Теперь всё будет по-другому | Crawling

      Джозеф проснулся от того, что кто-то перебирал пальцами его волосы. Всё тело ломило как при болезни, и он не сразу вспомнил, где находится и почему. Когда Джозеф поднял голову, Коди посмотрел ему в глаза. Его дыхание было размеренным. Выражение лица — как у человека, ещё не до конца осознавшего, что произошло, но уже подозревающего неладное. Коди выглядел нормально. Почти как обычно. О случившемся напоминали лишь бинты, прикрывающие швы на горле.              — Привет, — улыбнулся Джозеф. Выпрямившись, он пересел на кровать, чтобы быть ближе к Коди. Взяв в руки его лицо, он обвел пальцами линию носа, губ и скул.              Коди молчал. Остатки сна сошли, и в его глазах загорелся первый страх. Он осмотрелся, водя глазами из одного угла палаты в другой — от двери, за которой слышались разговоры персонала, к пустому журнальному столику. От окна с полуопущенными шторами к капельнице, игла которой теперь болезненно врезалась под кожу. Инородный предмет, который хотелось выдрать любым способом, лишь бы перестать ощущать его в себе. Джозеф не дал ему этого сделать, перехватывая руки и сжимая их в своих.              — Не бойся, я рядом, — он погладил Коди по волосам. — И никуда не уйду.              Страх в глазах вокалиста сменился отчаянием. Хотя по всем законам логики у него должна была начаться паника. Просто Коди слишком быстро всё понял — что случилось, почему и какие у этого будут последствия. Он закрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям. Осторожно накрыл ладонью горло, едва притрагиваясь пальцами к бинтам.              — Тебе нужно поспать, — Джозеф отнял его руку и опустил обратно на покрывало. Коди не сопротивлялся. Также, как и не делал попыток заговорить.              Он выглядел опустошенным. Джозеф как будто смотрелся в зеркало, которое показывало его самого, только с небольшой задержкой. Свое лекарство Джозеф нашел, а вот что поможет Коди пройти этот непростой путь, только предстояло узнать. Что бы это ни было, он будет рядом и поможет отыскать.              Голоса за дверью стали громче. Джозеф знал, что это значит — пришли первые посетители. Он-то пробрался в больницу не самым законным путем — после того, как хирург выставил всех вон, сказав, что часы посещения прошли, Джозеф нашел приоткрытое окно и забрался через него. Только так он смог провести с Коди ночь, не отводя от него глаз и не выпуская руки. Барабанщик уснул лишь под утро, когда бороться с навалившейся тяжестью уже не было сил.              Наверняка, сейчас придет врач и придется придумывать неправдоподобные оправдания, кто он и что тут делает. Коди, послушно закрывший глаза, не отпускал его руки. И Джозеф даже не думал высвобождаться.              Тогда на сцене он испугался мысли, пронесшейся в мозгу подобно молнии, зацепившей сразу все нервные окончания. Коди умирает. Он кашлял кровью, и Джозеф не знал, что делать. Как помочь? Казалось, скорая никогда не приедет. Все остальные стояли и просто глазели. Это сейчас Джозеф понял, что, как и он, они перепугались до смерти, но тогда он злился.              На них.              На себя. Он ведь уже давно видел, что с Коди что-то не так. Это началось ещё до его амнезии. Но почему-то ничего не сделал для того, чтобы подтвердить или опровергнуть опасения. И теперь готов был возненавидеть себя за это.              Если бы это только имело какой-то смысл.              Но нет. Главное — поставить Коди на ноги, а для самобичевания еще найдется время. Джозеф не хотел верить, что для них всё потеряно. Поезд никуда не уехал. Они всё исправят. Вместе. Он будет счастлив, только если не даст потухнуть пламени свечи, горящей внутри человека, подарившему ему настоящую любовь.              Дверь открылась. Голоса как будто умолкли на мгновение, а потом снова заговорили. Голоса. Где они — там жизнь. Движение. Джозеф подумал о том, что сейчас лучше держать их подальше от Коди. Остановить для него время. Дать восстановиться.              Джозеф поднял голову, встречаясь взглядом с хирургом. Тот уже хотел начать ругаться, но, будто подавившись бранью, дернулся. В глазах читалось узнавание. Кажется, они были знакомы. Только вот Джозеф не помнил, когда и при каких обстоятельств. Мог только догадываться — шрамы на запястье при этом неприятно заныли, как суставы перед дождем.              — Что ты тут делаешь? — все-таки поинтересовался врач, прикрывая за собой дверь. Голоса стихли, и только тогда Джозеф понял, что вместе с собой они несут суету и беспокойство. Без них было хорошо.       — Коди — всё для меня. Я не могу просто стоять в стороне. Он один. Напуган и сбит с толку, — Джозеф сжал руку Коди, но тот не проснулся. — Я никуда не уйду.              Хирург размышлял меньше минуты. А после равнодушно пожал плечами.              — Ладно, оставайся. Всё равно, чувствую, прогонять тебя бессмысленно.              Джозеф посмотрел на него с благодарностью. Врач же проверил показатели и, буркнув себе под нос, что зайдет позже — когда Коди проснется — ушел, больше не проронив ни слова.              * * *              Кай сидел в гостиной. Прямо на полу, прислонившись спиной к спинке дивана. Пахло попкорном. По телевизору крутили старое черно-белое кино. На журнальном столике лежали нотные листы и обломанный карандаш. Пустой нотный стан навивал тоску. Кай, бросив на барабанщика короткий пронзительный взгляд, вернул внимание на экран.              — Как Коди?       — Пока неясно, — Джозеф медленно втянул носом застоявшийся воздух. Хотелось открыть все окна настежь, чтобы впустить хоть немного кислорода. Но что-то подсказывало, что это станет поводом для ссоры. Кай и так был явно не в духе. — Ты ужинал?       — Ты прогулял школу, — вместо ответа выплюнул Кай. Джозеф повел бровью. Сейчас лучше было промолчать. В голосе друга не было нотаций, только желание зацепить. — Элли и Дэвид заходили. Ты бы хоть позвонил им, предупредил. Они волновались.              Джозеф, промолчав, сел рядом на пол. Раньше — до того события, о котором он больше не хотел вспоминать — они не ссорились. Это казалось странным, но так и было. Мелкие перепалки, конечно, случались — давало знать то, что старичок Кай родился в теле маленького мальчика, но это было несерьезно. Сейчас Кай стал особенно ранимым. Но скрывал это так тщательно, что Джозеф забывал об этом. И вспоминал, только когда боль проступала наружу через агрессию и попытки отстраниться.              Придвинувшись еще ближе — хотя Кай очевидно был против, Джозеф опустил голову ему на плечо и закрыл глаза. Так он слышал, как по неправильному быстро бьется сердце лучшего друга. И чувствовал пробивающую тело дрожь.              — Прости, что ушел. Я думал, Рен побудет с тобой.       — Он видел меня без повязки, — Кай сглотнул. Его сердце замедлилось слишком быстро. Небезопасно. — И больше не придет. Зачем ему дружить с кем-то настолько искалеченным и уродливым.       — Не говори ерунды, — Джозеф не открыл глаза и не поднял голову. Он не хотел отстраняться. Так, максимально близко, их чувства и эмоции переплетались, становясь единым целым. — Я видел тебя без повязки. Ты по-прежнему симпатяга.       — Друзья не должны врать, — злобно отрезал Кай.       — Я и не вру, — помолчав, Эф хмыкнул. — Думаю, Лоуренс тоже так думает. Хотя мне кажется, что он влюбился, потому что ты очень добрый, умный и невероятный талантливый.       — Ты меня как будто в женихи записал, — пришел черед Кая отпускать смешок. — И вообще, с чего ты взял, что он в меня влюбился.       — Потому что я преисполнен любви, — улыбнулся Эф. — И чувствую её в других, — добавил он недвусмысленно. Кай фыркнул.       — Чувствует он, конечно, — отстранившись, он поднялся на ноги. — Не заговаривай мне зубы. И вообще, еще раз прогуляешь школу, посажу на домашний арест. Все посещения больницы строго после занятий, — прищурившись, Джозеф посмотрел на него снизу вверх.       — На мгновение показалось, что передо мной отец, — рассмеялся он. Кай показал ему язык и упал на диван, шаря рукой в поисках пульта. Черное-белое кино больше не соответствовало его настроению, можно было включить что-нибудь и повеселей.              * * *              Занятия в школе заканчивались ровно в три. Без двадцати четыре Джозеф уже был в больнице. Коди обычно к этому времени только просыпался — оставалось только догадываться, чем он занимается по ночам. Он ел — совсем немного и только из-за того, что барабанщик не спускал с него пристального взгляда. Потом слушал рассказ Джозефа о том, что произошло с ним за прошедший день, чаще всего засыпая на середине.              По словам врача, которого Джозеф, наверное, уже замучил своими постоянными расспросами, Коди шел на поправку. Только что-то всё равно было не так. Джозеф чувствовал это — липкое, неприятное, пленкой стянувшее его кожу и не исчезающее, сколько бы он не стоял под душем.              Сегодня, спустя неделю после того, как Коди попал в больницу, в их привычное расписание без разрешения вклинился третий лишний.              Ровно в пять на пороге палаты появился Уильям. Джозеф всегда представлял его мужчиной средних лет, рано начавшего лысеть и с брюшком, особенно бросающимся в глаза из-за утягивающего ремня — но всё оказалось совсем не так. На самом деле они уже встречались. Этого же мужчину Джозеф видел в Планетарии Адлера — Приличное общество о чем-то говорили с ним перед конкурсом, а Дарлин не дала Джозефу подойти и пожелать им удачи.              Тогда мужчина показался барабанщику знакомым. Теперь Джозеф вспомнил причину — Кай мельком показывал его фотографию, когда рассказывал про то, что переписывается с организатором конкурса. Тем самым, на который так и не попала Гайя. Тем самым, на котором победило Приличное общество. Поворотный момент. Для одних так и не наступивший. А для других — суливший успех и популярность, но, кажется, обернувшийся катастрофой.              На собственной шкуре Джозеф узнал, что жизнь — непредсказуемая штука, и после лучшего дня в жизни может наступить непроглядная тьма. И он хотел бы, чтобы Коди никогда не столкнулся с этой правдой жизни. Но кто его будет спрашивать.              Уильям, увидев барабанщика, растерянно улыбнулся. Он обернулся, бросив что-то тем, кто столпился у него за спиной, и прошел в палату. Один. Джозеф, склонив голову, молча наблюдал за ним.              Напряжение беспричинно и ощутимо росло. Мужчина выглядел безобидно, даже сочувствующе. Но именно таким Джозеф теперь и не доверял. Спасибо Роджерсам — их дети научили барабанщика, что обе крайности опасны. От полного безразличия к показной жалости. И то и другое может быть равносильно спрятанному за спиной ножу.              — Здравствуй, Джозеф, — Уильям облизал губу. Он казался немного испуганным, но скорее всего дело было в том, что ему пришлось иметь дело с подростком. Многих взрослых это пугает. — Нам нужно поговорить с Коди. Наедине. Не погуляешь где-нибудь пару минут? — он снова улыбнулся и отошел от двери, чтобы у барабанщика была возможность выйти.              Но не так быстро. Эф, рефлекторно нахмурившись, продолжал сканировать продюсера недоверчивым взглядом.              — Кому это «нам»? — поинтересовался он, сделав акцент на последнем слове. Шумный выдох выдал то, что этого вопроса Уильям не ожидал.       — За дверью ждет Джоан. Знаю, у вас с ней довольно натянутые отношения, но они с Коди близки и… будет лучше, если именно она будет присутствовать при нашем с ним разговоре, — Джозеф обернулся, и вокалист кивнул, давая согласие на то, что сказал продюсер.       — Ладно, — барабанщик поцеловал Коди в лоб и поднялся с кровати. — Это ведь не часть шоу?       — Конечно, нет, — рассмеялся продюсер.              В коридоре сидело Приличное общество — в полном составе. Ни один, кроме Лоуренса, даже не взглянул на него. Барабанщик кивнул Джозефу в знак приветствия и снова уставился в телефон. Эф почти ничего не смог разглядеть с разделявшего их расстояния, но, кажется, Рен с кем-то переписывался. И что-то — наверное знание того, что лучший друг, ослепнув на один глаз, теперь предпочитал смскам звонки — подсказало, что это не Кай.              Остальные почему-то старательно игнорировали его. Даже Морган, с которой они вроде до всего этого неплохо ладили, сидела рядом с Дарлин и даже не подняла головы. Навязываться Джозеф не стал.              Он решил прогуляться до Табиты, раскладывающей лекарства для лежачих пациентов. Спросить, как дела и предложить помощь. Сидеть и думать о том, что за дверью Джоан все ещё предпринимает попытки сблизиться с Коди сильнее положенного, было невыносимо. Особенно сейчас, когда вокалист стал особенно уязвим.              — Эф, — знакомый женский голос пригвоздил к полу. Он не забыл про Элисон, её комната была почти готова к заселению. Просто сейчас не мог думать ни о ком, кроме Коди.       — Привет, — обернувшись, улыбнулся барабанщик. — Как ты?       — Гораздо лучше, — Элисон облизала пересохшие губы и посильнее закуталась в халат. — Синяки почти прошли, — она показала руки, запястья которых были такими тонкими, что пятилетний ребенок, наверное, смог бы обхватить их большим и указательным пальцем. — Вот, решила прогуляться. У тебя что-то случилось? Вид какой-то встревоженный.       — Всё в порядке, — Эф нахмурился от того, что кое-кто из Приличного общества уделял чересчур пристальное внимание их диалогу. Дарлин и Морган не спускали с них глаз, аж захотелось шикнуть на них.       — Что-нибудь известно о Джин? Когда суд? — прежде, чем ответить, Джозеф обернулся. Кажется, теперь и Лукас прислушивался к разговору. Наверняка, в поисках очередных сплетен, которыми можно будет очернить барабанщика.       — Давай я провожу тебя до палаты, — предложил Джозеф. Элисон почти сразу поняла, в чем дело. Скрестив руки на груди, она выступила вперед, встречаясь глазами с Дарлин.       — Интересно? Может, тебе на диктофон записать, чтобы потом переслушивать на ночь? — та, не ожидав проявленного к ней интереса, потупила глаза. Морган стыдливо закашлялась.       — Прости, — Элисон посмотрела уже на неё. Менее враждебно, чем на бас-гитаристку. — Просто нам показалось, вы упомянули Джин. Её арестовали… и… и никто не знает почему.       — Ты не рассказал? — Элисон обернулась на барабанщика через плечо. Тот покачал головой. — Значит, узнаете из вечернего выпуска новостей.       — Прости, — еще раз повторилась Морган. Элисон, не ответив, вернулась к Джозефу.       — Проводи меня до палаты. Пожалуйста, — отчего-то она казалась непривычно задумчивой. И даже немного растерянной. Джозеф позволил ей взять себя за руку, чувствуя, как его жар сталкивается, но не перемешивается, с её непробиваемым холодом.              Синяки, может, и зажили, но рана на душе Элисон все ещё была слишком большой. И кровоточащей. Ей через многое пришлось пройти. Не только физически, но и морально. Брошенная в подвале, наверняка, Элисон много думала — если только боль не заглушала мысли. О том, кого она потеряла из-за Джин. О том, что ещё ей предстоит потерять из-за неё же.              Элисон залезла под одеяло и устало закрыла глаза. Джозеф приглушил свет. Он хотел уйти, но не мог. Всё внутри слишком сильно отзывалось на то, что скрывалось за сжатыми губами и равнодушным взглядом. У них с Элисон было кое-что общее — многообещающее прошлое, потом неожиданный обрыв, попытки найти себя, не всегда удачные, и долгий путь в новую жизнь. Они оба потеряли друзей и вещь, которая была для них смыслом жизни. Для Джозефа это была музыка. Для Элисон — танцы. Она все ещё была рядом, только руку протяни, но уже не приносила прежней радости. Эф верил, что это временное явление. Хотелось бы, чтобы и Элисон была того же мнения.              — Она так похожа на Эллен, — прошептала девушка тихо, обращаясь скорее сама к себе.              Эллен. Образ одноклассницы пронесся перед глазами яркой вспышкой. Такой она и была — настоящее солнышко, не исчезающее с небосклона даже в самый пасмурный день. Эллен и правда напоминала эльфийку из книг Толкина — совсем как Морган. Только если гитаристка была скорее королевских кровей, то эта бы прослыла хулиганкой и лучшей лучницей Королевства. Эллен всегда смеялась. Всегда улыбалась и любила пошалить. Например, подкрасться со спины и томным шепотом предложить отгадать, кто это.              И Джин посмела отобрать её жизнь. Элисон отвернулась, натягивая одеяло до самого носа. Но перед этим Джозеф успел заметить одинокую слезу, оставившую на щеке влажную дорожку.              Барабанщик ушел, только когда Элисон уснула. Ну, или притворилась, что спит.              В пустом коридоре отчего-то не горел свет. Дверь в палату к Коди была приоткрыта. Рядом с ней мужчина, которого Джозеф и раньше видел в школе — только тогда у него в руках неизменно была камера, прижимался к стене, как будто прислушиваясь к тому, что происходит внутри. Приглядевшись, Эф понял, что это так и не так одновременно. Мужчина, оператор, снимал. Только на этот раз не на камеру, а на телефон. От словосочетания «скрытая съемка» Джозефа замутило. Он остановился у мужчины за спиной и прокашлялся.              — Можно пройти? — поинтересовался он, не обращая внимания на тот факт, что оператор от испуга чуть не выронил телефон. Сглотнув, тот посторонился.              В палате все ещё находились только Уильям, Джоан и Коди. Вокалист дрожал, уставившись в одну точку. Взгляд был соткан из стекла. Коди почти не моргал. И, кажется, дышал через раз. Костяшки пальцев побелели — с такой силой он сжал сбившееся одеяло. На виске застыла капелька пота. Джозеф понял его и без слов, которых сейчас Коди был лишен. Он хотел, чтобы эти люди ушли.              — Ну, знаете ли, — Джозеф в два шага пересек палату и встал между ними. Здесь не было ширмы, чтобы Коди мог отгородиться. Значит, он станет его стеной. Какой вокалист был для него. — Просто поговорить и довести до ручки — это разные вещи, — он мазнул злым взглядом по Джоан, но интуиция подсказывала, что если в этом и есть её вина, то минимальная. — Пошли вон, или услышите много такого, что не захочется показывать в новом выпуске, якобы снятом на скрытую камеру.              При его словах Коди дернулся и посмотрел на дверь. Он был похож на раненного зверя. Почти лишившегося сил, но не теряющего сознание только потому, что рядом все ещё были враги. Джозеф скрестил руки на груди. Повторять дважды он не собирался.              — Мы и так уже уходим, — улыбка продюсера больше походила на гримасу. — Коди, мы ведь здесь все взрослые люди, и ты должен понимать…       — Пошел. Вон, — делая паузы между словами, оборвал его Джозеф на полуслове. — Или мне попросить охрану вас вывести? — Джоан покосилась на дверь. Она облизывала губы и, казалось, хотела что-то сказать, но не решалась. Отчего-то барабанщик заранее знал, что это было бы сухое «прости».              Только он понятия не имел, за что Джоан хотела извиниться.              — Глупый мальчишка, — хмыкнул продюсер. — Разве тебя не учили, что встревать в чужой разговор невежливо? — Джозеф повел бровью.       — А вас не учили, что брать взятки нехорошо? — они встретились взглядами, и Джозеф с легкостью выдержал эту битву. Уильям закатил глаза.       — Бизнес — есть бизнес. А деньги, как известно, не пахнут.       — Зато от тех, кто эти деньги кладет к вам в карман, может исходить ещё тот душок.       — Не говори ерунды, — улыбка держалась на губах Уильяма как приклеенная. Эф отпустил смешок.       — У вас есть дети?       — Какое это имеет отношение к делу? — начал продюсер, но по глазам барабанщика понял, что вопрос не риторический. — У меня есть дочь, ей четырнадцать. И если бы она захотела сняться в шоу, я бы выложил любые деньги, чтобы её желание исполнилось.              Джозеф, прикрыв глаза ладонью, отпустил тихий смешок. Наверное, Уильям подумал, что речь зайдет о том, что каждый должен идти к цели только честными путями. Но на самом деле клонил барабанщик к другому.              — Просто представьте, — он шумно выдохнул. — Однажды в школу, где учится ваша дочь, приходит кто-то с оружием. Этот кто-то идет в женский туалет и убивает вашу дочь и её подруг. А после живет спокойно, ведь у её родителей достаточно денег, чтобы заткнуть рты, молящие не столько о возмездии, сколько о справедливости. Вы бы взяли деньги у этого символического кого-то?       — Я не…       — Знал? Допустим. Но я имел в виду другое. Мы никогда не знаем, кому пожимаем руку. В следующий раз задумайтесь, не заключаете ли вы сделку с дьяволом.              Уильям молчал. Джоан вперилась в пол. А Джозеф спиной чувствовал взгляд Коди, которым тот, казалось, пытался вытащить из него ответы на все свои немые вопросы.              — Ты ведь выдумал это? Просто чтобы поддразнить меня, да? — наконец, нарушил молчание продюсер. Джозеф покачал головой.       — Можете съездить в старшую школу Мадисона и сами проверить. Или на кладбище, где за один день появилось больше десятка новых могил тех, кому и восемнадцати не исполнилось. А потом приходите на суд, где наша общая знакомая ответит за всё, что сделала она и её брат.              Не проронив ни слова, Уильям вышел. Джоан — следом. Джозеф обернулся к Коди, опускаясь на край кровати и привычно беря его лицо в ладони. У вокалиста был жар. Отстраненность, которую он нацепил на себя, слетела. Внутри Коди всё кипело. Джозеф положил руку ему на грудь, впитывая каждый удар сердца.              — Они тебя обидели? Что они сказали? — вопросы звучали глупо, Джозеф ведь знал, что Коди не сможет ответить. Просто не мог ничего с собой поделать. — Я их больше не пущу. Обещаю.              Коди покачал головой. Он хмурился, рыская глазами по комнате. Пальцами вокалист прикоснулся к бинтам, будто хотел убедиться, что они все ещё на месте. Удерживают его голос в заточении. Эф отнял его руки и, перевернув, поцеловал в ладони.              — Помнишь, ты спрашивал, откуда у меня эти шрамы? — Джозеф облизал нижнюю губу. — Я сказал, что это сделал мой бывший. Так вот, в тот день он принес в школу оружие. Айзек убил моих друзей — Джеймса и Фила, и сильно ранил Кая, а когда я не согласился помочь ему, выстрелил в меня. О том, что к этому причастна Джин, мы узнали только недавно. Это она придумала весь план, потому что… — Джозеф, опустив глаза, покачал головой. — почему-то обижена на этот мир. У неё правда было всё: семья, парень, деньги, спортивная карьера, поэтому я не могу найти ей оправдания. Тот день разделил мою жизнь на «до» и «после», и, если честно, я ненавидел свою жизнь после. Во всяком случае, пока не встретил тебя… — Джозеф запнулся. Внезапно ему стало не хватать кислорода. Коди смотрел на него с ужасом. — Тяжелый выдался год, одним словом, — барабанщик выдавил слабую улыбку. Он понял, что напугал Коди и теперь немного жалел об этом. — Теперь ты знаешь обо мне всё, кроме одной вещи, — вокалист, казалось, даже перестал дышать. Он, не моргая, смотрел на Джозефа, наверное, ожидая худшего. Джозеф выдохнул. — о которой наверняка догадываешься, но я всё равно скажу. Коди, я люблю тебя.              * * *              Гаражные ворота были открыты из-за чего внутри бушевал холод. Джозеф остановился в проеме и осмотрелся по сторонам. Он был здесь всего один раз и очень давно, но в памяти все ещё хранились картинки царившего тогда хаоса. Сейчас было немногим лучше.              Инструменты кто-то сгреб в один угол, неаккуратно свалив одни на другие. Стены без картин казались пустыми. А голубой экран телевизора не вызывал ничего, кроме ощущения потерянности.              Лоуренс сидел на диване, вытянув ноги, и, кажется, был не совсем трезв. Правда вокруг не было ни одной бутылки пива. Только стакан колы на журнальном столике. Что-то подсказало Джозефу, что если он принюхается, то почувствует за сладким запахом аромат отцовского виски.              — Мне сказали, ты ушел из Приличного общества, — сказал он вместо приветствия.              Лоуренс поднял на него расфокусированный взгляд. На его скуле темнел синяк, но Джозеф наступил на горло собственной эмпатии. Он здесь только для того, чтобы узнать, почему барабанщик решил сбежать. В самую трудную для группы минуту.              — Ммм, — промычал Рен, ухмыляясь, — то есть, про мой уход рассказали, а про то, что они выгнали Коди — нет?              Джозеф осекся. Информация и правда была новой. Он не знал, но предчувствовал что-то подобное.              — Врачи говорят, он больше никогда не сможет петь, — Лоуренс, нахмурившись, потянулся за стаканом. Костяшки пальцев были разбиты. Видимо, на этот раз он не стал терпеть и ответил отцу тем, что тот заслужил. — Брехня, но Уильям вцепился в это. Состряпал новые договоры. Знаешь, кто теперь вокалистка Приличного общества? Уверен, отгадаешь с первого раза.       — Джоан? — в подтверждение его слов Лоуренс кивнул.       — Но почему никто не возразил? По факту ведь это вы с Коди собрали группу, — Джозеф покачал головой. Он не понимал. Гайя была для него семьей, и он не представлял её без Кая, Джеймса, Фила и… себя. Кровное родство, только вместо ДНК — мелодия.       — Условия договора. Там все так хитро прописано, а когда подписывали первый раз, не читали толком. Видимо, эйфория в мозг ударила. Мы практически отдали Приличное общество в «заботливые» руки продюсера. Всё. От репертуара до состава группы. И единственный выход — уйти. Хорошо ещё, что неустойку не пришлось платить.              Лоуренс уныло улыбнулся. Выход, которым он и воспользовался. Джозеф опустил глаза. Он больше не мог осуждать барабанщика, хотя всё ещё считал, что это неправильно. Всё это. Походило на безумие.              — Хватит пить. Лучше пойдем ко мне, — Джозеф бросил взгляд на дверь, ведущую в дом. Вряд ли Лоуренс хотел сейчас туда возвращаться. — Кай будет рад.       — Не-а, — Рен закрыл глаза. — В вашем доме я — нежеланный гость. Я это понял и больше не буду навязываться.       — Дурак ты, раз так думаешь, — хмыкнул Джозеф. — А если сейчас оборвешь с Каем связи, он подумает, что это из-за того, что ты видел его без повязки.       — А что в этом такого? — повел бровью Рен, но догадался быстрее, чем Джозеф ответил. — Нет. Я разозлился, когда увидел. Подумал, что хочу найти мразь, которая это сделала.       — Он мертв, — успокоил его Джозеф. Лоуренс кивнул.       — Ему повезло.       — Так что, пойдем? — Эф бросил взгляд на стакан с колой. И, видимо, все-таки с виски, потому что Рен пьянел на глазах. Тот, проследив за ним, кивнул.       — Только не говори Каю, что я пьян.       — Не скажу. Только у него, если ты не заметил, всё ещё есть по крайней мере один глаз.       — Не шути так, — отрезал Лоуренс сухо.              Джозеф улыбнулся. Кое-кому ещё предстоит узнать, что Кай не нуждается в защитниках. Хотя как знать, может рядом с Лоуренсом Кай сможет снова стать собой. Или даже чуточку больше.              * * *              За эти дни Джозеф прошагал немало. Он устал и решил, что можно наконец немного замедлиться. Тем более на лавке, болтая ногами, сидела Кенни. Немного чревато было оставлять глухую девочку одну в коридоре, но услышав крики, доносящиеся из палаты Коди, Эф понял, почему Ллойды так поступили.              — Привет, — присев перед девчушкой, он дополнил свою речь жестами. Увидев его, Кенни просияла.              Эф взял девочку на руки и развернулся так, чтобы она не могла видеть дверь. Голоса взрослых становились все громче — значит, они должны были вот-вот выйти. Увидев их сейчас, Кенни бы попросту захлебнулась в ярости, исходящей от родителей.              Первым вышел мистер Ллойд. Он даже не посмотрел на Джозефа. Только бросил что-то, похожее на «эгоист» и направился в сторону лестницы, попутно шаря по карманам в поисках сигарет. Эф проводил его долгим взглядом, гладя испугавшуюся малышку по волосам, после чего посмотрел на миссис Ллойд. Та, заметив барабанщика, выдавила улыбку, полную отчаяния.              — Пожалуйста, поговори с ним. Он ведь должен понимать, сейчас просто неподходящее время.              Джозеф, передав ей дочь, вошел в палату. Если Ллойды думали, что он встанет на их сторону, то ошиблись. Ради Коди барабанщик был готов воспротивиться против целого мира.              — Привет, — Джозеф не сразу заметил, что Коди плачет. Просто тот стоял к нему полубоком, собирая сумку. Отвернувшись, он стер дорожки слез ладонями. Но сбившееся дыхание было не скрыть. — Эй, что случилось? — барабанщик подошел вплотную и осторожно обернул Коди к себе, заглядывая в глаза.       — Есть врач, — вокалист закашлялся. Ему разрешили говорить, но совсем немного. И слова сейчас резали глотку хуже ножа. — Он готов сделать операцию, после которой я снова смогу петь. Делать нужно сейчас, но операция дорогая, — Коди устало закрыл глаза. Джозеф не видел проблемы. Ллойды же богаты, разве нет?       — Это ведь хорошая новость, — барабанщик заботливо стер пальцами дорожки слез, от соли которых кожа начала краснеть и наверняка пощипывать. Коди покачал головой.       — Отец сказал, что все деньги сейчас уходят на Кенни. Ей скоро будут делать операцию, реконструировать слуховые каналы, — он поморщился. Не из-за того, что питал неприязнь к сестре, а скорее, потому что плохо разбирался в вопросе. — Потом будет длительная реабилитация. Или, если понадобится, еще одна операция. На меня денег нет. Не сейчас.              А потом будет поздно. Коди не сказал этого вслух, но Джозеф понял это и так.              — Ну, и в чем проблема? — широко улыбнулся он, скрывая то, как ему больно видеть Коди таким. — У меня есть деньги.       — Нет, — вокалист покачал головой. Непонимание, на мгновение проскользнувшее в его глазах, снова сменилось обреченностью. — Сумма большая.       — Я же говорю, деньги есть, — Джозеф провел пальцами по его скуле. Как он хотел снова увидеть улыбку вокалиста. С тех пор, как Коди попал в больницу, он не переставал грустить. А было бы так чудесно снова увидеть свет звезд в его глазах. — И речь не о карманных, — шутка не сработала. Коди все ещё смотрел на него с недоверием. — В прошлом году мы откладывали деньги, собирались записать демо-альбом. Но не успели, а все сбережения остались нетронутыми.       — Я не могу принять их, — покачал головой Коди. Эф, сократив и без того ничтожное расстояние между ними, прижал его к себе.       — Ещё как можешь, — прошептал он вокалисту на ухо, а после отстранился. — Я не возражаю, Кай тоже не будет. А Джеймс и Фил были бы счастливы помочь такому прекрасному человеку. Это лучшее вложение денег, поверь мне, — Эф улыбнулся, сглатывая появившуюся в голосе дрожь. — гораздо лучше глупых объявлений на билбордах.       — Спасибо, — Коди улыбнулся и, сократив расстояние между ними, утянул барабанщика в долгий поцелуй.              Восхитительный момент оборвал неожиданный стук в дверь. Символический, чисто из вежливости. Просунувший голову Кай ухмыльнулся.              — Так и знал, что целоваться будете, — он посмотрел на Коди. — Рад, что ты идешь на поправку.       — Спасибо, — польщенно улыбнулся Коди.              Кай проскользнул в палату и закрыл за собой дверь. В руках он держал телефон, как будто только что закончил разговор. Джозефа пронзило нехорошее предчувствие. Он сглотнул.              — Звонила Дагни, — Кай повертел в руках телефон. — Назначили дату суда. Двадцатого июня, — он встретился с барабанщиком взглядом. Ровно в тот день, когда… — Кстати, получается тело Айзека так и не нашли? — добавил он пугающе равнодушно.              В палате повисла тишина.              

Продолжение следует…