Твои сны — моя реальность

Совсем недавно Чуя, засыпая, мечтал о том, чтобы приснилось хоть что-то, отличающееся от кромешной тьмы. Теперь он мечтал об обратном. Если и существовали на свете счастливцы, которые видели по ночам хорошие сны, то Дазай, очевидно, к их числу не принадлежал. Если ему снились не воспоминания, то обязательно что-то, связанное с кровью, смертью или страхом. Часто сновидения были обрывочными, неясными, но тревожными, и такие сны Чуя по совету Дазая обрывал сразу — мысленным, но ощутимым щипком в предплечье. Но успевал он не всегда и периодически проживал кошмар вместе с хозяином сна. Как-то раз он увидел сон о собаке. Чуе было прекрасно известно, что собак Дазай недолюбливает. Именно по этой причине, дразня напарника, он к месту и не к месту упоминал их породы. Чуя же, наоборот, собак обожал, ему нравилась их преданность и лёгкий весёлый нрав. Будь его воля, он бы завёл у себя дома целую свору собак, но не породистых, а дворняжек, из тех, что бродили по Йокогаме в поисках пропитания. К сожалению, график работы не позволял Чуе завести даже одного питомца, так что он ограничивался пожертвованиями в приюты для животных да периодически подкармливал бродячих псов, обитающих неподалёку. Собаки никогда не ассоциировались у Чуи с чем-то негативным. До этой ночи. Начинался сон безобидно: к нему, то есть к Дазаю, подбежал, смешно тявкая, маленький лопоухий чёрный щенок. Чуя ощутил иглы неприязни — чувства, испытываемого по отношению к собаке Дазаем. Щенок бежал за быстро идущим человеком, не переставая тявкать. Неприязнь хозяина сна ощутимо усилилась, но пока он ничего не предпринимал. Чуя на его месте давно бы уже присел на корточки и почесал щенка за ухом, но Дазай тявкающее недоразумение просто игнорировал. Щенку это быстро надоело: он вцепился Дазаю в штанину и зарычал. Чуя, к своему удивлению, явственно ощутил страх. Дазай резко дёрнул ногой, пытаясь сбросить щенка на асфальт. Но тот не отцеплялся. Более того, он зарычал громче, схватил за штанину сильнее, а потом и вовсе начал увеличиваться в размерах. Он рос прямо на глазах и вскоре уже напоминал бультерьера. Его злые глаза наливались неестественным багровым светом, изо рта стекала пена, а рычание походило скорее на шум большого механизма, чем на звук, который способно издавать живое существо. Собака крепко сомкнула челюсти на ноге жертвы и резким движением опрокинула на землю. Перескочила через тело Дазая и вцепилась ему в горло. На этом моменте Чуя резко проснулся и в панике ощупал шею, проверяя, не осталось ли на ней следов от клыков. В другом сне он медленно брёл по железнодорожной колее. Над головой кружили вороны. Всё вокруг застилал плотный туман: не было видно ни куда он направляется, ни откуда вышел. Во сне Дазай, а с ним и Чуя, был уверен, что никакая опасность ему на этот раз не угрожает, всё идёт по плану. Но в таком случае в план входил и поезд, который выехал из-за неожиданно возникшего поворота и, издав дикий рёв, подмял хозяина сна под железные колёса. Чуя задавался вопросом: «Как же Дазай живёт с этим?! Как он каждый чёртов день, просыпаясь после мучительных кошмаров, спокойно работает, разговаривает и делает вид, что всё в порядке?» Тем временем отношения напарников по «Двойному чёрному», несмотря на тёплый разговор после сна о самоубийстве, накалились до предела. Дазай упорно отказывался называть имя человека, которого он посвятил в тайну обмена сновидениями и попросил о помощи. После взрыва браслета Дазай достиг новых вершин в искусстве быть невыносимым. Его кидало из крайности в крайность: то он вёл себя мило и дружелюбно, то, словно бы осознав, что делает, снова становился язвительным мудаком. Его шутки о росте, темпераменте и преданности напарника достигли апогея и стали по-настоящему злыми. Выглядел он при этом с каждым днём всё лучше — ещё бы, ему-то ничего не снилось! Вымотанный до предела чужими кошмарами и потоком тупых шуток Чуя срывался и орал в ответ. Но больше не бил — не мог после того, что видел в снах-воспоминаниях. Так что вместо Дазая доставалось боксёрской груше, на которой Чуя тренировал удары. Представлял вместо неё ненавистного в такие минуты напарника и бил так, что груша крутила в воздухе сальто. Некоторое время спустя Чуя получил, наконец, долгожданную возможность поработать в одиночку. Вызвав его в кабинет, Мори без долгих предисловий заявил: — Чуя, мне нужен человек на переговорах в Чайнатауне. Ты отправишься на задание один, как и просил. Если возникнут сложности, обратись к Дазаю. — Босс, вы можете на меня положиться! Я всё сделаю сам! Чуя торжествовал: теперь, когда план зависит только от него, и никто не будет утаивать важную информацию, миссия окончится успешно. В конце концов, это простые переговоры, что может пойти не так? — Хорошо, — Мори кивнул и откинулся на спинку кресла. — Суть дела в том, что старый босс триады умер, и сейчас клан возглавляет его сын, молодой и амбициозный человек. Судя по всему, он хочет выйти из-под нашего влияния. В первый раз, когда триада отгрузила и переправила контейнеры с оружием в обход портовой мафии, я принял это за ошибку, но когда это случилось во второй раз, понял, что новый босс триады затеял борьбу за независимость. Я хочу, чтобы ты переговорил с его заместителем и убедил в том, что наши договорённости необходимо соблюдать, иначе со стороны мафии последуют карательные меры. Война не нужна ни нам, ни триаде. Предполагаю, что, взвесив все «за» и «против», глава клана придёт к правильному выводу. Чуя в тот же день назначил встречу заместителю главы триады и посвятил всего себя разработке плана. С Дазаем он не говорил, абсолютно уверенный, что справится без посторонней помощи. Тем более, Дазая ему с лихвой хватало во снах. В ночь перед переговорами он снова оказался в теле Дазая во сне-воспоминании. На этот раз обстановка разительно отличалась от притона, который Чуя видел до сих пор. Дазай сидел в роскошном автомобиле на пассажирском сидении. Вёл машину мужчина лет тридцати. Он был иностранцем, эффектным широкоплечим блондином с голубыми глазами. Одет он был в дорогой костюм с галстуком, а на запястье поблёскивали часы из тех, что созданы для демонстрации дохода своего владельца. Его тонкие губы изгибались в насмешливой улыбке, когда он говорил. По одному взгляду на этого мужчину было ясно — он из тех, кто всегда получает желаемое. Кем он приходился Дазаю? Явно не отцом, да и в принципе на родственника не походил. Возможно, друг? Чуя ничего не знал о друзьях Дазая и, откровенно говоря, сомневался в их наличии. Чуя взглянул в зеркало заднего вида, чтобы установить возраст Дазая. На том была форма средней школы, на вид ему можно было дать лет пятнадцать. Так и не поняв природу их взаимоотношений, Чуя решил подождать момента, когда это прояснится в разговоре. Говорил в основном красавчик-блондин: рассказывал о своих коллегах, шутил о маразматике-боссе. Они остановились в квартале от школы. Дазай забрал с заднего сидения рюкзак и спросил: — Эрик, ты сможешь забрать меня после уроков? — Конечно, Осаму. У меня сегодня короткий день. Дазай кивнул, а Чую поразило то, что они обращаются друг к другу так панибратски. Чтобы Дазай позволил кому-то называть себя по имени?.. Даже Мори называл своего воспитанника по фамилии. Выходит, они очень близки? Всё-таки родственники? Пока он гадал, кем таинственный блондин приходится его напарнику, произошло то, к чему Чуя совершенно не был готов: мужчина положил ладонь на колено Дазаю и наклонился для поцелуя. Чуя ощутил аромат его дорогого парфюма, мысленно ущипнул себя за руку и проснулся, шипя от боли. По настроению это воспоминание было самым позитивным, но вот по содержанию… То, что Дазай во сне был практически ребёнком, вызывало омерзение. Заметно было, что целовались они далеко не в первый раз, и, судя по поведению этого Эрика, одними поцелуями дело не ограничивалось. Он подвозил Дазая в школу после… ночи, проведённой вместе? Чуя припомнил, как тот выглядел в отражении зеркала: и следа не осталось от забитого мальчика, который когда-то пытался повеситься в своей комнате. Бинты на правом глазу, шее и предплечьях уже заняли своё место, но в целом он выглядел спокойнее и счастливее, чем в детском воспоминании. Чуя не ощутил ни одной отрицательной эмоции, пока находился в его теле. Вряд ли этот Эрик к чему-то принуждал Дазая. Да и тот, по своему же собственному утверждению, был достаточно быстрым и вёртким, чтобы сбежать. Он не позволил бы себя продать. Но он же не мог не понимать, что этот красавец и богач не кто иной, как педофил. Всё утро Чуя злился на мерзкого Эрика, на Дазая, который позволял делать это с собой, и на себя самого за то, что ему это небезразлично. Какая ему вообще разница, с кем спал Дазай? Почему его это заботит?! Чуя приехал в Чайнатаун заранее, чтобы осмотреться и заодно отвлечься от навязчивых мыслей. Китайский квартал бурлил и пенился торговой жизнью. Каждый магазин словно бы пытался выглядеть богаче соседнего: повсюду посетителей встречали золотые вывески, статуи и колонны, украшенные традиционным орнаментом. У дверей закусочных и кафе бойкие зазывалы предлагали новинки меню. Торговцы в палатках советовали попробовать китайский стрит-фуд, от одного запаха которого рот наполнялся слюной, а рука сама тянулась к кошельку. У одной из лавок сидел щенок. Лишь завидев его, Чуя испытал резкое неприятное чувство дежавю: щенок выглядел точно так же, как в одном из кошмаров Дазая. Чёрный, лопоухий и нелепый. Щенок, заметив внимание человека, подошёл к нему и обнюхал носки ботинок. Потом поднял голову и негромко уркнул, видимо, выпрашивая еду. — Это был сон, всего лишь глупый сон, — пробормотал Чуя себе под нос. Он никогда не боялся собак. Да он вообще ничего не боялся. Ну, разве что ненароком причинить кому-нибудь вред своей способностью, но ведь это совсем другое. Так что он присел на корточки и потрепал щенка за ухом. Тот плюхнулся на спину, подставляясь под ласку. Чуя хмыкнул и пощекотал щенка по пухлому животику. Не так уж он и недоедал, как пытался показать. Но Чуя не пожалел денег на угощение, и вскоре перед счастливым псом дымилась тарелка с поджаренными пельменями. Он, урча от удовольствия, принялся за еду, а Чуя, оставив щенка наедине с угощением, отправился на переговоры. Встречу китайская сторона назначила в принадлежащем триаде ресторане. Он располагался в оживлённом месте, на перекрёстке крупных магистралей. Пока Чуя занимался щенком, на город опустились сумерки. Вывески Чайнатауна вспыхнули огнями, а рестораны и игорные заведения приветливо распахнули двери для всех желающих. В холле ресторана царил полумрак. В отличие от улицы, тут стояла приятная, какая-то даже почтительная тишина: в элитном ресторане ужинали лишь избранные. Чую встретил китаец небольшого роста в дорогом костюме. Как выяснилось, он был переводчиком господина Лао Шэ, первого заместителя босса местной триады. Сам Лао Шэ ожидал его наверху, в вип-зале. Чуя поднялся вслед за переводчиком по дубовой лестнице на второй этаж и вступил в устланный дорогим ковром коридор. Переводчик открыл перед ним одну из дверей и, войдя следом сам, плотно запер. Заместитель босса триады ужинал за шикарным резным столом, покрытым золотистой шёлковой скатертью. Стены опоясывали ряды узких дубовых полок, на которых стройными рядами восседали статуэтки кошек. Свободные места украшали гравюры с кошками и полотна с выведенными тушью иероглифами. Рядом с метровой фарфоровой вазой возвышались, как ни странно, не кошки, а два обыкновенных охранника, молчаливые и неподвижные. Стол был накрыт на одного, но гораздо больше удивляло то, что для гостя не был предусмотрен стул. Чуя, поздоровавшись, обвёл взглядом небольшое помещение и не увидел ни одного места, куда смог бы присесть. Лао Шэ кивнул Чуе, задал переводчику какой-то вопрос на китайском, и тот перевёл: — Господин интересуется, что за дело привело вас к нему. — Мой босс, Огай Мори, обескуражен тем фактом, что триада совершает сделки с оружием в обход портовой мафии. Он уверен, что это досадная ошибка, и мы сможем мирно уладить этот вопрос. Чуя заранее подготовил максимально учтивые формулировки. Таким был его план: быть вежливым, спокойно договориться, вернуть деньги мафии и доказать, что он может работать один и способен решать вопросы не только физической силой. Переводчик передал его слова Лао Шэ. Тот рассмеялся, покачал головой и вернулся к своему супу. Ел он громко и неопрятно: причмокивал губами и смачно чавкал. Закончив, он сыто рыгнул и, словно вспомнив, что у него гость, соизволил ответить: — Это не ошибка. Триада больше не подчиняется японским собакам. Можешь передать это своему боссу. Он сказал это на чистом японском, чтобы Чуя его понял. Чуя его понял. Как понял и то, что вежливость не сработает — пора импровизировать. Он подошёл к столу и уточнил, глядя в глаза Лао Шэ: — Вы не собираетесь платить, верно? — Всё правильно, мальчик, — китаец снова ответил через переводчика. — Ты свободен. Чуя ударил ребром ладони по столу, и тот, пролетев через половину комнаты, с грохотом врезался в стену и сбил одну из гравюр. Посуда и столовые приборы в беспорядке разлетелись по полу. Кошки с соседних полок посыпались вниз. На стене на месте удара осталась большая вмятина. Охранники синхронно вытащили пистолеты и наставили на гостя. Чуя, не обращая на них ни малейшего внимания, засунул руки в карманы и сказал: — Во-первых, для вас я господин Накахара. Во-вторых, между триадой и портовой мафией есть договор, по которому вы обязаны отдавать процент с каждой отгрузки в нашем порту. Вы отказываетесь соблюдать этот договор. Ваш босс хочет войны? Китаец держался на удивление спокойно. На эффектный полёт стола, казалось, даже внимание не обратил. Он повернулся к переводчику и выслушал на китайском слова Чуи, хотя ясно было, что он всё прекрасно понял. Потом ответил что-то и поднялся со стула. — Господин передаёт, что у вас больше нет причин задерживаться здесь. И, конечно, он ожидает, что вы возместите тот ущерб, что причинили ресторану. — О, я ещё и не начинал причинять ущерб! Никуда он не выйдет отсюда, пока не отдаст то, что украл у портовой мафии! Переводчик передал своему боссу эту угрозу, тот усмехнулся и издал какой-то странный звук, похожий на мяуканье. Чуя решил было, что это китайский, но оказалось, что приказ был отдан отнюдь не людям. Кошки на полках и гравюрах начали расти и оживать. Способности лидеров триады хранились в строгой тайне, и Чуя заранее не знал, с чем столкнётся. Но управление кошками… это даже смешно. Пять фарфоровых статуэток одновременно бросились на него с разных сторон и разбились о гравитационную броню. Лао Шэ нахмурился, и послал в атаку нефритовую кошку, которая к тому времени доставала Чуе до лодыжки. Она тоже не смогла пробить броню, но и не разбилась, только отскочила и напала снова. Чуя снисходительно понаблюдал за её мучениями и, когда она отлетела от него в шестой раз, уже с трещиной на нефритовом лбу, поинтересовался у её хозяина: — Вам не надоело ещё? Они ничего мне не сделают. — Это мы ещё посмотрим! — прорычал Лао Шэ по-японски, по-видимому, забыв о своём решении не говорить с японскими собаками на их языке. Чуя не двигался, ожидая, когда китайцу надоест, но весь этот цирк уже порядком раздражал. Кошки вокруг скакали, безрезультатно бились о броню, мелькали перед глазами, а Лао Шэ начинал истерить: — Как ты смеешь являться сюда и что-то требовать, японская собака?! Твой босс — просто мелкая шавка по сравнению с моим господином. Ты находишься на территории триады и ведёшь себя неучтиво! Это ты должен заплатить, а не я, чихуахуа разряженный! Вот это уже порядком разозлило Чую — ему хватало Дазая, бросавшегося собачьими прозвищами. Он схватил несчастную нефритовую кошку, которая достигла к этому моменту полутора метров, увеличил её вес и подкинул вверх. Статуя пробила потолок вип-зала и, судя по звуку, крышу ресторана. Назад она так и не вернулась. Китаец завизжал и в истерике дал по Чуе кошкомётную очередь. Статуэтки, оттолкнувшись от гравитационной брони, разлетелись в разные стороны. Одна разбила люстру под потолком, две вылетели в окно, выбив стекло, остальные раскололись о стены. Китаец продолжал визжать и, судя по всему, отдал приказ убить гостя, поскольку сразу после этого в него полетели пули. Их Чуя тоже всадил в стены. По паре штук вошло в мясистые тела охранников. А потом он подошёл к Лао Шэ, схватил за воротник рубашки и, как следует размахнувшись, всадил кулак в стену рядом с его головой. Стена рухнула, словно картонная. Чуя удивлённо присвистнул: перестарался немного. Зато Лао Шэ пришёл в себя и перевёл опасливый взгляд с рухнувшей стены на кулак Чуи. Стало тихо: кошки вдруг замерли на месте. Чуя решил, что Лао Шэ наконец-то одумался и остановил их, но тут его плечо сжала чья-то ладонь, и знакомый голос проговорил: — По-моему, вам обоим лучше успокоиться. Дазай касался и его, и Лао Шэ — вот почему прекратилось кошачье светопреставление. — Ты какого хрена забыл здесь, скумбрия?! — Чуя сбросил ладонь напарника с плеча. — Тебя послал босс?! — Я позже объясню. Переговоры с триадой важнее. — Я веду переговоры! Один! — И очень успешно, как я вижу. Пока я шёл сюда, меня чуть не убило огромной нефритовой кошкой, прилетевшей с неба. Неплохой вариант смерти, конечно, но ты немного промахнулся. — Ты ещё кто? — выдал молчавший до сих пор Лао Шэ. — Капитан портовой мафии Осаму Дазай. Мне нужно переговорить с вашим боссом. Мы с ним всё уладим, обещаю. — Обойдёшься, японская собака! Ты не достоин!.. — Китаец замолк, скосив глаза на приставленный к его носу пистолет. — Это не просьба, господин Лао Шэ. Пошлите своего переводчика за вашим боссом. Пожалуйста, — Дазай обворожительно улыбнулся. Китаец вздохнул и сделал знак переводчику. Тот поклонился и исчез в коридоре. — Чуя, выйди, пожалуйста, на улицу, — попросил Дазай. — Дальше я сам. — Да щас, никуда я не пойду! Это моё задание! — Так надо, просто доверься мне. Я знаю, что делаю. Они несколько секунд смотрели друг на друга, потом Чуя зло цыкнул, пнул ногой ближайшую кошку и вышел из зала. Не прошло и получаса, как Дазай, живой и невредимый, показался из полуразрушенного ресторана. Он огляделся по сторонам, заметил сидящего на лестнице в переулке Чую, подошёл и уселся рядом. — Ну? — спросил Чуя. — Всё улажено. Они заплатят за те две отгрузки, которые провели без ведома мафии, и впредь будут соблюдать договор. Про ресторан все просто забудут, как и про нашу встречу. — Что ты ему сказал? — У правительства есть компромат на сестру босса триады. Определённые фотографии и видеозаписи, компрометирующие переписки. Я показал их копии. Обыкновенный шантаж. Всегда работает с такими людьми, как эти. — Откуда у тебя правительственные данные? — продолжал допрос Чуя. — У меня есть связи в правительстве, — туманно ответил Дазай, и Чуя понял, что имени или хотя бы должности информатора он не дождётся. — Почему ты вообще оказался здесь? Босс обещал, что это задание будет лично моим. — Оно и было твоим. Мне было приказано вмешаться только в крайнем случае. Я даже точно не знал, где будут проходить переговоры. Просто шёл на звук. Всем известно: хочешь найти Чую, иди на шум — он будет в эпицентре. — Да пошёл ты! На самом деле Чуя почти не злился на него, больше на себя. Для него задание прошло хуже некуда: только подтвердил свою репутацию. Теперь босс ни за что не доверит ему работу отдельно от Дазая. Он бессильно чертыхнулся и закурил. — Поделишься сигаретой? — попросил Дазай. — Ты же не куришь. — Иногда хочется. Вот как сейчас. Чуя протянул ему последнюю сигарету и смял пустую пачку. Дазай с наслаждением затянулся и, развалившись на лестнице поудобнее, выдохнул струйку дыма в небо. Некоторое время они молча курили. — Тебе снились ещё мои воспоминания? — поинтересовался Дазай. Воспоминания… Чуя снова вспомнил сон про собаку, но этого точно не могло произойти в реальности. Что-то было такое недавно… А, точно. Как он мог забыть! — Да. Очередной трындец. — Попытка суицида? — Лучше бы она. Мужик на дорогой тачке, блондин по имени Эрик. Он ведь совратил тебя? Дазай помрачнел и буркнул: — Это не твоё дело. — Но я вижу всю эту мерзость во сне, практически сам участвую! Сколько тебе было? Дазай сгорбился, притянул согнутые в коленях ноги к груди и так долго молчал, уставившись в пространство, что Чуя уже смирился с тем, что ответа он не дождётся. В конце концов ему надоело это неловкое молчание. Не хочет говорить, и чёрт с ним. Чуя затушил сигарету и поднялся было, чтобы уходить, но тут услышал шёпот: — Тринадцать. Я жил у него около года после того, как сбежал из дома. — Он удерживал тебя, заставлял?! — Нет. — Тогда почему ты позволял ему?! Ты ведь мог уйти! Даже на улице жить лучше, чем с педофилом! — Чуя громко шептал, изо всех сил стараясь не кричать. Дазай поморщился и как-то болезненно проговорил, не глядя Чуе в глаза: — Я не выжил бы на улице. А Эрик заботился обо мне. Кормил, покупал одежду, подарки, возил в школу, развлекал. У него был роскошный дом, и он ни в чём мне не отказывал. — Дазай, ты сам слышишь, что несёшь?! Это же ненормально, он больной! — Я знаю. Его и посадили потом за это. И, как я слышал, из тюрьмы он не выбрался. Чуя, ты… тебе не понять. — Мне не понять?! Я жил на улице! Я жрал крыс, дрался с копами, ночевал в канаве, но никогда, ни за что в жизни, не позволил бы кому-то… — Ты забываешь, что у тебя боевая способность, — нетерпеливо перебил Дазай. По голосу чувствовалось, что он тоже на грани и из последних сил говорит спокойно. — А я даже не знал, что я одарённый, пока Мори не забрал меня к себе. Кроме того, я был один. А у тебя были «Агнцы». — В тринадцать ты мог бы устроиться на работу! Да хоть разносчиком газет каким-нибудь! — Ага, ты-то тоже работал в этом возрасте? По-твоему, воровство и рэкет лучше, чем… — Проституция, — подсказал ему Чуя. — Да, лучше воровать, чем трахаться за дорогие побрякушки. Лицо Дазая исказилось от ярости, и он мстительно прошипел: — Ох, скажите пожалуйста, какие мы гордые! Интересно, выжил бы ты на улице, если бы был человеком, а не машиной для убийств?! Чую его слова словно ударили под дых. Перед глазами всплыло собственное воспоминание двухлетней давности: лаборатория, умирающий рыжий мальчик, так похожий на Чую, и пояснение профессора N: «Это — твой оригинал. Я сконструировал твое тело. Я скорректировал твои гены, чтобы противостоять Арахабаки». — Эй? — позвал его Дазай и дёрнул его за штанину. Чуя очнулся, молча спрыгнул с лестницы и ушёл прочь, не оглядываясь на напарника.