Часть 24
19 апреля 2022 г. в 00:07
Владимир открыл глаза, в комнате было темно. Он так и не понял, который час. Лежал на боку, Аня на спине, а Володя-маленький прижался к ней. Корф-старший с улыбкой наблюдал за родными людьми. Страх за Аню во время операции отступил, на смену ему пришла гордость за неё и своих ребят. Гражданский психолог сработала четко, как и рассказали. Он теперь вечный должник Седого, он спас жизнь его единственной женщины, его собственную жизнь. Без Анечки, Вовки и Надюши это не жизнь. Банально, но факт. Анечка, смелая, родная, любимая, единственная девочка. Пусть спят. Встал, нащупал часы, было семь утра. Они проспали почти двенадцать часов. Это ещё мало при такой усталости.
Тихонько зашёл к Надюше. Женщина ещё спала, ее муж полулежал рядом. Владимир вопросительно посмотрел на дядю, тот кивнул. Парень присел рядом с Надей, осторожно погладил её, поцеловал и вышел. За ним тихо вышел Бенкендорф.
— Как она?
— Ночь спокойно, не просыпалась. Её бы покормить, но док сказала не будить, так что жду.
— Что ты планируешь делать?
— Пока тут, проснётся — съезжу за вещами, продуктами. В среду к врачу. Я думаю, её в больничку положить На сохранение.
— За вещами и хавчиком смотаюсь я. Я вещи покупал, лучше и ориентируюсь. Будь рядом. По поводу больнички я тоже думал, но, может, если всё хорошо, то, действительно, вы бы уехали к Романовым на дачу? Природа, спокойно.
— Посмотрим. В общем, ждём, что скажет врач. Вот паразитка, я же просил, спрашивал. «Я всё контролирую, всё хорошо, я не враг ни себе, ни малышу». Слов нет.
— Остынь. Это Надюша. Иди к ней. Ты ей нужен.
— Ты больше.
— Я ещё зайду.
Бенкендорф вернулся в комнату. Накрыл жену баевым одеялом, открыл окно на проветривание. Смотрел во двор. Больше всего хотелось оказаться с Надей на необитаемом острове. Он и она. И их малыш. Вот глупышка, она же не бережёт ни себя, ни столь ими обоими желанную кроху. Да, она умничка, чудо, но в первую очередь ему нужна она, а ее уникальность потом. На-адя… Сжал руки в кулак. А ведь уже весна. Скоро у Надюши и день рождения. Улыбнулся. Его самый счастливый день в жизни.
— Саш? Что случилось?
Вздрогнул от неожиданности и её тихого голоса, в мгновение оказался рядом.
— Всё хорошо, не волнуйся. Как ты? Сок? Врача?
— Я отлично, правда. Всё хорошо. Чего не спишь?
— Выспался пока, — провел ладонью по щеке жены. Молчали, глаза в глаза. — Наденька, родная моя, говори мне всё, как есть. Шурка не я, она ситуацию хорошо понимает и без слов, она молча вызывает врача. А врач ничего не скрывает, говорит, как есть. Надюш, мы же верим тебе, а ты от нас скрываешь недомогания, плохое самочувствие, работаешь, когда этого нельзя. Зачем ты напряешься и волнуешься, когда тебе неважно и нельзя? Ты же здесь не одна, полежи, вызови врача… Надя… Я прошу тебя, умоляю, говори как есть. Я всё сделаю. Я не сахарный. Я имею право знать. Я же боюсь за вас. — Надя видела в родных глазах страх, боль, огромную любовь, — Мы знаем друг дружку всю жизнь, в основном, я знаю о тебе всё, но когда ты хочешь скрыть, ты скрываешь так, что я не могу ничего… Наденька, любимая, пожалуйста… Иначе я запрусь с тобой в санатории и будем сидеть там до рождения малыша. Вовка с ума сходит. Думай в первую очередь о себе и малыше. Мы все — на втором или даже на двадцать втором месте. Пожалуйста, родная…
— Саш, иди ко мне, — прижала его голову к себе, получилось щека к щеке. Бенкендорф навис над женой на руках. — Прости, Сань. Я действительно перестаралась. Я теперь буду относиться к нам максимально серьёзно и ответственно. Меня Зоя вчера тоже настращала. Я очень хочу нашего малыша. Я не буду больше нам вредить, слышишь?
— Да.
— Ты мне веришь?
— Всегда. И безоговорочно. И только тебе.
— Прости меня.
— За что? Я просто прошу тебя беречь себя и говорить со мной. Не скрывай от меня ничего.
— Обещаю. Честно. Саш?
— М?
— Поцелуй меня?
Александр Христофорович оторвался от жены, посмотрел в глаза и улыбнулся. Провел ладонью по щеке, осторожно поцеловал.
***
Аня и Володя-маленький лежали по обе стороны от главы семьи, и держались за руки, Владимир же обнял обоих.
— Пап, а ты в этом доме хорошо ориентируешься?
— Да, мы с дядей Сашей и дядей Костей часто тут отдыхали, летом делали шашлыки, играли в теннис.
— Почему перестали? — удивилась жена.
— Сашка побил горшки с отцом. Ну, и маме заодно попало.
— А что значит «побил горшки»? — спросил ребенок.
— Поссорился. Но, похоже, хоть с мамой помирился. С мамами мы всегда несправедливы. — прошептал Владимир, уткнулся губами в макушку жены.
Анна молча гладила Корфа. Слишком хорошо понимала, что сейчас происходит с парнем.
— Ладно. Я хочу смотаться домой, вещи взять, нижнее белье там, футболки. Родительские вещи. Подумайте, что вам нужно?
— Пап, а ты родителями называешь тётю Надю и дядю Сашу? — уточнил Володя-маленький.
— Да, сынок. Так сложилось, что Надюша для меня практически мама. Ну, а дядя Саша, получается, папа. Что сегодня делаем?
— Надо поговорить с Александрой Федоровной. Помочь ей. Мы же не на курорте. — ответила Анна.
— Анечка… Тут у есть горничные-кухарки. Тётя Шура взяла на себя только заботу о Надюше. Так что, мы пять дней на курорте. Подумайте, что взять из квартиры.
— Тогда встаём? — Анна потрепала сына.
— Пока да, позавтракаем, я в магазин и домой, а вы или на воздухе, или спите. Я сейчас к Надюше зайду. Так, зубы чистить. Я уже. Идём, покажу где.
— А ты?
— Я уже. Я же раньше вас встал.
Пока семья чистила пёрышки, Владимир тихонько постучался к тёте:
— Можно, родная?
— Конечно, заходи, Володя. — улыбнулась и протянула руку навстречу.
Корф сел на пол возле Нади:
— Как ты?
— В порядке, не волнуйся. Мы с Сашей всё обсудили, я пообещала, что буду вести себя хорошо и беречь и себя, и Мандаринку.
Бровь Владимира поползла вопросительно вверх.
— Твой будущий родственник. Мы называем его Мандаринка, — мягко объяснила тётя.
— Понял, — взял руку тёти в свои, целовал. Заговорил тихо, Бенкендорф стоял у окна, спиной к жене и племяннику. — Береги себя. Ты нам очень нужна. Очень. Надюш, дядь Саш, я домой смотаюсь, за вещами. Черкните список. И что в магазине взять.
— Хорошо, спасибо, мальчик мой.
Корф приблизился вплотную, уткнулся лбом в плечо Нади, осторожно приобнял и зашептал:
— Я умоляю тебя, береги себя и Мандаринку. Я люблю тебя. Ты нам всем очень нужна. Я же сдохну без тебя. Ты же моя мама. Не надо так. Зачем? Родная моя, хорошая…
Сычёва гладила парня по спине:
— Я тут, я с тобой, глупый единственный мой мальчик. Всё хорошо, всё хорошо. Я тоже очень тебя люблю. И тебя, и Анечку, и Вовку. Я с вами.
— А Сашку? — смог улыбнуться Корф.
— Я им и благодаря ему живу. Он — моя жизнь. Ты и он. Он и ты.
Молчали.
— Что ты будешь на завтрак? Кроме сока?
— Я встану, не волнуйся. И за завтрак у нас отвечает Саша. Иди к ребенку, он забудет, как папа выглядит. — улыбнулась.
Отстранился, заглянул в глаза женщины:
— Ты точно в порядке?
— Да, родной мой. Абсолютно. Сейчас сходим в душ. Успокойся. Встретимся за завтраком.
Корф поцеловал тётю в щеку и вышел.
После завтрака Владимир собрал у всех списки в магазин, зашёл в комнату.
— Пап, а можно с тобой?
— Вов, а ты не хочешь побыть с мамой? Я же быстро. Отсюда к нам максимум двадцать минут, дома минут пятнадцать, в магазине полчаса и сюда двадцать минут. Максимум через полтора часа я буду с вами.
— А помочь? В магазине?
— Спасибо, сын. Но я сам. Просто скажи, что тебе купить.
— Можно? — на пороге стояла Надежда Николаевна.
— Конечно, родная. Как ты? — Владимир обнял тётю.
— В полном порядке, не переживай. Я тебе сбросила фото своих витаминов, они у нас в комнате на тумбочке.
— Понял, возьму. Если вдруг что-то ещё вспомнишь, наберёшь меня, хорошо?
— Конечно, Володь, не волнуйся.
Вечером все собрались на веранде дома, разговаривали, шутили, знакомились и притирались друг к другу. Надя лежала на плетёном диванчике, головой на коленях мужа. Анна сидела рядом с Владимиром, на руках которого сидел сын. Саша Романов обнял маму, остальные сидели на плетеных стульях. На столике лежала вязаная кружевная салфетка, в центре стояла ваза с цветами, вазочки с печеньем, конфетами, чашки с чаем и соки.
— Корф, — улыбнулась Александра Федоровна, — мне интересно, как ты продавщице объяснил, зачем тебе почти десять букетов?
— Я сомневаюсь, что она решилась рот открыть, — захохотал Саша. — Аза ей взглядом ответил.
Смеялись уже все.
— Па, — шёпотом спросил Володя-маленький у Владимира, — а почему ты «Аза»?
— Мой позывной на работе — «Азамат», но сократили до «Аза», так быстрее. И привыкли. Только…
— … в школе об этом никому не говорить. Я знаю.
Владимир обнял крепче сына.
Зашуршали шины на песке, через пару минут к дому подошёл Николай Павлович.
— Всем привет! Как оно?
— Здравствуйте, привет! — вразнобой.
— Отлично, знаешь ли. Особенно выспаться, — насмешливо хмыкнул Бенкендорф, осторожно обнимая севшую рядом жену. — и когда тебя не будят ничем срочным. Или ты решил не изменять традициям?
Надя сжала руку мужа, мол не накликай.
— Наоборот, решил изменить. Получается, я у вас с работой ассоциируюсь? — хохотнул генерал. — Ладно, я в душ и расскажу новости.
— Надеюсь, приятные. — продолжил глумиться Бенкендорф.
— Я подумаю. Ого, сколько цветов в доме.
После ужина все остались сидеть на веранде, начинало смеркаться.
— Ну, радуй нас, добрый человек. — вздохнул полковник.
— А ты, когда сытый, добрый, да? — по-дружески стебался Николай Павлович. — Буду знать, сначала накорми, а потом командуй.
— Я добрый, когда жена рядом.
— Это угроза или предупреждение?
— В твоём случае — предупреждение, — хмыкнул Александр Христофорович, держа в своих руках руку Нади. — Вещай, выпендрёжник.
— Ладно, давайте о деле и серьёзно…
— Вов, — встала хозяйка, — поможешь мне?
— Конечно! — мальчик соскользнул с колен отца и ушёл в дом.
— Начну с хорошего: замминистра и наш начальник — Канкрин… — Бенкендорф мимолётно усмехнулся, — Пересекался?
— Нет, но наслышан.
— Я пересекалась, — тихо проговорила Надежда Николаевна. — Правда, тогда он полковником был. Был вменяемый, лошадей не гнал, всё понимал. Толковый, не самодур. Единственный пунктик — самоподготовка. При чем, это касается как спорта, так и общего развития.
— В смысле? — удивлённо спросил Владимир, держа в руках Анну.
— В прямом, — мягко улыбнулась криминалист. — Очень любил ввернуть в разговоре какую-нибудь заумную цитату и ждать, как ты на неё ответишь.
— Стесняюсь спросить, — вклинился Писарев, — а как на это реагировать?
— Отвечать. Заумно, но не очень. Благо, и мед, и юрфак учат латынь. Вспоминайте.
— Memento mori, подойдёт? Это всё, что я помню, — хмыкнул Саша Романов.
— In vino veritas… omnia mea mecum porto… Всё, я выдохся… — ответил Седой.
— В свое время мне пришлось сказать ему: «Quod non licet feminis, aeque non licet viris» — что не позволено женщине, это же не позволено и мужчине.
— В смысле?! — хором и недобро спросили муж и племянник.
— Тихо-тихо…. Вы не о том подумали. Всё хорошо. Нет, мы говорили о службе женщин в армии, и о женщинах-офицерах вообще. Но сошлись во мнении, успокойтесь. И после этой фразы он перестал проверять мой интеллект, — усмехнулась.
— «Весёлый» дядя…. — протянул Костя.
— Ну, у каждого свои тараканы, — пожала плечами женщина. — это ещё не самое страшное.
— Единственную гражданскую фразу, которую я знаю на латыни, это «amor non quaerit verba», — отозвался Александр Христофорович, Надя удивлённо посмотрела на мужа, — Надо что-то подучить.
— Красивая фраза, — тихо заметила Наташа.
— Красивая, особенно, если ты мне её переведёшь, — согласился Саша Романов.
— «Любви не нужны слова», — послушно перевела Репнина.
— А он только латынь уважает или другие языки тоже? — поинтересовался Писарев. — А то как-то односторонне.
— Он уважает всё, что показывает интеллект выше нуля, — тихо ответила Надежда Николаевна. Что-то в голосе мужа, которым он произнес латинскую фразу, ей не понравилось. — Ладно, это лирика, мы отвлеклись. А что по делу? — сделала глоток сока и расслабилась в родных руках.
— По делу: во вторник в одиннадцать часов мы все отправляемся на представление к Канкрину. Пока то, да сё, явно день вылетает, поэтому это не выходной. Выходной сдвигается. Это из неприятного. Так что, планируйте всё заранее.
— Это что, ещё и китель натягивать на себя? — протянул Корф, — я не помню даже где он.
— Ну, я этого не слышал, — хмыкнул Николай Павлович. — Нет, оперативники и эксперты могут в гражданской одежде, но помнить про дресс-код. А мы с полковником да. Кстати, нацепи на себя погремушки.
Бенкендорф поморщился.
— Не надо мне тут кози-мози строить. Вы с Надей их не на прогулке заработали. Надь, тебя это тоже касается.
— Сделаем вид, что ты это сказал, а я не услышала. Я ничего надевать не буду. Всё есть в личном деле. Сильно нужно — пусть читает.
— Надя!..
Женщина молча и знакомо приподняла бровь.
— Понял, извини…
— Господи, оказывается, есть человек в жизни, перед которым мой отец извиняется! — с сарказмом воскликнул Саша и встал по направлению к дому. — Я не знаю, Надежда Николаевна, что Вы делаете с ним и как, но огромное Вам спасибо! Может он и перед другими извиняться научится?! — вошёл в дом. Репнина попыталась за ним, но Корф и Костя не дали ей это сделать, а сами проследовали за другом и братом. Генерал молча и с невозмутимым лицом пил чай.
Надя наклонилась к невестке:
— Анют, тут недалеко есть частный зоопарк, можете с Володями туда сходить. Там было интересно.
— Спасибо, только сначала, мы услышим от врача, что с Вами все хорошо. Без этого Володя никуда не пойдет. И я с ним.
— Перестань, всё нормально, мы с ним уже это обсудили.
— Только он вздрагивает от каждого Вашего шевеления.
Обе женщины гуляли по двору:
— Володя очень за Вас боится, тёть Надь. И я. Я же лучше него понимаю, что с Вами происходит, и чем это чревато. Не надо.
— Я знаю. Вы все надо мной труситесь, это уже с перебором. Но всё действительно хорошо.
— Не с перебором. Мы волнуемся о тех, кого очень любим. Я понимаю, Вы за нас всех всегда переживаете, но сейчас единственный о ком Вы должны думать — Вы сами и малыш. Дядя Саша от Вас ни на шаг, а за Вовками и я присмотрю. Володе страшно. Очень. Он боится повторения с родителями. Он Вас мамой называет. И Вы же знаете, что для него это не просто слово. Не надо. Берегите себя. Пожалуйста. Хотя бы ради него и Вашего малыша.
Надя грустно усмехнулась.
В понедельник все продолжали отсыпаться, собрались все вместе на веранде только под вечер.
— Я и не думал, что так устал, — вздохнул Саша Романов и поставил пустую тарелку на стол.
— Я бы ещё и завтра так провел день, в обнимку с подушкой, — согласился младший брат. — Бать, а завтра мы надолго там зависнем?
— Всё может быть, — кивнул Николай Павлович. — Одно начало в одиннадцать уже многое говорит. И ведь не заткнешь, начальник.
— А что он от нас хочет? Надежда Николаевна права, всё же есть в личном деле? — слегка возмущённо заметил Седой.
— Поговорить, увидеть воочию. Составить впечатление. — отозвался генерал. — В стране таких групп всего две — вы в Москве и ещё одна в Питере. Надо же пообщаться с эксклюзивом.
— Эксклюзив у нас Надежда Николаевна, — вполголоса заметила Наташа.
— Я — обычный человек. Или ты решила отдать меня на растерзание? — смущённо улыбнулась Надя.
— Не дам, — покачал головой племянник. — Никогда и никому.
— Я про то, что мы — ничем не примечательны. Чтобы нас рассматривать. — объяснила Репнина.
— Я тоже. У меня, как и у всех, две ноги, две руки и голова, — гладила прижавшегося к ней Володю-маленького.
— Зато какая голова, — улыбнулся Корф. — Нас всех стоит.
Остальные синхронно и согласно кивнули.
— Не преуменьшайте себя и не возносите меня. Иначе поссоримся.
— Не-не-не, — энергично замотал головой Владимир, — только не это.
— Тогда все спать, ещё неизвестно, что вам завтра светит. — произнесла Александра Федоровна. — Вы отсюда будете выезжать?
— Да, — кивнула молодежь.
— Мы, наверное, нет. Нам с утра надо исчезнуть. Но до одиннадцати точно освободимся, — кивнула Надя. — Володь, тогда созвонимся?
— Конечно, родная. Я вас и отвезу.
— Я уже такси вызвал. А потом заберу свою машину. — ответил Бенкендорф. — Поспите подольше. Господи, а китель-то где?
— Дома. Я его из химчистки забрала, но забыла тебе сказать, — смутилась жена.
— Спасибо большое, родная. Я вообще не в курсе, что с ним. Коль, а можно без него?
— Нет, уж, товарищ полковник, одевайся по форме. И штаны с лампасами. — усмехнулся Романов.
— Никогда не понимала, почему у офицеров брюки с лампасами, вот честно, — вздохнула Анна. — почему нельзя обычные брюки и всё, без полосочек.
— У нас обычные штанишки, это у полковников-генералов с лампасами, — улыбнулся Корф, — им они, наверное, очень нравятся, раз так в гору идут.
— Ага, вот ради штанишек в полосочку, честное слово, — усмехнулся Александр Христофорович. — Больше делать нефиг было. Я вообще на полковника не напрашивался.
— Угу. Только работаете вы с Надей так, что тебя давно в генерал-майоры надо. А Надю на полковника. Характеры не позволяют, — хмыкнул Николай Павлович.
— Эта тема закрыта. Я прекрасно себя чувствую и капитаном. Я работаю, потому что нравится, а не ради звёздочек. И статус жены полковника меня устраивает гораздо больше. — возмутилась Сычёва.
— Ладно, закрыли так закрыли, — согласился генерал. — Тогда спокойной ночи!
***
Утром Бенкендорф стоял на кухне генерала и паковал «тормозок» для жены.
— Доброе утро, — раздался голос Корфа.
— Доброе, ты чего не спишь? С семьёй. — усмехнулся Александр Христофорович, ссыпая салат в ёмкость.
— Я с вами смотаюсь.
— Сегодня только анализы. Врач завтра. Если хочешь, то готовься на завтра. Результаты придут только к вечеру.
— Точно?
— Смысл мне тебя обманывать? Я сам заинтересован в том, чтобы ты поехал с нами. Мало ли что.
— Сегодня ты сам справишься?
— Я уже ответил на этот вопрос. Иди досыпай, не факт, что будет ещё такая возможность. Встретимся у министерства, созвонимся. Если из дому что надо взять — черкнёшь. Да, ты с собой брюки брал?
— Нет, только джинсы. Я не готовился, но Сашка пообещал поделиться, у него тут есть.
— Понял. Главное, не джинсы, мало ли что.
— Я девочкам платья привёз….
— Нормально, Надя — эксперт, Анна вообще гражданская.
В кабинете Канкрина все стояли на вытяжку.
— Так вот, значит, как выглядит легендарный спецотдел УСБ? — улыбнулся интеллегентный мужчина средних лет с проницательным взглядом. — Если уж в ваших рядах сама Надежда Николаевна, то вопросов у меня нет. — поцеловал руку криминалисту, женщина в ответ не среагировала и первой, не по этикету, вынула свою ладонь из начальственных рук. Это не осталось незамеченным ни Владимиром, ни Бенкендорфом. — В принципе, у меня и не было вопросов, хочется просто поговорить и выяснить насущные проблемы. Затея отличная, а обеспечение не очень. Я хочу начать с приятного, а дальше как пойдет. Тогда начнем с присвоения звания капитан Писареву Сергею Александровичу.
Сергей завис, потом поблагодарил по форме, взял в руки новые погоны.
— Если честно, вы же уже давно должны были бы быть капитаном, не понимаю, почему только сейчас. Я изучал Ваше личное дело… Отлично работаете. Незаметно, но качественно.
— Служу Отечеству!
— И поздноочередное звание «майор» — Сычёвой Надежде Николаевне. Тут исправляю досадную оплошность предыдущих руководителей.
— Благодарю, — сухо и не по форме ответила Надя. Стоящий рядом Саша Романов, по просьбе Корфа и полковника, присматривал краем глаза за женщиной. — Взяла в руки погоны.
— Прошу садиться, — попробовал поухаживать за криминалистом, но Саша Романов невзначай опередил.
— Также благодарность и премии всей группе за Долгорукого, Гаевск и, в особенности, за Оболенского и оперативность с Зайцевским СИЗО. Я так и не понял, товарищ генерал, почему Вы до сих пор не подали группу на премии, но я не гордый, оформил сам. Тройную. Дальше. С понедельника вы переезжаете в новое здание. У вас трехэтажное здание, современное, кирпичное, лабораторию мы оборудовали по последнему слову техники, но если что — список необходимого мне на стол. У вас своя прозекторская и свой патологоанатом, на минус первом этаже, как сейчас модно говорить, или же в подвале. На первом этаже крыло отведено для камер временного содержания. Лаборатория на третьем, там вытяжка и прочее. В здании лифт, потому что большие пролёты. Есть комната для перекусов и для возможности соснуть там несколько часов. Да, есть ещё небольшой спортзал, для выброса адреналина. Ну, сами на месте рассмотритесь.
— В чем подвох? — невозмутимо поинтересовался Александр Христофорович.
— В смысле?
— В прямом. Награды, заслуженные, спасибо, но такие крутые премии и новое помещение с супер-техникой…. Вызывает вопросы.
— Откровенно? — чуть насмешливо отозвался Канкрин. — Мне нравится, как вы работаете и ваши результаты. Я заинтересован в вашем наличии.
— Считаем, что я поверил. — кивнул головой Бенкендорф.
— У меня тоже есть два вопроса: первый — Надежда Николаевна, как Вы оказались в одной из горячих точек? И кто был Ваш непосредственный начальник?
— Это уже и есть два вопроса, — холодно ответила криминалист. — В личном деле всё написано. Вы же грамотный человек, Егор Францевич, и можете прочитать.
Погоны лежали на столе, не близко к рукам женщины. Словно говорили, что своей новой хозяйке они не очень и нужны.
— А Вы не меняетесь, Надежда Николаевна, — усмехнулся генерал.
— Я предпочитаю стабильность.
У Бенкендорфа завибрировал телефон, на дисплее высветился номер лечащего врача жены:
— Разрешите?
— Идите, раз приспичило.
Через две минуты полковник вернулся, все отметили его бледность.
Ещё через полчаса ничего не значащего разговора Канкрин отпустил подчинённых. Надежда Николаевна вышла из кабинета с ровной спиной, но в коридоре опёрлась рукой о стену. Анна показала остальным, чтобы уходили.
— Надюш? — дёрнулся к ней племянник, — Врача?
— Нет, родной, всё хорошо, там просто очень душно.
Владимир помог дойти до банкетки. Александр Христофорович молча достал из кармана одноразовый пакетик сока, воткнул трубочку, протянул жене.
— Спасибо. Саш, что случилось? — смотрела снизу вверх.
— Это я должен спросить. Мы сейчас вместе с тобой едем к врачу. Корф, ты с нами. Понадобишься, похоже.
— Саш, — мягко, — ты путаешь, врач завтра.
— Сегодня. Я сейчас выслушал.
Владимир и Анна уставились на мужчину. Тот молча махнул рукой. Анна оттащила свёкра в сторону:
— Дядь Саш, врач сказал, что анализы не ахти, да?
— Мягко говоря. — прошипел Александр Христофорович.
— Дядь Саш, успокойтесь сами и не нервируйте Надюшу. Не надо. Ей и так очень страшно. И не только сейчас, вообще. Ей сейчас очень нужно внимание и терпение. Сейчас разберемся со срочными делами, а потом я с вами двумя поговорю.
Бенкендорф осторожно взял на руки жену и вышел на улицу:
— Саш, поставь меня, пожалуйста…
— У меня жена — майор, имею право. Тебе лучше сесть или лечь?
— Сесть. Лёжа укачивает.
Владимир открыл дверцу.
— Спасибо, родной.
— Мы следом.
Корфы сели в свою машину, ждали, пока тронутся. Владимир крепко сжимал руль.
— Володенька, не нервничай, успокойся. Надю сейчас оставят в клинике, минимум до конца недели. Там за ней присмотрят. И мы будем наезжать. Дома я вам с полковником всё расскажу. Саша ее сейчас покормит и поедем. Тихо, любимый, тихо, всё под контролем. — гладила его огромную руку. — Не бойся, всё хорошо.
***
В клинике женщина отправилась на осмотр, через время в этот же кабинет позвали и полковника. Корфы ждали в коридоре. Владимир сидел на скамеечке с невидящим взглядом. Анна была молча рядом. Наконец-то вышел Бенкендорф с кучей списков.
— Так, ребят, у меня тут несколько рулонов, надо разобраться….
Аня молча вынула из его рук бумаги и протянула стакан с чаем. Внимательно изучила. В этот же момент открылась дверь и Надю вывезли на каталке. Корф дёрнулся, но дядя удержал. Молча покачал головой.
— Так, теперь послушайте меня! — Анна увидела, как сильные мужики в один момент оказались слабыми и растерянными. — Успокойтесь! Глубокий вдох и медленный выдох. Нам сейчас нужно действовать синхронно и быстро. За лекарствами схожу я, я понимаю, что это. Володя, ты хорошо ориентируешься в Надюшиных вещах?
Парень рассеянно кивнул.
— Володя! — встряхнула за плечи, — Соберись! Всё хорошо! А если мы сработаем быстро, будет всё отлично. Я в аптечный пункт, а ты домой за вещами, я тебе в скобках указала, что конкретно нужно. Дядь Саш, будьте рядом с Надюшей. Только не пилите её. Просто будьте рядом. Вы лучше жену знаете. Я пошла.
— Ань, деньги, — Бенкендорф потянул карточку.
— Потом. Всё, разошлись по делам.
Александр Христофорович тихо зашёл в палату, Надю уже подключили к капельнице. Она лежала в своей одежде, но без обуви, ноги прикрыты простынёй. Цвет лица и цвет простыни сливались, мужчине показалось, что даже черты лица нем немного заострились. Вздрогнул, отогнал мысли. Ощутил, как на плечо легла чья-то рука. Врач жестом пригласил выйти в коридор. Навстречу им шла Анна с огромным пакетом, Бенкендорф быстро забрал его из рук хрупкой девушки.
— Спасибо, Анечка.
— Прекратите! Что скажете, Вячеслав Владимирович?
— Состояние нормализировали. Всё хорошо. Приедут вещи, надо будет ее переодеть. Мы будем её контролировать, анализы, витамины, спокойствие. Вы же навещать будете?
— Само собой, — кивнул Бенкендорф.
— Значит, будете выходить с ней гулять. Никаких волнений! Только положительные эмоции! Пусть книжку читает, вещи выбирает. Хобби там…
— Да с книжками сложно, у неё тяжёлый вкус, биология, микро … что-то там. — махнул рукой Александр Христофорович.
— Значит привезёте что-то лёгкое, классику.
— Как долго она здесь?
— Откровенно? Как врач, я бы продержал её до субботы максимум. Но, учитывая, ее вредность, то всю следующую неделю. До следующей пятницы точно. Подумает сбежать — тут охрана, без моей выписки не выпускают.
— Я у неё удостоверение заберу. Будет тут лежать, пока Вы не разрешите. Это даже не обсуждается.
— Вот это правильно. На чем она «сидит»?
Бенкендорф завис, Аня, увидев его растерянность, ответила сама:
— Сгущенка и ананасовый сок. Сок хронически.
— Понял. Хорошо. Сок можете завезти, пару баночек сгущёнки тоже. Но не много. Кормить её будут тем, что ей и ребёнку нужно, поэтому тут не беспокойтесь.
— Спасибо большое. — Бенкендорф всё же отмер. — Это одноразовая акция или она ещё лежать будет?
— Ещё будет, но максимум неделю. Я надеюсь. Не волнуйтесь, это из-за её возраста. Она молода, не спорю, но ей же и не восемнадцать. Организм не совсем ожидал такого. И нервы!
По коридору широким шагом двигался Владимир.
— Никаких нервов и переживаний. Спокойствие и позитив.
— Я стараюсь. Но с ней спорить невозможно. Идёт напролом, а потом у Вас.
— Понял, я с ней поговорю. И да, здравствуйте, молодой человек, — в ответ на приветствие Корфа. — Вы все с ней только о хорошем. Даже если нужно сообщить что-то не очень, то мягко. И не читать ей никаких моралей. Всё? На все вопросы ответил?
— Да, спасибо большое.
— Не за что, если что, я Вас наберу, Александр Христофорович. Всё, идите к ней. Только не читать нотаций.
Зашли к Наде. Анна приложила палец к губам, действовали тихо: Владимир раскладывал вещи, у ног оставил только то, во что переодеться, Аня занималась лекарствами.
— Не шифруйтесь, я не сплю. — Надя открыла глаза. Смотрела виновато. — Ругался?
— Пока нет, — тихо отозвался муж.
— Тёть Надь, лекарства все здесь, в выдвижном ящичке, вещи в тумбочке на полочке. Сок на верхней полочке и в тумбе на первой полочке небольшой запас. Володь, а сгущенка… А, всё, есть. Так, Вам бы ещё переодеться…. Но это после капельницы…
— Спасибо большое, Анечка, это я сама. Езжайте домой, отдохните.
— Угу, — буркнул Владимир.
Присел на стул рядом:
— Береги себя, пожалуйста. По-жа-луй-ста… Я не знаю, как ещё просить.
-Я обещаю, слышишь? — погладила парня свободной рукой.
— Да. — поцеловал в щеку, на ухо, — я люблю тебя.
— Так, проваливайте, ребенок скучает. Я тут разберусь сам. Спасибо! — скомандовал полковник.
— Созвонимся! Пока-пока!
Молодежь вышла, в палате остался Бенкендорф. Отошёл от окна, сел на стул, взял свободную руку жены в свои, начал целовать. Надя повернула голову к нему и так же молча смотрела на мужчину, пытаясь разобраться, что её сейчас ждёт. Но Александр Христофорович молчал, лишь осторожно гладил лицо.
— Подумай, что тебе привезти из дому? Чтобы время скоротать?
— Саш?
— Что? Я не буду ругаться или ворчать. Мне самому за тебя страшно.
— Мне тоже. Очень. — из глаз покатились слёзы.
Муж придвинул стул вплотную. Мягко вытер влагу. Поцеловал.
— Ну, вот. Как с тобой о хорошем, если ты саму себя накручиваешь? — ласково, — Славик твой сказал, что всё хорошо. Но до следующей субботы придется проваляться здесь. Я тут, с тобой. Оформим больничный. Да, удостоверение я забрал, всё равно переделывать. Что привезти?
Покачала головой:
— Ничего, спасибо. Только себя. И по возможности Вовку. И Славик не мой.
— Я всегда рядом. И Вовки. Как ты?
— Лучше, головокружения ушли. Но в кабинете действительно очень душно было.
— Это да. Надюш, а что….
В палату вошла медсестра, чтобы снять капельницу с пациентки, но увидев рядом с ней респектабельного мужчину, не спешила покидать помещение. Надежда Николаевна проследила за манипуляциями медработницы:
— Катетер не убирайте, пожалуйста, он будет нужен.
Но медсестра была настолько поглощена своими делами, что не услышала просьбу, автоматически вынула катетер и залепила место лейкопластырем. На выходе обдала полковника весьма красноречивым взглядом, который, впрочем, остался незамеченным, так как объект внимание безотрывно смотрел на жену.
— Оригинально… Я же попросила не убирать. Я не собираюсь ходить с синими руками.
— Надюша, родная… Не надо, не волнуйся. Я прослежу, чтобы в следующий раз не сняли. Нам сейчас нужно аккуратно переодеться, а потом поставим постоянный катетер. Полежи немного, всё потом… — взял жену за плечи, — не ревнуй. Не надо. Я только с тобой. Береги себя. И Мандаринку. — наклонился и поцеловал.
— Ты что-то спрашивал, но прервали?..
— А? Что?.. А, вспомнил, — улыбнулся, — что это ты за демарш устроила у Канкрина? Ты же его практически по конкретному адресу отправила? Зачем, родная? Я же рядом был и контролировал ситуацию. И сам бы вмешался. Даже Сашке Романову и то не понравилось.
— Именно для того, чтобы ты не вмешался. — улыбнулась в ответ. — Я же знаю, что у тебя разговор короткий. Не надо. А что относительно этого… — медленно повернулась на бок. — Спокойно, всё хорошо. Мы с ним были несколько лет назад на каком-то семинаре выездном… Помнишь, в санатории был? Мы с тобой ещё в беседке сидеть любили?
Муж кивнул.
— Ну вот, мы с ним столовались вместе. Он… ну, я не скажу, что клинья подбивал, но как-то теперь это странно выглядит. — подтянула руку мужа выше и легла щекой на его ладонь, прикрыла глаза, помолчала. — Одно дело передать солонку за столом и стул отодвинуть, а другое дело на подобном совещании лобзать ручки… Сам понимаешь, и не по форме, да и вообще не ясно что это. Он знает, что я замужем. И что для меня это не просто слово. И тебя тогда на выходных видел. Мы тогда сразу это выяснили, так и сейчас же личные дела читал. Там все есть. Пришлось напомнить.
— Ясно. Без меня ты к нему ездить не будешь. Хотя, в ближайшее время тебе будет не до этого.
— Не ревнуй, пожалуйста…
— И не думаю. Он не в твоём вкусе. Я просто ориентироваться хочу. О, а вот и твой обед. Давай осторожненько сядем, вот так…
***
Владимир стоял у окна. После лекции жены относительно состояния тёти немного успокоился. Но не до конца. Это Надя. Его мама. Хоть по документам и тётя. Только после того, как сам стал практически отцом, понял, что Надюша для него именно мама. Во всех смыслах этого слова. А она себя не бережёт. Хоть и любит и Мандаринку, и Сашу, и себя, и его. Хотя, относительно «любит себя» спорно, ведь так бы себя не вела.
— Володя? Ты спать не собираешься? — Аня мягко обняла его руку и прижалась к ней.
Корф привлек к себе, поцеловал:
— Собираюсь. Идём.
— Не волнуйся, правда. Я же не обманываю. Дядя Саша написал, что Надюша уже спит, он там, с ней.
— Да, она мне тоже написала, что ложится спать. Завтра придумает, что ей привезти. Обещает терроризировать. Смешная. Главное, чтобы с ней было все хорошо.
— Будет. Не накручивайся и не нагнетай.
— Угу, Вовка спит?
— Да, я заходила. Дверь закрыта.
— Да?
— Угу, — лукаво улыбнулась Анна.
Девушка лежала на плече Корфа:
— Володь, ты спишь?
— Нет, любимая. А ты чего?
— Не спится. Успокойся, всё хорошо.
— Я спокоен, видимо адреналин не до конца вышел, заснуть не могу. — ласково перебирал ее волосы. — О чем ты думаешь?
— О нас. О том, что мы потеряли столько времени, о том, что у Вовки мог быть ещё один братик или сестрёнка. Или не один… Володька, я не могу без тебя. И это не слова. Это факт.
— Анют? — переложил жену на подушку и внимательно смотрел в глаза. — Что случилось? Что ты себе опять напридумала? У нас всё хорошо. Ты чего? Я тут, рядом. Я никуда и никогда тебя больше не отпущу. Найду даже на краю света. Я люблю тебя.
— Я просто не могу забыть о том, что я утворила… Мы столько лет потеряли… И из-за чего?!
— Анечка, родная, любимая… Мы же говорили с тобой, что это всё в прошлом. Мы закрыли туда дверь и потеряли ключи. Мы вместе. Слышишь? Мы. Вместе. Я люблю тебя. Я люблю тебя, Вовку, всех наших будущих детей, а они у нас обязательно будут.
— Володька? Как ты меня терпишь?
— А я тебя и не терплю, — усмехнулся, видя как на любимом личике появилось недоумение. — Я тебя люблю. Очень сильно. Как говорит Надюша: «я тобой живу». — потёрся носом о носик жены. Поцеловал, плавно перешёл к более активным действиям.
Анна крепко, как могла, обняла мужа. Владимир двумя руками прижал к себе.
— Анечка, всё, всё закончилось. Не бойся. Мы вместе. Всё хорошо. Я тут, с тобой и Вовкой.
— Честно?
— Ну да, — улыбнулся. — Вот он я. Разве ты меня не ощущаешь?
— Ощущаю. Я каждое утро боюсь открыть глаза. Боюсь, что это всё мне просто приснилось. И тебя нет рядом.
— Я есть. Точнее, есть мы. Мы были, мы есть, мы будем. Давай подумаем, что делаем дальше, пока нет Надюши? Я бы обои переклеил, но стены, похоже, не прогрелись ещё.
— В этом я не разбираюсь. Поговори, может, с дядей Сашей? Обои я выбрала, посмотрим завтра вместе.
— Да, завтра постараюсь. Я согласен на все, лишь бы тебе нравились. Я только качество проверю. Если же клеить, это сутки не проветривать, и запах сырости. Это Надюше категорически противопоказано.
— Ничего, завезём её к Варе или к тёте Шуре, а сами всё сделаем, не волнуйся.
— Она говорит, что лучше к Шуре, ближе к городу. Надюша боится далеко уезжать.
— Поняла. Отвезём к тёте Шуре.
— А мы куда в отпуск? К Варе?
— А с нашей работой отпуск бывает?
— Ну, обещают же. Ой, кстати, новое здание!
— Точно! Поедем смотреть?
— Надо было бы, чтобы понимать, что туда докупить нужно. Но сначала Надюша. И сын.
— Не обсуждается даже. — Анна уткнулась носиком в шею Владимира.
***
Надя открыла глаза, увидела, что Бенкендорф спит на стульчике рядом, так и не вынув свою ладонь из-под её щеки. Улыбнулась. В данный момент муж был таким родным, трогательным и … беззащитным. И таким любимым. В последнее время её накрыла волна любви к собственному мужчине. Нет, она и раньше любила его, но сейчас явно сказываются последствия их паузы в отношениях. Она его очень любит. Всю жизнь. С первой встречи. Всегда были рядом и вместе. И в школе, и в университете. Сашка. Её Сашка. Понял и поддержал её желание поступать в медицинский. Помогал доставать литературу, проверял её готовность к сессии, встречал после занятий. С удовольствием работали вместе. Узнав, что мужа отправляют в «горячую точку» напросилась с ним. Был в шоке, сердился. Уговорила. Военный хирург, как-никак. Взял с нее слово выполнять все его приказы. Согласилась. Лишь бы быть с ним рядом. Вспомнила, как их засы́пало, после очередного обстрела. Как выкапывались. Больше всего испугалась именно за мужа. Если с ним что-то случится… Но выбрались, отмылись, отчистились. Саша долгое время не мог спать в темноте, но ей ничего не сказал. Сама догадалась, случайно. Пыталась помочь, но справился сам. Перевелись на «мирную» работу. Потом декрет. Его глаза, в тот момент, когда узнал. Его глаза в палате, сразу после появления сына. Их обоюдную опустошенность, когда сына не стало. Его глаза, когда попросила взять паузу в отношениях. Собственная боль в тот же момент. Их встреча в кабинете генерала Романова. Работа. Его робость и просьба вернуться. Его глаза. Его глаза, когда согласилась. Его повторное предложение руки и сердца. Его глаза на улице, возле клиники. Улыбнулась. Самый говорящий орган мужа — глаза. Такие родные, любимые и строгие.
— Доброе утро, Солнышко! — Бенкендорф проснулся и смотрел на свою женщину. — Как ты себя чувствуешь?
— Доброе утро, Саша… Хорошо всё, не волнуйся. Сейчас анализы возьмут. Ты встать сможешь? Всю ночь на стуле, Саш?
— Всё хорошо, не волнуйся, — улыбнулся, понимая, что повторил фразу жены. — На анализы надо идти или сюда придут?
— Сюда придут. Надеюсь, не та медсестра, что вчера капельницу ставила.
— Больно? — вскинулся Бенкендорф. — Чего молчишь, Надя?!
— Нет, не беспокойся. Просто не хочу её видеть.
— Надю-юш? — Александр Христофорович улыбнулся, Надя смутилась. Придвинулся ближе и поцеловал. — Не надо. Ты полежишь?
— Да, зубы после анализов.
После постукивания вошла медсестра. Это была молоденькая девушка, которая с лёгким страхом посмотрела на строгого Бенкендорфа, осторожно взяла кровь у Надежды Николаевны, поинтересовалась самочувствием. Вышла.
— Как ты? — присел рядом на корточки.
— Нормально, правда. Иди умывайся. Я полежу пока.
Привезли завтрак, Бенкендорф покормил Надю, помог умыться, осторожно вернул её на кровать, умылся сам. Сел на стул, гладил животик.
— Какие планы на день?
— Не знаю. Сейчас обход, всё выясним.
После обхода позвонили Корфам и оставили им список необходимых вещей.
— Саш, ты как? Как спина? Ты не завтракал и даже чай не пил.
— Всё нормально, правда. Погуляем или полежишь?
— Полежу, что-то я совсем расклеиваюсь.
— Хорошо, только не молчи, пожалуйста.
— Не буду. Обещаю. Сейчас просто дикая слабость. Возможно, из-за анализов. Попили мою кровушку, — усмехнулась.
— Верю, — улыбнулся и осторожно поцеловал её животик. — доброе утро, Мандаринка. Веди себя хорошо. Мы тебя очень любим. И ждём. Но ты расти, набирайся сил. Только не мучай нашу мамочку, пожалуйста. Она у нас самая лучшая. Самая-самая. Ты сам в этом убедишься.
— Сашка, — голос дрогнул. — Прекрати…
— Почему? Ты же общаешься с Мандаринкой? А мне нельзя? Я тоже хочу. — улыбнулся. — Я понял! Ты ревнуешь! — переместился к лицу любимой женщины и поцеловал. — Ты чего плачешь? Плохо? Врача?
Отрицательно покачала головой.
— Нет, просто вспомнила всю нашу историю.
— И? — лоб в лоб, пальчики гладят лицо.
— Я тебе не надоела?
Бенкендорф побледнел, рука замерла.
— На… Надя? Что ты говоришь? Я… — замолчал. — Ты приехала как-то к Романовым на дачу, они тебя на шашлыки вытащили. На тебе тогда платье было такое… бледно-бирюзовое, приталенное. Ты ещё смеялась, что все в спортивных костюмах, а ты как всегда в платье. — ощутил, как любимая вздрогнула. — Я всё то время жил у Романовых на даче. Прятался каждый раз. И каждый раз пробирался на тебя посмотреть. Издалека. Просто посмотреть. Я не подслушивал специально, но слышал частично разговоры. Если бы узнал, что у тебя кто-то есть… — замолк. — Не знаю, не уверен, что был бы счастлив… Разве что, если бы ты была счастлива. Но я бы сдох. Правда. Я же за счёт тебя держусь. Понимаешь? — горько усмехнулся, — Не я — твоя опора, а ты моя… Ты — мой якорь. Моя сила и моя слабость. Я не могу без тебя. Господи, мы столько лет вместе… А как один день. Один счастливый день. С тучками на небосклоне. — замолк.
Надя молчала тоже.
— Сашка? — ласково, перебирала его волосы, — Сашка. Это я без тебя не могу. Какой я якорь? Это меня привязывать надо. Что ты и сделал, в детстве ещё. И привязал так крепко, что мы срослись, вросли друг в дружку. Это я без тебя не могу. Совсем. Это ты моя сила. Я же живу только когда ты рядом.
— Не надо, девочка моя. Я с тобой. И я твой. Ешь, пили, что угодно. Только будь со мной.
— Всегда. Только пилить я тебя не буду. Ты помнишь, что ты — мой дважды муж? — улыбнулась. Слёзы высохли.
— Помню. Я думал и повторную церемонию сделать, — робко-смущенно, — но наша Мандаринка подкорректировала планы. Или папа у вас медленно соображает. Но Мандаринка это чудо, как и её мамочка. Это чудо — самое главное и большое в моей жизни.
— Как и её папа. Не нужно церемоний, пожалуйста. Не в них дело. Ты же знаешь, что я не любитель всех этих дел. Просто будь рядом. Ты — моя жизнь. — шёпотом, — и мое счастье.
Бенкендорф притянул голову жены к себе и поцеловал.
Приехали Корфы, Владимир принес дяде еду.
— Привет, родная, — поцеловал, держал Надю за руку. — как ты? Я был у врача, ждём результаты анализов.
— Хорошо, не переживай. Вы как?
— Нормально, живём. Но без тебя не очень.
— Перестань. Вов, что читаешь? — повернула голову в сторону Володи-маленького.
— Ничего пока. Осваиваю Ваш подарок.
Анна разложила привезенные вещи, зашла медсестра, поставила капельницу, Бенкендорф железным тоном попросил не снимать катетер. Разговаривали, шутили. У полковника завибрировал телефон. Надя с грустью проследила за мужем.
— Так, ребята, у нас какой-то срочняк. Романов бешеный. — Александр Христофорович был расстроен. Ему не хотелось расставаться с Надюшей.
— Я нужна? — спросила Анна.
— Да, — пожал плечами Бенкендорф. — срывает всех. Про выходные и слышать не хочет. Разговаривает матом.
— Ясно, собираемся. — Корф встал на ноги, отпустил руку тёти. — Вов, побудешь тут? С тётей Надей?
— А можно?
— Конечно, родной мой, — улыбнулась женщина. — нам же есть о чём поговорить?
— Только не грузи тётю Надю, — мягко проговорила Анна. — твой перекус, книга и телефон в рюкзачке. Я в перерыве заеду, завезу тебя домой. Или к тете Шуре. Сейчас выясним, что случилось.
***
Сидели в кабинете Бенкендорфа, ждали пока приедет генерал. Полковник успел привести себя в порядок и переодеться. В смс пришёл отчёт по анализам жены с комментариями врача. Выдохнул с облегчением. Отписал Наде, получил ответ, улыбнулся.
Спустя время в кабинет вошёл Николай Павлович, на приветствие по форме махнул рукой. Обычно собранный и одетый в идеально отглаженный китель и брюки с острыми стрелками, сейчас был растрёпанно-расхристанный и бледный до синевы. Рухнул на диван.
— Значит так, я говорю, вы молча слушаете. Все ваши мысли и выражения принимаю только по завершении моего рассказа. Нет времени и сил. Это дело — моя личная просьба… — тихо, — о помощи.
Бенкендорф внимательно смотрел на друга. Таким разбитым и раздавленным он не видел его никогда.
— Убита Ольга Калиновская и её ребенок. — генерал смотрел в пол не мигая, — Да, та самая, — кивнул. — В своей квартире…
Услыхав имя жертвы, Саша и Владимир переглянулись, Корф скрестил руки на груди и внимательно слушал. Взгляд стал жестокий. Анна замерла.
— Дело в том, что… — было видно, что Николаю Павловичу было тяжело говорить. Репнина быстро принесла ему чай, кивком головы извинившись перед полковником, но тот не среагировал. — Ольга … Ребенок Ольги от меня… Был … В квартире очень много моих отпечатков… Ее убили сегодня ночью. Утром мой водитель привез ей продукты… Обнаружил тела. — глоток чая, — Дочке было два годика. Мы расстались до рождения ребенка, но я помогал материально, приезжал к дочке. Для меня это была ничего не значащая интрижка. Если наверху узнают, не сносить мне головы. Ребят, найдите, пожалуйста, кто их. Я вас очень прошу…
У Владимира и Анны перед глазами стояла одна и та же картина: полностью одетый Корф в кровати с Ольгой, открывает глаза, а в это же время в комнату заходит Аня и видит сонного и ничего не соображающего жениха рядом с полячкой. В секунду вылетела из квартиры. Поставила точку в их отношениях. О ЗАГСе речи не было. Забрала заявление. За три дня до росписи. Благо, свадебное платье не покупали. А дальше двенадцать лет ада и лжи сыну.
У Анны из глаз полились слёзы, вытерла их рукой. Владимир прижал к себе:
— Тише, любимая, тише. Я рядом. Всё закончилось. Надо поработать, хорошо?
Тихо кивнула. Выровнялись на стуле.
Корф поставил локти на стол, переплел пальцы и уткнулся в них лбом, Бенкендорф молча переваривал услышанное, перед глазами, почему-то, стояло лицо Нади. Братья Романовы сидели с ровными спинами, в то время, как Писареву, Седому, Андрею и Наташе хотелось провалиться сквозь землю, перед этим помыться.
Тишина придавила и давила всё сильнее.
— Я был в той квартире накануне днём, — отрешённо продолжил генерал, — приехал к ребенку. Пробыл приблизительно часа два … да, от обеда отказался, но покормил дочку, Ольга уложила ее спать. И я ушел. Это было где-то два-полтретьего. Потом вернулся домой. По дороге заехал в магазин. Даже чек есть. Дома был около четырех. И не выходил из дому аж до утра. Ребят, времени нет. Пожалуйста.
— Подожди, — истерично усмехнулся старший сын, — то есть, ты изменял маме?! Нашей маме?! С какой-то шалавой?! Которая сломала три жизни?! Вовкину, Анину, Вовки-мелкого?! Ты сам запретил мне с ней встречаться…. И изменял. С блядью. Маме. Маме?!.. Как ты мог?!
— Саш, не надо, — тихо проговорил Константин. — Не надо … Я не буду… Я не буду заниматься этим делом. Можешь меня уволить…. Я не буду…
— Хватит! Развели сопли-нюни! — рявкнул Николай Павлович.
— Сопли-нюни?! — заорал Саша. — А ты что сейчас делаешь?! Усрался за свои погоны?! «Времени нет» — передразнил парень. — Зато у меня его дохера! Ни я, ни Костя теперь не сможем работать в системе! Как я матери в глаза посмотрю?! Я жениться собрался… Ты и мою жену потом, тоже да?! Запомни, если я только подумаю, что ты на Наташку только посмотрел, я тебя уничтожу, понял?! Хорошо услышал?!
— Сань, успокойся! — тихо произнес полковник. — Наташ, забери его и попейте чаю, там какое-то печенье было.
Романов и Репнина вышли.
— Другими словами, товарищ генерал, я уточняю, насколько я Вас правильно понимаю, мы должны взяться за убийство Вашей любовницы и доказать, что не Вы её убили. Не запятнать Ваш мундир и спасти Ваши погоны. Так?
— Да. Только давай хоть ты без нравоучений. И без этого тошно.
— Хорошо, — невозмутимо кивнул Бенкендорф. — Без нравоучений. У меня несколько вопросов. Первый: по правилам, мы должны допросить Александру Федоровну. Как ты себе это представляешь? Второй вопрос: кому из нас выпадает сия честь? Твой сын? Корф? Я?
— Так и представляю. Это работа. — сухо ответил генерал. — Вы — офицеры в первую очередь. А не слюнтяи!
— Ты изменяешь жене. Годами. Кто-то убил твою любовницу. Ты — подозреваемый. Мы должны доказать обратное. И сообщить об этом твоей жене. А ты весь в белом. Лихо, однако. Почему именно мы?
— Вы лучшие.
— По ковырянию в чужом дерьме? — осведомился Корф. — Благодарствую. Я отказываюсь. Можете меня уволить.
— Отставить, майор. — спокойно произнес полковник. — Мы возьмёмся за это только ради Шуры. Из уважения к ней. Постараемся вывести из-под удара. Но разбираться с ней ты будешь сам. Защищать я тебя не буду.
— Как благородно! — едко прокомментировал Романов. — Ну, да, Сашенька у нас известный благородный рыцарь. С со своей жены пылиночки сдуваем, трусимся?! Прям никогда ничего, да?
— Да, — спокойно ответил Бенкендорф. — Я не люблю красивых слов. Но я действительно люблю свою жену. И уважаю ее. И свой выбор. — На этих словах Корф внимательно прислушался к дяде, — Поэтому никогда в жизни не оскорблю ее изменой. И за весь период паузы ни-ни. Не хвастаюсь и не горжусь. Констатирую факт. Ладно, не обо мне речь. — Встал и подошёл к окну. Думал, что делать.
Вернулись Саша и Наташа.
— Так, эмоции побоку. — заговорил задумчиво Александр Христофорович. — Наташа — все видеозаписи, камеры наблюдения, всё, что возможно.
— Есть!
— Андрей Викторович и Писарев, едете на квартиру погибшей. Экспертизы, соседи, только осторожно. Костя и Саша — отстранены. Корф и Седой — всё, что можно про погибшую. И допрос водителя, который продукты возил. Анна, со мной к Александре Федоровне.
Повернулся лицом к сидящим за столом, оперся руками о спинку стула.
— Товарищ генерал, а Вы — на работу. Сейчас же, я и Репнина к Вам на квартиру, осмотрим её. Ань, созвонимся. Можешь пока сына забрать. Не понятно, что у нас со временем.
— Хорошо, спасибо.
— Ань, Вова сможет сам дома посидеть? Я к Шуре не рискну.
— Конечно, не вопрос. Он привычный.
— Побудь пока с ним, мы с Наташей расклепаемся, я наберу тебя.
— Спасибо, я поехала?
— Да. Всё, все разъехались. Наташ, бери свой чемоданчик и поехали. Я только позвоню. Да, просьба ко всем, Надежде Николаевне ни слова. Можно суть, но без имён.
Владимир и Седой молча ехали в машине. Решили начать с места работы.
— Аза, можно вопрос? — тихо проговорил Сергей.
— Да.
— Вы же с Аней на двенадцать лет расстались…
— И? У меня никого не было. Действительно. Именно поэтому пошёл в спецназ, занимался в зале до звёздочек в глазах. Ребенок у меня только один, от Анюты. И всё последующие будут только от нее. Я за кофе. — припарковался, принес еду и стаканчики с обжигающией жидкостью, — Знаешь, я согласен каждым словом полковника. Я слишком люблю ее и уважаю. И это мой выбор. — глоток кофе. — Я одного не могу понять. Чисто в теории…. Ну, сходил я налево от жены, а потом прихожу домой к жене и…. И как дальше? Я этими же руками к ней прикасаюсь, целую ее этими же губами… Я оскверняю собственную женщину… Нет, я не понимаю… Не укладывается у меня в голове…
— У меня тоже. Ещё и Александра Федоровна… Она же умная, красивая, добрая, интеллигентная, с чувством юмора… Они же с генералом хорошо вместе смотрелись… А ребята как?
— Не знаю, — Владимир допил кофе, выкинул мусор и завел машину, — не знаю. Да, они взрослые, да, всё понимают…. Не знаю. Ладно, поехали.
На работе Калиновской получили кучу ненужных сведений, благо всё записывалось и в кабинете спокойно можно было прослушать заново и отсеять зёрна от плевел, выслушали сплетни, отсмотрели фотографии с корпоративов, забрали копии себе. Родственников не нашли. Пообщались с водителем. Вернулись в офис.
Зашли в комнату отдыха, Владимир написал сообщение Наде, но тётя не ответила. Позвонил сыну:
— Володь, привет, чем занимаешься?
— Привет! Пообедал, помыл посуду, сейчас пойду собирать паззлы.
— Понял. Умничка. Вов, а когда вы с мамочкой уходили тётя Надя….
— Поела и заснула. Мы с мамой и тётей Надей погуляли, ей поставили капельницу, потом сняли и она заснула. Не отвечает?
— Да. А, понял, значит спит. Хорошо. Спасибо. Вов, ты сам до вечера побудешь?
— Да, конечно, пап. А вы не раньше вечера, да?
— К сожалению, сынок. Сам не рад, правда. Обещают пять выходных и тут на тебе. Но я тебе обещаю, закончим дело и мы с мамой полностью твои. Да, ты обои выбрал?
— Да, давно. Но ту мебель я не отдам. — усмехнулся Володя-маленький.
— Хорошо, сынок, хорошо. Вова?
— Да, пап?
Тихо:
— Я очень люблю тебя, сын.
— И я тебя. Пап, у тебя всё нормально?
— Да. А вот и мама. Сейчас буду её кормить.
— Приятного аппетита, маме привет.
— Спасибо.
Бенкендорф и Анна, вошедшие в комнату отдыха, были бледные, девушка расстроенная и со следами слёз. Быстро нырнула в объятья мужа. Корф прижал ее одной рукой к себе, второй гладил:
— От Вовы привет. Поел, собирает паззлы. И нам надо поесть. Пойдем в твой кабинет?
Анна молча кивнула, не разнимая рук.
— Как там, шеф? — спросил в полголоса Седой.
В ответ полковник молча и расстроенно махнул рукой.
— Володь, ты с Надюшей разговаривал? Не могу дозвониться.
— Нет, не ответила на смс. Вовка сказал, что она заснула, когда они уходили с Анечкой.- поцеловал макушку жены.
— Понял, спасибо.
— А деньги у неё есть?
— На счету, в смысле? Да, я утром пополнил. Ладно, может спит. Пусть, это полезно. На месте только вы?
— Похоже, — отозвался Седой. — А Наташка где?
— Я её к Сашке отправил, пусть поддержит жениха.
— Он к маме не поехал? — спросил Владимир.
— Нет. Я с ним и с Костей поговорил. Им нужно время. — замолчал. — Знаете, мужики, что меня убило? Шура обо всем этом знала. И терпела. Потому что любит его. Я этого не понимаю. Ладно, ждём Писаря и результаты Рудесского. Поешьте пока.
— Анечка, — прошептал Владимир на ушко — идём к тебе, в твой кабинет? Успокоимся?
Анна встала с колен парня, приготовили вдвоем обед и закрылись в кабинете психолога.
Корф опять сгрёб жену в свои руки.
— Анюта, не молчи, пожалуйста. Мы же договаривались.
— Володь, — прижалась крепко к мужу. — у меня к тебе просьба будет.
— Слушаю.
— Если ты однажды влюбишься, то уходи сразу. Не надо вот этого всего, пожалуйста. Так честнее будет. Я всё выдержу, правда. Только не вот так. Я даже слова не скажу. Ведь в жизни всё бывает. Только не так. Пожалуйста.
— Аня??? Анечка??? — взял ее лицо в свои руки, внимательно смотрел в любимые глаза. — Анечка? Никогда такого не будет. Я люблю только тебя. И дети у нас ещё будут, обязательно. Наши дети. Всё. Я никогда в жизни не сделаю так. Не сделаю тебе больно. Я клянусь тебе. Ты же знаешь, что для меня значишь ты и что значит мое слово. Я — только твой. И у меня никого кроме тебя не было, нет и не будет. Надюша это мама, это само собой. Но для меня существует только одна женщина. Ты.
Анна потянулась к губам мужа.
— Давай поедим, а то я за себя не ручаюсь, — прошептал Владимир, с трудом оторвавшись от самых родных губ. — Скоро совещание.
Приступили к трапезе. Аня сидела рядом с мужем.
— Анют, я Вовке звонил, он нормально. Скучает, конечно.
— Спасибо, родной. У меня нет сил сейчас с ним разговаривать. Я понимаю, что надо, но…
— Всё, Анюта, всё. Постарайся абстрагироваться. Это просто дело. Без личных привязок. Всё. Да, наводит на мысли и размышления. Но не надо. У нас есть труп и надо найти убийцу. Всё.
Зазвонил телефон, полковник собирал команду.
— Что у нас? — Бенкендорф был напряжён. Видел, что его ребята раздавлены. Ещё бы, он сам не знает, что делать.
— Разрешите? — начал эксперт. Начальник молча кивнул. — Действительно очень много отпечатков пальцев Романова, но на теле и в теле его … следов нет. Но! На ручка двери протёрта. Практически до блеска. — замолчал, сделал глубокий вдох, — малышу шею… — В общем, отпечатков для идентификации нет. Только след от обуви. Но стандартный, 41, протектор тоже непримечательный, пока ищу.
Раздался треск ручки. Анна, до которой дошел смысл сказанного, сломала канцтовар. Владимир осторожно вынул её из рук жены и проверил на наличие травм. Крепко сжал ее руки в своих.
Репнина сидела с абсолютно ровной спиной. Заговорила тихо:
— По камерам есть небольшая зацепка, вроде бы. Но пока работает программа распознавания лиц. Жду результатов. Это время.
— Понял, не тороплю. — кивнул Бенкендорф. — Сашка как? Он где?
— У меня. Был, когда я уходила. Паршиво.
— Костя где?
— У себя. — отозвался Писарев. — Подозреваю, что пьет.
— Зря. Но я его понимаю. Ладно, дальше что. Корф?
— Охранник подтвердил слова генерала. Проверили его телефон. У него геолокация включена. Всё совпадает. На работе есть интересные моменты. Сотрудники, все как один, говорят, что последние полгода плюс-минус она была очень веселой и при этом рассеянной, а потом резко портилось настроение. Так что, Андрей, Наташа, сделайте токсикологию. У нее появились деньги, немаленькие. Это сразу же заметили девушки. Появились брендовые вещи и прочее. Она и до этого была не замухрышкой, а в последнее время вообще «вах»… Я предполагаю наркотики. Но это предположение.
— Согласен, — кивнул Седой. — Соседи видели парня среднего роста, брюнета, приходил регулярно.
— Понял. Тогда ждём экспертизы. Так, я на часик отъезду. Корф за старшего.
Все вышли, эксперты отправились к себе, Анна и Владимир запаслись едой и скрылись в кабинете девушки, оперативники обсуждали ситуацию в комнате отдыха.
Александр Христофорович спускался вниз, когда зазвонил телефон и на дисплее высветился номер жены:
— Наденька? Как ты? — взволнованно спросил полковник, нажимая брелок машины. — Понял, хорошо, я сейчас подскочу на часик к тебе. Что привезти? Понял, еду. Там Вовка тебя искал.
Тихонько вошёл в палату, поставил на подоконник банку с водой и тюльпанами. Помыл руки, присел на корточки перед Надей.
— Сашка, — счастливо улыбнулась женщина. — Сашка, — провела ладонью по щеке. — Я соскучилась. Мы соскучились.
— Привет, родные. Я тоже. Очень-очень. Как вы? Тебе можно лежать на боку?
— Мы хорошо, голова не кружится, капельницы на сегодня закончились. Пообедали, поспали. Немного погуляли. Хотим ещё. У тебя есть время?
— Конечно, Наденька. — поцеловал жену.
— Саш? Что случилось?
— Всё нормально. Я просто очень соскучился. Попробуем сесть? Или полежишь?
— Сесть. Что у вас за срочняк?
Медленно гуляли по дорожкам возле больницы.
— Да как всегда. Море крови, минимум времени. Не бери в голову. Тебе нужны только позитивные эмоции. Посидим? — одной рукой Бенкендорф приобнял жена за спину, за другую она крепко держалась.
— Нет, нормально всё. Давай походим, а то уже бока болят лежать.
— Только на боку? Почему?
— Можно и на спине, но недолго, иначе я вся отеку, особенно ноги. Но ночью это же неконтролируемо. Да и малышу так лучше.
— Понял, не понял. Ладно. Я не знаю, получится ли вечером приехать, я тогда утром постараюсь. Что привезти? Сок ещё есть.
— Не надо ехать ко мне вечером, отдохни, поспи нормально. На кровати. Заклинит спину, не дай бог. Заедешь, как сможешь.
— Я без вас не могу. Вы мне постоянно нужны. — усадил всё-таки Надюшу на скамейку, привлек осторожно к себе. Пальцами ласково гладил волосы, потом лицо. Сидели молча.
— Саш? Ты мне ничего не хочешь сказать?
— Пока нечего. — смотрел в самые родные глаза. Потерял счёт времени. — Правда. Раскрутим, расскажу. Хоть тебе и нельзя. Тебе только положительные новости нужны.
— Я знаю. Ребята привезли мой планшет. Там наши фотографии. Разные…. — улыбнулась. — Саш? Я же чувствую. Это касается нас? Нашей семьи?
— Нет, слава богу, нет. Убили любовницу одного высокопоставленного чина. Разгребаем. Просто очень мерзко. Хронически в душ хочется.
— Особенно для тебя. Патологически честного человека, который не умеет врать, — положила голову на плечо Александру.
— Надюш? Правда, что женщина чувствует, когда ей изменяют?
— Не знаю. Но многие говорят, что да. Ты же мне не изменяешь. Поэтому я и не знаю. Но думаю, что да. Это же заметно. И внешний вид, и задержки, ложь.
— Я просто понять пытаюсь. И не могу. Жена при … допросе спокойно говорит, что знает об изменах мужа. Понимаешь, она знает об изменах! Не одной, а многих. И не уходит от него, потому что любит… Я этого не понимаю… Он же об женщину ноги вытирает, а она и стелется… Это же унижение, неуважение… Ладно, это моральный аспект дела. Нам нужен юридический. Ай, всё, забыли. Отдых. Походим или посидим?
— Давай немного походим.
— Ты Вовке звонила-писала? Он волнуется.
— Да, пока ты ехал.
У полковника вновь зазвонил телефон:
— Хорошо, что не успели отойти далеко от лавочки. — усадил жену обратно, протянул сок и отошёл, — Да, Наташ? Понял. Ты Корфу передала? Хорошо. А это твое? Тогда езжай домой. У тебя есть чем заняться. Ты мне пиши, будем ориентироваться по ситуации. Если надо, то и ночью тоже. Да, у неё. Хорошо, спасибо, передам, и тебе привет. До связи. — тяжело вздохнул и вернулся к жене.
— Пора? — грустно.
— Нет, родная. Наоборот, появилось больше времени. Сидим?
— Нет, ходим, идём.
— Тебе от Наташки привет.
— Спасибо, ей тоже. Саш, а …
***
Репнина подошла к подъезду, посмотрела на тёмные окна и вошла в дом. В квартире было темно. Разделась, зашла на кухню, включила свет. Посуда была вымыта, мусор вынесен. Поставила воду для пельменей, зашла в комнату, на диване сидел Сашка. Смотрел в одну точку. Села рядом, погладила, поцеловала, не среагировал. Сходила в душ, бросила пельмени в воду, засунула в морозилку бутылку водки. Грустно усмехнулась, Надежда Николаевна в больнице, некому будет ставить «витамин трезвости». Значит, возьмут за свой счёт. У них выходные, вообще-то. Андрей Викторович поработает один, он им и так с Надюшей должен. Пришло время отдать долг. Пельмени закипели. Слила воду, выложила все в одну тарелку, перемешала со сметаной, положила две вилки. Вернулась в комнату, поставила тарелку на прикроватный столик. Нашла маленькие рюмочки, достала из морозилки бутылку. Водка не замерзла, но была и не теплой. Сойдёт, для сброса напряжения самое оно. Так, ещё конфеты, но это скорее для неё. Водка для Сашки, для неё сладкое, разделение. Занесла всё в комнату, включила бра.
— Саш, давай поедим. Я и выпивку взяла. Не знаю, конечно, что это, я в этом не разбираюсь.
Парень не отреагировал. Взяла за плечи и встряхнула, позвала громче:
— Саша! Очнись! Ужин!
Вздрогнул, посмотрел мутным взглядом. Оглянулся, вновь посмотрел на Репнину, кивнул, встал. Услышала звук воды в ванной. Вернулся, сел, закинул несколько пельмешек в рот. Наташа разлила алкоголь по рюмкам, чокнулись. Молча выпили. Тут же налил вторую и залпом выпил.
— Только закусывай, пожалуйста.
Молча повиновался.
— Саш, не молчи.
— Нат, свадьбы не будет. Прости, если сможешь.
Молчала, съела несколько пельменей.
— Почему? — тихо и спокойно.
В ответ тишина.
— Ты можешь мне ответить?! Почему?! Что я сделала не так? Что ты решил уйти?!
— Ты ничего не понимаешь?! Ты понимаешь, что я уже не тот Романов? Меня нет. Меня и брата растоптали. Собственный папочка! От меня толку ноль! Фамилия «Романов» теперь синоним слова «прокаженный». Ты это понимаешь?! Я хотел помочь тебе, помочь забыть об истории с братом, а тяну в ещё большее дерьмо! Ты этого не заслуживаешь! Ты как никто заслуживаешь быть счастливой! — налил ещё водки в рюмку, но девушка не дала выпить.
— Ты всё сказал?! А ты не думал, что я люблю тебя?! Что мне наплевать на возможности твоего отца? Я не за него замуж иду! За тебя! У нас есть где жить, пусть маленькая, но наша квартира! Я хочу, чтобы ты был отцом моих детей! Я хочу готовить тебе обеды и ужины! Я хочу просыпаться и засыпать с тобой! Я хочу встретить с тобой старость в кресле у камина, или телевизора, неважно! — замолчала, теперь она напоминала воздушный шарик из которого выпустили воздух и он резко сдулся. — Ты хотел помочь забыть, а я — прожить с тобой всю жизнь. Вот и выяснили всё. Ладно, я вызову тебе такси, тебе за руль нельзя.
Вышла на кухню. Романов допил содержимое рюмки и доел пельмени. Зашёл в ванную. Засунул голову под ледяную воду. Постоял так минут пять. Пришел в себя. Вытерся, почистил зубы и тщательно прополоскал рот. Сел на край ванны. Ещё раз всё обдумал. Услышал голос Наташи:
— Ты тут? Машина будет через десять минут.
Молча кивнул в сторону закрытой двери. Вышел из ванной комнаты. Нашел любимую в кухне, ощутил запах валерьянки. Стало ещё больнее.
— Нат, ты пойми, …
— Я всё поняла, не парься. Всё хорошо, забей. — стояла спиной к Саше и лицом к окну, — Ресторан я отменю завтра, да и ЗАГС тоже. Ты вещи собрал? И ключи не забудь оставить. Это единственный запасной вариант.
— Я влюбился в тебя с первого взгляда. Сам не думал, что так бывает. Потом понял, что всё серьёзно. Я ведь далеко не монах. Но только с тобой захотелось жениться и прожить всю жизнь вместе. Я просто не хочу для тебя неприятностей. Мужик должен не создавать проблемы, а решать их. — сел на табуретку, упёрся локтями в колени, переплел пальцы, — Если честно, я просто боюсь за тебя. Брак со мной поставит крест на твоей карьере, на твоём продвижении. В тебя будут тыкать пальцем и шептаться за спиной в управлении. Я не хочу для тебя такого. Я действительно очень сильно люблю тебя. Я тоже хочу детей, чтобы девочка была похожа на тебя, а мальчик на меня. Чтобы у нас была собака, а по выходным мы ездили на природу на шашлыки или в парк на качели. Я присмотрел нам квартирку. Небольшую, но двухкомнатную, даже документы в банк приготовил. Хотел с тобой сегодня обсудить. Нат, …
— Так в чём же дело? — перебила Репнина. — Если наши желания и возможности совпадают, то почему ты уходишь? — развернулась к Саше лицом. — Я выхожу замуж за тебя, а не твоего отца. Мы его будем видеть так часто, как захотим, можем не видеть вообще. Только маму. Мне плевать на карьеру и плевки за спиной. Я хочу карьеру твоей жены и матери твоих детей! Бенкендорф ни тебя, ни меня не уволит. Ребята с нами. Что ещё нужно?! Ты боишься, что твой папочка и ко мне руки протянет? Пусть попробует. Это будет последнее, что он сделает в своей жизни!
Романов подошёл к любимой вплотную и внимательно изучал ее глаза. Видел в них решительность, обиду и любовь.
— Нат, я очень люблю тебя. И не хочу делать тебе больно.
— Тогда не уходи.
— Ты уверена? Обратной дороги не будет. Я не выпущу тебя из своих рук.
— Вырываюсь не я, кажется.
— У тебя есть время подумать.
У девушки зазвонил телефон, таксист просил подтверждение заказа, но Репнина не подтвердила. Отложила телефон. Глаза в глаза.
— Уже нет. Я подумала и решила.
Саша обнял ее и поцеловал.
— Не пожалеешь?
— Никогда. А ты?
— Ни за что. Наташка, прости меня…
— Простила. Но давай в случае чего, мы сначала обсудим, а потом решим, разбегаться или нет.
— Согласен.
Поцелуй.
На следующий день проснулись оба поздно. Всю ночь так и проспали в обнимку. Репнина уместилась удобнее на плече жениха. Сашка не выпускал ее из рук.
— Нат, ты прости меня за вчерашнее. За истерику эту. Сам не знаю, что на меня нашло. Вроде не припадошный.
Репнина приподнялась и прижала его голову к себе.
— Я с тобой. И мы вместе всё сможем. Мы же вместе?
— Вместе. Всегда. Такого больше никогда не повторится. Я обещаю.
— Иногда и сильным нужно побыть слабым. Всё хорошо.
— Тогда завтрак и на работу? — улыбнулся Романов.
— Да, сейчас сварганю.
— Полежи пока, я сам. Привезу тебя и поговорю с полковником.
***
Утро началось с летучки. И обсуждения информации.
— Получается, Калиновская влезла в наркоту. — констатировал Александр Христофорович. — Сомневаюсь, что генерал её плохо содержал. Ладно. Мы накрыли наркобизнес.
— И нам нужен Наркоконтроль. — невозмутимо проговорил Саша Романов. — Это их дело.
— Да что же ты его так любишь? — насмешливо спросил Владимир.
— Так, юный Павлик Морозов, ты прав. Это наша возможность относительно красиво выйти из этого… из этой ситуации. — заметил Бенкендорф.
— Разрешите, товарищ полковник? — на пороге стоял Костя.
— Естественно, заходи. Так, давайте подобьём информацию и решим, что с ней делать. Получается, у генерала была интрижка с Калиновской. Разбежались. Она родила от него дочь. Он сам узнал или она сообщила, неважно. Важен факт. Он содержал и её, и дочь.
— Скорее всего, она сказала. Та ещё ш… штучка была, прости, Господи. — хмыкнул Владимир, держа жену под столом за руку.
— Так, ребят, идёмте в комнату отдыха. Надо кофе выпить, я так не соображаю. — попросил Бенкендорф.
В комнате отдыха зарядили кофемашину, девушки быстро приготовили бутерброды, Репнина принесла на пробу очередной пирог. Расселись. Корф рядом с женой, Наташа рядом с Сашей и Костей. Полковник оставил пиджак в кабинете, остался в рубашке, закатал рукава. И теперь абсолютно не был похож на мужчину, который прошёл огонь и медные трубы, который хорошо знает, что такое боль и потери, а похож на старшего друга и товарища. Если бы не шрам по длине всей руки. Зашитый обожаемой женой. Аккуратный.
— Слыш, Длинноножка, — усмехнулся Александр Христофорович племяннику, — сократись немного, а то можно и упасть.
Ребята улыбнулись. Анна удивлённо посмотрела на обоих. «Длинноножкой» Бенкендорф называл Владимира в детстве, потом их отношения абсолютно испортились. Что она пропустила?
— Так, вернулись к нашим баранам, — вздохнул начальник, пожевав бутерброд. — Итак, ребенка и его мать наш бравый генерал содержал, но без интима. Допустим, поверили. Денег давал каждый месяц и немало. Токсикология показала наркотики. Единственное, что хочу знать — Калиновская сидела сама или ещё и драгдиллером была?
— У меня вопрос: почему её зарезали, когда могли устроить передоз? Было бы логично. — заметил Седой.
— Скорее всего из-за ребенка. Он начал бы плакать, на звук пришли бы соседи. Я думаю так. — ответил Бенкендорф.
— Думаешь, что им время нужно было? А водитель, который приехал с продуктами, смешал карты? — протянул задумчиво Корф. — Хм-м-м.
— По крайней мере, я предполагаю, почему их убили, а не передозили. Ладно, что с этим таинственным незнакомцем?
— Михаил Срубов, кличка «Сруб». Мелкая шестёрка, бегает куда пошлют с мелкими поручениями. — отчитался Владимир. — Мы за ним присмотрели вчера. Вот он встречался с Ёлочкой, это…
— Ого, жив ещё? — удивился полковник.
— Знакомы?
— Мой «крестник». — дядя сделал глоток кофе. — Так, да? Чёрт, мы не знаем, она распространяла или только сидела, или и то, и то?
— Я попробую сам в ней поковыряться, — подал голос Андрей Викторович, — может что и пойму.
— Хорошо, тогда так, Андрей Викторович, Вы в морг, Наташа на всякий в лаборатории, мало ли что, Саша с Костей у тебя на подхвате. Опера — слежка за Срубом и Ёлочкой. Если что — берите. Как только станет понятно, распространение или она была только наркоманкой, сразу же звоните мне. Сразу же! Я тогда поговорю с человечком из Наркоконтроля. Есть у меня должник. Попробуем сбросить с себя. И так, постоянно помыться хочется. Ань, если у тебя пока ничего — езжай домой, там сын один. Я отъеду, но я на связи!
Позвонил генерал Романов, но полковник сбросил.
— Вопросы?
— Один. — кивнул Корф. — Мы хотим сегодня и избавиться?
— Ну да. Или тебе понравилось?
— Ой, нет, спасибо.
— Тогда работайте. Я максимум через два часа буду. Отвечаем только на мои звонки, из начальства.
***
За 10 часов до совещания.
Владимир понял, что заснуть не получается, мысли не давали. Анна спала рядом, реснички были ещё влажные. Когда уложили сына и остались вдвоем, Анна расплакалась, в очередной раз вспомнила их расставание. Успокоил, объяснил, попытались понять, как теперь реагировать на генерала, что их ждёт. За размышлениями жена и уснула. А он не мог. Мысли и голод дали о себе знать и не отпускали. Осторожно выбрался, поцеловал любимую и отправился на кухню. По дороге зашёл к сыну, укрыл его, поцеловал, посмотрел на спящего ребенка и вышел. На кухне достал кастрюли, нагрел остатки, достал продукты из морозилки, чтобы с утра приготовить и оставить сыну. Заварил успокоительный чай, благо Надюша фанат чая и в кухне есть несколько баночек с разной заваркой.
— Ты чего не спишь? — раздался тихий голос дяди.
— Жрать хочу. Компанию составишь?
— Давай. Только про завтра подумай.
— Уже, вон, размораживается. Как Надюша? Обиделась? Просто сил не хватило, да и лицо бы не удержал.
— Нормально, сдала анализы, всё нормально, но пока там, чтобы помнила, что себя беречь надо. Нет, не обиделась, она же всё понимает. Скучает, конечно. Вовка хоть развлекал, а потом и он уехал домой.
— Главное, чтобы не уставала.
— Нет, вроде бы. — Александр Христофорович улыбнулся своим мыслям и продолжил жевать.
— Дядь Саш, … — неуверенно начал Корф.
— Умгу? Чего? Спрашивай.
— Ты в кабинете сегодня генералу…
— Сказал то, что думаю. И правду. — посмотрел в глаза парню, сложил руки на столе, уткнулся грудью в стол. — Я знаю, что ты мне не веришь, но это так. Я действительно очень люблю Надюшу. — замолчал. — Я не люблю говорить об этом. И не люблю раскрывать душу. Но сегодня вечер откровений, похоже. И тебе скажу. Один раз. Я влюбился в неё с первого взгляда. Я знаю, что я не тот, кто ей нужен, кто оценит её, я ей о своих чувствах даже сказать нормально не могу. Я только втягивал её во что-то. То в горячую точку, то ещё во что. Она всегда рядом. Я тогда пытался отговорить. Куда там! С тех пор и не пробую. Просто стараюсь оберегать, но и это не всегда получается. Те полтора года, что мы не жили вместе… Я их не помню. Приезжал к её дому, смотрел на окна, иногда провожал с работы или на работу, но Наденька об этом не знает. Жил всё время на романовской даче. Иногда пробирался послушать её голос или посмотреть на неё. — замолчал. — Как бы ни сентиментально это звучало, но она — мое всё. Я за неё любому глотку порву. И я сделаю всё невозможное, только чтобы моя женщина была счастлива и улыбалась. — продолжил трапезу.
Корф молчал. Слишком многое за сегодня передумал и переосмыслил. И понял.
— Дядь Саш, прости меня… Пожалуйста.
Мужчина вопросительно посмотрел на него.
— Я вёл себя по отношению к тебе как дерьмо последнее. А ведь ты, на самом деле, мне очень дорог. И близок. Я просто не хотел делить Надюшу с тобой. А она очень любит нас обоих. Эгоист-собственник.
— Перестань. Всё нормально. Я тебя прекрасно понимаю. — замолчал, пошёл мыть посуду. Цокнул языком. — Помнишь, Надюша сказала, что ты для нас старшенький?
Парень кивнул и разлил по чашкам чай, достал вазочку с конфетами из сухофруктов.
— Это так и есть. Мы ведь с детства с Надюшей на тебе тренировались. Сначала как на живой игрушке, потом осознанно. Когда тогда… Я тогда на тебя впервые как на собственного сына посмотрел. Для Наденьки ты им всегда был. Она о тебе до сих пор может часами говорить и слушать. Может хоть Мандаринка отвлечет, — усмехнулся. — И то вряд ли. Её ты обожал всегда, а меня не воспринимал. Я это понял. Но это не значит, что я тебя не люблю. Просто не умею это показывать. И не люблю говорить. Но я всегда за тебя волнуюсь.
— Я тоже тебя очень люблю. Мир? — протянул руку.
— Мы не ссорились, — пожал руку племянника, прижал на секунду к себе, похлопал по плечу.
Пили чай.
— Узнаю Надюшу. Все чаи с фруктами или травами, — усмехнулся Александр Христофорович.
— Дядь Саш, а как теперь с генералом? Как он вообще мог изменять тёте Шуре? А потом возвращался домой? И с ней? Как???
— Лично я с генералом только по работе. Я не знаю, может я плохой друг, но я такое не понимаю. А как … не знаю, честно. Сам пытаюсь понять и не могу. Я не святой, я не идеальный. Но для меня измена любимой женщине — невозможна. Именно потому, что я её люблю и уважаю.
— Вот и я о том же. Мы с Седым сегодня тоже об этом говорили. Вот изменил жене, пришел после этого домой, и этими же руками-губами и не только ими к жене прикасаться. Я же б/у получаюсь, вторичкой. Зачем я с ней так?! Она же не виновата в моем кобелизме… А как ей в глаза смотреть?! Не понимаю. Не понимаю.
— Я тоже. Меня убило наповал другое: Шурка об этом знала, её это не удивило. Она с ним разговаривала, спала. Знаешь, я не выдержал и спросил. А она в ответ: «Но он же всегда ко мне возвращается». Понимаешь???? Поблядовал и вернулся к жене….
— А она его с распростёртыми объятьями… Блин, я это не понимаю. У меня в башке не укладывается. Ладно, мужик тебя не уважает и изменяет, но у тебя же должно быть хоть какое-то уважение к себе??! Как это?! Ради чего?!
— Не знаю, Вов, честно. Я сам пытаюсь понять и не могу. Ладно, это их жизнь. У нас работа. Единственное, что я знаю, нам надо как-то быстро и аккуратно перекинуть это дело. Это дерьмо редкое. Чем дольше будет оно у нас, тем грязнее мы будем. Мы все какие-то пришибленные.
— Да уж, прибило качественно, согласен, заставило подумать и задуматься. Аня плакала почти весь день, всё вспоминала нашу ситуацию. Винила себя. Я думал ее уже попустило, так на тебе.
— Ну, ты лучше знаешь, как свою жену успокоить. — усмехнулся дядя.
— Да тут самому бы себя успокоить. Ты Надюше говорил?
— Нет пока, но надо. Если Шурка к ней зайдет проведать. Да и шила в мешке. Лучше пусть от нас. Завтра попробую.
— Хорошо. Да, может, пока Надюша в больнице, мы сделаем ремонт в комнате Русика и в нашей? И малой бы туда заехал? Они с Анютой обои выбрали. Там же из вонючего только обои.
— Я уже тоже об этом думал. Но я думал после больнички Надюшу к Шуре, от нее в город ближе. А теперь не знаю. Варвара дальше. И Надя сказала нет.
— Понял, посмотрим по ситуации. Сейчас самое важное — её здоровье и здоровье малыша.
— Да. Пошли спать. Спасибо за компанию. Завтра работать. Тьфу, помыться хочется от одной мысли.
— Да уж… Дерьмо редкое. Ладно, спокойной ночи.
— Спокойной.
***
Наташа и братья Романовы остались одни в офисе. Репнина одним глазом посматривала в монитор. Всё внимание было приковано к любимому и его брату.
— Кость, ты где ночевал? — спросил старший брат, притянул на свои колени девушку.
— У себя. Домой не смог. Самое смешное, что даже напиться не получилось. Не пошло. Казалось бы, ну убили чью-то любовницу, ну не поделили мужики бабу… Извини, Наташа… В принципе, банальное дело. Но когда это касается твоей семьи… Мерзко и противно.
— Ты с мамой говорил?
— Да, она звонила, я на автомате ответил… Я сказал, что пока не готов вернуться домой. Ты умнее, съехал раньше.
— Тихо, братишка, тихо. — погладил Костю по спине, — Всё раскрутится. Всё будет хорошо. В конце концов, мы с тобой уже взрослые, у нас своя жизнь. Нам есть где жить, так что, прорвёмся. Мы есть друг у друга.
— Ты как?
— Уже нормально. А ночью тоже позажигал. Спасибо, что Наташка со мной. Иначе бы учудил чего похлеще.
— Если надо, приезжай к нам, — тихо проговорила Репнина. — Место есть, если тяжело одному, давай. Только скажи, потому что у нас ключей две связки.
— Не, Нат, спасибо. Я сам. Мальчик большой. Я должен с этим сам справиться.
— Подожди… — Девушка вскочила и бросилась к компьютеру. — Аза, я на связи, что у вас?
— Пробей мне срочно: черный Опель, 136 регион, ИР 1234 АС.
— Левый. Такого номера не существует. Где? Попробую по камерам.
— Сейчас скорее всего в Туманном переулке.
— Секунду… Есть… Там перестрелка… Номера второй машины не вижу…
— Понял, спасибо…
Корф и Седой провели задержание. Взяли Сруба и Ёлочку и их подельников. Повезли на допрос. Наташа вызвонила Анну. Через несколько часов Писарев привёз ещё несколько задержанных. Профайлер уже сбивалась с ног, допросы шли по кругу. Владимир вызвонил полковника:
— Дядь Саш, я всё понимаю, правда, но мы кончаемся. Тут информации терабайт.
— Понял, еду.
— Надюше привет, я постараюсь сегодня заехать.
— Передам.
***
Утром Бенкендорф сложил свежий творог и фрукты и поехал к жене в больницу. Бесшумно вошёл в палату, увидел, что Надя ещё спит, улыбнулся. Беззвучно прикрыл дверь, расставил всё на тумбочке, сложил то, что забрать, помыл чашку. Присел на стул рядом и любовался своей женщиной. Ночной разговор стал для него самого откровением. Это дело всколыхнуло в душе и боль, и огромную любовь к жене. В очередной раз понял, что без неё никак. Видел, что и его ребят это дело зацепило. Анна с Владимиром вообще попугайчики-неразлучники. Посмотрел на часы, осторожно поцеловал Надю и вышел. Поговорил с врачом, вернулся. Сидел рядом и неотрывно смотрел на жену и её аккуратный, практически незаметный животик. Глупо улыбался.
— Сашка… — нежный шепот любимого человека, — ты всю ночь тут сидел?
— Доброе утро, родные, — поцеловал Надю, потом Мандаринку. — нет, недавно приехал. Как вы?
— Хорошо, вроде. Ночь нормально прошла. Сейчас в туалет схожу, пойму.
— Я помогу.
Вернул женщину в койку.
— Мы нормально. Спасибо, родной. Как у вас дела?
— Сейчас всё расскажу, только сначала покушаем. Или опять анализы?
— Нет, всё спокойно.
Зашёл врач, осведомился о самочувствии. После Бенкендорф кормил жену и собирался с мыслями.
— Спасибо большое. Саш, ты во сколько встал?
— В пол восьмого. Позавтракал, купил творог, сложил всё и приехал. Я без вас не могу долго. Вообще не могу. Полежишь?
— Да, немножко. Потом пройдемся? Или ты спешишь?
— Пока нет. Ребята работают. Пока свободен. Тебе Шура звонила?
— Нет. А что?
Молча провел ладонью по любимому лицу. Надежда Николаевна внимательно смотрела на мужа.
— Саш?
Бенкендорф всё рассказал, старательно подбирая каждое слово и выпуская жёсткие моменты.
— В общем так. Я не хотел тебе говорить. Делаю это только потому, что боюсь визита к тебе Шуры.
— Господи… Так вот почему ты про измену спрашивал…
— А ты уже накрутилась и нервничала?
— Нет, но думала об этом. Давай выйдем?
— Как скажешь.
— Что ты думаешь делать?
— Копнуть немного в сторону наркоты и слить в Наркоконтроль. Мерзко. Сейчас ребята подроют.
— Я не про это. Хотя теперь уже интересно. А как ты это сделаешь, не слив генерала?
— У меня там знакомец. Через него попробую.
— А, хорошо. А с генералом что? С Сашей и Костей?
— С генералом на субординации. Он мой начальник. Про дружбу и общение с моей стороны речи нет. Может, я какой-то не такой, но я не смогу с ним общаться как прежде. Относительно Шуры смотри сама, я не вмешиваюсь. Тебе же нужно с кем-то общаться. Ребята прибитые, конечно, ходят. А что с Сашей и Костей? Как работали, так и будут. Я их только от этого дела отстранил… Сок будешь?
— Да, спасибо.
Сели на лавочку.
— Если честно, то послал бы я этого полового гиганта и не парился. Но Шуру жаль, да и парни отличные. Вот кого мне действительно очень жалко, так это их. Буду драться за них до последнего. А так, противно, конечно.
— Я поняла. Шура сама не стремится общаться. Да и мне кроме вас никто не нужен. Я с ней из-за вашей с Колей дружбы и общалась.
— Смотри сама. Парни все в шоке. Вовка, бедный, всё переварить не может.
— Да… Я его понимаю.
— Ладно, давай о хорошем. Племяш тут про ремонт заговорил. Но к Шуре отпадает, а к Варе далеко.
— Посмотрим. Не торопитесь. Время ещё есть.
Надежда Николаевна прижалась к мужу.
— Надюш, можно вопрос?
— Конечно, ты чего?
— Ты вчера крайне уверенно сказала, что я тебе не изменяю. И ни разу не … — замялся.
— Саш, я ревную, это да. Но я тебе верю. И твои глаза не умеют врать.
— Я не могу так. Я только с тобой. Знаешь, генерал вчера все это рассказывает, а у меня перед глазами твое лицо.
Тут позвонил Корф.
***
Ближе к вечеру собрались в кабинете Бенкендорфа.
— Ну что, ребят. Я их выслушал. Вы умнички, конечно. — полковник сидел в кресле. — Я предлагаю следующее: я звоню своему знакомому в Наркоконтроле и сдаю этих ребят. Предлагаю зацепить это дело за Репнина. Простите, девочки, но ему не страшно, а мы нашего Казанову выведем.
— Александр Христофорович, — тихо заговорил Саша. — У меня два вопроса, можно?
— Конечно.
— Вы действительно хотите отмазать генерала?
— Да. Мне жаль вашу маму. Я не хочу, чтобы трепали её имя. Второй вопрос?
— Что с нами? Со мной и Костей? — по интонации было понятно, что парень подразумевает и Репнину.
— Ничего. Абсолютно. Как работали, так и работаете. Я вас набирал, мне и разбираться. Как к эксперту, у меня к Наташе нет вопросов, как и к вам, как к операм. Остальное меня не касается. Тем более, что со мной и с Корфом ещё сработаться нужно, а у вас это получилось. Ещё вопросы?
— Нет.
— Хорошо, тогда испаритесь все. Я попрошу задержаться, на всякий случай, Андрея Викторовича и двух Серёж. Да, Вов, Анют, заедьте к Надюше, пожалуйста, она ждёт вас.
— Только собирались ей звонить, — улыбнулась Анна.
Вечером все вновь собрались в офисе, в комнате отдыха. Приехал генерал Романов, рассыпался в благодарностях, привёз несколько бутылок элитного алкоголя и тортики-конфетки.
— Кто её?
— Она связалась с молодым парнем, Срубом, он её подсадил на наркоту, потом познакомил с людьми, ей предложили работу. Не пыльную, но прибыльную. А потом она, случайно скорее всего, увидела, что в порошок добавляют мел. Правда, увидели и её. Она даже не знала. По их словам начала их шантажировать. Ну и… Теперь этим занимается другое ведомство. С Вами, товарищ генерал, никак не свяжут.- сухо отчитался Бенкендорф.
— Понял. Я ей немало давал… — вздохнул Николай Павлович.
Полковника передёрнуло.
— Ребят, спасибо огромное! Я — ваш вечный должник. Правда.
В ответ тишина.
Генерал подошёл к двери, обернулся, посмотрел в глаза другу, опустил голову и молча вышел.