***
Липкость глянцевого покрытия койки неприятно заставляла потеть голые бедра, мгновенно покрывшиеся мурашками. Запах больницы, который казалось, был частью нее самой до экзамена, снова заполнял все рецепторы. Сакура чувствовала себя неуютно под изучающим взглядом ирьенина. Она закусила губу, сдерживая хныканье боли, когда женщина грубо дернула слипшиеся от запекшейся крови бинты с ее руки. Аромат спирта смешался с тухлым зловонием гноя. Женщина не вымолвила ни слова, безразлично оглядывая отпечатки рук на теле куноичи, Сакуре было мерзко и липко от ее взгляда, хотелось умыться еще раз и не чувствовать новой волны унижения. Грязная, порченная. Цунаде заставила ее пройти обследование. Некоторые из ушибов залечили, шрам на плече значительно уменьшился, голова стала болеть гораздо терпимее, но синяки оставили, словно говоря, что она сама должна избавиться от них. Ирьенин кивнула ей, заканчивая лечение, и Сакура поспешно натянула на грудь черную майку. В кабинет тихо постучали и женщина, не отрываясь от бумаг, крикнула грубое: «войдите». Сакура судорожно начала одергивать лосины, чтобы не было видно синих полос на бедре, но не успела до конца. Дверь распахнулась и в проходе замер Какаши-сенсей. Его глаза на мгновение расширились в удивлении, когда темный оникс проследил огромные фиолетовые пятна на теле бывшей ученицы. Сакура почувствовала, что она либо сейчас расплачется, или позволит желудку вывернуться наизнанку. Ей было так стыдно. Так обидно до слез, что девушка ирьенин не могла дать ей одеться до конца и скрыть следы своего позора от осуждающего взгляда Копирующего. Сакура вскочила с места, на ходу натягивая темную длинную водолазку, она пробормотала слова прощания и протиснулась мимо застывшего сенсея. Ее за плечо практически сразу перехватила чужая рука, пригвоздив к месту. Грубое прикосновение задело не зажившие синяки на коже, и Сакура не сдержала порыв, сморщившись. Хатаке остановил ее в пустом коридоре больницы, смотрел холодно, нечитаемо. — Что произошло? — все, что он сказал слишком уставшим голосом для человека, которому подобное действительно интересно. — Ничего, Какаши-сенсей, все хорошо, у меня голова болит, я домой, — на одном вдохе пробормотала Харуно, глядя себе под ноги. Она не собиралась ни с кем делиться случившимся, надеясь похоронить свою слабость глубоко в душе и забыть самой. Сакура уже хотела развернуться, но рука Хатаке снова остановила ее, глубоко внутри вспыхнуло раздражение. — Я не закончил. — Сенсей…— Сакура понизила голос, пытаясь сдерживать себя, в голове отчаянно пульсировало болью, а Какаши стоял тут так, словно ему было какое-то дело до ее проблем, и отбирал чудовищно много времени, — не останавливайте. Пожалуйста. — Сакура… если ты не хочешь делиться как со старым учителем, то я жду подробный отчет старшему по званию. Харуно закусила губу от злости и бессилия. Последующие слова вылетали ошпаренные подгоняемые яростью, многолетней обидой и бессилием. — Вы никогда не были моим учителем в действительности, так что не утруждайтесь делать вид, как будто вам есть какое-то дело, Какаши-сама, — она яростно сверкала потемневшими изумрудами глаз, — спасибо, что научили ходить по деревьям, а теперь, пожалуйста, позвольте мне пойти выспаться, и вам больше не нужно для душевного успокоения и мысленной галочки проявлять беспокойство. Слезы собрались в уголках глаз, темные упрямо-жестокие глаза наполнились знакомой болезненной печалью. Какаши неестественно сгорбился, как делал это всегда, когда хотел исчезнуть, провалиться или стоять бесчисленное количество часов у монумента. Ни один мускул на скрытом под темной тканью лице не дрогнул, но рука медленно разжалась, отпуская Сакуру из плена печали, сожаления и гнева. Она будет жалеть о сказанном. Уже жалела. Сон, к счастью пришел быстро, и ей не пришлось вертеться на кровати, прокручивая неосторожно брошенные обидные несправедливые слова, которые возможно навсегда разрушили хрупкую связь между ней и Копирующим. Сакура не хотела об этом думать, она хотела быть ребенком, ворчать, обижаться, гулять с погодками и звонко смеяться, заботясь о всякой ерунде. Так, как делала это всегда. Родители были на миссии, и Харуно не приходилось натянуто улыбаться и отвечать на расспросы. Она приняла душ, надела безразмерную папину футболку и, коснувшись футона, почувствовала, как усталое истощенное тело наливается свинцом. «Саске стоял над ней, в его руках искрилось чидори. Темнота, охватывающая пространство вокруг сузилось до бледного безразличного лица, подсвечиваемого серебристым светом мигающей молнии. Страх сковывал, тело не слушалось. Одно единственное желание пульсировало в голове. Она хочет жить, очень сильно и нестерпимо. За ноги схватили чьи-то грубые руки. Бесформенные, темные тела в мешковатых мантиях набрасывались на нее, обездвиженную и запуганную. Снова и снова делали ужасные вещи. Касались, сжимали, ударяли, унижали. Она кричала, отбивалась, плакала. Из звуков кроме криков и похабного смеха лишь мирный стрекот тысячи молний. Саске смотрел. В его темных глазах стояло бесконечное безразличие. Сакура плакала, в ее руках откуда-то появились острые ножи без рукоятей, которые больно впились под кожу. Первому она порезала сонную артерию, заставив захлебываться собственной ярко-алой кровью, хлещущей фонтаном. Второму сначала всадила лезвие в печень, а потом, вооружившись двумя ножами, ударила в сердце. Она не заметила, насколько стремительно Учиха сорвался с места и проткнул ее грудную клетку рукой, прошел насквозь, сначала разрушая мощной ударной силой мягкую плоть, затем дробил кости и органы, красный сгусток крови окрасил расстояние между ними, с хлюпающим звуком продырявил легкое, заставляя судорожно глотать ртом воздух, который больше не поступал. Она снова ощущала чужое навязчивое присутствие, даже сквозь плотный слой страха. Сакура уловила движение. Расплывчатая тень явно напоминала ей очертания большого хищного животного. Что-то вроде пумы или волка с горящим зеленым глазом. Откуда...? Крови было чудовищно много, в теле зияла дыра, холод и пустота в области живота, странное отстранённое ощущение, будто внутренности вот-вот норовили вывалиться. Или не ощущение?». Сакура с глухим вскриком вскочила с кровати. Ладони ее были покрыты темной липкой кровью, по всему телу струился пот. Харуно била мелкая дрожь, она встала и на ватных ногах понеслась к кухне. Ночь была душная, неспокойная. Почему-то именно в этот тяжелый для ее психики момент, Сакура вспомнила, что ее гражданская бабушка по маминой линии сошла с ума и проводила последние минуты в бреду. У Наяте Танака была тяжелая жизнь, полная испытаний, она не раз попадала к работорговцам из-за неспокойного времени и была закаленным человеком, хоть и гражданским. Она всегда была здорова как бык и не страдала шизофренией, и все же сошла с ума. А если бы это могло передаться и Сакуре? Холодная вода из-под крана хлестала под сильным напором, девушка лихорадочно шептала, отмывая руки от невидимой крови. Сердце стучало, голова раскалывалась, словно ее снова приложили о злосчастную плиту. Ужас, страх и не сразу пришедшее осознание реальности. Саске-кун… это не он, он бы не стал смотреть, как ее пытают, что за больные фантазии, Учиха не позволит никому ее обидеть. Сакура прислушалась, и оглушающая тишина пустого дома показалась ей красноречивой засадой. Они пришли за ней, снова караулили, ждали, чтобы надеть браслеты на руки и отомстить. Но они мертвы или нет? Паника нарастала, Сакура дрожащей рукой схватила кухонный нож, за окном хрустнула ветка, девушка чуть не задохнулась. Она осела на холодный кафель, судорожно ухватившись руками за голову и начала раскачиваться из стороны в сторону. Сакура снова убила их с холодной жестокостью, получала удовольствие, не контролировала себя. Что, если она была чудовищем, которое в один момент захочет причинить физическую боль своим близким? — Это не я, это не я, не я… «Ты жалкая». — Заткнись, — бросила Сакура в пустоту, как всегда не вовремя возникшей иннер. «Прими уже факт, что ты убийца и перестань строить трагедию, это излишки профессии». — Но не так… я не жестокая, мне не нравится убивать. «Ой, ли?». — Уходи. Это все ты, ты подговорила меня творить эту мерзость, чтобы окончательно свести с ума, — иннер расхохоталась, а Сакура посильнее вцепилась в свои волосы. «Думаешь, это я выколола глаз тому ублюдку? Или может, всадила ему в руку кунай?». — Замолчи! Я бы никогда… — Сакура не заметила, как перешла на крик в абсолютно пустой квартире. «Никогда что?». — Просто оставь меня в покое, — прошептала Сакура в пустоту, пытаясь унять головную боль. Она была больна. Следующий день Сакура изучала свитки клана Узумаки и, спрятавшись под сенью раскидистого дуба на полигонах медитировала. Все время казалось, что чужие бледные глаза следили за ней, примерялись, наблюдали, анализировали. Она в теории знала, как сформировать печать, прочитала немало пособий и могла обратиться за подобным к той же Тен-Тен, но это было элементарное фуиндзюцу, которое бы исчерпало себя за один раз. Ей нужно было усовершенствованное дзюцу, которое можно было использовать чаще, чем печать бьякуго. Сакура всерьез подумывала, чтобы создать нечто подобное самостоятельно. Несмотря на то, что текст потрепанного свитка местами стерся, и где-то ей приходилось вчитываться в него со словарем в руках, так как старые наречия не использовались в лексиконе современности, она понимала суть. Хагоромо Ооцуцуки, также именуемый как Мудрец Шести Путей, обладал таким могуществом в Стихии Инь-Ян, что мог использовать Инь для создания формы из ничего, а затем Ян, чтобы вдохнуть жизнь в свои творения. В свитке это называлось Техникой Сотворения Всего Сущего, кандзи повествовали о богине клана, которая буквально спустилась с луны и подарила этому миру божественную субстанцию, чакру, о ее детях и много других красивых легенд. Из всего этого Сакура делала выводы, что божественный аспект силы мудреца шести путей, в сущности, был основан на первозданной дикой чакре, которой обладали все их прямые потомки Сенджу, Учиха, Узумаки. У Сакуры не было подобных привилегий, но имелось упорство. В теории, если накапливать чакру для достаточно мощной печати на одной из конечностей, она могла бы преобразовывать энергию в стихию Ян, которая существенно усилила бы ее физическую силу и наносимый урон, однако это все еще было очень рискованно и могло причинять телу больше вреда, чем пользы. Без подкрепления регенерацией было слишком опасно экспериментировать с преобразованием чакры. Сакура нахмурилась, солнце пробивалось сквозь изумрудную зелень, щекотало ее собранные в хвост волосы, освещало тонкие прожилки на ярко-салатовой прозрачной резной листве. Вокруг витало спокойствие, но в голову лезли назойливые мысли. Несколько бессонных ночей довели ее до употребления снотворного и искреннего желания научиться сливаться с окружающей средой. Харуно успешно избегала знакомых, Какаши больше не появлялся, и вполне вероятно никогда не посмотрит на нее также как делал это раньше. Сакуре было стыдно, она понимала, что бывший сенсей не заслуживал таких жестоких неискренних фраз, но и извиняться ей не хотелось или пугала перспектива быть проигнорированной. Но, признаться честно, сколько бы она не утверждала, что Какаши надоедливый, ворчливый безответственный сенсей, встречи с которым не играют в ее жизни никакой роли, ей стало не хватать его общества, глупых шуток и теплой привычной руки на макушке. Трава зашелестела, обрушиваясь легким треском рядом с Сакурой. На поляне показалась знакомая голова долговязого рыжего чуунина с печатями на шее. Парень озорно улыбнулся. — И ты здесь, грубиянка, — игриво сообщил он, подсаживаясь к хмурой Харуно, — давно не виделись. Сменила наряд? Наглый незнакомец беззастенчиво придвинулся ближе, с любопытством и без намека на такт разглядывал закрытую водолазку. Совсем как Узумаки Наруто. — Чего тебе? — со всей грубостью, копившейся в ней безмолвными одинокими днями, теряющихся в ночных кошмарах и сожалениях. — Как злобно. Я дам тебе новое прозвище, злючка, идет? — его золотисто-карие глаза искрились детским азартом. Сакура вспыхнула, почувствовав, как на лице расползаются красные пятна злости. Этот мальчишка действовал ей на нервы хуже блондинистого болвана Узумаки. — Красный на тебе мне больше нравился, — заметил незнакомец и перевел взгляд на лесистые кустарники, в которых золотыми искрами играл солнечный яркий свет, — не хочешь отведать темпуры в хорошей компании одного обаятельного шиноби? Он беззастенчиво прижал свое бедро к ее ноге, весело улыбаясь. Сакура от наглости выгнула брови и со злостью в искрящихся глазах отодвинулась, выставляя ладонь. Она подавила в себе желание заехать кулаком по смазливому загорелому лицу. — Если встретишь такого - обязательно сообщи. — А ты жестокая, злючка, — он картинно надул губы, — я угощаю. Чуунин выглядел очень оживленно, от него буквально веяло какой-то игривой плутовской энергией, из-за чего Сакура даже не заметила как неприятности и страдания последних дней медленно погасли в золотисто-карих лучах чужих глаз. Харуно нервно хохотнула, забывая раздражение. — Мы не знакомы, — неуверенно произнесла куноичи, украдкой поглядывая на топорщащиеся в разные стороны оранжевые волосы. Парень вмиг стал серьезен, легко поднялся на ноги и встал перед ней. Сакура почувствовала себя неуютно. — Ячиру Акияма,— он протянул свою ладонь и ослепительно улыбнулся, подхватывая яркими волосами пляшущие теплые лучи. В этот момент Сакура подумала, что фамилия действительно ему подходит. — Сакура Харуно, — она опасливо поглядела на протянутую ладонь, но все такие вложила свою маленькую руку в нее. Ячиру аккуратно и трепетно пожал ее, резко увлекая перепуганную Харуно за собой и поднимая с земли. — Ну, вот и познакомились, — он выпустил ладонь растерянной Сакуры и пошел вперед, — эй, ты идешь? Вечерняя скидка на темпуру скоро закончится, а мне очень хочется побыть джентльменом. Сакура посмотрела на него с неясной примесью опасений и неуверенности, резко осознавая, что колющие в животе кинжалы после прикосновений других притупились, а мозолистые пальцы золотого мальчика подарили только согревающее тепло. Она фыркнула, напуская на себя несерьезное негодования и обогнав спутника, показала ему язык. Ячиру громко рассмеялся.***
Кошмары не прекращались, а Сакуре со всем отчаянием хотелось впиться зубами себе в глотку и взывать от физической боли, чтобы ненадолго заглушить тянущий комок внизу живота, переплетённый из вины сожаления и иррационального страха. Скоро с миссии вернуться родители и застанут ее в упаднечески жалком состоянии, блюющую ночью в унитаз или судорожно оттирающую несуществующую кровь с костлявых пальцев. Они сидели с Ячиру под деревом, пока парень насвистывал веселый певучий мотив своим звонким голосом, а Харуно методично изучала научную литературу по формированию печатей. Он снова нашел ее под тем же дубом, не утруждая себя формальностями, уселся рядом так, словно встреча была заранее обусловлена. — Эй, как можно быть такой занудной? — чуунин попытался вырвать из рук Харуно книгу, на что она жадно вцепилась в корешок, с уничтожающим взглядом посматривая на нарушителя спокойствия. — Тебя не спросила. — Пошли лучше поедим, и ты расскажешь, что находишь интересного в этих нудных толстых учебниках. — Это не учебник, а пособие, и я не хочу есть, — упрямо протянула Харуно, хмуро выискивая потерянную строку. В голове поселилась шальная мысль, давно искушающая ее любопытство, — хотя… если ты ответишь мне на один вопрос, то я соглашусь! — Ну, нет, — парень игриво улыбнулся, и его лицо оказалось непозволительно близко, но Сакура не вздрогнула, она привыкла общаться с людьми, у которых не существует понятия личного пространства других, — откровенный вопрос за то, что мы поедим темпуру за мой счет, и ты опять уткнешься в книгу! Так не пойдет, злючка. Сакура надулась, понимая, что аргумент собеседника весомый. Стоило отказаться и уйти, но она загорелась внутренним азартом. — Чего ты хочешь? — старясь не выдавать сильного любопытства. — Вопрос на вопрос – это честно. — По рукам! — они обменялись рукопожатием, и Ячиру радостно заблистал улыбкой. — Валяй. — Что у тебя за печати на шее? Это какая-то техника, секретная, клановая? — поток слов и блеск в ярких салатовых глазах невозможно было скрыть. — Слишком много вопросов! — он усмехнулся, — но я на все отвечу. Да, это техника, можно сказать клановая, меня, ею обучила бабушка. Сакура еле сдерживалась, чтобы не засыпать его новыми вопросами, но старалась действовать аккуратнее. Она осознала со странной смесью эмоций, что Ячиру на время заглушил печали и сомнения, терзающие ее беспокойную голову и каким бы навязчивым грубияном он не был, от темпуры она бы все-таки не отказалась. Когда они оказалась в небольшом уютном кафе, обустроенном на подобии простого буфета в сдержанном лаконичном стиле, и заказали еду, Сакура выжидательное уставилась на нового знакомого. — Тебе кто-то нравится? Ну, то есть у тебя есть парень? — Сакура почувствовала, как щеки вспыхнули, а сама негодующе уставилась на Ячиру, старясь скрыть смущение. — Это сразу два вопроса, так нечестно! — Я тоже ответил на два. — Но я не просила! — Сакура вспыхнула, и отвела взгляд в сторону, резко вспоминая свою влюбленность в Саске-куна, как странно, но она совсем не думала о нем последние пару недель, — у меня нет никого. «И ты даже не скажешь, что твое сердце занято, как говорила всем другим?». «Помолчи! Ему наверняка просто любопытно». «Ну-да-ну-да». — Вот и славно! На следующий день ей пришло сообщение от Цунаде-сама. Наставница больше не могла дать ей времени на отдых и вызывала в резиденцию. Сакура с неохотой собралась и замялась, глядя на безразмерную черную водолазку. Девушка давно избавилась от отвратительных синяков, но продолжала носить темную закрытую одежду. Словно траур не покидал ее тело и мысли. Девушка неуверенно вздохнула и потянулась к своей бордовой безрукавке. Стоило попытаться вернуть жизнь в прежнее русло и… помириться с сенсеем. Резиденция встретила ее беготней снующих советников, ярким желтым цветом и извечной горой документов на столе Хокаге. — Здравствуй, Сакура, — бодрым голосом провозгласила Цунаде, складывая переплетенные пальцы перед собой, — вижу, ты снова в форме. — Да, Цунаде-сама! — стараясь придать голосу уверенности, ответила Сакура. — Это хорошо… Признаться честно, я планировала вернуть тебя на практику в больницу в ближайшее время, но кое-что изменилось, — Харуно не скрывала удивление и разгорающегося любопытства, — я дам тебе миссию и временную команду. Ее будто приложило обухом по голове. Сакура закусила губу, чтобы не закричать, что у нее есть только одна команда, и она обязательно дождется их воссоединения, прежде чем отправиться на миссию, но сознание насмехалось над ней вещая, что видимо, она состарится, практикуясь в больнице. Ей нужно было идти дальше, ведь Сакура уже не генин, а с получением нового звания прибавилось ответственности и сложных задач. — Кто будут мои товарищи? — слишком тихо для обычного звонкого голоса поинтересовалась Сакура. — Заходите! Дверь распахнулась, и в кабинет влетел кто-то с очень бодрой походкой. Сакура заставила себя обернуться и проглотила язык. В обвиняющем жесте ткнула маленьким пальцем в рыжую макушку. —Ты! — на что Ячиру лишь ослепительно улыбнулся. Цунаде вопросительно выгнула брови. Сакура даже не успела осмыслить происходящее и выговорить хоть какие-то слова, как по другую сторону от нее встал второй член команды. Незнакомец из АНБУ носил маску песца с заостренной мордой, в прорезях которой сверкали серо-васильковые холодные глаза. Он медленно ухватил край фарфорового изделия и стянул мешающую деталь с себя, открывая знакомые черты лица. — И ТЫ!