Теперь всё будет по-другому | Crawling

      Когда близняшки были ещё совсем крохами, Рут никак не хотела делать свои первые шаги. В то время как Фиби больше всего на свете любила встречать Маркуса с работы, топая к нему с противоположного конца комнаты и при этом забавно размахивая руками, словно маленький пингвиненок, Рут кряхтела, хныкала и только тянулась к нему, просясь на ручки.              И так было во всём. Рут истошно кричала и плакала, пока Вероника не давала ей игрушку, которую малышка и сама могла бы взять, если бы только встала и сделала несколько шагов. Или, покрутившись и не найдя никого, у кого можно было бы попросить помощи, переключалась на что-то, до чего дотягивались её маленькие пальчики.              Фиби изучала мир. Рут же просто плыла по течению, выпрашивая нужное истерикой или тихо мирясь с недосягаемым.              Пока однажды Джозефа не оставили за старшего. Впервые. И всего на пару часов. Маркус задерживался на работе, а Веронике нужно было бежать в больницу. Бабушка Блэр перенесла инфаркт. Всё обошлось — но нужно было забрать её и отвезти домой.              Перед уходом Вероника несколько раз рассказала, что где лежит. И добилась от Джозефа, чтобы он повторил её наставления слово в слово. Памперсы в комоде, нижняя полка. Смесь разогреть пару минут в микроволновке. Следить за тем, чтобы Фиби не ударилась об угол. Продержаться всего пару часов — а Маркус, если всё будет хорошо, купит Джозефу всё, что тот пожелает.              Вероника уехала. А Джозеф, включив сестрам мультик про Алладина, пытался сделать домашнее задание по ботанике. Мальчик не совсем понимал, зачем ему нужно знать разновидность листьев. Главное, они зеленые и растут на деревьях. Остальное вгоняло его в тоску.              Он позвонил Каю. Трубку взяла миссис Бойд. Она была беременна младшим братом Кая, и, наверное, поэтому в её голосе постоянно стояли слезы. Громко позвав сына, она высморкалась. Повисло неловкое молчание.              — Как вы себя чувствуете? — потерев нос, поинтересовался Джозеф.       — Всё хорошо, малыш, спасибо, что поинтересовался, — в те дни миссис и мистер Бойд ещё казались нормальными людьми. И более-менее сносными родителями. — А вот и он, до тебя не докричишься.              В трубке послышался треск и ещё какой-то шум. А после Джозеф сразу же забыл о скрутившей его тоске, стоило услышать хорошо знакомый голос.              — Привет, — было слышно, как Кай усаживается на стул, специально оставленный рядом с домашним телефоном, привычно поджимая под себя правую ногу. — А я тут программу одну скачал. Там можно музыку писать. Классно, да?       — Ага. Платная? — поинтересовался Джозеф, удерживая на месте Фиби, которой внезапно потребовалось мигрировать в противоположный угол комнаты, поближе к большому цветку, который Вероника называла монстром или как-то очень похоже. Кай на том конце провода задумался. В воцарившемся молчании слышалось напряжение.       — Бесплатная… Надеюсь.       — Если тебя арестуют, я буду приносить тебе в тюрьму домашку, — пообещал Джозеф. Кай фыркнул. — Кстати, ты ботанику сделал?       — Нет ещё, — друг зашуршал фантиком. Джозеф подумал, что тоже не отказался бы перекусить чего-нибудь. — Попозже.       — Если я раскрашу листок фиолетовым, миссис Тейлор снова влепит мне неуд?       — Она не замужем, значит мисс, — поучительным тоном исправил его Кай. Джозеф только глаза закатил. Он думал о том, остался ли еще кусок торта, который они ели вчера. — И разве она влепила тебе неуд не за то, что ты нарисовал в тетради, как супермен спасает динозавров от падения метеорита?       — Я бы хотел себе домашнего динозавра, — протянул Эф мечтательно.              Они помолчали, думая каждый о своем. Фиби сидела рядом и пыталась откусить от его ноги лакомый кусочек. Рут смотрела мультик, хихикая над глупым попугаем. Она сидела на полу в окружении игрушек и кубиков, и Джозеф задумался над тем, не надо ли пересадить сестру на диван, чтобы она не простудилась.              — Я проголодался, — сообщил он Каю, который был в этом косвенно замешан.       — И я, — наверняка, тот с тоской посмотрел на фантик, осиротевший без конфеты. — Встретимся завтра перед школой?       — На нашем месте.              Эф пересадил Фиби подальше от края и, обложив её подушками, слез с дивана. Кормить девочек было еще рано, но, если он принесет им с кухни по конфете, близняшки наверняка полюбят его ещё сильнее. Потрепав Рут, тут же потянувшуюся к нему, по непослушным вихрям, Эф скрылся в темноте коридора, но тут же вернулся, чтобы сказать, что отойдет ненадолго.              К большой радости Джозефа, в холодильнике обнаружился торт. Целых два куска. Правда, чтобы дотянуться до него, пришлось подвинуть стул и встать на носочки. Подтягивая тарелку к краю, Эф задумался — это он такой низкий или холодильник такой высокий? И если последнее, специально ли его родители купили такой, чтобы прятать от него всё самое вкусное.              К торту, конечно же, захотелось молока. Холодное Джозеф не любил, так что, налив его в высокий стакан примерно до середины, поставил на минуту в микроволновку. А пока то подогревалось, он стащил из вазочки несколько конфет. Шоколадных. Рут и Фиби такие обожали.              Довольный и гордый, Джозеф взял в одну руку тарелку с тортом и конфетами, а в другую — стакан молока, и направился обратно в гостиную. В прихожей царил полумрак — свет давала только тусклая лампочка над комодом, в котором хранились шарфы, шапки и разная всякая всячина, которую можно было взять на улицу поиграть. Из гостиной лилась песня Джина — Джозеф подозревал, что близняшки что-то накрутили с пультом, потому что, когда он уходил, громкость была гораздо ниже. Наверное, любовь к музыке была у них семейной. Правда, мама с папой недоумевали, от кого же она передалась, ведь оба яростно отрицали свою причастность к этому миру.              Но Джозеф знал, что они привирают. Кому-то ведь должны были принадлежать барабанные палочки, которые он не так давно откопал в одной из коробок, хранившихся в гараже.              В прихожей стояла Фиби. Во всяком случае Эф сначала подумал, что это она. Сейчас близняшки были так похожи, что мгновенно отличить их друг от друга получалось только у Вероники. Одна из её коллег, как-то заглянувшая в гости, сказала, что это «материнский инстинкт». Джозеф и сам не понимал, почему запомнил это странное словосочетание. Оно звучало как-то по-научному, но одновременно от него веяло теплом. И любовью.              В прихожей стояла Рут. Это определенно была она, потому что утром Вероника одела Фиби в синюю футболку и шорты, а её — в фиолетовую. Малышка смотрела на брата и улыбалась, явно что-то задумав. Придерживаясь за стену, она никак не могла нащупать равновесие и поэтому покачивалась. Джозеф подумал о том, что если она упадет, то он не успеет её поймать, не разбив посуду и не запачкав прихожую молоком и сладостями.              Рут качнулась ещё раз, как спортсмен, готовящийся к прыжку. И пошла. Неуверенно. Медленно. Но сама. Джозеф присел на корточки, наблюдая за ней.              Родители не поверят. Он несколько раз слышал, как они по вечерам перешептывались между собой. Раздумывали, не надо ли отвезти Рут к врачам, чтобы убедиться, что нет никаких нарушений. Конечно, педиатр, наблюдавший близняшек с рождения, говорил, что с Рут всё в порядке — просто ей нужно чуть больше времени, чем сестре. И, может, хорошая мотивация. Но ведь родители на то и родители, чтобы волноваться.              Рут остановилась возле брата, придерживаясь за его колено, чтобы не упасть, и принюхалась к тарелке, которую Джозеф все ещё держал в руке. Он заботливо протянул её, чтобы сестра смогла получше разглядеть коржи и нежный крем. Рут, облизавшись, провела по нему большим пальцем, после сразу облизывая. А затем, потеряв всякий интерес к десерту, вытянула руку, пытаясь обхватить Джозефа за шею. Осторожно опустив посуду на пол, Джозеф взял сестру на руки и выпрямился. Рут, уткнувшись носом ему в шею, тут же обхватила его ногами как маленькая обезьянка.              И тогда Джозеф понял, что её мотивацией был не торт. И не конфеты, которые он пообещал сестрам за хорошее поведение. Ей нужен был брат. Джозеф, уткнувшись на секунду носом в её рыжие волосы, чмокнул сестру в лоб. Он ещё не умел обличать любовь в слова, но знал, что прямо сейчас в его сердце разливается теплом именно она.              * * *              Джозеф проснулся один. Вторая половина кровати пустовала, в комнате пахло дождем, который шел с самого утра. Холодно. Одиноко. Неужели ему приснилась ночь, принадлежавшая только им с Коди? Такое было раньше. Могло случиться и сейчас, не исключено. От одной мысли, что воспоминания разрушатся как карточный домик, желудок и остальные внутренности слиплись в болезненный ком.              Кое-как Джозеф уговорил себя встать с кровати. На нем были надеты спортивные штаны — последнее время барабанщик спал в них. Верхняя одежда аккуратно висела на стуле. Джозеф провел по ней ладонью. Принюхался. Запах соленой карамели и сладкой ваты выветрился — или тоже был частью сна. Коди оставался нежен — осмотрев себя в зеркале, барабанщик не нашел ни одного, даже крошечного, засоса. Хотелось выть.              Неужели он сказал Коди уйти, и тот правда ушел? А остальное — только мечты, неоправдавшиеся надежды. Простая мысль, против которой протестовала каждая клеточка тела.              К слову, немного ноющего. Джозеф не стал хвататься за эту мысль, как за спасательный прутик. Он и раньше чувствовал себя подобным образом. По большей части из-за бессонницы. Или — из-за того, что переборщил с дозировкой лекарств. Ему нужно было другое доказательство, что реальность и вымысел не перепутались.              Джозеф дернул ручку одновременно с тем, как-то же самое сделал кто-то с другой стороны. Он даже испугаться не успел, когда этот кто-то затолкал Джозефа обратно в комнату, прижимая к шкафу. Щеки и нос обожгло горячее дыхание. Приоткрытые губы накрыли поцелуем. Закрыв глаза, барабанщик полностью отдался ему.              — Доброе утро, — улыбнулся Коди.       — Доброе, — Джозеф решил не рассказывать, как ещё минуту назад все внутри него замерло от страха. До сих пор прижатый к шкафу, он зарылся пальцами в немного влажные волосы вокалиста.       — Я воспользовался душем. Ничего же страшного?       — Это ужасно, — Эф нахмурился. Коди напрягся, в его глазах барабанщик разглядел неподдельный страх. — Ужасно и непростительно, что теперь ты не сможешь составить мне компанию.              Время, до этого замершее для Коди, снова продолжило свой нескончаемый бег. Он шумно выдохнул. Его губы начали медленно расплываться в улыбке. Уткнувшись лбом Джозефу в ключицу, он рассмеялся.              — Ты напугал меня, — наконец, признался он, заглядывая барабанщику в глаза. Эф коротко поцеловал его в краешек губ вместо извинений. — У тебя есть фен?       — Для тебя найдется всё, что угодно.              Оставив Коди в спальне, Джозеф нырнул под душ. Он физически чувствовал, как страх, отпустив его сердце, отступает в самый дальний и темный угол. Снова получалось дышать полной грудью. Искренне улыбаться. Зажмуриться, не боясь, что из темноты выскочат новые кошмары.              И как ему только в голову пришло, что все случившееся было сном? Всё ведь закончилось хорошо — а в царстве Морфея блаженство обязательно оборачивалось кошмаром. Желаемое искажалось. Из ниоткуда появлялся Айзек, чтобы снова мучить его. Чтобы снова запугать и подчинить себе. Но больше у него не было власти.              На кухню он зашел последним. Кай, уперевшись локтями в столешницу, ел овощную запеканку прямо из формы. Он казался взвинченным. Первым заметив появление барабанщика, Кай недовольно повел бровью.              Кажется, надвигалась буря. Джозеф нашел глазами Коди. Он надеялся, что вокалист сможет прочесть по его взгляду просьбу не вмешиваться.              После приступов Кай всегда был в особенно дурном расположении духа. Обычно он пил одну таблетку за другой в тщетных попытках хоть на пару часов заглушить головную боль. В такие моменты его лучше было не трогать.              — Зачем ты впустил их? У нас, конечно, красть нечего, но уверен, они что-нибудь придумают, — начал Кай вместо пожелания доброго утра. — Умыкнуть песню-то догадались.       — Брось, — Джозеф робко улыбнулся. Атмосфера была такой напряженной, что ему казалось, будто на кухне вот-вот разразится ураган. — Наверняка, с песней вышло какое-то недоразумение, — он прикусил губу. По взгляду, которым Кай его наградил, стало понятно, что это не так. Его лучший друг был уверен, что песня украдена. И переубедить его в этом вряд ли получится.       — Во-вторых, — продолжил Кай. — Даже если они пришли к тебе, не надо пускать в мою комнату кого не попадя, — он бросил короткий взгляд на Лоуренса. Тот уязвленно передернулся.       — Я пришел, потому что переживал и хотел узнать, как ты, — высказался он, освобождая Джозефа от необходимости оправдываться. Кай злобно фыркнул.       — В следующий раз можешь ограничиться сообщением. Проснусь, отвечу.       — Это несправедливо, — покачал головой барабанщик. Джозеф был с ним согласен, но Кая, кажется, его слова только ещё больше раззадорили.       — Да что ты знаешь о несправедливости.              На мгновение в кухне воцарилась тишина. Было слышно только тиканье часов и сбившееся дыхание.              — Я не собираюсь с тобой ссориться, — Лоуренс казался спокойным, но появившиеся в голосе высокие ноты указывали на то, что он теряет терпение. — Если хочешь, чтобы мы ушли, то просто скажи.              Кай злобно посмотрел на него. Казалось, сейчас он разорвет барабанщика на маленькие кусочки, но затем… его лицо смягчилось. Он открыл рот, после сразу закрыв. Прикусил нижнюю губу. Отступил, не отрывая глаз от Лоуренса.              — Прости, — произнес он негромко, но отчетливо. Рен покачал головой.       — Ты не должен извиняться, — они говорили короткими репликами, не разрывая зрительного контакта. Джозефу показалось, что он слышит только обрывки их разговора. Гораздо большее же было скрыто от постороннего. В том числе и от него.       — Давайте завтракать, — Кай снова взял в руки вилку. — А потом придумаем, как разобраться с тем, что Джозеф назвал «недоразумением».              Буря миновала. Во всяком случае так показалось Джозефу. Но до штиля было ещё далеко. На смену одной проблеме сразу же пришла другая. Джоан, все это время сидевшая за столом и молча наблюдавшая за развернувшейся сценой, прокашлялась, привлекая к себе внимание.              Джозеф только сейчас подумал о том, что скорее всего она не сразу поняла, куда подевался Коди. А когда догадалась — наверняка разозлилась. Но сейчас, к большой чести, Джоан не выглядела униженной. Оказавшись в центре внимания, она мило улыбнулась и посмотрела на Джозефа.              — Мы можем поговорить? Наедине, — попросила Джоан.              Эф, бросив короткий взгляд на Коди, кивнул. Он хотел пошутить, чтобы парни вызывали полицию, если они через пять минут не вернутся, но не стал. Все и так на взводе. А гадости от Джоан он как-нибудь и без посторонней помощи переживет.              — Есть место, где нас никто не услышит? — поинтересовалась Джоан, когда они вышли в прихожую. Джозеф бросил короткий взгляд на лестницу.       — Можем поговорить у меня в комнате, — Джоан посмотрела на него так пристально, что барабанщик невольно почувствовал стыд, червями вгрызавшийся во внутренности. Её взгляд как будто говорил: «Я знаю, чем вы там занимались ночью. И ты так легко предлагаешь мне туда пойти?». — Или в подвале. Заодно загружу машинку, а то давно пора было устроить стирку.              Придать голосу равнодушие оказалось непросто. Джозеф обошел девушку и направился к лестнице, ведущей вниз. Он не мог избавиться от мысли, что сам загоняет себя в угол. С другой стороны, Джоан — это же не Джин. Её не надо опасаться.              Оказавшись в подвале, Джозеф пошел к корзине, куда они бросали грязные вещи. Надо было занять чем-то руки и глаза. Потому что смотреть на Джоан не хотелось. Она села на крошечный диван и провела рукой по пледу. Джозеф принес его сюда после того, как пару раз уснул, пока стирал. Монотонное гудение машинки убаюкивало. Оказалось, что это помогает не хуже, а иногда даже лучше снотворного.              — Ты хочешь знать, что меня связывает с Джин, верно? — это было скорее утверждением, но Джоан всё равно придала голосу вопросительную интонацию. Джозеф, не оборачиваясь на неё, кивнул. Такое начало разговора ему не нравилось. Попахивало ультиматумом. — Я расскажу, при одном условии. Ты тоже выполнишь мою просьбу.       — Какую же? — повел бровью барабанщик. Он спросил из дежурной вежливости. Идти на поводу у Джоан он не собирался. Больше никаких манипуляторов в его жизни.       — Ты скажешь, что нужно сделать, чтобы ты отстал от Коди. Деньги? Машина? Может, устроить тебе с кем-нибудь свидание?              Джозеф прикрыл рот ладонью, душа смех. Такие люди ещё есть? Которые считают, что на одну чашу весов можно положить чувства, а на другую, допустим, деньги, и они уравновесят друг друга? Маска уверенности слетела с лица Джоан. Теперь Джозеф видел, какая она ничтожная. И пытается удержать то, что никогда ей и не принадлежало, такими же ничтожными способами.              — Хорошо. Я скажу тебе, что мне нужно, — барабанщик сократил расстояние между ними и, склонился, заглядывая Джоан в глаза. — Мне нужно, чтобы все, абсолютно все, оставили нас в покое. Можешь пытаться подкупить меня деньгами, можешь угрожать, это будет одинаково бесполезно. Я отстану от Коди только в одном случае.       — Каком же? — хмыкнула Джоан. Она ведь не глупая девушка, и сама знала ответ. Джозеф разогнулся и вернулся к машинке.       — Если Коди сам меня об этом попросит. Нет ничего вечного. Ни дружбы, ни любви. Но отношения — это гораздо большее.       — Много ты в этом понимаешь, — фыркнула девушка. Она отчего-то не торопилась уходить, хотя прекрасно понимала, что разговор окончен.       — Нет, — Эф улыбнулся ей. Не в насмешку. Это вырвалось непроизвольно, будто шло рука об руку с тем, что он собирался сказать Джоан дальше. — Но у нас с Коди ещё всё только впереди.              Тишина в подвале особенно резала по ушам. Джозеф отстранился и снова занялся разбиранием вещей. Он уже не собирался стирать — время не позволяло. Просто дал понять, что разговор окончен. Выпытывать у Джоан, что её связывало с Джин, он не собирался. Конечно, в какой-то степени ему всё ещё это казалось важным. Но с другой стороны — Джин в тюрьме, всё кончено. Так какая теперь разница?              Спину обжег тихий смех. Нарастающий тихим гулом, он грозился вылиться в истерику. Джоан, стирая с лица несуществующие слезы, покачала головой. Если задуматься, в ней было пугающе много фальшивого. Может, поэтому она так хорошо отыгрывала роль.              — Джин говорила, что ты наивный дурак. Конечно, это было видно сразу, но теперь я убедилась окончательно. Если планируешь прожить с Коди до глубокой старости, то мне тебя жаль. Он — будущая рок-звезда. А ты так и умрешь никчемностью.              Джозеф ухмыльнулся. Сжимая в руках свитер, на котором случайно посадил пятно от томатной пасты, он медленно обернулся на Джоан. Она торжествующе улыбалась. Ждала, что барабанщик начнет истерить и кричать.              Но он, наверное, перерос это. Во многих вещах, конечно, Джозеф оставался наивен. Жизнь ещё преподаст ему парочку жестоких уроков — это лишь вопрос времени. Но вот не вестись на провокации он всё-таки научился. И думать, прежде чем говорить.              — Пошла вон из моего дома.       — Даже не хочешь узнать, как мы познакомились с Джин?       — Нет, — отрезал барабанщик.       — Зато я хочу.              На последней ступени стоял Кай. Свет обхватил его источившийся за минувший год силуэт. Он спустился вниз и, припав к стене, скрестил руки на груди. Джоан, коротко посмотрев на него, подняла глаза на оставшуюся открытой дверь, затем перевела взгляд на барабанщика. Теперь, когда она оказалась в меньшинстве, выпендриваться стало труднее. К тому же она не была уверена, услышит ли их разговор Коди.              — У нас с Джозефом был уговор, — она отзеркалила позу Кая, скрестив руки на груди. — Он свою часть не выполнил. Я тоже не собираюсь.       — Тогда я солидарен с ним, — не раздумывая, апеллировал Кай, — пошла вон.       — Ладно, — внезапно передумала Джоан. — Мы познакомились на прослушивании, — она облизала нижнюю губу. — На роль в реалити-шоу, — Кай отпустил смешок в кулак. Джоан великодушно пропустила это мимо ушей. — Джин подсела ко мне и сказала, что поможет её заполучить. Сказала, что только я смогу с ней действительно справиться…       — Что ты имеешь в виду? — Джозеф повел бровью. Он не понимал почему, но внутренности сжались от страха. Джоан хмыкнула.       — Что я смогу стать девушкой Коди. Настоящей, а не только в кадре. Джин была готова подарить мне эту роль при одном условии, — она выжидающе замолчала. Кай нетерпеливо стучал пальцами по предплечью. Несколько раз он бросил взгляд наверх, туда, где начиналась лестница. — Я сделаю все, чтобы Коди влюбился в меня по-настоящему. И вообще-то у меня здорово получалось. Мы весело проводили время вместе. Много времени. Потом еще твоя амнезия, — Джоан посмотрела на Джозефа, — подвернулась так вовремя. Но Коди никак не хотел сближаться. Он очень милый, всегда улыбается, но я для него по-прежнему просто девчонка, с которой надо целоваться, лишь когда на нас наведены камеры.              Джозеф отчетливо понял — Джоан ранят её же слова. Она должна была влюбить Коди в себя. Но влюбилась сама. Пускай даже ещё не осознала этого.              — Что же, что-то такое я и предполагал, — Кай отлип от стены. — А теперь, мисс шестнадцать на девять, тебе пора уходить.              * * *              Идея, которую предложил Кай, была проста. В чем-то даже гениальна. Только Джозефу она всё равно не нравилась.              Ему не нравилось, что он оказался как будто меж двух огней. Не мог подвести лучшего друга, для которого музыка, не смотря на всю отстраненность, все ещё играла важную роль в жизни. И не хотел становиться тем, из-за кого Коди почувствовал бы себя не в своей тарелке.              Но дело было не в выборе, которого Джозефу никто и не давал. Правда должна была восторжествовать.              В Коди было столько нежности. Самой хрупкой вещи на свете. Удивительно, как ему только удалось пронести её сквозь все эти годы, не оставив ни трещины. Нежность была в его глазах. Улыбке. И особенно много — в пальцах. Когда Джозеф держал Коди за руку, то чувствовал, как она передается и ему.              — Мне хочется зацеловать тебя до смерти, — признался он, когда они на машине Лоуренса ехали в школу. Коди смущенно улыбнулся и, уткнувшись носом ему в висок, поцеловал.              — Это, наверное, самый лучший способ умереть, — от его слов у Джозефа зачесались запястья. Отстранившись, он посмотрел на Коди самым серьезным взглядом, на который только был способен.       — Не смей умирать, — Коди хотел засмеяться, но передумал, разглядев в глазах барабанщика неподдельный испуг.       — Ладно. Не буду, — он снова притянул Джозефа к себе, и тот прикрыл глаза. Барабанщик не выспался, но на этот раз совершенно не переживал по этому поводу. Против такого недосыпа он точно не имел ничего против.              Занятия, казалось, тянулись целую вечность. Вообще-то Джозеф был не против, потому что того, что его ждало после них, он боялся куда больше, чем того, что мистер Роуз решит вызвать его к доске. А он не готов.              Обед он провел с Дикими цветами. У Джозефа чесался язык рассказать, что ему предстоит играть с Приличным обществом, но он так и не решился рассказать это. Во-первых, его самого воротило от мысли об этом. А во-вторых… многое пришлось бы объяснять, а он не хотел тратить на это время. Лучше они повеселятся, болтая о всякой ерунде.              — Как Кай? — поинтересовался Тео, воруя у него немного арахиса. Джозеф неуверенно пожал плечами.       — Ему уже лучше. Во всяком случае, он хочет, чтобы все так думали.       — Кстати, что он делал на репетиции Приличного общества? — Тео задумчиво почесал подбородок. Джозеф не был уверен, ждет ли он ответ, но молчание между ними затягивалось.       — Он говорит, что ребята украли его песню, — Тео округлил глаза.              Раньше он наверняка бы злорадно рассмеялся и сказал, что так и есть. Но сейчас медлил. Возможно, Джозефу только показалось, но он как будто даже выглядел уязвленным. Тео хмурился, раздумывая над чем-то около минуты. Эф не торопил его, рассматривая оставшиеся на доске чьи-то записи. Он не понимал в них ни словечка, и принимал скорее за рисунки. Завитки на буквах, округлая форма — Эф считал, что каждый почерк по-своему прекрасен. Даже его каракули. Они могут рассказать о человеке то, о чем тот, может, даже сам не догадывается.              — Я не верю в это, — наконец озвучил свой вердикт Тео. Джозеф посмотрел на него, ожидая продолжения. — Коди уважает творчество. Свое. Чужое. Он бы так не поступил, — Эф согласно кивнул. Идти на репетицию к Приличному обществу ему теперь не хотелось еще сильней. — Но если песня не его авторства…              Прикусив губу, Тео больше не проронил ни слова. Джозеф не решился спросить, о чем он думает. Он обернулся к Элеонор и Дэвиду, включаясь в их разговор о результатах промежуточных тестов, оказавшихся выше, чем они предполагали. Дэйв предположил, что преподаватели специально завысили баллы, чтобы студенты не расстраивались раньше времени — ведь впереди ещё летние экзамены. А Джозеф же поймал себя на мысли, что готов заниматься чем угодно, но только не думать об украденной песне.              Но время никогда не пойдет на уступки и не остановится, чтобы дать кому-то передышку. Час истины наступил.              Кай уже сидел в зале. Закинув ногу на ногу, казалось, он скучает. Но его взгляд то и дело возвращался к сцене, где Приличное общество настраивало инструменты. Джозеф кинул сумку на кресло и поднялся к ним. Коди, обхватив руками микрофон, с грустью посмотрел на него. Джозеф нерешительно улыбнулся ему.              Он тут исключительно ради правды и никого ни в чем не собирается обвинять. Особенно Коди.              — Рассказываю для тех, кто в танке, — Джозеф по глазам понял, что у лучшего друга ужасно раскалывается голова. Слово «боль» практически было вырезано на его лбу. Наверняка, если бы не принципы, он бы остался дома и поспал. — Лоуренс отдает палочки Джозефу. Вы начинаете играть неворованную, — он язвительно заключил слово в кавычки из пальцев, — песню. Если Джозеф включается и играет её с вами до конца, значит, вы все-таки её украли. Ну, или он гениальнейший музыкант своего времени и с трех нот может понять, как будет звучать песня. Если нет — значит, я ошибся. Я извиняюсь, мы расходимся. На этом всё. Есть вопросы?       — Почему мы вообще должны тебе что-то доказывать? — скривился Лукас. Рен, уже отдавший палочки Джозефу, сжал его плечо, привлекая внимание гитариста.       — Потому что это компромисс. Ради чистоты проверки, Кай не назвал Джозефу название песни, которую считает украденной. Так что если он вольется…       — Ты же знаешь, что это наша песня, — прошипел сквозь зубы Лукас. Джозеф, склонив голову, наблюдал за ним.              Теперь всё встало на свои места. На этот раз автором выступил не Коди. И даже не Лоуренс — кажется, они делили это право на двоих. Песню принес Лукас. Отчего-то в памяти всплыл день, когда Рен приехал к ним, чтобы забрать Коди. Кажется, у них должна была пройти какая-то съемка или запись на радио — неважно. Главное, что Лукас тоже был с ним. Но он не стал заходить в дом, дожидаясь парней в гараже.              Гараже, в котором Кай хранил коробки с нотами, которые обещал разобрать. Там было все вперемешку — новые песни, которые мир так и не услышал, старый репертуар Гайи. По коже поползли мурашки. Паззл был слишком четким, чтобы оказаться неправдой. Глупость, на которую был способен человек, ненавидевший Джозефа лишь за то, что Тео проявил к нему особенное внимание.              Джозеф знал эту песню. Каждый её такт. И все равно вступил не сразу, а лишь после того, как справился с дрожью в пальцах. Перед глазами все расплывалось. Он не видел лицо лучшего друга, но наверняка тот улыбнулся. Не потому что оказался прав. А потому что не оказался безумцем. Параноиком.              Голос Коди дрогнул, когда Джозеф вступил, но остаток песни он пропел чисто. Лукас постоянно оборачивался на него. Казалось, он хочет бросить гитару и уйти, но что-то не давало ему это сделать. Лоуренс, сидевший в зале, закрыл лицо руками.              — Итак, — протянул Кай, когда песня закончилась. Он поднялся с кресла, Рен тенью следовал за ним. Его потухший взгляд был направлен на Лукаса. В глазах застыл немой вопрос. — Теперь вы либо признаете, что Джозеф непревзойденный музыкальный гений, который может подхватить незнакомую песню с первого такта и доиграть её до конца, либо, что украли её.       — Вообще-то Эф и правда классный барабанщик, — улыбнулся, но тут же закашлялся Коди. — Но песня и правда… вот черт, — он виновато опустил глаза.              Когда Коди замолчал, воцарился хаос. Все кричали друг на друга, спорили и выясняли, кто прав, а кто виноват. Молчал только Джозеф, который наблюдал за происходящим, все ещё сидя за барабанами.              И за Коди. Он отошел, чтобы выпить воды, потому что кашель продолжал душить его. Сделав несколько глотков, вокалист поперхнулся. Наверно, он слишком сильно надавил на бутылку, потому что немного пролилось на сцену. Джозеф напрягся.              Что-то определенно было не так. Чужие споры теперь звучали не больше, чем просто фон. Он вышел из-за барабанов, не окликая вокалиста, но не отрывая от него взгляда. Кашель все ещё не прекращался, и как будто становился всё сильнее.              И всё-таки голоса отвлекали.              — Заткнулись все, — рявкнул Джозеф, удивляясь, насколько твердо и по-взрослому у него это вышло. — Коди…              Он хотел спросить, всё ли в порядке, но не смог. Просто не повернулся язык. Бутылка выпала из рук вокалиста. Подавшись вперед, он пытался вздохнуть, но не мог. Место вдоха занял протяжный хрип, перемешивающийся со свистом. Несколько раз он чиркнул оцепеневший воздух, а потом Коди снова закашлялся.              Когда он отнял руку от рта, на ней была кровь. Коди умоляюще посмотрел на Джозефа, и тот понял, что рано подумал о том, что всё теперь будет хорошо. Рука потянулась к телефону быстрее, чем мозг сообразил, что надо делать. Набрав 9-1-1, он считал гудки, словно они были обратным отсчетом.