За прежний взгляд готов хоть на сожжение

Рука отца болезненно сжимает собственную, промокшие волосы лезут в глаза, и Кэйа уже не чувствует ног — столько сегодня пришлось пройти. Было несколько попыток докричаться, чтобы узнать, куда они направляются, однако после полученного в ответ молчания Кэйа их прекратил. Отношения с отцом нельзя было назвать плохими, просто… Они не понимали друг друга. И с тех пор, как маму забрала болезнь, они отдалились сильнее, чем когда-либо. Кэйа едва не падает, поскользнувшись на размытой в грязь дороге. Отец удерживает его, подводит к дереву для опоры и хоть какой-то защиты от стихии, а после опускается напротив, крепко сжав худые плечи. Из-за дождя не получается нормально раскрыть глаза, чтобы рассмотреть выражение на его лице. Происходящее заставляет пугаться всё сильнее. Отец вёл себя странно. Предвещая: что-то должно произойти. — Видишь тот дом? — спрашивает он, указывая в сторону. — Я спрошу у хозяев, могут ли они нас приютить. Если задержусь, значит, они впустили меня. И ты тоже должен будешь попроситься внутрь. Мужчина прерывается на кашель — постоянный его спутник, слишком уж навязчивый в последнее время, — и Кэйа думает, что никогда больше не хочет его слышать, лишь бы избежать страшных мыслей. — Ты понял меня? Сказанное звучит абсурдно, и Кэйе очень не хочется сейчас оставаться одному, особенно с поднявшейся внутри тревогой в преддверии чего-то. Но он не собирался спорить с отцом — прошлый опыт ясно дал понять, что лучше этого не делать. Так что, поджав губы, Кэйа дёргано кивает, соглашаясь на неизвестность. — Понял. Перед тем, как уйти, отец забрал у Кэйи его старенький кинжал. Тот уже не пытался разобраться в чужих действиях, позволяя лишить себя верного защитника. Из-за погоды видимость была ужасной, саму постройку представлялось возможным разглядеть только из-за горящего в некоторых окнах света и нескольких фонарей. Кэйа пытался проследить за фигурой отца, но та быстро потерялась из виду. Прогремевший гром заставил вздрогнуть, а после пугающе близко ударила молния, осветив на несколько секунд всё вокруг. Ночь и разыгравшаяся гроза сделали своё дело: здание казалось действительно мрачным и пугающим. И всё же Кэйа решился, наконец, последовать инструкциям отца. Идти без его поддержки оказалось удивительно сложно — Кэйа не помнил, когда в последний раз нормально ел или когда у них был отдых, и возникшая вследствие слабость во всём теле мало помогала сопротивляться порывам неприветливого ветра. Под ногами хлюпало, ботинки увязали в грязи, но Кэйа старательно подбирался ближе к спасительным — как оставалось надеяться — огням. Прошло уже достаточно много времени с ухода отца, по-хорошему следовало бы сдвинуться с места раньше. Если бы внезапно ударившая молния не отрезвила его, Кэйа наверняка так и продолжил бы мокнуть под деревом, у которого его и оставили. Бросили — подсказывает внутренний голос, но Кэйа старательно его игнорирует, стараясь верить в лучшее. Он, вроде, разучился уже, но сейчас эта вера — единственное, что осталось. И, стоя перед массивной дверью, Кэйа продолжал успокаивать себя, рисовать в голове картины того, как ему откроют и проведут к отцу. Как же глупо. Кулак застывает совсем рядом. Ему страшно. И тут дверь неожиданно раскрывается сама, и Кэйа со стучащим в ушах сердцем встречается с взволнованным взглядом незнакомки. Горничной, судя по одежде. — Ну что, Аделинда? — слышится мальчишеский голос изнутри. — Я был прав? Там человек? Она оборачивается на секунду растерянно, но быстро приходит в себя и раскрывает дверь шире. Кэйа вздрагивает, когда на его плечо опускается рука. И всё же поддаётся, неуверенно делая несколько шагов внутрь. — Молодой господин, не могли бы вы доложить отцу о случившемся? — взволнованно просит горничная, одновременно с этим наклоняясь к Кэйе, оглядывая его. Мальчишка его возраста, которого Кэйа наконец смог разглядеть, несколько раз активно кивает и торопливо направляется к лестнице. Девушка тем временем достаёт платок, помогает убрать прилипшие волосы (Кэйа поспешно прикрывает правый глаз) и промакивает лицо. Видно, что нервничает и не совсем понимает, что делать, — она явно не была готова к появившемуся посреди ночи ребёнку. — Как ты здесь оказался? — подаёт голос горничная, развязывая плохо поддающиеся шнурки на промокшей насквозь накидке. Она отмечает, как крупная дрожь бьёт его тело, и Кэйа может разглядеть в её глазах грусть. — Совсем продрог… Не беспокойся, о тебе позаботятся. Сейчас умоем, накормим, и ты согреешься. От её ободряющей улыбки отвлекают приглушённые шаги, и Кэйа напрягается, следя за спускающимся по лестнице мужчиной. Чуть позади идёт тот мальчишка, и Кэйа мысленно удивляется их сходству. Сам он абсолютно на своего отца не походил. При мысли о нём внутри всё скручивается, отдавая болью в животе. Кэйа нервно теребит ткань плаща, стараясь успокоиться. Обстановка слишком непривычна, и даже снаружи он чувствовал себя увереннее. — Господин Крепус! — горничная выпрямляется и поворачивается к Кэйе спиной. Едва она успевает издать ещё звук, мужчина жестом руки её останавливает. — Дилюк рассказал, что случилось. Можешь воспользоваться ванной комнатой для слуг. Дилюк принесёт что-нибудь из одежды. После приведи юного гостя ко мне в кабинет. Господин Крепус, как его назвала горничная, окинул его взглядом, и Кэйа ощутил себя под ним отвратительно ничтожным. Словно уменьшился вдруг до размера букашки. — Спасибо, господин! Тот кивнул и, к облегчению Кэйи, направился обратно, уводя за собой сына. Горничная попросила подождать её, и вскоре вернулась с большим полотенцем, которое сразу на него накинула. — Не против, если я тебя донесу?.. Она бросила взгляд на его ноги. Кэйа понял, что если сейчас пройдётся по коврам сам, останутся следы. Обувь была старой и потрёпаной — когда Кэйа снял её, то увидел, что и кожа перепачкана. Он слабо кивнул. Было некомфортно чувствовать, как его с лёгкостью поднимают и соприкасаются с такой большой площадью тела. Кэйа слишком не любил чувства уязвимости и слабости. Но исходящее от другого человека тепло заставляло жаться только сильнее в попытках хоть каплю отогреться. Как же он замёрз. Его опустили, стоило добраться до ванной. А как только горничная включила воду, раздался стук. Дверь не была заперта, так что приоткрылась даже от такого лёгкого напора, и Кэйа вновь увидел Дилюка. — Я принёс одежду, — пояснил он, протягивая сложенные вещи. — Ох, спасибо, господин Дилюк, — горничная приняла их и уложила на полку. Дилюк окинул Кэйю любопытным взглядом и перед тем, как закрыть дверь, ободряюще улыбнулся, отметив чужое напряжение. Легче от этого не стало. Горничная подозвала Кэйю к себе и указала на то, чем он может воспользоваться. — Можешь звать меня, если что-то понадобится. Или, может, тебе помочь? Кэйа мотнул головой, дёргаясь от мысли, что к нему будут прикасаться ещё больше. — Спасибо, госпожа… — Кэйа замялся, поняв, что не знает, как к ней обращаться. — Ох, просто Аделинда, — она улыбнулась. — Ну хорошо, скорее полезай в воду, согреешься. Буду прямо за дверью. Ванна наполнилась уже почти до половины, Кэйа сложил свою одежду и с нетерпением в неё забрался. Он уже не помнил, когда в последний раз купался в такой чистой, горячей воде. Дрожь постепенно сошла на нет, внутри всё неспешно наполнилось теплом, и Кэйа блаженно выдохнул, радуясь, что наконец смоет с себя всю грязь. Как же давно он мечтал о горячей ванне. Расслабившись, он снова вернулся мыслями к отцу. Его ведь просто оставили, верно? Планирует ли отец возвращаться или решил навсегда от него избавиться? Кэйа даже не знает, каким взглядом тот одарил его перед тем как уйти. Выбираться из ванны не хотелось — разморило. Только сейчас он в полной мере ощутил всю накопившуюся за долгое время усталость. Но Кэйа уже начинал чувствовать вину за долгое купание, так что заставил себя потянуться за полотенцем. — Аделинда, — тихо позвал он, застегнув последнюю пуговицу на рубашке. Ткань была удивительно мягкой и приятно пахла, — я закончил. Горничная оглядела его с ног до головы, кивнула, помогла вытереть и привести в порядок волосы, поправила одежду. Нахмурилась, когда заметила, что штаны велики. Она казалась очень доброй, так что Кэйа решил, что её расстроила его нездоровая худоба. Или же ей не хотелось с ним возиться сверх нужного. — Вы закончили? — снова послышался голос Дилюка. Кэйа взглянул на его взволнованное лицо. Он выглядел… Довольным? И смотрел слишком пристально, неприятно смущая. Жизнь научила, что любое внимание — не к добру. — Я уже разогрел еду, ты голоден? Кэйа осторожно кивнул. Он не привык к такому отношению к себе и от волнения, неправильности происходящего, начинало подташнивать. Чувство вины от того, что с ним возятся незнакомые люди, ещё и в такое время, неприятно ворочалось внутри. А вдруг потребуют взамен непосильное? Так они ещё и аристократы какие, судя по всему. В то время как сам Кэйа — никто. Дилюк улыбнулся. — А твоё имя?.. — Кэйа. — Кэйа, — на пробу повторил мальчик. — Ты слышал уже, но моё — Дилюк. Будем знакомы. Он кивнул, пожимая Кэйе руку, и сказал Аделинде, что отведёт его поесть. — Только не давайте много и избегайте тяжёлой пищи, господин, — предупредила она, занимаясь оставленными вещами, — это может быть слишком для желудка. Дилюк понимающе кивнул и повёл Кэйю за собой. Сидеть в одиночестве за огромным столом было до того некомфортно, что Кэйа не мог даже на еду смотреть первые минуты, хотя в последний раз ел практически сутки назад. — Тебе не нравится? Хочешь что-то другое? — поинтересовался Дилюк, склонив голову. — Н-нет, просто, — Кэйа сглатывает, — удивлён количеству и разнообразию. Я правда могу?.. Дилюк удивлённо приподнимает брови. — Конечно, можешь. Только Аделинда говорила, что тебе может стать плохо, если съешь много. Кэйа кивнул и потянулся, наконец, к еде, стараясь отогнать все подозрения. Рядом послышалось удивлённое «ой», от которого внутри снова скрутило всё волнением. Он сделал что-то не так? Кэйа посмотрел перед собой, заметив столовые приборы. Конечно, он не всегда жил так, как последнюю пару лет. И прекрасно умел пользоваться ими, только сейчас из-за голода привычка есть руками взяла своё. Щёки потеплели от стыда за то, какой он. Кэйа торопливо вытер пальцы и потянулся к вилке. — Ты можешь есть, как удобно, — говорит Дилюк, — главное, чтобы не увидел отец или главная горничная. Я просто удивился, извини. — Нет, я… Я понимаю. Приход Аделинды не даёт открывшему было рот Дилюку продолжить диалог. — Молодой господин, я понимаю, что вы взбудоражены появлением нашего гостя, но уже поздно, а у вас завтра занятия с самого утра. Дилюк в ответ что-то недовольно бурчит, поднимаясь. Тем временем Кэйа подносит первый кусочек ко рту. Вкус непривычно сильно выражен и… Бездна, как же тепло.

***

На пороге кабинета чуть успокоившаяся тревога возрастает снова, достигая пика. Аделинда стоит рядом, и Кэйа, желая заморозить время, с опаской смотрит на то, как та заносит руку для стука. — Войдите. Рука Аделинды мягко подталкивает его в спину, и Кэйа на деревянных ногах подходит ближе к центру кабинета. Его окидывают взглядом, и Кэйа видит в нём удовлетворение — видимо, теперь он больше похож на человека в чужих глазах. — Итак, — не отрываясь от бумаг, начинает господин Крепус, — рассказывай, что тебя привело к дверям винокурни. Про погоду можешь не начинать, меня интересует, как каэнриец оказался в Мондштадте. И почему ты, дитя, один. Внутри всё холодеет. Отношение к его народу, мягко говоря… Не самое лучшее. Проклятые, так их называют те, кто осведомлён — тема Каэнрии в некотором роде запретная, так что далеко не все знают что-либо о ней. И, тем более, об отличительных признаках её жителей в виде необычных звёздных зрачков. — Я никогда не был в Каэнрии, — Кэйа смотрит в пол, обдумывая свои слова, — мои родители бежали оттуда до моего рождения. И мы редко оставались на одном месте. Мондштадт никогда не был конечной целью. Сложно понять, какой именно ответ от него ждут. Собираются ли его выгнать или ещё что хуже. Кэйа осторожно переводит взгляд на сидящего напротив мужчину и замирает — тот внимательно смотрит в ответ. — Допустим, — тянет Крепус. — И твои родители?.. — Остался только отец, — Кэйа снова сжимает ткань штанов, потирая её подушечками пальцев, — и он сказал мне, что… Спросит у вас о ночлеге. Отец пошёл первым, а я направился следом, когда понял, что его нет слишком долго. Кэйа мнётся, не получив никакого ответа. — Я так понимаю, он… Его здесь не было, верно? Мужчина со вздохом снимает очки и трёт устало переносицу. — Я сообщу рыцарям описание его внешности, которое ты позже предоставишь. Возможно, отыщут. Но скорее всего он просто оставил тебя, — Кэйа и сам, конечно, склонялся к этой версии, но слышать, как тебе прямо об этом заявляет другой, совершенно чужой человек… Тяжело. Даже злит. Мужчина этот в целом вызывал у него преимущественно негативные эмоции. — Впрочем, на улице ты не окажешься. Город добр к детям, ты сможешь найти своё место, если пожелаешь. Когда Крепус поднимается со своего места, Кэйа делает маленький шаг назад, но мужчина проходит мимо — к двери. — Кажется, ты должен уже быть в кровати, — говорит строго Крепус, когда за дверью оказывается от неожиданности вытянувшийся по струнке Дилюк. Пусть он и звучал грозно, но Кэйа уловил появившиеся нотки тепла в низком голосе. — Простите, я должна была проследить за ним, — тихо говорит Аделинда. Крепус вздыхает еле слышно: «Эти дети…» — Мне нужно работать. Забирайте причину того, что вы до сих пор не спите в такой час, и давайте по койкам. Быстро. Кэйа чувствует на себе внимательный взгляд Крепуса, когда довольный Дилюк берет его за руку и ведёт за собой. И только когда дверь за ними закрывается, он понимает, что всё это время практически не дышал.