Твои сны — моя реальность

Чуя шёл куда глаза глядят, не разбирая дороги. Огни вывесок, ресторанная музыка и смех подвыпивших туристов сливались в одно тошнотворное слепяще-гудящее месиво. Несмотря на то, что Чуя давно привык к кипучей жизни неспящего города, сейчас эта жизнь его раздражала. Он свернул с главной дороги в ближайший переулок, а потом пошёл дворами. Чем дальше он удалялся от центра Чайнатауна, тем тише становилось вокруг. Когда гул города затих вдалеке, до Чуи донеслись звуки музыки и чей-то голос:

Глаза мои видят во всех лишь порок, но взгляд отводить уж нет силы. А сердце пускает опять чужаков, и верит оно без причины .

Чуя подошёл ближе и увидел молодого парня в джинсах и косухе. Он сидел на скамейке, перебирал струны старенькой гитары и пел. Дойдя до последней строчки, парень неловким движением дёрнул струну слишком сильно, и она порвалась. — Ах ты, чёрт! — крикнул он. Парень кинул гитару на скамейку, отчего та издала печально-дребезжащий звук. — Её ведь можно починить, — заметил Чуя. — Да чинил уже! — отмахнулся парень. — Без конца струны рвутся, заколебался новые покупать. Хочешь — забирай этот хлам себе, мне она всё равно надоела. Он оставил гитару на скамейке и ушёл. А Чуя так и остался стоять рядом с раненым инструментом. Играть он, конечно же, не умел. В мафии учили другим вещам — тем, что приносят деньги или защищают членов организации. Он имел чёрный пояс по карате, хорошо понимал физику, математику и географию, чуть хуже историю и совсем не разбирался в музыке, литературе и живописи. Капитану портовой мафии, которым он стремился стать, это не требовалось. Искусство в мафии оценивалось прибылью. Если за картину платят большие деньги, значит, это хорошая картина. Музыкальные инструменты, случалось, тоже попадали в оборот портовой мафии. Но только редкие экземпляры — те, за которые коллекционеры выкладывали миллионы йен. Простая акустическая гитара точно не заинтересовала бы ни одну преступную группировку. Чуя снял перчатку с правой руки и прикоснулся к струнам. Они ощущались острыми, сильными и упругими. Все, кроме той, что порвалась. — А сердце пускает опять чужаков, и верит оно без причины, — повторил Чуя подслушанные строки. Гитара — неодушевлённый предмет, и крайне глупо сочувствовать ей, но Чуя почему-то сочувствовал. Она ведь не виновата в том, что чьи-то кривые руки рвут её струны. Она создавалась для того, чтобы дарить людям музыку, а не валяться бесполезной деревяшкой на задворках Чайнатауна. Чуя подхватил гитару за гриф и отнёс в ближайший музыкальный магазин, где ей поменяли струну и настроили. Гитара вновь обрела голос, а Чуя — уверенность в себе. Откровенно говоря, он всегда осознавал, что и «Агнцы», и мафия использовали его как инструмент, тот самый редкий экземпляр. Как бы ни претила эта мысль, успех операций «Двойного чёрного» зависел от того, правильно ли музыкант-виртуоз использовал свой уникальный инструмент. Так какая разница, имел этот инструмент человеческое происхождение или нет? Следующее утро началось необычно. Чуя собирался предоставить боссу отчёт о ходе переговоров в Чайнатауне и добросовестно изложил на бумаге совсем не красившие его события. Но оказалось, что Дазай успел отдать свой отчёт раньше, прошлым вечером. Когда Чуя прочитал отчёт напарника, у него глаза на лоб полезли. Никаких упоминаний о погроме ресторана, никаких нефритовых кошек, никаких истерик и драк. По его версии, выходило, что напарники решили объединить усилия, поскольку у Дазая имелась информация от правительства. Вроде как переговоры прошли гладко, и, что самое удивительное, босс триады подтвердил слова Дазая. Он успел вернуть деньги за две первые отгрузки и принести извинения Мори. Чуе ничего не оставалось, кроме как заверить, что всё именно так и было, и порвать собственный отчёт на мелкие кусочки. Обескураженный таким поворотом событий Чуя решил выяснить у Дазая, что всё это означает. Тот обнаружился в одном из коридоров здания портовой мафии. Сидел на подоконнике и с кем-то негромко общался по телефону. Чуя собирался подойти к нему, но, уловив в чужом разговоре слово «браслет», замер в боковом коридоре и прислушался. Дазай говорил тихо, и до Чуи долетали лишь обрывки фраз, из которых стало ясно, что напарник общается с тем самым человеком, которого попросил помочь с проблемой обмена сновидениями. Прощаясь, Дазай назначил этому человеку встречу в одном баре на окраине города в десять вечера. Чуя знал это место: небольшое и уютное. Идеальное, когда хочешь обсудить то, что не должны слышать посторонние. У Чуи совершенно вылетел из головы отчёт по Чайнатауну. Теперь у него появилась новая цель — во что бы то ни стало подслушать этот разговор в баре. В конце концов, он сильнее пострадал от взрыва браслета и имел право знать, что происходит. За полчаса до назначенного времени Чуя уже сидел под столом по центру небольшого зала. Свисающая до пола белоснежная скатерть полностью скрывала его от посторонних глаз, а дырка, которую проделал в ней Чуя, давала возможность следить за происходящим в баре. Чуя никогда бы в этом не признался, но небольшой рост имел свои преимущества. В частности, прятаться и подслушивать так намного сподручнее. В начале одиннадцатого в бар спустился Дазай. Он скинул пальто на стул, сел за стойку и заказал виски со льдом. Чуя мысленно похвалил себя за хорошую диспозицию — с его места есть шанс расслышать даже шёпот, благо других посетителей не наблюдалось, а радио что-то тихо мурлыкало в углу и совершенно не мешало. Некоторое время ничего не происходило. Дазай долго и задумчиво крутил стакан с виски в руке, время от времени делая небольшие глотки. Потом к нему подошёл внушительный рыжий кот и потёрся о ногу. Дазай наклонился, поднял кота и посадил на соседний стул, а потом принялся почёсывать его за ухом. Кот громко заурчал. Видимо, с кошками у Дазая отношения складывались лучше, чем с собаками. У Чуи уже начала затекать спина, когда в бар спустился ещё один человек. Чуя пригляделся и узнал его: Сакуноске Ода. Они работали вместе пару раз, но близко познакомиться пока не удалось. — Привет, — улыбнулся он Дазаю и сел на стул с другой стороны от кота. — Привет, Одасаку. Я могу согнать Профессора, он не обидится. — Нет уж, пускай сидит. Ты так мило чешешь его за ухом. Не хочу мешать вашей идиллии. Дазай рассмеялся: — Я так рад видеть тебя, Одасаку, ты не представляешь. За три года Чуя слышал такие интонации в голосе Дазая лишь раз — во время телефонного разговора после ночного кошмара. И улыбка его выглядела искренней, а не приклеенной, как обычно. Видимо, с Одой его связывали близкие отношения. Чуя лишь надеялся, что не любовные. — И я тебе рад, — ответил Ода и тоже заказал виски. — Но новости, к сожалению, у меня не очень хорошие. Пока никаких нитей. Об этом браслете почти ничего не известно. И одарённые, которые смогли бы обменять вас сновидениями обратно, пока не нашлись. С Анго я тоже разговаривал, но и от него никакого проку. — Чёрт! — взвыл Дазай и упал грудью на барную стойку. — Чувствую себя черепахой, с которой содрали панцирь. Ну почему, почему из всех людей на земле именно Чуя Накахара должен знать моё прошлое?! — А кого бы ты предпочёл видеть на его месте? — усмехнулся Ода. — Тебя. Ну или того, кого я могу убить. А его я убить не могу, и меня просто трясёт от мысли, что он ещё может обнаружить. — Он видел во сне Эрика? — Да, вчера доставал меня расспросами о наших отношениях. Наехал, мол, как я мог продаться и всё такое. Чуть ли проституткой не назвал. — А ты? — Что я?.. Ответил ему, что он машина для убийств, а не человек. — Дазай!.. — Ода укоризненно покачал головой. — Да знаю я, знаю! Он вывел меня из себя, вот я и сорвался. Сам уже пожалел сто раз, что сказал. Ты бы видел его лицо после этих слов… просто обнять и плакать. Что мне теперь делать, скажи? — Во-первых, поговори с ним. Объясни ему, зачем ты это делал. Ведь Накахара наверняка считает, что ты спал с Эриком исключительно ради денег и крыши над головой. — Так и есть. — Неправда. Мне ты можешь не врать. Ты с ним спал, чтобы забыться хоть ненадолго и представить, что кому-то нужен. Что кто-то любит тебя. Дазай долго смотрел ему в глаза, потом покачал головой и тихо спросил: — Ничего от тебя не скроешь, да? — Просто я твой друг и достаточно хорошо тебя понимаю. А теперь вспомни прошлое Накахары. Я не так много о нём знаю, но, судя по твоим же рассказам, детство ему тоже выпало не из лучших. Первую половину он не помнит, а вторую был вынужден кормить и защищать группировку, которая откровенно его использовала. Ты думаешь, по какой причине он это делал? Да по той же, что и ты. Он тоже хотел быть кому-то нужен. Такой суррогат любви. Разница между вами только в том, что вы по-разному оплачивали эту любовь. Он — своей способностью, ты — своим телом. И здесь не стоял вопрос выбора. Пока он говорил, Чуя под своим столом забыл, как дышать. Откуда Ода знает о нём такие вещи, о которых он не то что никому не говорил, а даже и не задумывался никогда?! Он всегда считал, что обязан «Агнцам» жизнью, и поэтому продолжал бороться за них даже тогда, когда они отвернулись от него. Конфликты внутри группировки случались постоянно, но Чуя был убеждён: он будет защищать «Агнцев» до последней капли крови, если понадобится. Точно так же, как сейчас готов защищать портовую мафию. Если разобраться, он со своей способностью мог бы спокойно работать в одиночку. Но ему требовалась стая. Стая, которая нуждалась бы в нём так же сильно, как он нуждался в ней. — Есть и «во-вторых», Одасаку? — спросил Дазай. — «Во-первых», рассказать Чуе об Эрике, а во-вторых? — Ты прекрасно понимаешь, о чём должен поведать ему в первую очередь. И «во-вторых», как раз признать это самому. — Ну нет, не начинай снова! — Он рано или поздно узнает, Дазай. Лучше от тебя, чем из очередного сна. Да и какой смысл теперь это скрывать? — Одасаку, ты ошибаешься в своих предположениях насчёт моих чу… Ау! — Он не договорил, отвлекшись на кота. Тот царапнул его руку, настойчиво призывая продолжить поглаживания. Дазай засунул закровивший палец в рот, а другой рукой послушно провёл по рыжей спине. — Тяжело с ним. Очень. — Я вижу, — хмыкнул Ода. — Почему ты хотя бы себе не признаешься, что влюблён в Накахару? — Я не… Ох, чёрт! — Дазай с грохотом поставил стакан на барную стойку, и кот недовольно вздрогнул от резкого звука. — Ладно, я влюблён в него, доволен? Сердце Чуи сделало кульбит и замерло где-то в горле, а Дазай меж тем продолжал: — И что дальше? Это бессмысленно, Одасаку. Во-первых, он меня ненавидит. Во-вторых, я несколько раз видел его с девушками, он гетеро. И в-третьих, я не хочу ни к кому привязываться! — Мне кажется, тебе было бы полезно привязаться к кому-то вроде Чуи Накахары. — Для чего? — Он мог бы спасти твою душу от мрака, в котором она находится. — Ты говоришь как священник. — Я говорю как друг. Сделай одолжение, подумай о моих словах. Последующий разговор двух друзей не представлял для Чуи интереса. Он дождался конца встречи, и, после того, как Дазай и Ода покинули бар, выбрался из своего укрытия и вышел на улицу. Информации он получил так много, что её требовалось разложить по полочкам. А получалось это лучше всего во время долгой прогулки. Итак, что он узнал? Человек, которого Дазай попросил о помощи с браслетом — Ода. Неожиданно, но неплохо. Ода показался Чуе адекватным и понимающим человеком, с которым вполне можно иметь дело. Данных о браслете и одарённых с такой способностью нет. Эта новость не обрадовала ни его, ни Дазая. Похоже, оставалось только ждать, поскольку рассказывать боссу о последствиях взрыва артефакта Чуя по-прежнему не хотел. Дазай спал с Эриком, потому что хотел почувствовать, что кому-то нужен. Если подумать, это вполне логично, учитывая его невесёлое детство с верёвкой на шее. Непонятно только, почему он не объяснил этого сам. Боялся показаться слабым и предпочёл, чтобы его считали продажным? И последнее, но не по значимости: Дазай влюблён в него. Этот факт Чуя мысленно вертел так и сяк и никак не мог себе уяснить. Перебирал в памяти встречи, разговоры, совместные задания, но это не помогало. Да, Дазай спас его с тонущего корабля и ничего не рассказал боссу о провале в Чайнатауне, но почему не начнёт вести себя по-человечески? К чему все эти собачьи прозвища, насмешки и унижения? Чуя резко остановился. До него вдруг дошло, что он позабыл об ещё одном подслушанном факте: Дазай не хочет ни к кому привязываться. Чуя знал это и раньше, но относил лишь к работе. Выходит, Дазай боится отношений? Хотя, зная о его суицидальных наклонностях, можно предположить, что он не хочет обременять себя кем-то, кто привяжет его к жизни. Говоря, что Чуя сможет спасти душу Дазая от мрака, Ода подразумевал именно это. Чуя вздохнул: угораздило же. Где он так нагрешил, что ему досталось это чокнутое чудо в бинтах вместо перьев?! На самом деле, Чуя не исключал для себя возможности встречаться с парнем. Но чтобы с Дазаем?.. Конечно, он и раньше отмечал про себя его длинные ноги, густые вьющиеся волосы и тонкие запястья, но внешнюю привлекательность напарника перекрывал его же отвратительный характер. Чуя попытался представить себе отношения с Дазаем. Что там делают парочки? Ходят в кино? Заказывают еду на дом? Ездят в гипермаркет за кастрюлями? Он усмехнулся, представив последнюю сцену. Они бы переругались ещё на подходе к магазину, а Чуя потом надел бы Дазаю на голову самую уродливую кастрюлю и послал ко всем чертям. Той же ночью Чуя выяснил ещё одну причину, по которой Дазай не хотел ни к кому привязываться. Всё оказалось ещё сложнее и драматичнее, чем он предполагал. Во сне он снова оказался в притоне, в комнате Дазая. В дверь постучали. Чуя открыл и увидел высокую девушку лет двадцати с двумя коробками в руках. Гостья была одета довольно скромно и по-домашнему: мягкие брюки и объёмная футболка, скрывавшая верхнюю часть фигуры. Впрочем, под футболкой всё равно угадывалась большая грудь. Волосы девушки — чёрные у корней и высветленные по всей длине — стягивал тугой хвост на затылке. Тапочки на ногах, как и домашняя одежда, наводили на мысль, что девушка тоже живёт в этом притоне. — Привет, малыш! — поздоровалась она. Голос у неё был низкий и хриплый. — Я принесла тебе подарки. Слышала, у тебя день рождения. Жаль, что Хозяйка не предупредила нас, мы бы подготовились. Даже торта нормального нет. Но вот, чем богаты. Держи, это тебе! — Спасибо, Мико, — поблагодарил Дазай и взял у неё коробки. Чуя вспомнил, что именно так звали работницу притона, которая вытащила Дазая из петли. Он мельком бросил взгляд в зеркало, благо шкаф был распахнут настежь: Дазай выглядел немного старше, чем во сне с попыткой самоубийства. Шею и глаз он уже забинтовал, а предплечья пока оставались открытыми. Мико поцеловала мальчика в лоб, обдав сладким ароматом духов. Погладила по волосам и предложила: — Давай я посижу с тобой? В шахматы поиграем или книжки твои пообсуждаем? Не хочу, чтобы ты проводил день рождения в одиночестве. — Давай, — кивнул Дазай. Чуя прислушался к хозяину сна и ощутил его искреннюю благодарность. Он вёл себя довольно холодно, скрывал истинные чувства, но на самом деле готов был броситься Мико на шею. Сон помутнел, и дальнейшие события Чуя видел словно бы через дымку. Кадры начали сменять друг друга быстрее, как в ускоренной съёмке. Только что Дазай и Мико сидели на кровати и играли в шахматы, а через секунду мальчик уже в одиночестве распаковывал подарки. В первой коробке оказался набор пирожных с кремом, а во второй то, о чём Чуя в этом возрасте мог только мечтать — игрушечные солдатики. В самом раннем детстве Чуя мог играть разве что осколками кирпича или ветками — всем богатством, имевшимся тогда в распоряжении бездомных «Агнцев». А позже, когда научился контролировать свою способность, его «игрушками» стали нож и пули. Но детские развлечения так и остались для него чем-то далёким, роскошью из другой, недоступной ему жизни. Увидеть, как мальчик играет с солдатиками, он не успел, поскольку из коридора раздался какой-то шум и крики. Кто-то бегал по лестнице вверх и вниз, хлопали двери. Совсем недалеко, чуть ли не в соседней комнате, раздался истошный вопль: — Мико! Мико, очнись! Дазай побросал подарки и выскочил в коридор. Мимо него тяжёлой поступью прошла мать, и мальчик в испуге отшатнулся. Она, не замечая его, озабоченно бормотала себе под нос: — Нашла время подыхать! Четыре клиента на сегодня, куда я должна их пристроить?! Дазай подождал, пока она спустится по лестнице, и вихрем влетел в соседнюю комнату. На широкой кровати лежала Мико, слепо уставившись в потолок. Её белая рука безвольно свисала вниз. На полу валялась вскрытая упаковка таблеток наподобие тех, что покупал в первом сне нервный наркоман. Шесть или семь девушек обступили кровать. Одна из них пыталась делать непрямой массаж сердца, вторая, постарше, только что бросила делать искусственное дыхание. Устало вздохнув, она присела на краешек постели и со слезами в голосе выговорила: — Бесполезно. Кто-то из девушек всхлипывал. Двое перешёптывались: — Передоз! — Бракованная партия! — Может она того, сама умереть решила? — Да не, она не стала бы. Молодая совсем, да и о сыне Хозяйки заботилась. Рассказывала мне тут на днях, что копит деньги, чтоб он вырвался отсюда и уехал учиться в пансион. Хозяйка всё себе прикарманила, я видела. — Ох, да он тут! — Вторая девушка заметила Дазая и, попытавшись придать своему голосу нежность, попросила: — Давай-ка иди в свою комнату, малыш. Рано тебе такое видеть! Она попыталась вытолкать Дазая из комнаты, но не тут-то было. Откуда только силы взялись в тщедушном теле? Дазай оттолкнул девушку и, подбежав к постели, схватил Мико за руку. Чуя ощущал его дикий страх и отчаяние. Он исступлённо звал её по имени, умолял вернуться и колотил по плечам и груди, надеясь оживить. Слёзы катились по его щекам, голос осип, но он всё повторял и повторял: — Мико! Мико, пожалуйста! Наконец девушки втроём сумели оттащить его от трупа и вытолкать в коридор. Последнее, что видел Дазай, а с ним и Чуя — это запертую дверь с облупившейся белой краской. Дверь, за которой лежала та, что вырвала Дазая из лап смерти, но не смогла уберечься от неё сама. Кадр снова сменился. На этот раз он находился в ванной, видимо, всё в том же притоне. Сначала в глаза бросилось заляпанное кровью зеркало, в котором отражалось бледное испуганное лицо Дазая. Вниз по раковине струились кровавые ручейки. На дне лежала бритва, и нетрудно было догадаться, чем занят хозяин сна. Чуя посмотрел на его руки. Так и есть: на левом запястье алел свежий глубокий порез. Потом Чуя ощутил толчок в грудь и рывком проснулся. В дверь громко стучали. Судя по звуку, ногой. Чуя в полном изнеможении встал с кровати, доплёлся до двери и увидел Дазая. Тот как раз занёс ногу для очередного удара, но успел опустить её на землю. — Привет! Я поговорить пришёл, Спящая красавица. Можно войти? Чуя тупо уставился на него. Остатки сна ещё не до конца развеялись, и ему понадобилось несколько секунд, чтобы вернуться в реальность. Кровь, бритва, Мико, игрушечные солдатики... Стоп, неужели он пришёл признаваться в любви, как советовал Ода?! — Хреново выглядишь, — заметил Дазай, словно отметая предположение о признании. — Отвали. Ты припёрся и разбудил меня, чтобы сообщить мне, что я урод? — Я такого не говорил, Чуя. Просто ты бледный, круги под глазами… всё, молчу-молчу, — замахал руками Дазай, увидев занесённый для удара кулак. — Тебе снова снился мой кошмар? — Будто бывает по-другому, — пробурчал Чуя, но всё-таки посторонился, пропуская нежданного гостя в квартиру. Они прошли на кухню и уселись за стол. Чую по-прежнему не отпускало предчувствие, что Дазай ляпнет что-нибудь о любви в самый неподходящий момент и застанет его врасплох. На всякий случай он старался не смотреть на собеседника. — Что тебе снилось? — повторил Дазай. — Как ты вены резал. А до этого был другой сон, про Мико. Она подарила тебе игрушечных солдатиков, а потом... — Чуя сглотнул. — Умерла от передоза. — Да. Они помолчали, а потом Дазай вдруг хитро улыбнулся: — Знаешь, что снилось мне? Чуя от удивления даже посмотрел ему в наглые глаза. Точнее, глаз. — Да как не знать? Ни хрена тебе не снилось. Я же машина, у меня нет снов! — А вот и нет, мне снилась деревня. — Что? — Крохотная такая деревня, где-то далеко от города. Рисовые поля, маленькие домики. Солнце, лето. Милый такой сон, прямо пастораль. У меня таких не бывает. — Я тоже никогда такого не видел… ты не врёшь?! — Нет. Зачем мне это? Дазай с независимым видом скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула. Чуя был уверен, что он выдумал эту историю. Понял, что перешёл в той перебранке грань, и решил помириться. Но просто прощения попросить, конечно же, ниже достоинства Его Мудаческого Величества. — Что, не веришь? — сощурился Дазай. — Правда снилось. Я могу ещё подробности вспомнить, сон очень живой был. — Верю, — соврал Чуя. В конце концов, если Дазай хочет наладить отношения, пусть попытается. — Спасибо, что рассказал. Слушай... Твоя мать действительно забрала те деньги, которые Мико копила на твою учёбу? — Думаю, да. По крайней мере, я никаких денег никогда не видел. Учился я в обычной школе недалеко от дома. В младшей, потом в средней. Ну, то есть до пятнадцати лет я учился, потом уже нет. — Было бы странно, если бы ты ходил в школу в пятнадцать, — хмыкнул Чуя. — Представляю твоё расписание: современный японский, математика, английский, физкультура. А потом внеклассные занятия: убийства, пытки, переговоры с контрабандистами… Дазай рассмеялся: — А представь, если бы Мори нас обоих отправил в обычную среднюю школу. — Я бы не отказался. Никогда не ходил в школу. — Ну, тебя же индивидуально обучали в мафии. Это гораздо круче. Хотя… тебе, наверное, хотелось бы общаться с одноклассниками, ходить во все эти клубы, играть в спортивной команде. Уверен, ты был бы лучшим по физкультуре и главным задирой школы. — А ты — главным павлином школы. — Я на самом деле был неприметным. Учился хорошо, но не высовывался. Правда, со мной всё время пытались познакомиться старшеклассницы из соседнего здания. Я выглядел старше своего возраста, а ещё их очень интриговали бинты и то, что я всё время один и с книгой. Ну а меня они, понятное дело, не интересовали. — Из-за Эрика? — Да в целом. Меня никогда не привлекали девушки. Думаю, детство в публичном доме плохо влияет на ориентацию, — хмыкнул Дазай. — Значит, были и другие мужчины? Чёрт, я имею в виду, есть вероятность, что я могу увидеть ещё кого-то в твоих снах? — Теоретически можешь. После того, как Эрика посадили, меня снова отправили к матери. Как раз этот период моей жизни ты видел в первом сне. Она решила, что, раз я спал с одним мужчиной, то могу и с другими. Потом я снова сбежал и оказался на улице, где через несколько дней меня подстрелили. Меня нашёл Мори и забрал к себе в лабораторию, и я постепенно начал работать на него. У меня появился заработок и крыша над головой. Когда я встречался потом с кем-то, я был уже достаточно взрослым, можешь не переживать за мою детскую психику. Или ты гомофоб? — Нет! Конечно, нет. Просто… я же в этих снах в твоём теле и ничего не могу сделать, кроме как наблюдать. И это довольно мерзко. — Что, всё настолько реалистично? — Только физических ощущений нет, а так как будто со мной всё происходит. — Ну, что могу сказать, просыпайся сразу, — развёл руками Дазай. — Ну или расслабься и получай удовольствие, раз уж ты в моей роли будешь. Чуя устало опустил голову на руки и вздохнул: — Ещё и пассив… за что мне всё это?! — Это плохо? — Я в твоём теле, Дазай! Конечно, плохо! Я даже представлять не хочу, что меня имеет какой-то левый мужик! Ну или не левый, не важно. Я бы скорее руку себе отгрыз, чем согласился быть снизу. Даже во сне. — То есть против активной роли ты возражать бы не стал? — Смотря с кем. К чему ты это спрашиваешь? У меня всё равно во сне нет выбора, — пробурчал Чуя. — Да так… Праздный интерес. Чуя чувствовал себя ужасно неловко. Если бы его интимная жизнь стала достоянием общественности, он бы умер со стыда. А Дазай умело делал вид, что его это не заботит. Но и ему было неприятно, Чуя знал. Правда заключалась в том, что они оба ничего не могли с этим поделать. Так что он решил сменить тему разговора. — Сколько раз ты пытался свести счёты с жизнью, Дазай? — Я не помню точно. Много. — Тогда почему ты до сих пор жив? — Хотел бы я это знать, — усмехнулся тот. — Так вышло. Когда-то меня спасали или мешали, когда-то я бросал на полпути. — Всё-таки это глупо. Кончать с собой. В жизни столько крутых штук, а ты стремишься на кладбище. — И какие же крутые штуки есть в жизни? — Ну, развлечения, еда, тачки, да полно всего. Ты вот читать любишь. Думаешь, в аду у тебя будет библиотека? Дазай улыбнулся: — Как ты быстро распределил меня в ад. А если серьёзно, Чуя, то, может быть, в жизни и есть что-то хорошее. Но не у меня. Ты не первый человек, который пытается объяснить мне ценность жизни. Но все вы не видите мир моими глазами. — Я вижу. Во сне. Вся эта херня у тебя в голове, Дазай. В реальности у тебя есть охрененная работа, собственный ученик и куча бабла. А ещё есть друг, но Чуя не мог сказать об этом. Дазай никогда не говорил ему об Оде и сразу заподозрил бы неладное. А Чуя не собирался признаваться в том, что подслушал приватный разговор. — Как у тебя всё просто! — усмехнулся Дазай. — Это ты всё усложняешь. — Работа, подчинённые — это ерунда. Деньги меня не интересуют, как и тачки. Без еды я могу спокойно обходиться несколько дней, пробовал уже. Что касается развлечений… Книги — прекрасная вещь. Но не та, ради которой стоит жить. И потом, как знать, вдруг в аду действительно есть библиотека. Оттуда ещё никто не возвращался, чтобы рассказать. — Да почему сразу книги?! Разве больше нет ничего, что способно тебя развлечь? — А что? Секс? Алкоголь? — Аттракционы в парке развлечений, например, — подумав, предположил Чуя. — Никогда там не был. — Я тоже. Но судя по смеху, который оттуда доносится, это весело. Нужно обязательно сходить. — Ты меня приглашаешь? — удивился Дазай. Чуя ошалело моргнул. Чёрт, как это вообще получилось?! Чуя совсем не это имел в виду. А прозвучало так, как будто он зовёт Дазая на свидание! С другой стороны, а что такого в том, что они сходят в парк вместе? Это не ресторан и не караоке, в конце концов. Играли же они в автоматы без всякого романтического подтекста. Зато, может, у Дазая в голове что-нибудь сдвинется, и он перестанет думать о суициде, а Чуя, наконец, выспится. — Приглашаю, — ответил Чуя. — Ужасно хочу посмотреть, как ты будешь визжать на страшных аттракционах. — А говорил, там весело… — вздохнул Дазай, но выглядел он при этом чертовски довольным. Сразу закралось подозрение, что он всё это подстроил. Любую ситуацию в свою пользу обернёт, хитрый чёрт. Но в данном случае Чуя ничего не имел против.