что рядом с Тэхёном его безопасное место.