Sunrise, Parabellum

В комнате тепло, несмотря на распахнутое окно. Дом - огромный колодец, старый, поросший мхом, окно кухни выходит на маленький дворик, засаженный яблонями, воздух дрожит от воробьиного крика, визга детей, скрипа качелей, собачьего лая. Эхо лупит по стенам дома-колодца, врывается в комнату и выплёскивается наружу, унося с собой тихое бормотание холодильника. Кима Кицураги эхо огибает. Едва уловимое дыхание ему неинтересно. Гарри оставляет жёлтые сланцы у входа, мельком, вполглаза оценивает обстановку в спальне. Кровать распотрошена. Простынь скомкана, одеяло свисает до самого пола, как вывалившийся из пасти мёртвого монстра язык. Сумеречное царство задёрнутых штор. Гарри проходит на кухню. Вслушивается в негромкое посапывание с усердием интерна, констатирует заложенный нос. Ему кажется, что он слышит даже, как движется по венам кровь, мягко шуршит по стенкам сосудов. Ким лежит на стареньком опрятном диване, грудная клетка равномерно поднимается и опускается, подчиняясь механике диафрагмы и лёгких. Правая рука поперёк лица, левая ладонь на животе; правая нога согнута в колене, упирается в спинку дивана, левая (про себя Гарри назвал её Приличной) - вытянулась вдоль, выступает на целую голень с подлокотника. Вся эта красота - в длинном чёрном атласном халате, и Гарри по этому поводу кивает ещё одобрительней. Что это за белые проблески в вылинявшем космическом вакууме? Журавли? Гарри аккуратно кладёт авоську на пол, рядом с раскрытой книгой, выключает ночник и садится на низкий кофейный столик перед диваном, отодвинув блистерную упаковку, капли и коробку с салфетками к прочим скопившимся на столе вещам. Задумчиво чешет щёку. Вроде, журавли. Нещадно искорёженные геометрией складок и архитектурой изгибов. Но может быть и лебеди. Или гуси? Нужно непременно выяснить прямо здесь и сейчас или Гарри разорвёт. Он осторожно прихватывает свисающий с дивана край халата и прикрывает Приличную ногу. Журавли! Гарри улыбается и тут же хмурится. Слишком уж Приличная получилась нога. Как будто семинарию окончила. Он возвращает край халата на место. Лучше. Лучше и быть не может. Прекрасная нога, довольно густо поросшая прекрасными тёмными волосами. Гарри отклоняется назад, складывает пальцы обеих рук рамочкой, глядит сквозь. Сперва на прекрасную ногу, потом на прекрасный живот, потом на прекрасную голову с прекрасным лицом, на котором застыло абсолютно нечитаемое выражение. Ким щурится на него из-под локтя покрасневшими к уголкам глазами и молчит. - Доброе утро, Ким, - Гарри протягивает Киму очки. - У тебя журавли на халате. Ким щурится теперь уже на очки. Всего пару секунд. Потом переворачивается на бок, спиной к Гарри, поджимает ноги и утыкается лицом в подушку. «Отрицает реальность», - с почти родительской гордостью думает Гарри. - Так её! - шепчет с энтузиазмом и показывает журавлям два больших пальца. Журавли безмолвствуют. Гарри принюхивается. С улицы доносятся запахи скошенной травы, яблоневого цвета и бензина. Он прикрывает глаза. Вместо ароматических свечей - латунная пепельница с выкуренной на треть сигаретой, вчерашний кофе в зелёной кружке. Пахнет терпко и уютно. Гарри склоняется ниже и вдыхает полной грудью. Рецепторы в экстазе, Электрохимию замкнуло. Ким ёжится, потому что господин Дюбуа совсем оборзел и сопит ему в ухо, отмахивается, пробормотав «заразишься», и смачно шлёпает Гарри по лицу тыльной стороной ладони. Ненамеренно. Наверное. Он поворачивается нехотя, близоруко смотрит на широкое, доброе лицо, нехарактерно шмыгает носом. - Ты что, нюхаешь меня? – спрашивает хриплым голосом. - Да, - благоговейно отвечает Гарри. Ким молчит какое-то время. - И чем я пахну? ВОСПРИЯТИЕ: Потом? ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: Кошачьей головушкой? ВНУТРЕННЯЯ ИМПЕРИЯ: Экзистенциальностью? ДРАМА: Революцией?! ВОСПРИЯТИЕ: Погодите, мы знаем, как пахнет кошачья головушка?.. Гарри молча пожимает плечами. Ким садится и зевает в кулак, обводит комнату сонным взглядом, удостоверяется, что дверь не выломана. Надевает очки, сладко-сладко потягивается, взъерошенный, а потом вдруг тихонько чихает в сложенные ладони два раза подряд. «Как воробушек», - с нежностью думает Гарри, протягивая ему салфетку. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: Воробьи чихают? ЛОГИКА: Этот – определённо. - Как ты сюда попал? – Ким беззастенчиво высмаркивается в предложенную бумажку. - Домовладелица дала мне ключ. Ким не уточняет, какого рожна хозяйка дала ключ от его квартиры совершенно незнакомому человеку. И почему Гарри не постучал, как все нормальные люди. Видимо, принимает, как данность. Большая ладонь мягко ложится на его лоб, и Ким почти давится ещё одним зевком. - Тридцать семь и четыре. Нет, тридцать семь и три, - выдаёт человек-градусник и идёт варить кофе. - Будешь гренки? Не дожидаясь ответа, Гарри достаёт из авоськи яйца, молоко и батон. Спустя пару минут кухня взрывается ароматами кофе и жарящихся на подсолнечном масле гренок. Гарри ласково поглядывает на даже не пытающегося раздуплиться Кима. За окном мелькает чёрный росчерк, сразу следом ещё один, раздаётся пронзительное, но приятное уху цвирканье. - Стрижи, - Ким смотрит на кусочек неба и Гарри хочется погладить его по растрёпанной макушке. Ему вообще часто хочется потрогать Кима. В смысле, это же нормально, да? Люди – тактильные животные. ЭМПАТИЯ: Не все. Многие очень трепетно относятся к вторжению в личное пространство. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: Невербальные межличностные коммуникации естественны, необходимы даже для полноценного взаимодействия между индивидуумами, но у всех есть собственные границы допустимого, определяемые степенью близости отношений, обстановкой и особенностями характера. Частые прикосновения к знакомому человеку обычно имеют целью донести положительное отношение субъекта к объекту. Говорят о привязанности и симпатии. Естественно, субъект, помимо прочего, всегда имеет корыстный интерес. Людям приятно трогать то, что им нравится. «Ким сознательно прикасался ко мне сорок девять раз с момента нашей встречи. Это много?». ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: … ЭМПАТИЯ: … ЭМПАТИЯ: Ок, на самом деле, довольно крипово, что ты ведёшь счёт. Я серьёзно. Перестань. Домашнего Кима в естественной среде обитания Гарри до сего утра не наблюдал, поэтому впитывает с нескрываемым удовольствием. К его вящему облегчению Киму комфортно в его присутствии. Он не пытается запахнуться в халат, когда встаёт, позволяет ткани струиться по жилистому телу, лениво почёсывает живот. Боксеры обнимают бёдра, как вторая кожа, - ни складочки. Гарри на автомате щупает собственные жопьи ушки и находит контраст удовлетворительным, но мысль додумать не успевает, потому что его захлёстывает дежавю. Он уже смотрел когда-то на кого-то и испытывал похожее чувство. Чувству этому Гарри тогда не подобрал определения, в голове сделалось внезапно пусто, только Трепет мурчал без слов незнакомую нежную мелодию, перебирал струны души, как будто на арфе играл. На этот раз банда голосит, как лидеры партий на заседании Моралинтерна. Ким замечает изучающий взгляд и задумчивое выражение лица, но предпочитает не ввязываться в полемику. Явно пользуясь тем, что Гарри не успел сформулировать и озвучить вопрос, он передислоцируется сперва в спальню, затем в ванную и прикрывает за собой дверь. Гарри выключает конфорки и следует за ним. Ким в отражении зеркала вопросительно изгибает бровь, когда Гарри молча садится на краешек ванны. Комната крохотная и Гарри буквально заполняет её всю, как будто вместе с ним туда набилось ещё человек двадцать. И все эти двадцать человек с любопытством смотрят, как Ким выдавливает на зубную щётку белую пасту. - Я тебе не мешаю? - вежливо уточняет Ким. Гарри видит улыбку в его глазах и энергично машет косматой головой. Умывшись и почистив зубы, Ким оборачивается, складывает на груди руки и указывает подбородком в сторону выхода. Электрохимия, заручившись поддержкой Авторитета, кроет нецензурщиной Силу воли, проверка требует нереальных показателей, но в этом раунде победа за последней. Гарри уползает обратно в кухню, но проигравшим себя не чувствует, потому что улыбка из глаз Кима никуда не делась. Нужно ли облечь чувство в слова? Может, если потужиться как следует, получится передать его мысленно? Гарри сдавливает виски пальцами и буравит дверь взглядом. Какое-то время из-за двери слышно только, как течёт вода, затем раздаётся приглушённый звук и невнятное бормотание. Судя по реверберации, Ким уронил мыло, и Гарри немедленно приписывает результат собственным интенсивно направленным флюидам. Фак ю, хейтеры паранатурального. Ким выходит из ванной в серых домашних штанах и белой майке, гармонично дополняет ансамбль запахов тонким ароматом шампуня. На кончиках влажных волос посверкивают хрустальные капли, и Гарри приятно промурашивает с ног до головы, когда одна срывается и падает Киму на ключицу. ЭМПАТИЯ: Даже мысли не допускай, что он не осознаёт, какой каскад химических реакций в твоём организме сейчас запустил. ЭМПАТИЯ: ...ему это нравится. КАКТУС НА ПОДОКОННИКЕ: Вздор! Гарри смотрит на растение вопросительно, но кактус только презрительно фыркает и возвращается к фотосинтезу. Стол накрыт, и они садятся на диван, легонько соприкасаются коленями, когда Гарри тянется за кружкой. Он тщательно анализирует это ощущение, каталогизирует и отправляет в стопку тактильных взаимодействий, повышающих выработку окситоцина. ЭЛЕКТРОХИМИЯ: Тебе нужно усилить его. Продлить. Чем угодно. Проверь шкафчик в ванной. Может, у него есть что-нибудь стимулирующее. Ким почти беззвучно отхлёбывает кофе, затем берёт чайную ложку, тщательно размазывает по гренке кизиловое варенье и аккуратно откусывает небольшой кусочек над блюдцем, чтобы не накрошить. Гарри каждое действие провожает сосредоточенным взглядом, медленно перемалывая зубами собственную гренку. Ощутив повышенный интерес к собственному лицу, Ким перестаёт жевать. Судя по выражению, предполагает худшее и буквально физически не может смириться с тем, что сладкое и липкое может пристать и к его коже. Возмутительно. Он наугад проводит по нижней губе большим пальцем, собирая теоретическое варенье и гипотетические крошки, шарит по столу взглядом, взвешивая варианты, почти тянется к салфетке, но передумывает. Вместо этого слегка проталкивает подушечку пальца в рот и прищипывает губами. Хорошо, что Гарри успел проглотить откушенное. Разделавшись с большим пальцем, Ким внимательно разглядывает ладонь, замечает блестящую розовую полосу на указательном и слизывает её, невыразительно посматривая на Гарри и, в частности, на его приоткрывшийся рот. Максимально искренний в собственной невинности. Топология бровей омывает Гарри волной лёгкого недоумения. Кактус раздражённо кряхтит. «Почему он смотрит на меня?» ЭМПАТИЯ: Ммм… Если честно, я не уверен, к чему было всё это показательное пренебрежение личной гигиеной. ТРЕПЕТ: Улица тонет в тумане, дымная и стылая, холодные слёзы стекают по серому жёлобу прямо под ноги редким прохожим. Из окна старого, прокуренного бара льётся тёплый свет, манит уютным гулом рокот голосов. Пожилая женщина в шляпке с вуалью выбирает в музыкальном автомате непристойно лиричную песню. Под пудрой едва уловим румянец на впалых щеках. Молодой дальнобойщик пригласил её на танец. ЭЛЕКТРОХИМИЯ: Он точно флиртует с тобой! Давай, Гарри, время поработать ртом. Суй руку в банку. Пять пальцев сразу. Обсоси каждый до запястья, глядя ему в глаза. АВТОРИТЕТ: Тебе стоит сделать именно это. Ты точно сосёшь лучше. «Сосу-Как-Профи» - твоё второе имя. «Гаррье «Сосу-Как-Профи» Дюбуа. Как-то не очень поэтично. Ты уверен, что это моё второе имя?» АВТОРИТЕТ: Абсолютно. СИЛА ВОЛИ: Гарри, нет. ЭЛЕКТРОХИМИЯ: Гарри, да! Проверка просрана. Гарри нерешительно тянется к варенью, но Ким опережает его буквально на секунду и умыкает банку, чтобы смазать вторую гренку. Где-то глубоко в голове с облегчением выдыхают несколько Голосов сразу. КАКТУС НА ПОДОКОННИКЕ: Не пора бы вам, пардон, сдристнуть, джентльмены? - Я не нравлюсь твоему кактусу. Ким оглядывается на подоконник. - Ему никто не нравится. КАКТУС НА ПОДОКОННИКЕ: Как ты можешь?! После всего, что между нами было?! Всё это время я позволяла тебе заливать меня неотстоянной водой (ты вообще в курсе, что такое нижний полив?), поглощала твой углекислый газ, всеми хлоропластами резонировала с этими твоими странными звуковыми волнами!.. - Ты ей нравишься. КАКТУС НА ПОДОКОННИКЕ: Ты пересаживал меня дважды! Трогал за корни, на минуточку! Прими ответственность, как мужчина! ТЕХНИКА: Стоп, что там было про странные звуковые волны? КАКТУС НА ПОДОКОННИКЕ: Ну всякие там вздохи, выдохи, чихи, бормотания, стоны, всхлипы, эти, как их там на человеческом, шёпоты, шорохи, сухие, мокрые, я не знаю, по-хлю-пы-ва-ни-я. Гарри мечтает научиться краснеть только ушами. - Ей? – Ким снова оглядывается, на этот раз несколько нервно. – Что она говорит? - Говорит, ты обязан на ней жениться, - Гарри стоически выдерживает полный вопросов взгляд, не дрогнув ни единым мускулом, но развивать тему отказывается, хотя кое-кто настойчиво рекомендует углубиться в предмет. – Почему ты спал на кухне? ВИЗУАЛЬНЫЙ АНАЛИЗ: Ты знаешь, почему. Разумеется, Гарри знает. Знает, как Кима лихорадило ночью, как он ворочался с боку на бок, то кутаясь в одеяло, то стягивая его напрочь. Как ближе к трём часам утра он натянул журавлиный халат на мокрое тело и поплёлся на кухню, измученный температурой и ознобом, запил две таблетки парацетамола оставшимся в кружке кофе, включил ночник и прилёг на диван со скучнейшей книжкой, целенаправленно, чтобы сморило. Практически ощущает, как приятно холодил ветерок раскалённую голову, перебирал слипшиеся от пота волосы, пока Ким раз за разом перечитывал один и тот же абзац, пытаясь разобрать слова. Видит, как около четырёх, пока рассвет за окном ещё не вспугнул тени, книга медленно сползла с его груди и упала, раскрытая, на пол. «Что ему снилось?» ВНУТРЕННЯЯ ИМПЕРИЯ: Бескрайняя серебристая степь, поросшая ковылём, полная разбегающихся из-под ног кузнечиков. Стрёкот, как звон крохотных колокольчиков. Солнце клонится к закату, умывает его лицо розовыми лучами, гладит тёплыми пальцами. Рядом с ним – т… - Зачитался и уснул, - отвечает Ким. Гарри кивает. Пока он моет посуду, Ким безжалостно свежует кровать, подбирает с пола подушку, сдирает пропитавшуюся болезнью шкуру простыней. Слышно, как поскрипывает матрас, когда он заправляет чистое бельё, как взлетает и опадает тонкое покрывало, как раздвигаются плотные шторы, являя улице перелинявшую спальню. Когда он возвращается на кухню, Гарри сидит на диване с мягкой игрушкой в руках. Ким присаживается рядом, берёт протянутого плюшевого монстра, напоминающего осьминога с муравьиной головой и шестью пуговицами вместо глаз. - Это что, фазмид? - Самый ходовой в детских магазинах товар! - Ты сам его сшил. - Я сам его сшил. Ким вертит фазмида в руках, придирчиво, как член жюри на выставке кошек, осматривает лапы, а потом расцветает в улыбке. - Спасибо, Гарри. И комната заполняется светом.