***
Я попала в рай. Разумеется, я знала, что все <<прелести>> моего положения рано или поздно настигнут меня — вместе или по очереди. Но пока всë ограничивалось отменным аппетитом и пристрастием к определëнным блюдам. Когда мне надоел сыр и захотелось мочëных яблок, девчонки попросили остановить лодку и притараканили с ближайшего хутора целую бочку. Эти яблоки мы уговорили, в основном, вдвоëм с Элани, которая их обожала в любом виде. Когда возжелалось рыбки, то, выйдя утром на палубу, я обнаружила всех мужиков (кроме Окку, который технически тоже мужик), сосредоточенно смотрящими на удочки. У Ганна в ведре плавали три крупные рыбины, у Касавира и (к моему удивлению) Бишопа — с десяток мелких рыбëшек. Добычу Ганна пожарили, остальное пустили на суп. И в процессе ловли все трое — впервые! — не ссорились, а делали дело. Зима выдалась мягкой, та морозная ночь была исключением. Но самое тëплое одеяло общим решением отдали мне. А иногда ко мне приходил Окку и позволял обнимать себя. Несмотря на его призрачность, у меня возникало ощущение, что я обнимаю живого медведя — огромного, тëплого, мягкого и пушистого. Он же защищал меня от ветра в пути, ненавязчиво идя с наветренной стороны. А Касавир стал невыносимо нежным, словно боялся повредить. Но даже в этой бочке мëда нашëлся свой дëготь. Девчонки наблюдали за мной слишком пристально. Особенно — Сафия, Каэлин и примкнувшая к ним Элани. Это иногда нервировало. Ну не привыкла я к такой навязчивой заботе! А Меч продолжал молча вампирить меня через осколок. И я боялась, что однажды Каэлин со своей песней не успеет. Но если бы не это, можно было сказать, что путешествие началось прекрасно. Василь остановил ладью, и мы сошли... Нет, ещë не в Пепельнолесье. Или, правильнее, Ясеневом лесу. Для начала мы решили сходить к озерам Луруа. Что мы там искали? Да всего понемногу. До чего руки дотянутся. Если честно, то эту часть Рашемена я помнила очень плохо. Почему-то самым ярким впечатлением были медведи, от которых я защищала Окку, и девушка Аня. Поэтому из чувства противоречия я решила первым делом заглянуть туда. А Бишопу было, что называется, до канделябра. Вот тогда я оценила и тëплое одеяло, и тëплого Окку. Путь выдался достаточно длинным. И началось всë с Куарры. Эта девочка пристала к нам ещë в Мулсантире и пообещала, что еë племя научит нас какой-то мудрости. Ага, научили... — Еë зовут как меня! — возмущалась наша ведьмочка. — Это же позор! Я — и эта людоедка! — Она не людоедка, — возразила я. — Мелких ещë можно переучить! — Святоши плохо на тебя влияют, — язвительно вклинивался Бишоп. — В нашем отряде целых два святоши! Может, оставишь одного дома? И тогда я увижу прежнюю стервочку, способную наступить на горло своей глу... доброте. Я отмахивалась, а про себя смеялась: надо же, кому-то удалось потрясти нашего прожжëнного циника. А по сути, Куарра была всего лишь ребëнком. Она ещë не распробовала человечины, хотя неоднократно видела, как взрослые еë поедали. И знала, что в будущем она сама будет ею питаться. А их ритуалы, связанные с поклонением Пожирателю Душ, все так или иначе базировались на каннибализме. Хотя Холмовое Племя себя людьми не считало. Вполне обоснованно: они были оборотнями. Бишопа они сочли фальшивкой, потому что он не сожрал Окку. Последний с удовольствием помогал вставшему на путь исправления следопыту. Да и мы тоже не мух ловили. Богопротивное племя сократилось на всех взрослых. А за детей попросила меня Каэлин. Что не понравилось Бишопу, которого Акаши подбивал полностью извести предательское племя. Куарра и остальная мелкота сбежали. Может, их перевоспитают те, кто примет. И до сих пор для меня непонятен смысл этих существ. Щукой из поговорки* они не были. Караси, то есть люди, о них не знали! Или знали из легенд, на персонажей которых эти разбойники не походили. Значит, правильно истребили. Зачем быть тому, что бесполезно, и даже вредно? Но Касавиру эту крамольную мысль я не выскажу. Хоть он и далеко ушëл от того, кто пощадил раненых орков (сам потом мне сказал, мол, не лучше ли было их добить, чем оставить гнить заживо?) — такого макиавеллизма он не примет. Не готов. Достаточно того, что мы защитили местных жителей от оборотней-людоедов... Медведи были огромны и величественны, но ни в какое сравнение с Окку не шли. Не было у них устрашающих шипов, лохматой радужной шерсти, да и размерами они малость уступали нашему другу. Я даже встала рядом с одним из них, убедившись, что головой едва достаю до его холки. Холка Окку уже находилась вровень с головой Касавира. Кстати, против меня медвежьи предки не возражали. Даже благосклонно выслушали мою запутанную историю и посоветовали пореже пользоваться мечом: дескать, чем больше он убивает, тем становится опаснее — в том числе, и для меня. А вот Окку досталось — хотя и не так, как я опасалась: — Так ты не выполнил то, ради чего мы все умерли... И тот, кого ты должен был убить, ходит с тобой и пользуется твоей защитой... — Зверь перевëл дух. — Убить бы тебя, внук. Но ради этой барышни, которая едва не спасла нас всех от Пожирателя, просто отказавшись от столь сомнительной чести... Живи. И постарайся избавить мир от Пожирателя в любом виде. Хоть с этим Бишопом, хоть без него. Тогда простим. ** Уходил наш медведь от них с опущенной головой. — Что, пропесочили? — не удержался Бишоп. — Ты дурак? — вместо Окку ответила Кара. — Действительно. Скажи спасибо, что у нас есть такая языкатая несложившаяся пожирательница, а то бы тебя тоже размазали по песочку, — сурово высказала Каэлин. — Да и я тоже немножко поспособствовала... — Да уж. То, что они спокойно выслушали меня, во многом заслуга Каэлин. Она всë это время что-то делала, может, спокойствие на них колдовала. — Я вздохнула. — Ситуация и верно стрëмная. Даже более, чем я думала. Целое племя отдало свою силу Окку, чтобы он убил твоего предшественника, а он не смог. И теперь пытается идти другим путëм — вместе с тобой ищет средство избавления от этой твари внутри. Поэтому иногда лучше промолчи. Может, за умного сойдëшь. Бишоп раскрыл рот... и захлопнул. Видимо, до него постепенно доходило... А что конкретно? Поглядим. Если это его исправит, может, я ещë Акаши в ножки поклонюсь. Хотя кланяться Пожирателю так же глупо, как кланяться заболевшей печени алкоголика...***
Аня была хороша. Волосы еë были черны, как вороново крыло, глаза глубоки, как лесные озëра, а стан — строен, как ива. И Ганн еë не помнил. Совсем! Ну то есть, помнил тихую девушку в косынке и сером платьице, с повадками осторожной лани. Но чтобы вот так, с распущенными волосами, в ярком платье... И тем более, он не помнил, чтобы что-то с ней делал во сне. Она была слишком тихой, слишком скромной, и ему пришлось бы проявлять инициативу. А он никогда не был идиотом и не гадил там, где спит. — Рыцарь, значит? Сэр Ганнаев? — с ехидцей высказалась Ари. — Молод он ещë для сэра, — серьёзным тоном добавил Касавир. — Для начала походил бы в оруженосцах. Я бы принял, человек неплохой, хоть и эгоист... Ганн покраснел. Хотя раньше никогда этого не делал. Вдруг почувствовал, как пылают его уши, щëки и даже нос. И возжелал провалиться сквозь землю. — Так это был не он? Но ведь именно он тогда ночевал у нас! — растерянно обратился Джаник, отец Ани, к остальным. — Это ещë ничего не значит, — уже без иронии ответила Ари. — Возможно, у девочки всегда была богатая фантазия. И ещë — она может быть потенциальной хатран, которую каким-то образом упустили. — Хатран? Как? — испугался мужчина. — Ну, одна себе нашла друга-телтора... А эта создала воображаемого рыцаря из первого попавшегося красивого парня. Будь он в моëм вкусе, я бы тоже создала, потому что менестрель... Теперь еë как-то надо вытащить из еë сна, но как? — Давайте, я поговорю с ней. Но в сон заходить не буду, клянусь! Кстати, она хоть ест, пьëт, одевается сама? — Да. На это еë хватает. Но всë делает как во сне, и работать не может — для этого уже нужны мозги... — Ну хоть что-то, если всë пойдëт не так... — синхронно выдохнули Ганн и Ариадна. Да, не будь Аня такой скромницей, она была бы опасна. Находясь с ней рядом, Ганн чувствовал себя, как на иголках. Не Аня, а суккуб какой-то! — Рыцарь мой. Где же ты? Почему приходишь только ночью? И куда пропадаешь днëм? — тихим колокольчиком звенел еë голос. — Я здесь, — чувствуя себя до крайности глупо, отвечал Ганн. — Я с тобой. — Но ты не тот. Ты и он, и не он. Как такое может быть? Что с тобой? Неужели солнце украло твою красоту? — Да, — подхватил парень еë мысль и опять покраснел. — Солнце — мой враг. Луна — моë спасение. Так меня прокляли Спящие Ведьмы, — на ходу придумал он. — Только при луне мы можем увидеться. Сегодня я нарушил запрет и больше не смогу появиться под солнцем. — Это не беда. Я дождусь тебя, мой рыцарь. И вместе мы придумаем что-нибудь... Кое-как завершив разговор, Ганн выполз из дома. — М-да, вляпался я на ровном месте, — вздохнул он. — И что самое обидное, не виноват! А ещë я, кажется, знаю, почему еë упустили хатран. Она либо глупая, либо... кощунник вроде Ари. Даже сильнее, потому что Ари так не погружается в мечты. — Просто Ари профессионал, — вступилась за подругу Сафия. — Она мечтами управляет. И делает из них песни. — И помочь я Ане пока не могу. Не знаю, как. Боюсь, что сам застряну в еë сне, — признался Ганн. — Ничего, придумаем что-нибудь, — пообещалала Ари, наверное, с излишним оптимизмом. — Вы, как придумаете, так возвращайтесь, — попросил Джаник. — Боюсь, хатран за такое не возьмутся... Или так возьмутся, что окончательно всë испортят... Ганну не спалось. Бывает же такое! Самое время прогуляться по чужим снам да поискать в них способа вытащить Аню... А никак. Нервы, что ли, расшалились? Поэтому он лежал, прикрыв глаза, и слушал рассказ Бишопа. — В общем, не сочтите идиотом, но я спи... Кха, кха... украл у медведей водички из источника***. — И как, живой? — язвительно заботливым тоном поинтересовалась кошка с рожками. — Как видите. Руки-ноги целы, кишки на месте, голова вроде тоже. Мишки и не заметили. В общем, выпил я этой водицы. Думал, получше станет, мне как-то муторно в последнее время, видимо, тварь виновата... — И что случилось? — спокойным голосом спросила Каэлин. — А заснул я. Как выпил, так отрубился. И приснился мне сон дурацкий. Пещера та, где я проснулся с Пожирателем внутри. И старикашка один. Он меня привет к тому алтарю, где меня нашла... Сафия. В общем, тот скелет и есть старикашка. Он был Пожирателем до меня... — Да. Он был уже совсем стар и слаб, когда решился на погребение в той пещере, — подал голос Окку. — И он был уже немолод, но ещë крепок, когда пощадил меня... — Вот. А потом я увидел щенка. Ну, то есть, мальчишку. Какого? Да хрен его знает. Подростка. Но не очень большого. Стоял в круге рун и то ли колдовал, то ли сам заколдован был. Тут всякая нежить полезла непонятная, а мне уже стало интересно: причëм тут малец? Думаю, вот сожрут его, и останусь я дурак дураком. Взял, перестрелял гадов, а кто приблизился, тех зарубил. А потом подошëл к пацану и спрашиваю: мол, что он мне даст, если я его выведу на солнышко? — Старый добрый Бишоп, — мурлыкнула Ари. — А он что? — А он, такой: дескать, выводить его не надо, он круг нарисовал сам, сам же и выйдет. И зовут его Араман. А то, что у него есть, он мне даст бесплатно... — И? — заинтересованно произнëс Касавир. — И сунул мне в руку эту штуку. И тут я проснулся. А штука никуда не делась. Вот... Ганн выпутался из спальника и двинулся к костру. Вначале ему хотелось наорать на Бишопа: как так, пообщался с духами во сне, и без него! Но по пути передумал... <<Штука>> в руке Бишопа выглядела, как обрывок дорогущей маски. Тут и серебро, и чернь, и даже камешки какие-то, и кожа дорогая, отлично выделанная... — Всë не просто так, — словно со стороны, услышал шаман свой голос. — Маску береги. Может, найдëм остальные обрывки...***
Удивительно лëгким вышло это путешествие. Я ждала большего. Думала, придëтся психологически ломать медведей через колено или даже драться с ними. Но уговорились они относительно легко, а Окку отделался выговором. Позже наш мохнатый друг предположил, что положение спас не только мой подвешенный и натренированный язык. Просто звери, как и он сам, бережно относятся к самкам в положении, и пощадили бы меня, окажись я даже Пожирательницей. Это было тем более удивительно, что я-то знала, как обычные медведи-самцы относятся к чужим медвежатам****. Вероятно, медвежья цивилизация в Рашемене могла быть лучшим, что существует на Фаэруне. Я не знаю, что будет с Куаррой и прочей малышнëй. Девочка, вроде, уже умеет перекидываться, а остальные? Смогут ли отказаться от людоедства те из них, кого (возможно) взрослые успели угостить человечинкой? И кто их приютит, таких странных и потенциально опасных? Мы ещë должны будем вернуться сюда ради Ани. Ганн уже несколько ночей сам не свой, и я видела, как он пил с Бишопом самогон. И где тот его находит? По счастью, парнишка такое пробовал впервые, чувство опьянения ему не понравилось, и он быстро отвалил спать. А на насмешки следопыта ответил, что он, вообще-то, несовершеннолетний, и не обязан пить, как взрослый. Что до Бишопа... Почему-то кажется мне, что, если он выживет, то общение с Пожирателем пойдëт ему на пользу. А мы сделаем всë, чтобы он выжил и вспомнил себя. Хотя никто из нас, знавших его, не особо горит желанием увидеть его прежним... Я снова чувствовала спиной Касавира, его тепло, а руки паладина окутывали меня — почти как плащ. — Вот я и спрятал тебя, — с улыбкой в голосе сказал он. — И никакой Пожиратель тебя не достанет. Веришь? — Верю, — тихо засмеялась я. — С таким защитником! — Скажи честно, ты до сих пор боишься? — Честно? Да. Он это, наверное, тоже понимает. А тот, кто у него внутри — просто чувствует. И тянет щупальца. А бросить их нельзя. И сами пропадут, и массу людей погубят. Не говоря уж о том, что Бишоп в какой-то момент просто сдастся... Ему всегда было больно, с самого детства, и он привык к этой боли. Это, по сути, его воздух, пища, не знаю... И когда он, несмотря на наш троллинг, понял, что его никто не обидит, с ним приключился диссонанс. И чтобы избавиться от этого диссонанса, он продался Гариусу. Страх в данном случае — вторичен, это почти оправдание. Гариус топтал его самолюбие, размазывал — для него это была нормальная вещь. А мы со своей добротой — были ненормальны. Вот и теперь он борется, пока осознаëт, что не сам он такая бяка, его заставляет другая бяка. А если эти двое в своей ненависти и боли придут к согласию, то... в общем, будет очень страшно. И нам придëтся его убить, и кому-то из нас — стать Пожирателем... — Тсс... Не думай об этом. Случится — придумаем, как выкрутиться. Ты подумай вот о чëм. Каэлин лечит лучше меня. Окку — сильнее меня. Но у меня есть кое-что, против чего не устоит ни один Пожиратель... — Ты?.. — Я люблю тебя... И вот это маленькое существо в тебе... — А я тебя... Мы пока закончили все дела у источников Луруа и плыли в Ясеневый Лес. И я думала, что путешествие, несмотря на все проблемы, вышло удивительно лëгким. Почти прогулкой. Особенно если сравнить с ужасом последних дней на Побережье Меча. И кто знает, может быть с Пожирателем внутри мне было бы намного труднее. Без старых друзей, только с тремя юными незнакомцами и призраком старого медведя с гипертрофированным чувством долга. Бишопу с его вечным одиночеством и застарелой болью — куда тяжелее. Он не жалуется — слишком гордый, но я-то знаю: ночами его атакуют картинки прошлого, притом чужого. А своë он понемногу забывает, боится этого и не знает кому молиться, чтобы они не вернулись. И он знает, что мы спасаем его только из чувства долга, а мы знаем, что он знает. Если и наладится что-то между нами, хоть отдалëнно похожее на дружбу, я буду только рада. Но пока мне самой мешает память о его предательстве. Не люблю предателей. Но часть Маски уже у нас в руках, и надежда на лучшее — жива. Пусть так будет и дальше.