В ловушке чужой мечты

Жан бросил свою машину у ворот и бегом ринулся в кабинет к Байрону. Охрана недоумевала, наблюдая за происходящим со стороны: размашистые шаги, несвойственные ему, и торопливое, сбитое дыхание. Жан выглядел как растрепанный, загнанный пес. Именно в таком виде он влетел в кабинет к отцу, чем и ошарашил его с самого начала. — Нам нужно поговорить! — с порога заявил он. — Отдышись и сбавь обороты. — Байрон окинул сына презрительным взглядом с головы до пят. — Ты все знал?! Почему ты молчал?! — Жан не мог должным образом контролировать свои эмоции и поэтому сам, того не замечая, он кричал. — Ну, во-первых, сдержи тон. Я не собираюсь снова выслушивать твои крики. А во-вторых, объясни все по порядку. Я, к сожалению, не умею читать мысли. — вместо работы Байрон был занят прочтением одной из книг, которую взял еще утром из своей личной библиотеки. Даже при разговоре с сыном он не стал прерывать свой процесс чтения и тем самым проявлял неуважение к нему как к собеседнику, ставя себя выше. — Ты знал о том, что Элю выдают замуж? — отчаянно вопрошал. — Ну знал и что с того? — Предотврати эту свадьбу, — слетевшие с уст Жана слова означали не просьбу, а явное требование, которое даже немного шокировало Байрона. — И не подумаю. С какой это стати? — Он отложил книгу в сторону, понимая, что их разговор с сыном приобретает новые обороты и обычной перепалкой это навряд ли завершится. — Ну что тебе стоит просто предотвратить эту чертову свадьбу? Ты же понимаешь, что Эля никогда не будет счастлива с этим стариком. Этот брак обрекает ее на пожизненные мучения. — Жан изо всех сил пытался взывать Байрона к благоразумию, но от него он не видел никакого отклика. — Это не мое дело. Я не собираюсь лезть в чужую жизнь и тебе не советую. —А в мою жизнь ты вмешаться не побрезговал значит? Не просто вмешаться, я бы сказал перевернуть все верх дном. — Ты — мой сын, и я имею на это полное право, — твердо заявил Байрон. — Да может быть мы и связаны одной кровью, но это не означает, что я и моя судьба теперь всецело принадлежат тебе, — неустанно продолжал доказывать Жан. — Чего ты хочешь добиться этим разговором? Менять свое решение по поводу свадьбы Карла с Элей я не собираюсь. В этом направлений все пересуды закрыты! — объявил он сыну. — Ну в тебе же должно было остаться хоть что-то от того, кого так искренне полюбила в свое время моя мать. — Жан слышал звук своего сердца, звук полный переживаний за исход данного разговора ведь от этого зависело очень многое. — Откройся ты уже наконец-то с другой стороны. Я вижу твою душу, ведь ты тоже человек. Ну так покажи мне, что эта душа не до конца еще сгнила и почернела. — Довольно! Ты слишком сильно привязался к этой никчемной девчонке. Вам все равно с ней не по пути. Не принимай все за чистую и светлую любовь. Если вы жили вместе какое-то время это еще не значит, что теперь это любовь до гроба. — Да как ты не понимаешь? Эля это мой лучик света, проблеск счастья в череде сплошной тьмы. — на момент Жан даже попытался открыться перед отцом, обнажая перед ним свою душу. Сейчас он был готов на что угодно, лишь бы уговорить его изменить свое решение. — Твоя любовь — это ничто иное как простая одержимость, — с уверенностью заявил мужчина. — Откуда тебе знать, что я чувствую? Или ты решил, что можешь опираться лишь на свои решения? — Жан прекрасно осознавал, что понять его для Байрона на гране фантастики. — Ты слишком наивен и беспечен. — Байрон, по всей видимости, начал терять интерес к этому разговору, и в его руках снова очутилась книга. — Это просто ты не воспринимаешь меня как человека. Для тебя ведь всю люди — лишь фигурки на шахматной доске судьбами которых ты можешь распоряжаться, как угодно. Кем-то и пожертвуешь ради победы, кого-то невзначай превознесешь, но тоже ненадолго. В любом случае за доской сидишь ты и только ты решаешь кому оставаться, а кому пасть. Я ведь прав? — Жан побагровел от злости. — Уймись! Я не желаю слушать твои бредни! — гаркнул на сына Байрон. — Ясен пень, что тебе проще было бы иметь немого сына, который не смог бы высказать тебе все это. Но увы…тебе не повезло. Но можешь исправить это. Например, вырвать мне язык и дело с концом, — начал острить Жан, понимая, что этот разговор зашел уже давно в тупик. Но раз он уже здесь, то, наверное, это шанс для того, чтобы высказать все, что накипело за долгие годы. — Прекращай нести эту ахинею. Я был о тебе лучшего мнения. — Ты ведь и сам понимаешь, что ценность вещей познается только через опыт потери. Так прошу, не заставляй меня проходить через это снова и снова. — Насчет свадьбы я сказал все. — Я останусь стоять на своем так же, как и ты. Спешу тебе напомнить, что у меня характер матери. Так что так или иначе, но одному из нас придется поступиться, чтобы выйти из сложившейся ситуации. А на этот раз отступать я не намерен. Слишком велика цена. — Оставался непоколебимым Жан, показывая свое недюжинное упрямство. Он собирался стоять на своем до конца и сражаться смертным боем со стеной, выстроенной отцом. — Пойми ты уже наконец, что если все сложилось подобным образом, значит сама судьба указывает тебе на то, что она не та, кто должен быть рядом с тобой. — Такие вещи как судьба — это всего лишь наваждение. Своей жизнью мы вправе распоряжаться сами. — Теперь-то Жан дал волю своему негодованию. — Я правильно понимаю, уступать ты мне не собираешься? — Совершенно верно. — Уже на этом моменте Байрон заподозрил что-то неладное, но не подал виду. — Только дьявол сможет одолеть дьявола. Звучит прямо как работка для меня. Да, папаша? — с этими словами Жан вышел из кабинета и быстрым шагом направился вниз. Он шел с определенной целью и горящим ненавистью взглядом. Байрон подскочил с места. — Юстин… — оговорился он по привычке, но тут же исправился — Жан! Вернись сейчас же! — Только вот сын уже не слышал его. Сейчас он слышал лишь свой гнев, диктующий ему условия. Байрону ничего не оставалось, кроме как зажать кнопку вызова охраны. — Где Катарину носит? — возмутился Байрон, пытаясь предпринять меры, чтобы утихомирить поднявшийся бунт сына. Жан спустился в подземный гараж. Тут как раз-таки можно было найти все необходимое. И первым, что бросилось в глаза, была канистра с бензином. Она стояла тут как стратегический запас для непредвиденных ситуаций. Но, видимо, Жан решил, что пришло ее время. Он схватил ее и выбежал из гаража на площадку перед домом. Опостылевшая охрана стояла, как безвольные зрители. Они не могли применить силу к Жану, так как Байрон запретил им прикасаться к сыну. — Назад все! — Жан показательно вышел на середину площадки и с характерным щелчком открыл канистру. Он действовал быстро, дабы не дать охране опомниться и предпринять хоть какие-то действия. Без раздумий или какого-либо волнения Жан равнодушно опрокинул канистру над своей головой, выливая все ее содержимое на себя. За секунды он оказался покрыл гадкой, вонючей жидкостью с ног до головы. Жан прекрасно понимал, что Байрон не оставит подобное на произвол судьбы и обязательно будет наблюдать за тем, что будет предпринимать его сын. Пусть он и не спустится вниз, но и спокойно продолжать чтение уже не сможет. И Жан оказался абсолютно прав. Байрон вышел на балкон. Его внимание сразу же перехватила канистра в руках сына. — Ты что творишь?! Совсем с дуба рухнул?! — В одночасье мужчина потерял все свое хладнокровие и безразличие. — А вы чего стоите, олухи?! Я на кой черт вам деньги плачу?! Сделайте же что-нибудь?! Охрана была в замешательстве. Несколько парней предприняли попытку подойти к Жану, но он тут же воскликнул: — Назад! Я, что, неясно выражаюсь?! У меня проблем с дикцией вроде нет! Я же сказал, что вам тут не место сейчас, ребята! Это лишь наше дело! — Жан достал из кармана сигаретку, припрятанную им еще утром. Она впитала в себя бензин и уже была безнадежно испорчена, но только это его ничуть не останавливало. — Курить так охота. Байрон отчетливо видел во взгляде сына ту иступленную ненависть, которую он испытывал к нему годами. Только вот сейчас пламя ненависти разгорелось в Жане с новой силой. Этот пожар уже не затушить так просто, он слишком широко раскинул свои крылья. — Жан, завершай этот цирк! Давай нормально поговорим, — в этих словах Байрона, казалось, прозвучал последний призыв к благоразумию. — Поговорим? Мне показалось, что разговаривать со мной ты не намерен. — Жан достал из кармана свою зажигалку и прокрутил ее в руке. Это действие привело к появлению нервной испарины на лбах охраны. — Я сказал тебе все как есть! Будь добр, прими этот факт! — Байрон боялся сделать хоть одно лишнее движение, ведь сейчас на кону стояла жизнь его единственного сына. Он понимал, что Жан не побоится чиркнуть зажигалкой. С таким характером мужчине приходилось сталкиваться на протяжении многих лет, когда он жил с Дианой. — Почему я всегда должен действовать так, как ты желаешь?! Я же не марионетка! Почему бы тебе просто не помочь мне сейчас?! — Я понимаю, что тебе сейчас сложно принять все это, но поверь через время ты даже не вспомнишь об этой девчонке. Просто поумерь свой юношеский максимализм. — Байрон ударил кулаком по стене. — У тебя еще таких как она будет ни счесть. Не дури ты! Включи голову! — Должно быть уморительно было издали наблюдать за тем, как ты погружаешь меня во тьму, в кромешный ад, который, казалось, будет длиться вечно. Ты рассчитывал на то, что так будет вечно? — Жан почувствовал, как в душе образуется пустота. — Знаешь, а ведь за прошлое, за брата, за друзей, за маму, я бы наверное смог тебя простить. Это было тяжело, но я бы попытался. А сейчас после того, что ты сделал с моей жизнью, после того как ты поступил столь подло. Я могу честно заявить: Я тебя ненавижу! От сказанных сыном слов у Байрона неприятно защемило в груди. Но он не подал вида, что эти слова вонзились в его сердце, как самые острые ножи. — И что ты собираешься делать? Покончить с собой? Что тебе это даст? Разве так ты сможешь добиться своего? — Он сжал кулаки так, что ногти впились в ладонь. — Это наконец-то избавит меня от мучений, избавит меня от тебя! — Вены на шее Жана вздулись до предела. Он поднес Зажигалку к своей одежде пропитанной горючей жидкостью и уже приготовился сделать самый безбашенный поступок. — Не смей! — воскликнул Байрон. В этот момент он впервые за долгое время почувствовал свою беспомощность перед кем-то. Это паршивое чувство, от которого он так старательно убегал настигло его с новой силой. — Хорошо-хорошо, давай поговорим и все спокойно обсудим, только прошу прекращай действовать мне на нервы. — Не о чем нам разговаривать! Ты свой выбор сделал — Его глаза сверкнули решимостью. Жан решил больше не ждать и действовать, но не успел привести свою угрозу в исполнение. Он получил резкий удар по затылку чем-то тяжелым. Жан даже не успел опомниться, как его снова окутала черная пелена. В его голове еще отдаленно звучал голос Феликса, который подоспел не очень вовремя и сорвал все его планы. Жан рухнул на землю, снова оказавшись в отключке от такого удара. Феликс стоял позади; в его руке блестела с железная труба. — Давно мечтал сделать это, — усмехнулся он, как бы оценивая свою работу после смачного удара. — Феликс! Ты что творишь?! — несмотря на гнев, Байрон облегченно выдохнул. — А что он тут свои условия ставит? — Туоми пожал плечами так, словно тут и вовсе не при чем. — Зачем ты так? — Катарина подбежала к Жану. — Зовите врача! — Ой, да ладно вам, все с ним хорошо будет. Может мозги сотрясутся, думать наконец-то начнет — Феликс прокрутил в руке трубу так будто бы она ничего и не весела. — Почему у тебя всегда такие радикальные меры? — продолжала возмущаться Катарина. — Надо было позволить ему спалить себя? — фыркнул Феликс и поспешил скрыться от всей этой суеты, которая теперь развивалась вокруг несостоявшегося суицидника. На балконе тоже было пусто. Байрона уже и след простыл. По всей видимости он решил привести себя в порядок после произошедшего и немного осмыслить все что слетело с уст сына. Сегодня впервые за все время в особняке Байрона было настолько беспокойно.