***
Честно говоря, у Джея не было никаких обоснованных причин ненавидеть Ян Чонвона. На самом деле, он его даже ни разу не встречал. И он точно не ожидал, что они впервые встретятся лицом к лицу при таких обстоятельствах — и что на этой встрече идеально чистый холст Джея будет безвозвратно испорчен. Он этого не ожидал, но не мог сказать что удивлен. Такое было нормой, когда твой ближайший друг — безжалостный и коварный придурок Пак Сонхун, который в их войне под названием "дружба" никогда не сдерживался. Этот урок усвоить Джею стоило бы скорее. — Я могу вам помочь? — прервал его мысли милый голос. Джей поднял взгляд от своих ног, куда он уставился с самой первой секунды, как вошел в дверь. Он поднял взгляд и прямо перед ним был самый очаровательный человек, которого он когда-либо видел — а это о многом говорило (помните, он был знаком с Сону). Парень был с ног до головы одет в черное: черная рубашка-поло, поверх которой была кожаная куртка, черные джинсы и черные конверсы. С одним только исключением: вокруг его головы была повязана ярко-алая бандана, над которой лежали пряди волос. Джей подумал, что это удивительно — то, как этот человек был одет так темно, когда сам он выглядел как мишка тедди в человеческом обличье. — Могу я поговорить с владельцем? — уверенно спросил Джей, хотя внутри ему казалось, что он продает свою душу. — Ян Чонвоном? Прости, очаровательный незнакомец. Мне нельзя сейчас отвлекаться. У меня есть миссия. — О, — просиял парень, вставая на ноги и обходя стол у входа. — Это я. Из-за дружбы с Сонхуном для Джея было привычно оказываться в множестве идиотских ситуаций. В детстве он ел траву по его затее, прыгал с обрывов в бурлящий океан, выполняя его вызов. Черт, да как то раз он даже провел целый день, готовя ужин из пяти блюд для празднования трех с половиной месяцев отношения Сонхуна и Сону — по, вы верно догадались, просьбе Сонхуна, который просто не мог понять, насколько это идиотский повод для праздника. Джей подозревал, что Сону разделял его недоумение, но что хоть кто-то из них мог сказать в ответ на этот дурацкий щенячий взгляд, который появлялся у Сонхуна всякий раз, когда он приходил в восторг от чего-то? Джей всегда делал то, что ему говорил Сонхун, было это его просьбой или принуждением. Но это. В этот раз Джей точно готов убить его, раз и навсегда. — Но ты милый, — выпалил Джей до того, как его мозг успел сориентироваться и сказать рту заткнуться к херам. Бровь Чонвона резко поднялась в недоумении. — Ну… мне приятно, — начал он, смущенно хихикнув. — Было бы еще приятнее, если бы не было “но” в начале, но я приму то, что есть. — Н-нет, — сбивчиво пробормотал Джей, чувствуя как к щекам приливает жар. — Просто— — Есть какой-то стереотип, что тату-мастера не могут быть милыми? — уперто перебил его Чонвон, упираясь руками в бока. Даже выпятив нижнюю губу в притворном возмущении он выглядел мягко. — Потому что тогда я бы сказал, что не ожидал, что флористы могут быть такими горячими. Джей закашлялся, пытаясь осознать сразу несколько вещей одновременно и понять, как этот разговор так быстро повернул в такую… плохую? хорошую? сторону. — Ты знаешь, кто я? — глупо спросил он. — А это не ты прожигаешь меня взглядом через окно каждое утро, когда мы открываем салон? — Ч-что… я не… — сбивчиво начал он, чувствуя, как в голове все вращается, пока он пытается придумать похожий на правду ответ. — Я не прожигаю тебя взглядом. У меня дерьмовое зрение, я не смог бы разглядеть тебя с другой стороны улицы. Я вообще в первый раз тебя вижу, — пробормотал он, и, о боже, может быть у него и правда была слабость ко всему милому, потому что в его животе все сжалось, и он был не в силах остановить поток слов, вырывавшийся изо рта. — Ладно, ладно, я понял, — прервал его Чонвон с крошечной улыбкой, открывавшей очаровательные похожие на кроличьи передние зубки и ямочку на правой щеке, почти такую же глубокую, как дыра, в которой хотел похоронить себя Джей. — То есть ты прожигал взглядом не меня, а просто смотрел в том направлении. — Ну… — выдавил Джей. — Да, — неловко закончил он. Черт возьми, хотя бы пять минут с начала этого разговора уже прошло? А этот парень уже заставил его так тупить и теряться в словах? — Что ж, чем я могу вам помочь, мистер Пак Чонсон? — повторил Чонвон, все так же не переставая улыбаться. — Или вы пришли только, чтобы посмотреть поближе? — Нет, не для этого, — ошеломленно проговорил Джей. — Но я был бы не против посмотреть подольше. Это заставило парня закашляться от неожиданности, и к щекам Джея прилил жар, когда он понял, что только что сказал. “Ты флиртуешь так же, как шутишь”, — вспомнил он слова Сонхуна. — “Совершенно не впечатляюще и бессмысленно, когда стараешься. Но, черт возьми, Джей, когда ты делаешь это случайно, люди готовы падать к твоим ногам или от смеха или прося твоей руки." Чонвон падать был явно не готов, но и не выглядел совершенно не впечатленным — если, конечно, еле заметный румянец на его щеках не был просто отражением света неоновой вывески у входа. — В общем, — поторопился продолжить Джей, прочищая горло. — На самом деле, я пришел не просто так. Если быть точным, мне нужна татуировка. — он не знал, почему эта фраза его так смущала и заставляла чувствовать, будто он здесь лишний. Мог ли Чонвон понять, что он был не в своей тарелке? Думал ли он, глядя на Джея, что он вообще сюда не вписывается, и что он совершенно не тот человек, которому стоило бы делать тату? Чувствовал ли он, как Джей сомневается насчет всего этого? Но Чонвон лишь кивнул в ответ и потянулся в задний карман за самым маленьким блокнотом, какой Джей когда-либо видел, доставая ручку из-за уха. — Есть какие-нибудь идеи, которые ты хотел бы воплотить? — ожидающе глядя на него спросил он. На его лице играло какое-то любопытство, а глаза были полны бесконечных возможностей. Джей смотрел в них и знал, что этот парень был готов воплотить в жизнь все, что придет ему в голову, превратив бесплотные идеи и мысли в четкие линии и штрихи. — Идеи? — отозвался он. Он вспомнил все, что говорил своим друзьями; свою неприязнь к людям с татуировками уродливых роз, окруженных шипами, которые выбирали их вместо того чтобы ценить красоту настоящих, живых цветов. Какое тату Джей смог бы носить с гордостью? — На чем ты специализируешься? — робко спросил он. — Цветы, — ответил Чонвон с легким весельем в голосе. Внутри Джея все упало. Ну конечно. — Уверен, ничто не сравнится с теми, которые выращиваешь ты, но я все-таки горжусь своими. Я могу показать тебе, если хочешь. И вот снова он — этот блеск в его глазах, это знание и уверенность в собственном искусстве и мастерстве. Этот блеск говорил Джею, что он нисколько в себе не сомневался, и Джей неожиданно почему-то перестал сомневаться тоже. Он ненавидел татуировки цветов. — Хорошо, — сказал он Чонвону. — Давай сделаем это.***
В разговорах с Чонвоном, как Джей очень быстро понял, не было ни единого скучного момента. Он забрался на кожаное кресло, пока Чонвон суетился вокруг, готовя нужные инструменты и надевая черные латексные перчатки. Пока он ждал, его глаза блуждали, осматривая помещение. Из того (очень немногого), что он знал о тату-салонах, он помнил, что их стены обычно покрыты набросками популярных дизайнов и простых рисунков, которые могли выбрать посетители. На стенах у Чонвона не было ничего подобного, ни единой подсказки о том, каким мог быть его стиль. Вместо этого, его стены были от пола до потолка покрыты рисунками. И, честно говоря, рисунки были не самыми лучшими. Большая их часть была просто разноцветными каракулями, хотя во всей этой неразберихе Джею удалось различить несколько образов: круглое желтое солнце здесь, и радуга с пушистыми облаками вон там, в углу. Вдобавок к неаккуратным наброскам восковыми мелками, на рисунках тут и там были брызги краски — красные отпечатки рук, фиолетовые мазки, серебристые капли. Джей понятия не имел, что это такое. Чонвон поймал его взгляд и широко улыбнулся в ответ на его недоуменное выражение. — Вписываться в рамки скучно, знаешь ли, — естественно сказал он, даже не зная, какой эффект произвели эти слова на его подопечного. Глаза Джея выпучились. — М-может быть, мне стоит обратиться к кому-нибудь другому, — запинаясь, проговорил он. Чонвон удивленно повернулся к нему — Почему? — невинно спросил он, на секунду останавливаясь и продолжая стерилизовать трубку татуировочного пистолета. Нет, ни единого скучного момента. Просто каждый раз, как Чонвон начинал говорить, Джей думал о том, сможет ли пережить последующие несколько минут своей жизни, вот и все. Чонвон захихикал, отпуская его с крючка. Джею хотелось вздохнуть от облегчения и от удовлетворения одновременно при звуке его смеха. — Их мой племянник нарисовал, — объяснил он , указывая на стены. — Я думаю, выражать свою креативность очень важно, особенно для детей. Почему искусство нужно сдерживать? — Ты прав, — во рту у Джея вдруг пересохло. Он вдруг стал слишком ярко осознавать, что в руках Чонвона была игла, и где эта игла собиралась оставить след: на нем. — Не нужно. — М-м, — протянул Чонвон, медленно оборачиваясь. Он нахмурился, глядя на изображение чего-то, похожего на жирафа над раковиной, сделанное синим фломастером. — Но все-таки, они ужасные, скажи? Смешок, который испустил Джей, оказался настолько громким, что они оба испугались. Вся нервная энергия сразу испарилась, и хотя Джей все еще был напряжен от перспективы того, что на его теле появится что-то вечное, все его тело расслабилось. Он чувствовал себя… тепло. Безопасно. — Я никогда еще не делал татуировки, — сказал Джей, и голос его звучал не так уверенно, как ему того хотелось. Чонвон улыбнулся и сказал: — Я знаю, — он нежными руками протер участок кожи с внутренней стороны его бицепса. Джей слегка поежился от прохлады, когда спирт испарился с кожи. — Расслабься, — приглушенным голосом проговорил Чонвон. — Я позабочусь о тебе. До ушей Джея донеслось жужжание, и он инстинктивно дернулся в сторону. Но когда он опустил взгляд на руку Чонвона, оказалось, что тату-машинка еще даже не включена. В ушах все еще звенело, когда он взглянул в улыбающееся лицо мальчика перед собой— И он понял, что этот раз не станет его последним. Что это за чувство? Что с ним происходит? Он чувствовал, как часть его улетает куда-то далеко, та часть, которую он прятал глубоко внутри и сдерживал годами. Он впился руками в колени, пытаясь остаться у земли, но он уже поднялся высоко в небо. Может быть, именно на это он и надеялся. Может быть, с того самого момента, как Сонхун заключил с ним это идиотское пари, Джею хотелось потерять — отдать часть себя и просто отпустить.***
— Ладно, — присвистнул Сонхун. — Это красиво. Глядя на собственный бицепс со смесью ужаса и восхищения, Джей не мог не согласиться. Он прикусил нижнюю губу, пытаясь отвлечься от зуда, распространяющегося под пленкой, которой заклеили его покрасневшую кожу. Это была татуировка цветка, но не такая, как все, что видел Джей раньше. Он ожидал, что Чонвон сразу же начнет рисовать толстыми черными штрихами и наложит тени скучными оттенками красного и розового. Но он сделал совершенно не это. Этого стоило ожидать, правда, после того, как он увидел стены Чонвона и услышал, как он говорит. Чонвон вообще не делал никаких контуров — он сразу стал рисовать цветом, без сомнений накладывая приглушенный розовый, пастельный коралловый, всплески белого и поразительно яркий, но совершенно не раздражающий, такой, какой Джей мог описать только как цвет ликера Шартрез, для листьев. Результатом стал крошечный, но полный деталей цветок мака, который выглядел так, словно был нанесен на кожу Джея старательно подобранной палитрой акварельных красок. Он выглядел ненавязчиво, размером едва ли с четверть дюйма в диаметре, но все равно цеплял взгляд и захватывал дух. Прямо как настоящий цветок. — Черт, — сказал Хисын, ложась на стойку, чтобы тоже взглянуть. — Это Чонвон сделал? — Ага, — глупо ответил Джей. В его голове все вращалось, вопросы вроде “Почему я не сделал этого раньше?” вертелись в голове. И самый главный — “Как мне попасть туда снова?” Не успел он сказать что-то еще, как кто-то вошел в магазин, и колокольчик на двери зазвенел. Это был мальчик, наверное, лет шести, и совершенно без присмотра. — Здравствуйте, — сказал мальчик. — Здравствуй… — неуверенно ответил Сонхун, полными паники глазами бегая туда-сюда от ребенка, к Хисыну, Джею и обратно. — С тобой есть кто-нибудь из взрослых? — Я живу недалеко, — уверенно ответил мальчик, судя по всему, считая это достаточным ответом. — Можно мне венок? Просьба была простой и прямой, и их всех почти сбило с толку то, как смело мальчик ее произнес, точно зная, чего хочет и совершенно не заботясь о том, продают ли они такое, или нет. Джею было наплевать. Он сделал бы этому мальчику хоть миллион венков, если бы его это порадовало. Улыбка медленно расплылась на его лице, в голове возникла идея. Решение ему только что принесли буквально на серебряном блюдечке. — Не звони в полицию, — прошептал Джей Сонхуну, который уже потянулся за телефоном. — Сделай мальчику чертов венок. И со всем отсутствием такта и благодарности у современной молодежи, мальчик сказал: — Не выражайся.***
Джей сходил с ума. У него полностью и бесповоротно ехала крыша, и он никак не мог объяснить, почему, когда он как всегда закрыл свой магазин в девять вечера в пятницу, его взгляд упал на все еще открытый тату-салон, освещенный ярко-розовыми неоновыми знаками. Не было никакого объяснения тому, почему он сунул ключи в карман, надвинул кепку пониже на лицо и перешел дорогу. Ноги несли его сами по себе с непонятной решительностью в то место, куда несколько дней назад его заставили войти. Его правда заставили. Он проиграл пари, и Сонхун никогда не оставил бы его в покое, если бы он отказался исполнять наказание. Он кричал и отбивался, когда его втащили в эту маленькую стеклянную дверь с музыкой ветра, которая звенела всякий раз, когда кто-то входил, оповещая парня в латексных перчатках и черной рубашке-поло, который поднял взгляд и приветственно улыбнулся. Ян Чонвона. Джей мог услышать приглушенное жужжание тату-машинки, когда вошел в салон во второй раз; звук заполнил уши, до странного знакомый — словно низкое гудение пчел, собирающих нектар, над рядами искусно выращенных цветов. Джей украдкой взглянул на клиента, с которым, согнувшись, работал Чонвон, и мельком увидел кусочек рисунка. Это была роза, но не скучная и стереотипная, татуировки каких он видел уже множество раз, — эта роза была нежного кораллового оттенка и словно краской разливалась по руке девушки. Капли росы поднимались по ее плечу и соскальзывали в сгиб локтя. Чонвон добавлял штрихи белого цвета тут и там, делая рисунок еще более живым. Джей глубоко вдохнул, почти надеясь почувствовать запах — сладкий, почти приторный аромат, который он вдыхал изо дня в день. Он наблюдал, как Чонвон продолжал работать над нежным цветком, и жужжание расходилось в воздухе, касаясь костяшек на его пальцах. Джей наблюдал и думал: “Мы с тобой не такие уж и разные.” В этот момент Чонвон поднял голову, когда до его отвлеченного слуха все-таки донесся звон музыки ветра на двери. Его лицо полностью засияло. — О, — сказал он. — Это ты. Будто бы он ожидал, что он придет, даже ждал этого, когда в реальности даже сам Джей был удивлен, что пришел сюда. — Это я, — ответил он, неуверенно потирая запястье. Движение заставило стянутую кожу над его татуировкой растянуться. — Посиди немного, я приду к тебе через пару минут, Поппи, — прощебетал Чонвон, стирая струйку потекших чернил. — Поппи? — проговорил Джей. Чонвон улыбнулся, блестя глазами, и коротко кивнул в сторону обернутого пленкой бицепса Джея. — А, — смущенно отозвался Джей, опуская взгляд. — Точно. Девушка в кресле, явно веселясь, смотрела то на одного из них, то на другого. Примерно пятнадцать минут спустя (которые ощущались гораздо дольше) Чонвон закончил работу, и клиентка вскочила с кресла, прослушав точно такую же лекцию об уходе за татуировкой, которую всего пару дней назад слушал Джей. Дверь открылась и закрылась, впуская внутрь прохладный воздух, и они остались одни. — Не скажу, что ожидал, что ты вернешься так быстро, — отметил Чонвон, хотя голос его звучал довольно. — Но все-таки ожидал, что я вернусь? — легко отозвался Джей. Чонвон не стал отвечать. Вместо этого, он легко качнул головой в сторону кресла, ожидающе глядя на Джея, — и конечно же, Джей направился к нему без всякого промедления. Он сел в кресло так, словно устал после долгого дня, и стал готовиться объяснять свое возвращение. — Можно мне… — он заколебался. — То есть, я не хочу рукав, но. У меня уже есть один цветок, и он как-то просто висит в середине руки, и я подумал, ну… может быть, кольцо из цветов? Вокруг плеча? Знаешь, как цветочные венки, которые делают дети? Широкая понимающая улыбка так быстро расплылась по лицу Чонвона, что Джею почти что стало не по себе. — Что? — взволнованно спросил он. — Что такое? — О, ничего, — ответил Чонвон, качая головой. — Прости, просто задумался кое о чем. Усаживайся поудобнее, я приготовлю все, что нужно. — Джей уложил обе руки на подлокотники и сжал черную кожаную обивку. Он уже кардинально изменился. Он смотрел на себя в зеркало по утрам и чувствовал острое осознание, что теперь его кожу украшает это произведение искусства, так резко меняя его привычный внешний вид. Он смотрел на этого человека в зеркале, и не понимал, он ли это. Джей ненавидел перемены. Он ненавидел перемены, только если не мог их контролировать, вести их так, как нужно ему и удостовериваться, что все идет так, как хочет он. Но это. Это были перемены, которые приносил ему другой человек, это был след, оставленный руками незнакомца. Прекрасный след. Прекрасный незнакомец. Шаги работы Чонвона казались давно знакомой рутиной — прохлада спирта, испаряющегося с кожи, одетые в перчатки руки, крепко прижимающиеся к его руке, тихий гул машинки. Теплое дыхание на его плече, когда Чонвон, погруженный в работу, склонялся ближе к нему, нежно-розовый язык, выглядывающий между его губ. Челка, закрывающая широкие миндалевидные глаза, и эта ямочка, с которой Джей был знаком всего недавно, но к которой уже так привязался, расцветавшая на его щеке, словно маленькое семечко, когда его лицо принимало выражение непоколебимой сосредоточенности. Время изменялось, когда он садился в это кресло, словно переворачиваясь вверх дном. В какой-то момент до Джея донесся приятный голос, спрашивающий, чего именно он хочет. В своих мыслях он тихо прошептал самому себе: “Я не знаю”, и вслух он, тот, кто любил всегда держать все в своих руках, произнес: “Что угодно”. Секунды, часы, минуты, и все мгновения между ними, Джей чувствовал уколы иглы и прикосновения Чонвона, стирающего выступающие капли крови с его кожи. Он все изучил перед тем, как прийти сюда в первый раз, потому что, хоть ему, конечно, нужно было иметь хоть какое-то представление о том, во что он ввязывается. И он очень хорошо понимал свой болевой порог. Но когда он листал чаты на форумах и читал статьи, описания боли варьировались от ощущения кошачьих когтей до непереносимого жжения. Джею не казалось это похожим на то, что его царапает кошка. Ему казалось, что этот мальчик, склонившийся над ним, вонзает в него свои когти, отбрасывает все его барьеры и вырезает что-то прекрасное на самых его костях. Он не чувствовал невыносимого жжения. Он чувствовал, будто ходит по горячим углям, и иногда, когда Чонвон отрывался от своей работы и смотрел на него, ловя его взгляд без всякой видной причины, Джею казалось, будто огонь лижет его ноги, обжигая его своими ползучими лозами. И именно тогда, потерявшись в этом водовороте из боли, безумия и беспомощности, Джей увидел. Короткое движение, самым краем глаза. Все бесконечности, державшие его прикованным к креслу все это время, сжались в одну секунду, и он осознал, остро и ярко, что они были не одни. Он повернулся в направлении движения и встретился с любопытным взглядом. Он застыл. — О, Поппи, это мой племянник, — представил его Чонвон, поднимая глаза от работы всего на мгновение, чтобы взглянуть на посетителя. — Привет, — сказал племянник Чонвона. Венок, неустойчиво лежавший на его макушке, слегка покачнулся. — Вот блять, — произнес Джей. На него тут же были направлены два полных неодобрения взгляда.***
— Снова вернулся? — спросил Чонвон, как он делал каждый раз, подчиняясь их хорошо отрепетированному сценарию, когда Джей вошел в двери, как только его прошлый цветок зажил, готовый к новому. Мак, подсолнух, ромашка. Роза, нарцисс, фиалка. Каждый раз Джей входил в салон, не зная, с каким рисунком выйдет, и выходил, зная только то, что хочет еще. — Ты знаешь, — ответил Джей с напускной естественностью, и почувствовал гордость, когда его голос ни капли не задрожал. Он садился в кожаное кресло, иногда подгибая под себя ноги, и их маленький ритуал начинался. Иногда с ними был племянник Чонвона, с его коробкой карандашей, опиравшийся локтем о стену и выплескивающий на нее цветные катаклизмы. Кён, как Чонвон представил его в тот первый день, когда Джей увидел его стоящим в углу салона с цветочным венком, который сам Джей ему и сделал, на голове. Он спрашивал себя, знает ли Чонвон, что именно этот венок подтолкнул их в эту теперь ставшую им знакомой рутину. — Я тебя нарисую, — однажды сказал Кён, принимаясь за работу с усердием, в котором он был так очаровательно похож на своего дядю. Иногда он поднимал голову, сверяясь со своей моделью и добавляя штрихи маркера. Когда он закончил, то отошел в сторону, позволяя им увидеть, и ни Чонвон, ни Джей не знали, что им сказать. — Это… я? — неловко спросил Джей. Кён кивнул. — Это абстракция, — медленно ответил он, растягивая слово так, будто пробует его на языке. — Я нарисовал то, что внутри. Джей уставился на рисунок. — Это шишка, — наконец сказал он, кивая себе, и повернулся к Чонвону за помощью. — Я похож на шишку? Глаза Чонвона весело заблестели, и, боже, благослови его душу, Джею показалось, что смех ему сдерживать было почти физически больно. — Думаю, — задумчиво сказал он натянутым голосом, — что ответ останется известным только художнику, а зрители должны решить все сами. В другие дни они были полностью одни — только они двое и дуэт из жужжания тату-машинки и неонового знака у входа. Иногда они разговаривали — или разговаривал Джей, потому что любил это делать, а Чонвон, оказалось, был самым лучшим слушателем, с которым он когда-либо встречался. — И мои родители сказали: “Если не хочешь работать на нас, тогда возьми все в свои руки и открой свой бизнес”, — рассказывал Джей, отвлекаясь от жгучей боли от цветка персика, пускавшего корни в его кожу. — И я так и сделал. Снял это помещение через дорогу, и у меня есть ферма, где я выращиваю все цветы, так что, думаю, все обернулось удачно. — Так ты богатый, — отметил Чонвон, и его тихий смех теплом коснулся щеки Джея. — Ну, — произнес Джей, никогда не любивший приуменьшать факты, — да. — Ты наследник многомиллионного бизнеса, и ты решил открыть цветочный магазин. — Это что, осуждение? — Нет, — просто ответил Чонвон, и Джей поверил. — Я правда восхищаюсь тобой, Джей. Джей был полностью уверен, что если кто-нибудь разрежет его сейчас, вместо крови из него вытекут чернила цвета румянца. — А что насчет тебя? — в ответ спросил он, чувствуя, как кусает его любопытство. — Кем ты должен был быть? Чонвон замер. — Должен был? — То есть, — торопливо начал объяснять Джей. Вот блять, почему иногда он был таким идиотом? — Ты всегда это планировал, или… Улыбка, которую он получил в ответ, была осторожной и выверенной, и Джей проклял себя за то, что решил, что Чонвон решил заниматься этим случайно, а не стремился к этому, долго трудясь. — Раньше я жил с бабушкой, — объяснил Чонвон, возвращаясь вниманием к цветку. — Она записала меня на уроки рисования и иллюстрации, так что я научился рисовать. Переехал сюда, чтобы поступить в университет, и, в конце концов, открыл этот салон. — он улыбнулся Джею, и в этот раз его улыбка была более искренней — но все еще острой по краям, словно вызов. — Как я и хотел. Джей болезненно сглотнул, не отводя взгляда от макушки Чонвона и розовых отблесков на его черных волосах. — Тогда мы оба получили то, чего хотели. Это было неправдой. Джею хотелось еще кое-чего, чего-то, до чего он пока не мог достать.***
— Мне нравится, что ты сделал с этим местом, — присвистнул его друг, оглядывая магазин. Стена, в которой находился вход, была полностью занята широкими окнами, и солнечный цвет огромным одеялом падал на ряды цветочных горшков и подставок с венками, букетами и цветочными композициями, стоявшие у задней стены. Все помещение было ярким, наполненным цветом и ароматом настоящих цветов. По скромному мнению Джея, это было самым прекрасным местом в мире. — Тут все выглядит точно так же, как и в последний раз, когда ты заходил, — сухо ответил Джей. — Когда там это было? Год назад? — У меня аллергия на пыльцу, — сообщил Джейк. На его губах появилась ухмылка. — Обидно, мне они очень, очень нравятся. Может быть, вместо этого стоит сделать татуировку. — его взгляд упал на руку Джея. Джей смущенно потянул рукав вниз. — Не будь идиотом, — пробормотал он. — Я же тебя знаю. Упадешь в обморок, как только увидишь иглу. Джейк поморщился и раскрыл рот, чтобы попытаться возразить. — Ян Чонвон, — громко произнес Хисын, прерывая их спор. Если бы Джей мог сейчас мыслить яснее, он бы не задумываясь решил, что друг над ним издевается (его частые визиты в салон по другую сторону улицы и разноцветная рука не остались без внимания и подшучиваний). Но рациональная часть его мозга превратилась в желе с того самого первого похода, поэтому Джей резко развернулся на звук, только услышав это имя. И он был прямо здесь, тату-мастер из салона по ту сторону улицы, который ни разу не входил в их двери. Настоящий Ян Чонвон во плоти, стоявший прямо посреди цветочного магазина Чонсона. — Вон, — воскликнул Джей. — Что ты здесь делаешь? — Джейк любопытно обернулся. Сонхун начал хихикать из-за торговой стойки. — “Вон”, — передразнил его друг шепотом. — В общем, — проговорил Чонвон, опустив взгляд на свои ноги и перекатываясь с пятки на носок. Джей мог поклясться, что он краснеет. — Я хотел приобрести букет. Рот Джея раскрылся, но Хисын, как всегда профессионал, с легкостью взял все на себя. — Подарок для кого-то особенного? — привычный вопрос легко сошел с языка. Джей задержал дыхание, заполнив легкие воздухом до самых краев, пока ждал, что Чонвон скажет— — В общем, — повторил Чонвон — и вот сейчас он точно краснел, и Джей почувствовал, будто его грудь пронзают. — Да, — он улыбнулся, а сердце Джея упало в ноги. — Можно и так сказать, да. Ладно, подумал Джей. Все в порядке. Может быть, он просто покупал цветы для друга, или что-то вроде того. Чтобы поздравить со сдачей какого-нибудь теста — добрый жест, очень похожий на то, что правда мог бы сделать Чонвон. Да, Джей мог ясно себе это представить: друг Чонвона только что сдал экзамен для адвокатов после долгих лет мечтаний об этом. Чонвон, радостный и взволнованный, конечно же, сразу бросился за праздничным подарком, и что может быть лучше, чем цветочный магазин через дорогу, владельцем которого случайно оказался Джей? Так он может купить цветы — и увидеть Джея, как бонус. А когда его спросят, для кого эти цветы, он скажет, что для кого-то особенного, покраснеет и улыбнется, опустив взгляд в ноги, но Джей поймет всю правду, и на следующий день— Чонвон снова пришел за цветами. И на следующий день. И на следующий. Всегда с одинаковой смущенной улыбкой на лице, избегая взгляда Джея, забирая дрожащими руками сдачу из рук Сонхуна и бормоча что-то вроде того, что ему нужно идти по делам. Сердце Джея падает с каждой новой разбитой надеждой. Интересно, сколько друзей Чонвона сдали адвокатский экзамен?***
— Ну все, заканчивай, — отрезал Сонхун, нависая над ним с зеленой пластиковой лейкой в руках Это было живым доказательством, что Джей в последнее время был совершенно бесполезным — Сонхун никогда раньше не поливал цветы. Его взгляд уткнулся в потрескавшуюся ручку. Надо бы заказать новую, подумалось ему. — Что заканчивать? — раздраженно спросил он, недоумевая: почему каждый раз, когда он просто сидит и занимается своими делами, Сонхуну нужно пристать к нему. — Заканчивай себя жалеть, — почти что прорычал Сонхун, выхватывая из рук Джея листик, который он бездумно крутил между пальцев. — С эстетической точки зрения, твое лицо намного выше среднего, даже я не могу отрицать, но, боже мой, как же сильно я хочу тебя по нему ударить, когда ты хандришь. — Какая жестокость, — обиженно пробормотал Джей, забирая свой листик обратно. Он рассеянно сунул его в рот. Потом выплюнул. — Боже, да что с тобой не так? — обезнадежено выдохнул Сонхун. Его глаза широко раскрылись. — Ты даже не знаешь, для кого эти цветы. Может они для его бабушки? Или на день матери? Или, боже упаси, на похороны? — Его бабушка живет в тысяче миль отсюда, — уперто ответил Джей — И до дня матери еще долго. И никто не выглядит так радостно, когда покупает цветы на могилу. К тому же, он приходит сюда чуть ли не каждый день. Хочешь сказать, что все его любимые мрут как мухи? — Чонсон, — устало вздохнул Сонхун, словно скормил свое последнее терпение бродячей собаке, каждый день приходившей к их задней двери, прося еды, и больше для него самого не осталось ничего. — Почему бы тебе, о, ну я не знаю, например, пригласить его на свидание? — Пригласить на свидание? — глупо переспросил Джей. — Ты очевидно не можешь не быть рядом с ним постоянно. Типа, Иисусе, Джей, ты целую кучу татуировок набил только ради возможности поговорить с ним. Только не говори мне, что сделать ваши отношения официальными это больше обязательств, чем ты можешь себе позволить? — Нет, ты прав, — заторможено продолжил Джей. — Тогда в чем дело? Джей уставился на листья, лежащие на полу, разбросанные под его ногами, словно остатки его достоинства. Рука зудела и горела. Тогда в чем дело? Джей прикусил кожу на большом пальце и задал себе тот же самый вопрос.***
Джей разговаривал со своими цветами. Он никогда не делал этого открыто и просто знал, что Сонхун никогда не прекратит его дразнить за это, если узнает, а Хисын наверняка просто улыбнется той самой своей улыбкой, которая означает, что он очарован, но в то же время кажется какой-то родительской. Хисын работал только в утренние смены, а Сонхун любил уходить домой за час до закрытия (“Оставлю тебя разбираться со всеми поздними посетителями, которые приходят и болтаются тут по полчаса”, — говорил он, закрывая за собой дверь с торжествующим щелчком). Так что Джей закрывал магазин сам и оставался там ненадолго после закрытия, наслаждаясь одиночеством. Самыми прекрасными для него были моменты когда в магазин привозили цветы, нежные и свежие, и ночь была благословенно тихой, а луна — такой яркой, что свет ее проникал через шторы, освещая маленький сад теплым голубым светом. Чонвон перестал приходить часто и теперь заходил лишь иногда, заказывая самые странные букеты. Однажды он купил одну розу; в другой — попросил продать ему обрезанные листья, которые Хисын подметал с пола, и собрал их в маленькие вельветовые мешочки, которые достал из кармана куртки. Но эти странные покупки стали теперь куда реже, и Джей проходил через что-то вроде ломки. Его татуировки почти что зажили, и хотя зуд от них прошел, он сменился на совершенно другой. Его венок был почти завершен, оставалось совсем немного до того, как он сомкнется на его руке. Ему не терпелось вернуться — зуд становился все сильнее, все яростнее, чем раньше. Он слышал об этом. Говорят, сделаешь одну — и захочешь все больше. Будешь возвращаться снова и снова. Чонсон лишь спрашивал себя, новой ли порции чернил, словно сахарного сиропа, хотелось его губам. — Это агония. Он проследил кончиком пальца бархатные изгибы лепестка орхидеи, склоняя голову набок, словно говоря с кем-то близким. — Он заставляет меня хотеть снять с себя кожу, — прошептал он. — Я хочу снять ее всю и отдать ему как холст. Некоторые ночи были такими — прекрасными, прямо как эта, но некоторые были ужасными. Лунный свет отбрасывал неровные тени на контуры на его руке, превращая работы Чонвона во что-то отравляющее и отвратительное. В такие ночи он смотрел на свою руку и спрашивал у цветов: — Что же я с собой сделал? Желчь подступала к горлу, и ему хотелось содрать с себя всю кожу — но не от тоски, а от отвращения, хотелось скомкать ее, словно испачканную тряпку, и выбросить куда-нибудь, где никто никогда не сможет найти ее и коснуться. Впервые Джей увидел татуировку, когда ему было восемь. Мама вела его за руку по улице, и она не заметила того мужчину — но Джей заметил. Мужчина был большим и мускулистым, на нем была узкая футболка, открывавшая его жилистые руки. По всему его предплечью тянулся грубый узор из роз, выцветшие алые чернила на загорелой бронзовой коже. Розы обрамляли собой надпись — имя. Или, по крайней мере, то, что когда-то им было. Имя было зачеркнуто, перманентным маркером или теми же чернилами, в грубой, даже близко не аккуратной попытке скрыть. Джей смотрел на него, и не мог избавиться от мысли: ошибка. В следующий раз Джей увидел татуировку, когда ему было двенадцать лет. Он пошел помочь маме по хозяйству: забрать вещи из химчистки, купить риса, специй и мясной фарш для ужина. Выйдя из магазина, он увидел ее; и в этот раз его мать тоже заметила. Она стояла спиной к ним, опираясь плечом на кирпичную стену, выдыхая дым и сбрасывая пепел с кончика сигареты. Ее футболка была обрезана и открывала живот, обнажая то, что и привлекло внимание его матери, заставив сжать его запястье в болезненной хватке. — Бедная потерянная душа, — пробормотала она; лицо ее осунулось и застыло. Джей не знал, что такого сделала девушка, чтобы вызвать ее жалость; она просто стояла, занималась своими делами, но что-то в ней заставило его мать измениться в лице так, словно она увидела призрака. — Чонсон, — склонилась она к нему, шумно шепча в его ухо. — Никогда не делай этого с собой, ты меня понял? Взгляд Джея скользнул по ней, остановившись на татуировке у основания ее позвоночника. Карикатурно выглядевшие цветы, названия которых он на этот раз не мог определить. Он прищурился, чтобы рассмотреть лучше, и тогда мать быстро увела его, прежде чем он смог что-то разглядеть. Он оглянулся на девушку, когда они уже шли вниз по улице. Он смог увидеть ее лицо — запавшие глаза, густо подведенные угольно-черным карандашом, тусклые спутанные волосы, сквозь которые она провела дрожащей рукой, глядя куда-то вдаль. Когда Джей увидел татуировку, она выглядывала из-под рукава школьной рубашки — что-то явно набитое дома иглой, фаллической формы, колыхавшееся на руке парня, который наносил удар за ударом другому ученику, который посмел наступить ему на ногу. Его лицо было перекошено от ярости и отвращения настолько, что он не был похож на себя, выглядел почти нечеловечески. Один раз — случайность. Два — совпадение. Три раза — правило. Джей спрашивал себя — может быть, все люди, у которых есть татуировки, несчастны?***
Джей запланировал следующий поход в тату-салон, чтобы набить свой предпоследний цветок, на выходные. Обычно он просто заходил, и Чонвон всегда оказывался готов приступить к работе всего через несколько минут. Но в последнее время он редко видел Чонвона, так что решил, что у того просто слишком много клиентов. Так что, он записался. И пришел. Улыбка. — Поппи! Кресло. Спирт. Перчатки. — Чего ты хочешь? Тебя. — Что угодно. Огонь. Эти знакомые языки пламени, облизывающие его кожу; потом — куда менее знакомое жжение в его груди, и наконец Джей взглянул Чонвону в глаза и задал ему вопрос, который вертелся у него в голове с того самого момента, как узнал, что такой человек, как Чонвон, владел этим местом. — Почему ты здесь? Чонвон моргнул, застигнутый врасплох. — Прости? — То есть, почему ты выбрал эту профессию? Стал тату-мастером? В глазах мальчика загорелось понимание. — Ну, — окуная иглу в чернила, произнес Чонвон. — Я хочу делать людей счастливыми. Я хочу делать людей счастливыми. Вот так просто. Ни объяснения, ни продолжения. Наверное, он выглядел совершенно недоуменным, потому что Чонвон задал ему вопрос. — Почему спрашиваешь? — сказал он. — Разве ты не для того же работаешь? Джей замер. Не для этого ли? Конечно, для этого. Какое удовлетворение мог принести ему цветочный магазин, кроме того, что он мог дарить улыбки другим людям? Составлять букеты для поздравлений, подарков для матерей или сложные композиции для свадьбы. Через свое дело Джей мог принимать участие в самых важных моментах жизней людей — всего лишь на краткий момент, вдыхая себя в цветы, которые так тщательно собирал вместе, вкладывая смех и радость в бечевку и ленту. Джей делал то, что любил точно по той же причине, по которой Чонвон делал то, что любил он. Он просто не мог представить: как такие разные пути могли так сойтись. Но Чонвон только что доказал, что это возможно, не так ли? Он ведь не просто сказки рассказывал. С самой первой своей татуировки, Джей почувствовал себя легче. Вторая татуировка сняла еще больше груза. И следующая, и следующая — пока он не почувствовал себя таким легким, и только кожаное кресло Чонвона и его крепкие, уверенные руки могли удержать его на земле. Один раз — случайность. Два — совпадение. Три раза — правило. Джей задавался вопросом: делал ли Чонвон счастливыми всех, кому делал татуировки? — О чем ты думаешь? — мягко спросил Чонвон. Глаза Джея резко опустились вниз, сталкиваясь с взглядом Чонвона. — Мы очень разные люди, — прошептал он. — Не правда ли? Чонвон улыбнулся ему, и Джей не знал: радость это, жалость, печаль, или все, что невозможно было произнести вслух. Для человека, который вливал свою душу в чернила, Чонвон был по-настоящему закрытой книгой. К счастью — или к несчастью — Чонвон решил читать вслух. — Я знаю, что ты меня ненавидел, — естественно сказал он. Сердце Джея пронзило болью. На мгновение он перестал дышать. — Все то время, что мы с тобой соседи. Я знаю, что ты ненавидишь татуировки и то, что я делаю. Я знаю, что Пак Сонхун сказал тебе сделать тату, но я не ожидал, что ты правда придешь сюда. Он поджал губы, глядя на него так, словно погрузился глубоко в свои мысли, словно пытаясь осознать уже в который раз сидит здесь, в его кресле. — Я знаю, что ты любишь организованность и порядок. Тебе нравится оставаться в рамках. Ты садишь цветы ровными рядами, а потом собираешь в аккуратные букеты, чтобы люди забрали их домой. Ты любишь свое дело, ты считаешь его святым, — Чонвон замолк, прикрывая глаза. — А то, что делаю я… не такое. Для многих людей. Джей сидел пораженный до того, как наконец смог заговорить. — Меня научили ненавидеть, — все-таки сказал он. — Я больше ничего не знал. — его щеки пылали от стыда. Как он смел осуждать такого человека, как Чонвон? Человека, который был настоящим светом, милосердием и творчеством? Он осуждал его, хотя ни разу не видел. Он осуждал всех людей с татуировками всю свою жизнь, хотя почти их не встречал. Но сейчас все это не имело значения. Какие бы предубеждения ни были у него раньше, Чонвон принял его даже с ними. Чонвону было наплевать, что о нем думают другие. Его тату-салон выглядел, как детсадовский проект, его неоновые знаки тихо гудели, и он рисовал свои татуировки свободными и полными жизни. Чонвон был хаосом — хаосом, захватывающим дух. — Нас, как людей, не определяют вещи, нарисованные на нашей коже, — тихо проговорил он, медленно спускаясь пальцами, чтобы обхватить запястье Джея. — Я знаю, — ответил он еле слышным голосом. — И что ты теперь думаешь обо мне? О том, чем я занимаюсь? — голос Чонвона был похож на мед, сладкий и густой от надежды, и Джей жаждал его так же сильно, как пчелы жаждут цветочного нектара. — Я думаю, — он сглотнул ком в горле, призывая всю свою храбрость, каплями которой он поддерживал себя, когда заходил в этот салон из раза в раз, встречался с этим невероятным Ян Чонвоном. — Это прекрасно, — признал он. — Ты прекрасен. Я думаю, что хотел бы пригласить тебя на свидание. Но он не сказал это вслух, потому что слова все-таки кончились. У него перехватило горло — слова тяжестью остались на языке, и он был расстроен, что не смог их произнести. Чонвон улыбнулся своей полной тайны улыбкой, и жужжание возобновилось. Джей откинул голову назад, закрыл глаза и стал мечтать о том, как Чонвон вошел бы в его магазин, чтобы купить букет для “кого-то особенного”, а потом — отдал бы букет обратно ему.***
Неделю спустя, когда Джей только собирался ударить Сонхуна по затылку букетиком анютиных глазок в надежде вбить в его голову, как правильно рассчитывать сдачу, в цветочный магазин вошел Ян Чонвон. — Приветик, — откликнулся Сонхун, накрыв голову руками, как щитом. — Как видишь, я тут подвергаюсь насилию. Если Чонсон сочтет нужным сохранить мне жизнь — как я могу тебе помочь? — Я… — Чонвон прервался, оглядывая сцену перед собой. — На самом деле, я хотел поговорить с Джеем. — Со мной? Сонхун воспользовался моментом замешательства, и выскользнул из его хватки, исчезая в тени. — Э-э, — Джей вышел из-за прилавка, откладывая в сторону букет. — Ты пришел купить цветы? Или… листья? Увидев Чонвона полностью, Джей все-таки заметил, что он держал в руках — большую тканевую сумку, в которой лежало что-то твердое и квадратное с острыми углами. Чонвон поймал его взгляд и оживился. — А-а, нет, — смущенно сказал он, качая головой. Что-то в груди Джея дрогнуло; облегчение нахлынуло на него при мысли о том, что, по крайней мере, на этот раз, ему не придется собирать букет, который Чонвон подарит кому-то другому. — Мне они больше не понадобятся. Он поставил сумку на пол; уголок ткани отогнулся, открывая угол чего-то из красного дерева. — Это… — Чонвон опустил взгляд на сумку, поднял на Джея и снова опустил. Джей следил за его взглядом, ничего не понимая. — На самом деле, это тебе. Губы Джея недоуменно приоткрылись. — Мне? — глупо повторил он. Чонвон уверенно кивнул, приседая на корточки, чтобы достать неизвестный объект. Он вынул его из сумки, подержал в руках и продемонстрировал во всей красе. И это было… — Что это? — спросил Джей дрожащим голосом. Он опустил взгляд, пытаясь понять, что видит перед собой. Цветы — вот, что он смог разглядеть. Самые разные: фиалки, ромашки, гипсофилы, осторожно разложенные водоворотом лепестков. Это были цветы, но не такие, к каким привык Джея. Не свежие, ароматные цветы, изо всех сил цепляющиеся за жизнь — это был цветочный гербарий; лишенные влаги цветы, которые на месте удерживала стеклянная рамка. Это было непохоже ни на один букет из всех, что он видел в жизни или создавал своими руками. В нем не было порядка или ритма — только взрыв цвета и текстуры, хаос, собранный в искусство, разлитый по холсту всплесками красок. Это было пугающе; это было прекрасно. Джей не мог больше этого отрицать. Какие бы сомнения у него ни возникали раньше, все они испарились. Чонвон сделал это. Он взял эти цветы, он достиг бессмертия. Рамка начала дрожать, и Джей поднял взгляд на Чонвона, который смотрел на свои едва трясущиеся руки. Его лицо было бледным, нижняя губа прикушена. Джей вдруг кое-что осознал. — Чонвон, — неуверенно проговорил он. — Так это… вот для чего ты покупал все эти цветы? Для этого? — он не мог поверить в это. Он не мог заставить себя в это поверить, не знал, что ему чувствовать. — Я знаю, что это не совсем твое, — сбивчиво начал объяснять Чонвон, глядя куда угодно, только не на Джея. — Я знал, что тебе может не понравиться, ты подумаешь, что это кощунство или вроде того, но я… — Джей не слышал ничего из этого. — Это мне? — произнес он оцепенело, перебивая мальчика. Его разум застрял где-то между прессованной орхидеей и тюльпаном, отгороженный от всего стеклянной стеной. — Для меня? — Чонвон замолчал и шокировано осмотрел его. — Конечно, для тебя, — просто сказал он, выглядя точно так же ошеломленно, как чувствовал себя Джей. — Для кого еще? Это все — для тебя. В груди Джея все сжалось, и он осторожно забрал рамку из рук Чонвона, осторожно положил ее на стойку, и повернулся обратно к мальчику, который все еще смотрел на него напуганными и полными надежды глазами. — Можно… м-можно мне… — он глупо взмахнул рукой в воздухе между ними, едва поднимая ее к щеке Чонвона. — Да, — выдохнул Чонвон, и это все, чего нужно было Джею чтобы податься вперед и прижаться к его губам так, словно он нуждался в них, как в дыхании. Губы Чонвона разомкнулись сладко, так сладко, словно цветочный нектар, который он держал в своих руках, ароматный и нежный. Цвета Чонвона сливались с его, их контрастные оттенки смешивались, сталкивались и кружились, создавая нечто более яркое, более значимое. Границы между ними таяли, линии проводились и смывались мощной волной. Джей держал Чонвона в своих руках и думал: “Да, я счастлив”. Позади них кто-то откашлялся, и они отскочили друг от друга, хватая ртом воздух. — Я знаю, что про это часто забывают, — сказал Сонхун, — но я все еще здесь.***
Солнечные лучи падали на стены салона, освещая ужасающе-прекрасные рисунки, которые доказывали, что у творчества нет никаких рамок. Джей наблюдал за ним, пока он работал, не отводя взгляда от ставшей такой любимой ямочки на щеке. Но он любил не только щеки Чонвона — его глаза, улыбку, волосы. Ямочку на его щеке; едва заметное углубление на подбородке; костяшки пальцев, сжимающих тату-машинку, рисующую на коже Джея прекрасный бутон: последний цветок. — Этот — особенный? — дразняще спросил Джей, завороженно смотря, как цветок распускается на его плече, замыкая венок. — Ты приберег лучшее напоследок? Чонвон улыбнулся своим мыслям, словно знал что-то, чего не знал Джей. — Да, — сказал он, когда они оба взглянули на него. Распустившийся алый тюльпан. — Идеально.