Сезон сакуры

— На церемонии в храме будут только самые близкие и, конечно, госпожа Гудзи. Место невесты — слева, все её друзья будут по левую руку, но поскольку молодой хозяин скорее приходится другом Кудзё Камадзи, вы должны будете встать справа. Лекция продолжалась мучительно долго, пока Миюки пыталась напялить на меня злосчасное кимоно. — В начале все должны поклониться Великому храму. Затем будет очистительный обряд охарай, подношение еды и после пройдёт сан-сан-кудо. Каждый пьёт по три глотка: сначала муж, потом жена, затем снова муж — последние три глотка. Я попыталась выгнуться, от чего стоячий нежно-лиловый воротник дзюбан, выглядывающий из-под верхнего незапахнутого слоя перекосило. Судя по злобному сверканию глаз Миюки за моей спиной, что я поймала в отражении — всё поползло в сторону, и она принялась с двойным усердием выравнивать шов по центру спины. — После всего невеста произносит клятву перед семьёй жениха. К несчастью, господин Кудзё Такаюки по известным обстоятельствам не будет присутствовать, но я думаю, в остальном клан Кудзё посетит церемонию в полном составе. Глядя в большое зеркало, как слезает с плеча длиннющий рукав фурисодэ, я уже сто раз пожалела, что подписалась на эту авантюру. Миюки развернула меня лицом к себе. «Думай об этом с практической точки зрения. Кимура скорее всего воспользуется этим случаем. Да и тебя туда берут не просто чтобы ты съела все сахарные фигурки с закусок и развлеклась». — В храм первая всегда заходит невеста, но выходить она должна после мужа, — заключила Миюки со строжайшим почтением к чётко установленным правилам. Я недоумевающе моргнула, глядя, как она подбирает подол кимоно так, чтобы он едва покрывал ступни, отчего на поясе образовалась складка, которую она тут же стала подвязывать. И того на мне было уже три шнура, утягивающих всё, что можно утянуть и подобрать. Я чувствовала, как даже будучи плоскими они врезаются мне в тело сквозь ткань. — А это-то мне зачем знать? Лицо у Миюки потемнело. Руки у неё были уже в следах морщин, но ещё очень твёрдые и ловкие. Они замерли, едва накинув узел, но не успев потянуть концы. Прямо под дверью раздалось хихиканье девчонок-служанок, то и дело с любопытством заглядывающих сквозь небольшую щель приоткрытой двери. Я услышала, как они зашептались о чём-то, но до меня донеслось только что-то про «предложение». Кто, что и кому собрался предлагать, я уже не расслышала. Миюки хлестанула их суровым взглядом и бросила «Брысь!». Раздались ахи и пятки застучали по деревянному полу прочь от двери. Не успели шаги утихнуть, как взгляд переметнулся ко мне. — Меньше всего, барышня, мне нужно, чтобы вы позорили молодого хозяина при благородных господах, поэтому не задавайте вопросов, а слушайте и запоминайте, — и с этим словами она дёрнула концы шнура, намертво перетянув мне пояс. — Не болтайте на церемонии и не забудьте, что после всех обрядов гости тоже пьют сакэ за молодых. Пока она заканчивала с подкладкой и дзюбан, я вся вымокла, спину ломило и в довершение где-то между сотнями слоёв одежды у меня зачесалась поясница. Сказать об этом Миюки я не рискнула, намереваясь незаметно дотянуться самостоятельно, но тут она приволокла огромный кусок ткани, сложенный в пару слоёв. Оби. Архонт, дай мне сил. — Ради всего святого, прекратите елозить! — Миюки шлёпнула меня по ладоням, и принялась заматывать пояс так туго, что, кажется, у меня хрустнули рёбра и кислород перестал поступать внутрь. — По-моему, у меня селезёнка лопнула… — прохрипела я в ответ. Наконец, на слои ткани легли другие слои, а потом ещё одни и ещё: всё это завершали десятки шнурков тут и там, подбирающих складки, перетягивающих всё тело вдоль и поперёк, словно на меня надели рыболовную сеть. Миюки поправила все швы, чтобы они оставались ровными, разгладила тонкую вышивку на вороте, убедилась, что запáх не кривится и только после отступила на пару шагов назад, окидывая меня ледяным оценочным взглядом. Я застыла, как вырезанная из дерева кукла, вскинув руки в разные стороны под прямым углом к телу и расставив ноги насколько позволяла ширина подола. Она пальцем велела мне развернуться. Переваливаясь с ноги на ногу, я выполнила наказ и встретилась со своим отражением. Нежно-желтоватый шёлк переливался в утренних лучах. Пояс был бледно-сиреневый, как воротник дзюбан. Вставки кое-где белые. Вдоль по всей ширине шли серебряные узоры рюсуймона. Цветом весь наряд напоминал о летних закатах над волнами у берегов Инадзумы. По низу кимоно, прямо у моих ног распускалась пышная слива умэ, роняя снежные цветы, которые разметало по лентам рукавов. Я уставилась на себя в зеркало то ли с ужасом, то ли с восхищением, не веря, что вообще это вижу. «Выглядишь по-идиотски. Всё равно, что напялить платье на хиличурла», — не замедлила немного отрезвить меня О-Кику. Едва она это сказала, пришло осознание. Мир стал более реальным, цвета немного поубавили в яркости и почему-то мне стало ужасно стыдно, будто я украла чью-то жизнь. На моём месте должна быть юная леди Камисато. Ко всему прочему, вся затея какая-то неправильная. «Ммм… притащить воровку на банкет к аристократам. Он собрался всех их на уши поставить, вот зачем ты ему там». Я попыталась отвернуться от своего отражения, но в процессе разворота шагнула слишком широко: узкий подол мне такого не простил. Я завалилась, пытаясь удержать равновесие, сделала шаг в сторону и наступила на рукав, волочащийся по полу. Чудом ничего не порвала, но не успела сдержаться и повалилась на татами. Ещё и локтем больно ударилась о край зеркала, пока пыталась нащупать опору в воздухе. Сквозь глухую боль можно было расслышать тяжёлый вздох, а потом голос, произносящий будто бы в подтверждение слов О-Кику: — И о чём только думал молодой хозяин?! Что за вздорная идея, в самом деле…— Миюки проворчала это себе под нос, но так, чтобы я точно тоже могла это услышать, потом повысила голос, обращаясь уже ко мне напрямую: — Рукава мы подошьём, это не беда, но не бегайте, как угорелая. Кимоно подразумевает лёгкий семенящий шаг. Вы же барышня, а не солдатня Тэнрё. Я подумала, что лучше бы провела ночь в казарме, чем ещё хоть час в этом наряде, но вслух этого, конечно, не сказала. «Хочешь подожжём им террасу? И самый шикарный вид на стену напротив из зарешеченного окна комиссии Тэнрё тебе обеспечен». Последующие несколько часов ушли на то, чтобы научиться банально ходить, не встречая носом землю. Когда это стало посильной задачей, мы перешли к умению садиться, разглаживая ладонью ткань под коленями, прежде чем опустить их на татами. Наконец, пришёл черёд самого утомительного, сложного и унылого — поклонов (или, как их упорно называла Миюки, одзиги). Слишком низко кланяться всем подряд не подобает. Но поклонись недостаточно и это сочтут за грубость. Узнай статус человека перед поклоном. Если не знаешь, выбери нейтральный поклон — не слишком глубокий. Потому что если наклонишься слишком сильно, это покажется подобострастием и неприкрытой лестью. Не держи руки по бокам — так позволено только мужчинам, женщине положено сложить ладони на колени. Будучи ниже всех по статусу и младше большинства по возрасту на этом проклятом приёме, я буду вынуждена кланяться всем первая. Смотри на лицо человека, но упаси Архонт глядеть в глаза. Когда поклонишься, жди ответного поклона, на который тоже нужно ответить. В конце концов, у меня заболела голова, и я заявила, что отказываюсь продолжать, пока меня не покормят. Глядя на моё страдальческое лицо, Миюки ничего не осталось, кроме как махнуть рукой и уйти на кухню. Пока она ходила, я пыталась распутать шнуры, пояса, верёвки и складки, но в итоге запутала всё только сильнее, так что по возвращении служанке пришлось ещё и спасать меня из плена ткани. «Я уж подумала, ты отдашь концы, задохнувшись в кимоно. Какая нелепая смерть», — цокнула языком О-Кику. Пока я уплетала рис из пиалы, Миюки развесила фурисодэ на стойке для кимоно и бережно разгладила каждую складочку. Я осталась в одном дзюбане, отчего-то ненавязчиво напоминающем мне Ватацуми, глицинии и хаори лорда Камисато. Мне хотелось спросить, вернулся ли он в имение, но я не рискнула задать вопрос напрямую, вместо этого спросив другое: — А вы замужем, Миюки? — Что за вопросы? Она едва дрогнула, резко обернулась и впилась в меня взглядом точно тысячью иголок. Я легко пожала плечами, давая понять всем видом, что ничего такого не имела в виду. Миюки помолчала, поджав губы, потом отозвалась ровно и сдержано: — Я служу комиссии — это мой единственный долг. Судя по всему, ей уже больше четырёх десятков, может, пяти, и все их она посвятила этим людям. Уму непостижимо. Я уже не то чтобы удивлялась подобному положению вещей, но всё ещё каждый раз будто какая-то струнка внутри дёргалась. — Тогда откуда вы столько знаете обо всём этом? О свадьбах и прочем. Мне искренне было интересно, как столько помещается у неё в голове и зачем. Мгновение она ещё держалась отстранённо, но потом вдруг острота во взгляде медленно спала, лицо размягчилось и она отозвалась абсолютно не своим голосом: — Меня научила прошлая госпожа Камисато. И «не своим» здесь значило «не тем, что я слышала всё время», не голосом критикующей и дисциплинирующей Миюки, но голосом преданной и восхищённой слуги. С теплотой и далёкой, утончённой грустью в каждой букве чужого имени. — Я обладаю лишь скромной долей тех знаний, которыми владела достопочтенная матушка молодого хозяина и хозяйки когда-то. Вот кто действительно разбирался во всех обрядовых тонкостях. — Даже в том, почему невесты ходят в белом? — Это известно даже детям. Широмуку белоснежное, как зимний полдень из-за «смерти» невесты. — Как-то мрачновато для свадьбы, — я сморщила нос. — Вовсе нет. Девушка умирает и рождается жена. К тому же после церемонии на него наденут утикакэ. — Погодите, в каком смысле наденут? — ошарашенно бросила я. — То есть, сменят? — То есть, поверх, — невозмутимо поправила Миюки. «Представь сколько всё это весит. А ещё причёска». — Архонты, так же и в самом деле помереть не долго! — Такова традиция, — снова став серьёзной, будто речь шла о делах государственной важности, отозвалась служанка. Что на языке комиссии Ясиро значило «неприкосновенно» и «почитаемо». Я помолчала, снова невольно поглядев в сторону кимоно. Ветер из приоткрытого окна игрался с рукавами. В доме было непривычно тихо: никто не смел тревожить отдыхающую юную леди. Только слышалось приглушённое позвякивание палочек каждый раз, когда они касались края пиалы в руках Миюки. — Вижу, вы хорошо ладили с прошлыми лордом и леди Камисато. Какие они были? Она снова вдруг настороженно вытянулась, но почти тут же растаяла окончательно, не сумев сдержать меланхоличной слабой улыбки. — Ох, если бы только можно было описать это так просто… Леди Камисато была великая женщина, ровно такая, какой положено быть госпоже клана и жене комиссара. И вместе с тем в ней была несравнимая мудрость, чистота помыслов, она всегда знала, как помочь — хотя бы словом. Иногда казалось, она одним лишь движением руки могла заставить солнце засиять, пусть даже только в глазах своих людей. Если бы не она, господин Камисато никогда не находил бы покоя в своей тяжёлой службе. Во всём от дрожания пальцев, внезапной нежности голоса и до едва промелькнувших в глазах бусинок слёз — везде читалась самая искренняя и самая глубокая признательность и не следа от жёсткости не осталось в ней, когда Миюки стала говорить о бывших хозяевах. Я не могла упустить такой шанс разузнать чуть больше о бывшем комиссаре. — Говорят, он был непредвзятым, но верным долгу. Это правда? — В высшей мере. Он беспрекословно исполнял свои обязанности, даже если за это приходилось платить разбитым сердцем. «В тот день — как комиссар Ясиро — мой отец не мог поступить иначе, но он ценил Хигучи и заботился о ней» — так он тогда сказал Кимуре. Похоже на правду. Миюки могла бы соврать, чтобы выставить своего господина в лучшем свете, но сейчас она совершенно точно была искренней. Значит, соврал именно Такаси Кимура: о том, что комиссар бросил Хигучи на растерзание комиссии Тэнрё, не поведя и бровью. К тому же, поверить в безграничную верность и лояльность Хигучи комиссии теперь было проще простого — я своими глазами видела это день ото дня. — Если в самом деле хотите знать, каким был прошлый комиссар — взгляните на молодого хозяина, — закончила Миюки, откладывая еду. Вот откуда проистекала её строгость, её опасения и недовольство мной во всём — из простой боязни, что я испорчу пасторальный пейзаж вокруг комиссии. И тогда все усилия, потраченные на восстановление репутации клана, будто бы пропадут впустую. «А это значит, она так и будет тобой недовольна, как бы прилежно ты не запоминала всё, сколько бы поклонов не разучила и какое кимоно бы не надела. Тебя всегда будет недостаточно уже просто из-за того, кто ты. Так что и стараться не стоит». От осознания этого стало совсем тоскливо, я уставилась в миску, потупив взгляд. — Как по мне, это не жизнь, а какое-то издевательство, — наконец, собралась с мыслями достаточно, чтобы ответить, хотя и не была уверена — отзываюсь ли я на слова Миюки или же на сказанное О-Кику. — «Раз, два, три. Тэмари карабкается на Священную сакуру»… — на мотив детской песенки вдруг напела Миюки. — Вы не видели того, что видела я. Не видели молодого господина Аято ласковым мальчишкой и не слышали, как его сестра звонко смеётся, играя с тэмари в саду. Всё это было возможно лишь благодаря стараниям комиссара и его жены. И это того стоило, поверьте мне. И я верила, потому что ничего другого мне не оставалось. «Или потому что ты так хочешь верить».

🌸

После обеда истязания правилами хорошего тона продолжились, и к вечеру мне всё это надоело настолько, что я дождалась, пока Миюки отлучится за веерами, быстро переоделась и смылась. Снаружи уже зажгли фонари, хотя было ещё не очень поздно. От мысли, что я весь день проторчала в комнате, занимаясь разучиванием поклонов и перебирая одну вежливую улыбку за другой, меня даже начало подташнивать. Где-то в глубине дома раздался командный голос Миюки, и в испуге быть обнаруженной, я влезла по краю стены на крышу террасы и затаилась, опираясь спиной на украшения-молнии на коньке. Внизу тихо постукивал содзу. Ветер гонял песок по двору. Я прикрыла глаза. «Спишь?». — О, боги… — я вздохнула. — Сама как думаешь? Посмотрела сквозь сетку ресниц на отблески огней Ханамидзаки вдали. Они дрожали в сыром воздухе с привкусом беды. Буря, что ли собирается? «Я думаю, нам это на руку. Если всё дело в предательстве, а этот слизняк Кимура точно будет на свадьбе, как насчёт…» — Нет, мы не будем его убивать, — тут же оборвала я стальным голосом. «Зануда. Ты что, не хочешь чтобы мы расстались друзьями?». — Во-первых, я не смогу навредить ему. Всё не так просто. «Я смогу». — Во-вторых, я почти уверена, что убийство Такаси Кимуры не исправит положения. И в-третьих, я не убийца. О-Кику умолкла на мгновение. Потом снова вернулась, но уже куда более раздражённая. «Знаешь, тебе пора прекращать общаться с этим умником. Он плохо на тебя влияет». — Прекрати настраивать меня против лорда Аято. Нам нужна его помощь — нравится тебе это или нет. «Ах, он теперь уже «лорд Аято», мне не послышалось?». — Оговорилась! Вот же пристала. Ты слышала, Миюки всё время это говорит. «Я слышала только «молодой хозяин» и больше ничего». — Значит, кто-то другой. Просто вертелось на языке. «На языке, да? Как обычно тянешь в рот всякую дрянь». — О-Кику! Перемена в ней почувствовалась куда раньше, чем она начала внезапно предостерегающим голосом: «Послушай меня, смертная. Мне глубоко наплевать, что за членистоногих ты разводишь у себя в желудке…» Не договорила, я тут же перебила зло: — Никаких членистоногих, только один мерзопакостный мононоке. Но О-Кику проигнорировала укол, только продолжая: «… Но твоя нездоровая привязанность уже стоила нам кучи проблем. Соберись и сделай что-нибудь с собой, вместо того, чтобы стелиться под каждого после единичного фокуса с божественной стекляшкой». Это было больно. Словно не только руку, но меня целиком облили кипятком. На мгновение я перестала слышать свои мысли, только оглушительный шум крови в висках.  — Зачем вы туда влезли? Отвлечённая О-Кику не дала мне знать. Да и я была слишком озадачена, чтобы обратить внимание на чужое присутствие. Голос шёл из пространства прямо подо мной, с террасы. Я развернулась, перекинула ноги на одну сторону ската, и в этот же момент из-под крыши показалась светло-бирюзовая макушка. Волосы были собраны позади. В руках у него был длинный бо, и выглядел лорд Камисато ровно, как в утро, когда я застала тренировку на боккэнах с юной леди. Он вышел в сад, и остановился на песке, задрав голову. Уведомил: — Миюки вас ищет. Со второго этажа донеслось хлопотание и неразборчивые голоса, заставляя невольно втянуть голову в плечи. — Вот вы и ответили на свой вопрос. Отблеск фонаря на террасе едва задел его лицо так, что показалось будто бы лорд Камисато усмехнулся. — Как вам удалось её очаровать? — Что? — я недоумевающе нахмурилась. — Она не самого высокого мнения о ваших способностях, но каким-то образом всë равно отзывается о вас, как о «добродушной барышне». Я первый раз за долгое время слышу, чтобы Миюки кого-то так назвала. Он находил это занятным, как юнец, наблюдающий за взаимодействием гусеницы и листка камелии. — Она осведомлена, как древнейший ёкай и беспощадна, как Мусо но хитотати, — с кислой миной сообщила я, кроме всего прочего, отдав служанке должное. — Кстати, и Миюки, и прочие слуги в ужасе от затеи со свадьбой, вы знали? Никто из них, видимо, не осмеливается сказать вам это в лицо.  — Что ж, значит, это определённо хорошая идея. В лёгкой необязывающей улыбке читалась безошибочная осведомлённость: конечно, он знал, только ему всё равно. И даже более того, ему нравится действовать вопреки их ожиданиям и соображениям, судя по прозвучавшему ответу. Я только хмыкнула, отвернулась на мгновение, чтобы скрыть лицо пеленой мрака. Так ему труднее заметить, как против воли растягиваются в ухмылке мои собственные губы от странного, почти детского ощущения, будто мы безобидно пакостим скучным и обязательным взрослым, которые лучше знают «как положено». — Я думаю, Такаси Кимура даст о себе знать на этой свадьбе — тем или иным способом. Он много говорил о торжестве в последнее время, но без подробностей. Скорее всего, он попытается стащить фуэки-рюко, пока все будут отвлечены праздником. Он часто так делал — пробирался на банкеты, фестивали или церемонии под видом гостя. В толпе легко затеряться, а уж если льётся сакэ… — Но вы же чувствуете печати? Я только неопределённо пожала плечами. Я же не сталкивалась с ними непосредственно, как оказалось, и единственный раз, когда удалось подобраться максимально близко к настоящей — и я имею в виду полноправной — печати, так это в комиссии Тэнрё, когда Кудзё Камадзи открывал пустую шкатулку. Тогда я ощутила возмущение в энергии, но таково лишь наследство фуэки-рюко. — К чему вы клоните? Казалось, от меня ускользает какая-то мысль, словно рыбка в пруду: я вижу всплеск серебряного хвоста на водной глади, но никак не могу ухватить. Лорд Камисато чуть обернулся и глянул в сторону Рито, где над водным маревом дрожали рыжие огни острова. — Он сказал: «две из девяти». Одна из двух принадлежит клану Кудзё. «Он мог спереть вторую у комиссии Кандзё. Хийраги Тисато ни словом не обмолвилась о краже со своим благоверным — иначе он бы уже растрепал всё комиссару в прошлый раз. А значит, либо никакой кражи не было, либо она сама не в курсе. Может от неё скрывают. А может они там все в блаженном неведении». Так значит, мне нужно убедиться, что фуэки-рюко всё ещё у комиссии Кандзё. — Разве банкет не должен быть в доме жениха? — Аяка об этом позаботилась. Прозвучало, как что-то максимально расплывчатое, но не трудно было поверить в то, что он надоумил сестру устроить всё торжество не где-нибудь, а именно на Рито. «Куча иностранцев, никаких солдафонов под окнами с криками «да здравствует сёгун!», шум волн и прекрасный вид». — Откуда вы узнаете, где именно хранят печать? — У меня есть свои методы. — Сюмацубан? Но лорд Камисато только максимально пространно улыбнулся псевдо-ласковой улыбкой, так и говорящей «поболтали и хватит». Копать дальше в этом направлении было бесполезно, так что я обратила свой взгляд в иную сторону. — Почему просто не спросить у госпожи Хийраги? — Она не в курсе ситуации и мне бы не хотелось тревожить её лишний раз. — Как трогательно. Я изобразила кривую улыбку умиления, но лорд Камисато не отреагировал, оставаясь серьёзным и неприступным, словно скала в море. — Дело не в сантиментах, а в лишних ушах. Если тень падает даже на господина Маццуру, то я не могу сказать, сколько ещё людей из комиссии Кандзё в этом замешано. — Я что-то совсем запуталась. Зачем комиссии Кандзё сговариваться с фатуи и с Такаси Кимурой? — У всех есть собственные интересы. — А тот юноша из «Призрачной беседки», лорд Акахита, — я увидела, как при его упоминании у комиссара едва скривилось лицо, словно он увидел мерзкого ползучего гада под кустом. — Он же тоже из комиссии Кандзё? — Интересно, что вы о нём вспомнили. Я полагаю, он тоже напрямую в этом замешан. — Так. А комиссия Ясиро тут при чём? — Вам не стоит вдаваться в подробности. Это долгая, запутанная и не самая занимательная история. И тогда я скользнула вниз по крыше и спрыгнула на песок, всем видом демонстрируя готовность слушать. Даже если не пойму половины — это не важно. Моя осведомлённость второстепенна, мне нужно было увидеть, как он отреагирует. Рискнёт ли рассказывать мне. Лорд Камисато помолчал, опираясь на шест. Потом что-то с ним сделал, и бо разделился на два ханбо. — Хотите урок политической обстановки, тогда вам придётся доказать, что вы к нему готовы, — и с этими словами он швырнул мне один из шестов. — Тело и ум должны быть в гармонии, упусти контроль над одним и второму не будет покоя. Поймав ханбо, я взвесила его в руках. Не самый лёгкий. «Отнесись к нему, как к подручному средству, а не как к вычурному оружию», — вполне осознанно посоветовала О-Кику. Это не сменит сущности, но сменит отношение, а значит, половина победы у меня в кармане. — У меня есть выбор? — Да, — он легко кивнул, от чего тонкая прядка чистого лунного света выскользнула и упала на лоб. — Можете вернуться к Миюки. Я тут же приняла стойку. Не такую изящную, как у Господина Голубая Кровь, конечно, но и драться я училась не в красивом саду. — За каждое ваше касание я отвечу на один ваш вопрос. Секунда выжидания. На его рубящий удар сверху я ответила блоком над головой, и уведя шест в сторону, тут же добилась первого касания к боку. Будь оружие настоящим, таким ударом можно было бы сломать два ребра. Лорд Камисато отступил, заговорщически улыбаясь, чтобы я точно поняла — это касание мне благородно позволили сделать. — Один. Говорите. — Комиссия Ясиро «враждует» на собраниях с двумя другими комиссиями уже не первый месяц по поводу новых распоряжении. Всё началось с комиссии Тэнрё, которая жаждала продвинуть распоряжение об усилении армии. — Разве это плохо? Указ Сакоку отменён, Инадзума открыта не только милым торговцам, дерущим втридорога за мороженое, но и угрозам извне. Удар выпадом, я увернулась и упёрлась концом ему в грудь. — Два. — Лично я не имею ничего против, например, закупки оружия у Снежной, которой они кичатся, но комиссии Тэнрё требовалось усиление личного состава путём набора новых солдат, на что я раз за разом накладывал запрет. Одним из тех людей, кто особенно ратовал за этот проект был генерал Онами, с которым вы уже знакомы. Без труда можно было заметить, что дрался он не в полную силу. Только разминка. Я хотела опустить рубящий удар наискось от плеча до бедра (лезвием так можно рассечь тело), но ханбо был остановлен над головой, со звонким ударом встретившись с шестом в руке лорда Камисато. Я успела скользнуть и приложить мнимое касание к шее. — Три. Как они вообще могут принимать какие-то указы? Разве этим занимается не Её Превосходительство? — Прежде чем распоряжение или указ Трикомиссии уйдут на рассмотрение сёгуну, они должны быть единогласно одобрены Триединым советом. За исключением разве что случаев, когда установлено чрезвычайное положение. Тогда самые «экстренные» законы могут приниматься большинством голосов, то есть достаточно будет двух комиссий. «Как удобно для кого-то, кто захочет оставить комиссию Ясиро за бортом», — мимоходом заметила О-Кику. В этот раз он ударил первым, но я увернулась, подпрыгнула перед следующим ударом, не дав сбить себя с ног. Касание прошло по ладони, но я не рассчитала замах и в самом деле ударила его по руке шестом. Словно на мгновение не успела сдержать себя. О-Кику будто бы злорадно похихикала. — Простите! Не хотела, — он только качнул головой, давая понять, что это мелочи. — Всё равно не понимаю, причём тут вы? — Кандзё и Тэнрё голосовали за, несмотря на то, что необходимость в новобранцах ударит по простым жителям — особенно перед летом, когда во многих деревнях Инадзумы начинается сезон работ. Ко всему прочему, новобранцев нужно кормить и обучать, а на это тоже нужны деньги, — разминая пальцы ушибленной ладони, отозвался лорд Камисато, и я только сейчас поняла, что всё это время он дрался левой, не рабочей рукой. — Именно поэтому я голосовал против, пока не вынудил комиссию Тэнрё внести правки в распоряжение и усилить личный состав не набором новых солдат, а переподготовкой старых. К счастью, Кудзё Камадзи вполне разумный человек и понимает, что подобные уступки необходимы и неизбежны. — Ладно, а чем вы насолили комиссии Кандзё? Вместо ответа на вопрос, я получила только резкий удар по плечу, успела встретить следующий. Его ханбо соскользнул с подставленного моей рукой шеста и почти сразу без замаха устремился к моему лицу. Короткая заминка стоила бы мне дорого, но он остановил удар в сантиметре от моей щеки. Немного оборзев, я перехватила шест прямо пальцами другой руки, намертво сжимая. Но лорд тут же дёрнул его на себя. Я едва не завалилась на него, но в последний момент сообразила. Выставила ханбо вперёд. Его конец внезапно упёрся ему в солнечное сплетение. Пять. — Во-первых, уже упомянутые расходы на новобранцев находятся в их ведении. Кто-то мог бы использовать это себе во благо, поэтому Кандзё и поддерживала Тэнрё так рьяно. Во-вторых, лорд Акахита. Он занимается банковскими делами Инадзумы и от имени комиссии Кандзё продвигал проект ссуд иностранным ремесленникам, купцам и торговцам. — Дайте угадаю, это установит международные связи и привлечёт кучу денег в страну? — Так они это оправдывали. Он небрежно пожал плечами, легко уклоняясь от моих разлетающихся ударов. Один раз мне почти удалось попасть. Лезвием могла бы рассечь ему бровь. Но мимолётная вспышка мелькнула в воздухе и забрала у меня шанс на шестое касание. Он успел отпрянуть так стремительно, что конец ханбо едва задел взметнувшуюся голубую прядь. «Глаз Бога», — О-Кику взъелась почти сразу. — «Неужели не способен справиться с какой-то девчонкой без помощи своей стекляшки?». Впервые за долгое время её возмущение было оправдано. Недовольство закипело в грудной клетке, но я не подала вида, надеясь, что его проникающий в кишки взгляд едва прищуренных глаз не видит меня насквозь. «Он собрался играть нечестно с воровкой? Хм…». Он выжидал моего хода. И я его сделала. Удар вышел не очень чётким. Труда не составило отразить его, я ослабила хватку, позволяя руководить боем без труда. Выбитый ханбо покатился по песку. Со вздохом, я направилась к нему, присела подбирая шест, вместе с ним тайком загребая горсть песка в ладонь. Спина отгораживала меня. Встала. Он не бил первым, будто это давало больше пространства для манёвра, сразу раскрывая мои карты. Тогда я пошла другим путём — выпад, будто бы вверх. Рука у лорда едва дёрнулась, но не отразила удар. Сообразив, что это обманка, он успел подставить ханбо на удар по ногам вниз. Звонкий треск дерева. Я увела шест в сторону, намереваясь рубить сверху вниз. Он перехватил свой ханбо обеими руками по краям, встречая удар, и тогда я улучила момент и вместо очередного замаха, поднырнула под шестом, оказываясь в кольце рук, упёрлась концом ханбо прямо в подбородок. — Шесть. Что не так с распоряжением лорда Акахита? — В Инадзуме достаточно своих мелких мастеров, чьим лавкам и магазинам будет сложно выдерживать конкуренцию, учитывая, что ссуды иностранцам будут выдаваться на куда более выгодных условиях. Я добился правок в распоряжении комиссии Тэнрё, но лорд Акахита не собирается уступать. Он уже четырежды выносил проект иностранных ссуд на совет, и четырежды я давал отказ. Если вздохнуть очень глубоко, набирая полную грудь воздуха, я могла бы ощутить напряжёнными мышцами живота гладкую ткань его хаори. Поэтому я предпочла не дышать вовсе насколько это возможно. Он говорил совсем невозмутимо, ни движением, ни взглядом не выдавая истинных намерений. — И тогда местные либо разорятся, либо будут вынуждены снова брать деньги в долг, пока лорд Акахита будет и дальше жиреть, — заключила я. Кажется, у меня лопнула какая-то вена, и кровью залило голову. Иначе объяснить шум внутри черепа я не могла. Вдруг почувствовала, что ханбо упирается мне в позвоночник: он резко дёрнул руки на себя, я попыталась развернуться, но раньше, чем успела выскочить из захвата, оказалась в ловушке. И тогда, не будь дура, не нашла ничего лучше, как вместо попыток выбраться, сделала всё наоборот. Поддалась не вперёд, но назад, вплотную прижимаясь спиной к его груди. Хаори собрался складками. Я позвонками ощущала, как быстро бьётся чужое сердце. Вдавилась лопатками, упираясь пятками в землю. Его лицо оказалось сбоку от моего, я почувствовала гладкую кожу щеки. — Что вы делаете? Лицо обожгло резким вздохом. «Ставлю кучу моры, что такого его чопорные наставники не делали». — Как вы думаете? И с этими словами тут же вскинула руку и швырнула песок через плечо. Он мгновенно ослабил хватку, пытаясь скорее инстинктивно отдалиться, закрыть ладонью глаза. Я вырвалась, сразу нанося удар, но не ханбо, а ногой — прямо под колено. Не вышло, он увернулся без труда, отступив почти к краю площадки. Я ухватила рукой ветку сосны, у которой мы оказались. Он сделал выпад, я разжала ладонь и толстая сосновая лапа прилетела бы ему в лицо колючим ударом. Сверкнула синяя линия, словно хвост падающей звезды, и рассечëная сосновая ветка упала на песок. Не терять времени. Ударила сверху шестом, он перехватил его рукой, зажимая мне локоть. Я не могла выдернуть руку. Движение было слишком быстрым, а захват слишком сильным. Он едва отступил — я заметила, что лорд Камисато двигался не так, как я привыкла видеть у прочих. Эврар, его люди, самураи — они все основательно стояли на земле, будто пытаясь врасти в неё и так обрести незыблемость. Но ему это было не нужно. Всегда находясь в чётко выверенном положении вплоть до наклона головы или расположения ног, он при этом менял позиции с лёгкостью текущего ручья. — Если надумали продолжать, я не стану поддаваться. Захват не разжимался. От его лица до моего несколько десятков сантиметров. Мне приходилось поднимать голову, чтобы видеть, как золотые блики пляшут в тёмно-сиреневых радужках. Он глубоко дышал. Хаори распахнулся чуть больше положенного, я должно быть испортила весь внешний вид своими манипуляциями. — Славно. Не хотелось бы сильно вас калечить, — чувствуя, как горят щёки (от нагрузки, конечно), оскалилась я самоуверенно. Даже слишком. Он усмехнулся, и следующим же движением легко вывернул руку так, что я с одного рывка повалилась на песок. Но на ходу успела дёрнуть свободной рукой завязку тасуки. Пояс распустился, заструился вниз, рукава спали, закрывая руки, служа отвлекающим манёвром. Я ушибла колени, но схватила тасуки и нырнув между ногами, обвязала лодыжки каким-то путанным узлом так, что образовалась паутина. Её можно было бы рассечь, но это требовало дополнительного удара. За который я успела ударить пяткой по ногам, заставляя лорда упереться на одно колено. Оставшийся кусок тасуки накинулся на шею, как петля, но затянуть я её не успела. Два конца разошлись на куски раньше, чем коснулись бы светлой шеи, я не рассчитала силу и от неожиданности повалилась на спину. — Вы совсем не учитесь на своих ошибках, Кейрин. Ровно, как и в первый вечер. Секунда. Я на лопатках, ханбо упирается мне в ключицы. Проклятье! — Вы использовали Глаз Бога, — вложив в эти два слова всё своё недовольство, выплюнула я. Лорд Камисато пространно улыбнулся, как триумфатор. Улыбкой мерзкой, непроницаемой, всепоглощающей, заманивающей… «Не тебе читать ему мораль, смертная», — оборвала какой-то бесформенный кусок мысли О-Кику, и я вынуждена была согласиться. — Глаз Бога — лишь инструмент. Без правильного использования он — как вы тогда сказали? — стекляшка. Победу дарует понимание, а вы слишком импульсивны. Сначала делаете, потом думаете. Я едва скользнула взглядом вниз, с его лица, и заметила, что тасуки, пусть и небрежно, но ещё путается в ногах. Поднялась медленно, перехватив ханбо рукой и уводя в сторону, потянула его на себя. Сначала медленно, потом настойчивее. Мне бы не хватило силы рывка, но отсутствие равновесия могло мне помочь. — Вы ещё не победили. Он отпрянул бы, выдернул ханбо из моих рук, но я подцепила носком ступни пояс, второй ногой наступила на конец. Узел почти завязался сам собой. И когда он попытался сохранить баланс, я резко надавила на шест. Получился сильный толчок вперёд. Мне бы удалось выйти без потерь. Только он потянул меня следом, а я, пытаясь отступить, запуталась в тасуки ногой и повалилась вперёд. Колени в песок, ладонями я упиралась в землю, чтоб окончательно не свалиться. Всё серое хаори лорда Камисато было в мелких песчинках. Я уставилась на них между складками на спущенных рукавах, чтобы не поднимать глаза и не видеть лица. И всё равно краем глаза замечала, что он улыбается. — Между прочим, ничего смешного, — с напускной строгостью заключила я. — Вы виноваты. — Это же вы меня толкнули, — непоколебимый, словно кипарис с бурю, отозвался он. Ну просто оплот стойкости, прости Архонт! Стоять на четвереньках в таком положении было не очень сподручно. Я перевела взгляд на песок на волосах неподвижного комиссара прямо подо мной. — Согласны на ничью? — Я победила. — Правда? «Ты что, нарочно даёшь ему повод потешаться над собой?» — О-Кику уже даже не злилась, скорее звучала устало. Она не сильно помогала. Я нахмурилась и с вызовом уставилась прямо на его самодовольное лицо, чтобы не давать ему думать, будто бы он всё равно выиграл это сражение даже оказавшись на лопатках. «Ты же вся красная с головы до ног. Даже я чувствую, как у тебя горят уши». — Не боитесь испортить себе репутацию? — А вы так серьёзно настроены? Почти бесшумный смех. Сердце — или что за кусок мяса у меня там внутри — сползло вниз живота безвольной тряпкой. Я закусила щёку изнутри, чтобы боль немного отрезвляла. — Я ушибла коленку. И у меня руки затекли. — Так встаньте. — Не могу. Чтобы встать, нужно было сначала сесть. Я не знала, как лучше пошевелиться. — Нужна помощь? — откровенно, безбожно нагло и совсем не аристократично смеялся этот самодовольный подлец. — Я могу позвать слуг. — Не вздумайте! И кое-как, перенеся вес, перекинула ногу через торс. Едва не завалилась на песок, но удержавшись, поспешила отползти в сторону и тут же встать. Благо самураи дежурили снаружи двора, а в нём самом никого не было, и никто не стал свидетелем этого — что бы это ни было. — Вы… — Дайте угадаю, отвратительный? Я хмыкнула. — Весь в песке. Надулась. Отвернулась и принялась отряхивать одежду и голову, стараясь не смотреть по сторонам. Миюки не понравится, что валяюсь на земле. Хотелось уйти. Но ещё больше не хотелось уходить. — Вам понравилось фурисодэ? — донеслось спокойно из-за спины. Вместо двух ханбо, у лорда в руках был уже снова один бо. От тасуки остались какие-то ошмётки. Он дотянулся и распустил и без того растрёпанные волосы. Непривычно было видеть всегда ровного без изъяна комиссара таким. — Оно очень красивое. Только боюсь есть одна лишняя деталь. — Какая же? — Я. Светлые щёки едва тронул румянец, и было в этом что-то совсем мальчишеское. Он помолчал, глянув куда-то в окна второго этажа, наверное, на комнату сестры. Потом шагнул ближе, опустил руку на моё плечо и произнёс твёрдо: — Не позволяйте кому-то решать за вас, чего вы достойны, а чего нет. Потому что в этом была вся суть. Потому что он понимал, о чём говорит. Потому что «бедный молодой хозяин» и «наследник полумёртвого рода» когда-то существовал и это его существование оставило длинный рубцеватый шрам на изнанке рассудка. Я было открыла рот, но слова не успели обрести форму. Не так незаметно, как всегда, но всё же внезапно, на террасе появилась фигура. И под соломенной шляпой едва ли можно было узнать лицо. Вместо него было кровавое месиво.