О Святом и потерянных звёздах

На колени падает Вечность,

Когда в сердце вонзается сталь.

И теряет свою безупречность,

Принося вековую печаль.

Образ той, что его ненавидит

Вдруг сменяется ликом другим.

Неужели и вправду он видит

Ту, кем был так любим?

Закрываются с трепетом веки.

Не больно, но всё же странно.

Отныне теперь и навеки

Будет тело сие бездыханно

Тихо шепчет она ему: «Ничего.

Отдохни, пережил ты немало.»

«Не оставляй меня одного»

«Никогда». И его не стало.  — Вот так? Он понимает, что больше не в силах стоять. Падает. Из последних сил пытается поддержать себя руками, но всё-таки падает. А сил не остаётся. Слабость сковывает всё тело, не давая двинуться… Только слабость, но не боль. Сложно поверить, но ему нисколько не больно. Он испытал это чувство лишь два раза в жизни. Первый — когда убили его веру. Второй — когда убили любовь… Ему плохо. Холодно. На снегу лежать так холодно… Под кафтан попадают маленькие снежинки. Медленно тают, превращаясь в ледяную воду. Воду, тут же смешивающуюся с его кровью. Глаза сами по себе поднимаются к небу. Такому чистому, яркому… Она так говорила. Говорила тогда, когда прощалась с ним. «Пусть небо навсегда останется таким голубым». Это так, это правда, милая. Оно осталось в точности таким, как и твои глаза тогда. Он шепчет, шепчет, но надеется, что она его всё же услышит:  — Голубое небо. — и уже говорит так тихо, что и сам себя не понимает. — То самое голубое, что я мечтал видеть перед смертью в твоих глазах. — Она не услышит. Это невозможно. Вдруг слышится вздох. Кто тут? Алина? Он зовёт её, всеми силами напрягая голос. Зовёт, тянется. И нет, он не хочет видеть её в последние свои минуты. Но хочет, чтобы она пожалела об этом. Хочет, чтобы она плакала над его телом. А она будет… Без сомнений, будет. Пусть рыдает, пусть жалеет об его смерти и потерянных силах всю оставшуюся жизнь. Пусть. Заслужила… Он касается её щеки. Пусть, пусть помнит. Говорит ей что-то. Уже сам не разбирает что. Улыбается. Её слёзы — его улыбка. Кажется, он просит её о чём-то. Ах, да. могила. Дрожь сотрясает его тело. Глаза понемногу закрываются, но он видит, всё ещё видит. Только вот уже не Алину… Ярко-голубые глаза сливаются с таким же голубым небом. Смотрят на него с невероятной любовью и нежностью. С точно такой же, с какой смотрели и четыре века назад. Нет. Нет, это невозможно, правда? Она ведь не могла. Это кто угодно, но не она. Этого не может быть. И так замедляющееся дыхание становится почти неощутимым. Нет, нет, нет! Это не может быть она! Она мертва. Или он…тоже? Но он верит, окончательно и бесповоротно верит, когда раздаётся еле слышимый голос (на самом ли деле? правда ли?): — Александр, я с тобой, я рядом. Ты видишь? Это она. Люда. Его Люда с ним. И плевать, мертвы они сейчас или живы. Главное, это она, и она сейчас рядом. Его глаза закрываются, но он всё ещё слышит её. Она невесомо гладит его по волосам, лицу, прикасаясь к каждому, даже почти незаметному шраму и тихо-тихо шепчет, много-много раз:  — Я рядом. Ты слышишь? Я тут, прямо тут. И пусть она сейчас хоть спустилась с небес. Пусть хоть покинула ряды Святых. Пусть нарушила все законы святилища, но она здесь. С ним. Ведь она как никто знает, что сейчас ему нужно. Он собирает все оставшиеся силы, чтобы попросить. В последний раз в жизни попросить о том, о чём он просил её каждый раз, когда слёзы почти брали над ним верх:  — Ещё раз, умоляю. Назови моё имя ещё раз. Она улыбается ему. Улыбается той самой улыбкой, которая заставила его когда-то помочь ей. Той самой улыбкой, с момента появления которой, он понял, что пропал. Пропал в одной единственной. Только в ней. Навсегда. С её таких удивительно свежих для мороза губ срывается одно лишь только слово:  — Александр. И это — всё, что ему нужно. Веки опускаются. Сердце отбивает свои последние удары. Ну и пусть… Это не конец. Если она рядом, просто не может быть концом. Это их новое начало. Лишь бы она не покинула его сейчас… И это точно — самое последнее его желание, о котором он готов умолять всех Святых живых и мёртвых, благочестивых и подлых, мудрых и глупых… да кого угодно, лишь бы она не уходила. И он умоляет. Еле слышным шёпотом обращается к ней:  — Не оставляй меня одного… Он слышит ответ прежде, чем сердце наконец замирает.  — Никогда, Саша, никогда. Он не успевает понять, верит он ей или нет. Просто проваливается в небытие. Туда, откуда нет выхода и туда, где он отыщет таки новое начало. Где вера и любовь вернуться в его сердце и вытеснят ненависть и отчаяние. Где он снова станет счастливым… Небытие вдруг сменяется потоком. Нескончаемым, медленно текущим во тьме потоком. Аккуратно сменяющимися картинками. Картинками его прошлого. Картинками всех шестисот с лишним прожитых лет. Потоком его воспоминаний….