Нельзя ненавидеть того, кто стоит на коленях. Того, кто не человек без тебя. Джон Фаулз
Мужчина неслышно, точно вор проскользнул на залитую солнцем деревянную веранда-энгаву, что выходила в сад, совсем не ожидая там увидеть своего лейтенанта. Девушка с лëгким румянцем то и дело бегала глазами по строчкам какой-то книжки, такой расклад заинтересовал капитана, заставляя всмотреться в книгу. Кьëраку слегка удивился, когда понял что это роман. Он никогда бы и не подумал, что его лейтенант читает такое. Всë же он решил привлечь к себе внимание, приоткрыв адамо и посильнее захлопнув еë снова. Брюнетка сразу же среагировала, краснея и закрывая книгу, пряча от назойливых глаз капитана. — Нанао-чан, не ожидал увидеть тебя здесь. — В своей манере, заговорил мужчина. — Что читаешь? — Не важно. Что вы здесь делаете, неужели уже закончили писать все отчëты? — Ну, не будь так жестока, мне тоже нужен отдых. Так что читаешь, роман, да? — Не сдержавшись задаëт он вопрос, отчего щëки молодой особы вспыхивают ещë сильнее. — Так вы всë видели. — Злится она, еле сдерживая себя, чтобы не огреть нерадивого капитана, книгой в еë руках. — Совсем немного. Не думал, что ты такое любишь, Нанао-чан. — Протягивает синигами, растягиваясь на веранде, закинув ногу на ногу. — Да, что вы можете понять, капитан, вы хотя бы один раз в своей жизни по настоящему любили кого-то? И я не про тех девушек лëгкого поведения…я о настоящей, безмерной, чистой и искренней любви. — Шатен улыбнулся, прикрыв глаза соломенной шляпой. — Любил и потерял еë навсегда. — Расскажите? — Не зная зачем сама спросила она, сразу ударяя себя мысленно. — Если вам не сложно. — Добавила брюнетка. — Синигами усмехнулся. Деревянный доски были пропитаны теплом солнечных лучей и он точно кот, устраивается поудобнее, греясь под первыми весенними лучами. Весна игривой, весëлой девчонкой в зелëном платье врывается вновь, заставляя распахнуть сердце. Зелëная, сочная, молодая трава порывается охватить всë вокруг, зацветает уме и сакура, даря свой чарующий аромат и красоту своим наблюдателем. Она тоже любила наблюдать за их цветением.***
Они встретились впервые запоздалой весной, прошло с того момента столько времени, сколько и не живут. Холода ещë не сошли совсем на нет, но вокруг всë уже цвело. Он видел лишь мельком копну волос цвета сакуры и терпкий, острый взгляд фиалковых глаз, что коснулись его нутра, заставляя застыть. Только в воздухе остался слышен запах грозы, жасмина и персиков. Молодой офицер навсегда запомнил этот необыкновенный запах, что мучал его по ночам слышась повсюду. Во второй раз они встретились уже в поместье Сакаи, когда тот спас капитана 10 отряда от неминуемой смерти. Он даже и подозревать не мог, что та самая девушка окажется дочерью такого невзрачного мужчины, в прочем о том мало что было известно. Отнюдь она совсем не была похожа на него внешне, но никак не характером, такая же упёртая, своевольная, привыкшая единственная из всей семьи перечить отцу, но несмотря на всё оставалась его любимой дочерью из всех. Тяжело раненный мужчина сидел на кресле, пока над ним кропила его жена, омывая каждую рану. Он махнул рукой слугам отдав приказ и те сразу исчезли, отправляясь за его дочерями, что уже через считанные минуты шествовали по направлению к мужчине. Девушки шли друг за другом хихикая о своëм, выстраиваясь в строгий ряд перед отцом, кланяясь ему. — Ну, дочери мои, познакомитесь со спасителем отца вашего. Если бы не он, остаться вам сиротами. Кланяйтесь ему в ноги и благодарите за спасение отца своего. — Сëстры переглянулись между собой, но головы опустили перед молодым человеком, что в ответ сам отвесил им поклон, обратно сев подле мужчины. — А ты, Сюнсуй, смотри прямо и выбирай ту, что по душе будет, любую за тебя отдам. — Три девушки стояли как на подбор, пряча свой взгляд, искоса смотря на жениха. Одна краше другой, две сестры точно копии отца, темноволосые, голубоглазые, по аристократически бледные, но средняя совсем другая, выделялась сразу, фиалковые глаза смотрели с вызовом прямо, девушка не скрывала недовольства и отвращения к чужаку. Молодой человек так и засмущался, смотря на дев перед ним. — Ну, которая? Или ни одна не понравилась? Чего застыл? — Химэко-сан. — Обратился тот к мужчине. — Отец, а как же Хинодэ-сан? — Замолчи, не жених тебе он больше. — Девушка показательно отвернулась в сторону, недовольно фыркнув. — Сюнсуй, может другую какую выберешь? Намучаешься ты с ней. — Нет. — Ну, если решил, так тому и быть. Химэко, кланяйся своему жениху, а ты сватов засылай. Стиснув зубы девушка поклонилась молодому человеку, что был ей так противен, но отцу не стала возражать, мягко удалившись по своим делам, но так и не смирившись со своей участью. Юная особа долго поджидала своего нового жениха, чтобы высказать тому всё в лицо. Она вышла почти следом за ним, как только заметила его фигуру, прихватив кувшин. Нагнала она его у колодца, оглядевшись вокруг от лишних ушей и глаз подальше. — Поговорить с тобой хочу. Воды налей. — Передала она ему кувшин, на что молодой человек кивнул, исполняя еë просьбу. — Нельзя мне с тобою без дела быть. Отец нынче немощный, перечить я ему сейчас не буду, посчастливится всë будет хорошо и он выживет, на ноги встанет, а тебе скажу сейчас. Не пойду за тебя, даже и не думай, отступись. — Чего же я тебе так не гожусь, госпожа Химэко? — Хах, да всем, господин Сюнсуй. — Хотелось ей бы быть погрубее с ним, выказав должное почтение к его персоне, но побоявшись того, что тот мог нажаловаться отцу не стала. — Пока…дай время, переменишься ко мне. — Улыбнулся шатен. — Чего улыбаешься? — Имя моë запомнила. — Вечно имя твоë буду помнить, ты отца моего спас и всего то. — Уходя ещё раз поклонилась ему сакуроволосая. День за днём проходили, но молодой человек так и не давал о себе знать и девушка спокойно выдохнула, не ожидая в страхе его появления. Молодая особа как обычно сидела под раскидистым дубом после утомительной тренировки со старшим братом. Никогда не полагаясь на чужую помощь она делала всё сама, шла наперекор нравоучениям отца и тренировалась на ровне с мужчинами в своём клане, а не училась врачеванию, как все девушки в семье. Слуга подбежала, рассеянно кланяясь, передавая приказ отца, дабы та пришла к нему. Девушка торопилась к отцу, но войдя в комнату никак не ожидала увидеть то что там было, а точнее кто. За котацу сидели трое: отец, главнокомандующий и тот кого она видеть совсем не хотела. Непонимающий взгляд сиреневых глаз метнулся на главу семьи, что призывал её поклонится и сакуроволосая выполнила это, приветствуя гостей в поместье. — Сакаи, я к тебе с добрыми намерениями, сватом пришёл. Ближнего человека своего Сюнсуя хочу на дочке твоей женить. — Химэко вся вытянулась, точно пружина, грудь спёрло, дышать резко стало тяжело, а глаза словно два блюдца смотрели на отца. — Или же не нравится он тебе? — Взгляд всё ещё цеплялся за главу семьи, пытаясь найти спасения, но мужчина лишь намекал на обратное. — Отчего не нравится, нравится, господин главнокомандующий, ваша воля, буду ему верной женой. — Поклонилась молодая особа, кладя руку на сердце и выдавливая улыбку из себя. — Ну, вот и порешали, завтра же свадьбу и сыграем. — Всё внутри сжалось от этих слов, раздирая на клочки. Как только все разошлись началась подготовка Химэко к ночи прощания и прощения. В клане Сакаи издавна была принята традиция, невеста должна была попрощаться с родительским домом, всю ночь женщины собравшиеся в отдельной комнате со стороны невесты и жениха танцуют, поют грустные песни, незамужние девушки просили невесту благословить их под пение первых птиц и вложить им цветок красной камелии в ладони, в причёску же самой девушки вплетали золотую ленту, которую мог достать только будущий муж в первую брачную ночь. Комната молодой особы была наполнена слугами, что то и дело крутились вокруг неё одевая красное платье подшитое золотом, громоздя на голове высокую причёску и подбирая необходимые украшения, сама же сакуроволосая была точно в прострации, всё ещё не принимая случившегося с ней, не веря в происходящее. Ближе к вечеру наконец закончили всю подготовку и она была готова к ночи. Поправляли нежный фатин алого, что кровь цвета. Девушка стояла мрачнее тучи, молча опустив голову. В комнату постучали, а после вошла немолодая женщина с улыбкой на лице. — Вы готовы? — Конечно. — Ответила одна из слуг, поклонившись. — Госпожа, вы такой красавицей стали, да уберегут вас от порчи и дурных мыслей высшие силы. — Женщина накинула фату на лицо Химэко и та подняла на неë свои пронзительные глаза. — Камэ-сан. — Гости собрались, вам пора идти, госпожа. — Сакуроволосая тяжело вздохнула, еле сдерживая горючие слёзы, отводя взгляд в сторону. — Госпожа, мы не покинем комнату пока вы не будете готовы. Ждите за дверью. — Кинула она через плечо девушкам, но те не собирались покидать их. — Вы слышали, что я сказала? — Камэ-сан… — Обратилась одна из них к ней. — Сказала же, выйдете. — Осекла еë женщина и поклонившись те вышли за дверь. — Госпожа, поплачьте, если надо, пусть слëзы текут из глаз и омоют ваш ясный лик, не позволяйте боли омрачить ваше сердце и душу, выплачьте еë, пусть уйдёт со слезами. Присядьте, госпожа. — Молодая особа послушно села на кровать, скинув фату. Горькие слëзы хлынули наружу окропляя наряд девушки своим бессилием. Ни всë золото и драгоценности мира, ни все шелка, ни украшения, ничего сейчас не могло успокоить молодую девушку, что рыдала в объятиях женщины. Наконец успокоившись она сидела смиренно смотря в пустоту, сжимая шёлковую ткань платья в кулак. — Камэ-сан, как же я всë это вытерплю? — Моя госпожа, никому не удавалось изменить ту судьбу, что ему уготована. Ей приходится подчиняться, даже если вы любимая дочь главы клана. Каждому предначертана своя дорога. — Почему же так жестоко? Что же я сделала не так? В чëм провинилась перед судьбой, что она меня так наказывает? — Госпожа моя, не противитесь судьбе, если вы смиритесь и покорно еë примете, то путь ваш будет лëгким и перед вами откроются врата в райские сады, а если будете противиться, то не обрести вам покоя никогда. — Химэко лишь опечаленно прикрыла веки, опуская голову. — Буду ждать вас за дверью, моя госпожа. Выйдете сразу, как будете готовы. — Женщина направилась к дверям, но девушка остановила еë, вставая с насиженного места. — Камэ-сан, я готова. Молодая особа покинула свою комнату в сопровождении служанок и Камэ-сан. Лица на ней не было совсем, грустью залитые глаза, прикрытые алой тканью скорби, отнюдь не сияли в свете трепещущих свечей, а рыдали вопрошая за что им столько боли и грусти. — Дорогу Химэко Сакаи. — В длинном коридоре застыли все, молодые девы склонились в поклоне, в сама она остановилась при входе, точно раздумывая сбежать ли ей сейчас или пойти дальше, где обратного пути не будет. — Желаю вам, госпожа, удачи, не знать вашим глазам боли, горечи и печали. — Пожелала женщина и под ноги начали рассыпать деньги, что ударяли о деревянный пол, устилая её путь богатством и счастьем, лепестки багровой розы летели вмести с монетами, выстилая путь в другую, новую жизнь, совсем в другом месте с человеком, что ей противен. Шаг за шагом вперëд и точно в дурном сне она идëт вперëд по длинному коридору, что кажется бесконечным. Плавная походка и высоко поднятая голова, взгляд только вперëд. В большом зале уже собрались гости, среди которых только одни женщины, которых принимала еë мать. Молодая особа проходит внутрь и все кланяются, приветствую невесту. Химэко усаживают точно на трон, вокруг танцуют молодые девушки, поют женщины песню о скучающем сердце по родительскому дому, о расставании с отчим домом. Празднество нарушил пришедший глава клана, девушка поклонилась стоя смиренно перед отцом. — Дочь моя, принцесса красоты неземной. Лик твой солнце затмевает, ясный свет моих очей, моя Химэко. — Мужчина подозвал к себе слугу со шкатулкой в руках, лёгким движением руки открыл крышку, доставая из неё богато украшенную алмазами кандзаси в виде букета из мелких хрустальных хризантем от которых вниз спускалась золотая цепочка на которой были бабочки. Молодая особа слегка наклонилась и отец воткнул в причёску дочери украшение, а после поцеловал её в лоб и удалился, оставляя женщин дальше праздновать одних. Торжество закончилось ближе к утру и гости разошлись, оставляя невесту готовиться к свадьбе. Слой за слоем свадебного наряда одевали на девушку слуги, сама же она стояла на месте, послушно то поднимая руки, то опуская, пока вокруг неё крутились юные девушки. Белоснежное фурисодэ бесконечно красиво сидело на ней, сочитаясь с бледным лицом и волосами цвета сакуры, что были уложены в сложную и высокую причёску — бункин но такасимада, украшенную множеством кандзаси и золотой лентой, что была вплетена ещё в ночь, всё это скроет высокая ватабоси, сверху которой обязательно накинут ещё белоснежный шифон, дабы лицо невесты скрыть от дурных глаз. Остаются последние штрихи и она уже готова к выходу, а сердце всё также неспокойно, оплакивая свою судьбу. На ноги обувают парчовые дзори, поверх белого кимоно одевают шёлковую накидку-учикакэ обшитую по низу валиком золотой ткани на которой была вышита золотыми и серебряными нитями, украшена жемчугом и алмазами: утка-мандаринка, что плыла по водной глади. За воротом, на груди невесты прячут маленький кинжал — футокорогатана и небольшую резную коробочку с ручным зеркальцем, в руки вручают золотой веер. Девушка стоит одетая точно в саване, грустно опустив смиренно глаза в пол пока мать любуется на свою дочь, провожая в путь. Впервые в жизни Химэко настолько тиха и покорна. Сломленная и разбитая девушка не пытается сражаться со своей судьбой, постепенно смиряясь с происходящим. На лицо накидывают белоснежный шифон, скрыв всю её красоту. Мать проводит дочь до ожидающей её уже паланкина с носильщиками. — Ты будешь самой красивой невестой, которую видели и сможешь защитить свою мать и братьев. — Напоследок женщина обнимает её и отпускает, сажая в кресло и закрывая всё это плотной красной тканью. Сакуроволосая чувствует как её поднимают и начинают двигаться к выходу из поместья, из небольшой щёлки видно толпы зевак, что собрались взглянуть на пышную церемонию свадьбы, синигами с трудностью сдерживают всех, не пуская порывающихся посмотреть и даже потрогать любимую дочь главы семьи Сакаи. В то время, как других заботит она, девушка же ведёт свой монолог у себя в голове, пытаясь хоть как-то отвлечься от этого печального празднества и, словно рассказывает это всё им. Всем тем кто смеет думать, что будучи рождённой в знатной семье дочерью главы ей всё просто так даётся: самые ценные сокровища, самые редкие ткани мира, все вообразимые и нет богатства мира, а ест она из золотых блюд и пьёт из хрустальных чаш. Все женщины мира завидуют её происхождению и хотят оказаться на её месте, а мужчины готовы отдать жизнь только за один её взгляд. Однако всё, что они знают и видят лишь иллюзия, жизнь не так сладка в поместье, если ты не мужчина и знают это только те кто там был хоть раз. «Я Химэко Сакаи, дочь главы одной из четырёх знатных семей Исао Сакаи, рождëнная в одной тысячи пятьсот тридцать четвёртом году Мичико Мизороге ныне Сакаи. Унаследовавшая величие и силу характера от отца, а красоту и страстность от матери. Принцесса — Химэко. Придя в этот мир я принесла печаль, в особенности своей матери Мичико Мизороги, во второй раз заставившая еë грустить, ибо я не была мальчиком, лишь только родив больше наследников ты могла выжить в семье Сакаи и не быть казнëнной или сосланной обратно в свой клан из-за рождения дочери, что было хуже казни. Законы семьи Сакаи суровы — если у тебя нет сына, то ты просто пустышка, никто не будет с тобой считаться, а дочь твоя никому не нужна и вскоре еë выбросят, как вещь. Но, если у тебя есть сыновья, да ещë и не один, а несколько наследников, тогда тебе есть на что рассчитывать. Я никогда не обижалась на мать, даже сейчас, ей не сказать ничего против воли отца, еë слова — пустой звук. Я Химэко, которая получает всë, что не пожелает и чьи приказы исполняются беспрекословно, любимая, красивейшая и самая влиятельная из дочерей Исао Сакаи за всю историю семьи Сакаи. Я Химэко и я мечтала выйти за другого и эта роскошная свадьба стала церемонией моих похорон, а мой наряд из лучшего шëлка, украшенный золотом, серебром, жемчугами и алмазами стал — саваном. В возрасте 127 лет меня выдали замуж за Сюнсуя Кьёраку. Мать сказала, что мне придётся это сделать ради будущего моих братьев, дабы те стали капитанами после нашего отца и, дабы укрепить еë власть. Какая ирония, когда-то она печалилась, что я не родилась мальчиком, а теперь я нужна ей, чтобы защитить себя и сыновей.» Рассуждая о своей нелёгкой судьбе девушка прибыла к храму, где должна была пройти свадьба. Руку молодой особе подал отец, помогая дочери выйти из паланкина. Её будущий муж уже ожидает её, стоя в тени сакуры и перебирая в руках пояс, по его виду можно было предположить, что тот волновался, но только шатен поднял взгляд увидев её в этом роскошном одеянии — застыл. Казалось сердце в его грудной клетки перестало биться, а сам он забыл как дышать, внутри словно что-то рухнуло и ноги отказывались даже идти. Забавно. Какая жизнь странная штука, буквально вчера он ещё помнил ту самую горделивую и смелую девушку, он также застыл увидев её впервые тогда, помнит всё. Вся жизнь проносится перед глазами, пока сакуроволосая медленно вышагивала к нему навстречу, подол её кимоно придерживали. Плавные изгибы тела тонули в белоснежном, богато украшенном наряде, бледная, бархатистая кожа, сиреневые глаза, точно два аметиста. Любая гейша позавидовала бы её красоте. Она само произведение искусства. Каждый смотрел на неё, каждый думал о ней, как снизошедшее до них божество, но коснуться не торопился боялся обжечься. А губы…пухлые, бледно-розовые, нежных будто лепестки роз, осыпавшихся на холодный снег. После неё уже всё не то, все не те. На её фоне он выглядел блеклой, выцветшей кляксой на любовной записке, буквы которой были вычерчены самим сердцем возлюбленного, к одной единственной. Она — Богиня, его неизменная госпожа. Мог ли он хоть на миг представить себе, что по велению самой судьбы она всё-таки станет его, только его теперь. Согласится пойти за него? Девушка из высшего общества, что на таких как он даже не обратят внимание, даже засмеют. Только увидев его ей хотелось выколоть себе глаза, исчезнуть, чтобы её сейчас убили или похитили, но всё это было только лишь несбыточными мечтами. Молодые люди медленно шли рядом под большим зонтом, который нёс специальный человек. Химэко смотрела куда угодно только не в сторону синигами, стараясь держаться на дистанции и не думать о нём. Наконец они зашли в храм, где проходит весь обряд, что начинается с очищения молодых в главном зале храма, после чего священник сообщает богам, что брак свершился. Молодожены трижды обмениваются маленькими чашками с саке, тем самым скрепляя свой союз, после подносят богам священные ветви сакаки, зачитывается молитва, молодые люди обмениваются кольцами и заканчивается церемония, когда они ставят свои подписи в церковной книги. Теперь же эти два совсем разных человека скреплены узами брака, давшими клятву перед богами. После сего ритуала молодожён посадили в паланкин и отправили в поместье, что было подарено отцом Химэко для молодых. Всю дорогу ехали молча, сакуроволосая была отвёрнута в другую сторону, тяжело вздыхая и перебирая в руках веер, пока сидевший напротив молодой человек не знал как оторвать взгляд от своей теперь уже жены. Приехали они быстро, молодой человек покинул паланкин первым, дабы помочь девушки, но та лишь отвергла его, самостоятельно вылезая оттуда. Гости сразу прошли в большой зал, где уже были накрыты столы для них, а Химэко увели в дальнюю комнату, дабы сменить белоснежную накидку-учикакэ на накидку-ироучикакэ алого, точно кровь цвета, всё также дорого украшенной, на которой вышиты летящие журавли под осыпающейся сакурой, ватабоси сменили на цунокакуси, открывая вид на драгоценные кандзаси, что украшают высокую причёчку. За столом молодые сидели отдельно от всех гостей, сакуроволосая как можно дальше пыталась отодвинуться от противного ей мужа, безразлично смотря на все яства от которых ломились столы. Всё торжество взгляд Кьёраку был прикован к одной единственной, но она же и единожды не взглянула на него. Глаза цвета аметиста смотрят отнюдь не на синигами. Взгляд прекрасен, но до боли печален. Девушка его мечты, несравнимо красива, в этот вечер она не с ним, телом здесь, но душа еë и мысли о другом. Весь праздник прошёл мимо неё и время стремительно близилось к ночи. Все гости разошлись, оставляя молодых людей вместе, наедине, отчего Химэко пробирала нервная дрожь, но она не подавая вида ушла в дальнюю спальню. Молодая особа долго сидела на кровати, прежде чем к ней постучались, выводя из транса. — Войдите. — Коротко кинула она, точно зная кто этот гость. В комнату зашёл Сюнсуй, слегка кивнув ей головой. — Почему вы ушли сюда? Там готова спальня. — Думаешь я буду делить одно ложе с тем кого видеть не могу? — Я не просил вас спать со мной как жену с мужем, просто там теплее, чем здесь, вы можете простудиться. — Лучше уж так, чем ещё хоть минуту провести возле тебя. — Хотите, чтобы я ушёл? — Девушка ничего не ответила, лишь фыркнула и прошла мимо шатена. Спальня была действительно хорошо обставлена, даже лучше чем её прежняя комната в поместье Сакаи. На полу лежала шкура какого-то животного, в центре у стены стояла большая кровать с балдахином, неподалёку располагался небольшой котацу, возле другой стены стоял столик с большим зеркалом на котором стояла большая резная шкатулка с её украшениями, а возле стульчик, молодая особа опустилась на него, начиная разбирать причёску, пряди цветущей сакуры аккуратно спадали на плечи, подчёркивая её бледное лицо. Следом она принялась сниматься с себя кимоно, пока шатен сидел не отрывая взгляда от неё, точно под гипнозом. Наконец дойдя до рубашки, что была одета на голое тело, Химэко кинула на него недовольный взгляд приводя в чувство. Нырнув под одеяло сакуроволосая натянула его по самый нос, повернувшись на другой бок. — Только попробуй меня коснуться своими грязными лапищами. — Ядовито изрекла та. — Я не собираюсь вас трогать пока вы не полюбите меня. — Да ты испортил всю жизнь мне, как я могу любить тебя после всего, что ты сделал? Ты отнял у меня ту жизнь, что была предначертана мне ещë с рождения. Зачем всë это? — Встрепенулась резко девушка, подскочив с кровати. — Потому что я влюбился в тебя, увидел впервые тогда у академии и ты сразу поселилась в моëм сердце. Ты сердца моего госпожа, я твой раб, раб любви к тебе. О, эти глаза, они в миг пленили меня, пронзили сердце моë в мгновение. Улыбка твоя, что ясный день, так лучезарна она, как же мне тепло и радостно от ней. И что же делать мне теперь, как совладать с собой, как прикажешь жить без тебя? Заворожила и плен твой — это любовь, моя Химэко, сладкий плен любви… — Нет. Я не верю ни единому твоему лживому слову, ты сделал всё это специально. — Слёзы сами начали течь по щекам, шатен не сдержался, пытаясь коснуться её лица, чтобы утереть горькие слёзы, но сразу же был оттолкнут. — Не смей трогать меня. — Поникнув синигами отошёл от неё. — Не стоит слëз, не надо так, я не коснусь вас, госпожа, пока вы сами не позволите. Давайте не будем о плохом. Просто помните, я ваш воин, ваш раб, я докажу вам, что достоин вас на поле боя. Переплыву ради вас океан и обойду весь мир, только ради вашего счастья. Будьте уверены, я вам не наврежу и лягу в другой комнате. — Если не можешь кого-то сделать счастливым — то постарайся, хоты бы не стать причиной его печали… — Напоследок проговорила молодая особа в след уходящему мужу. День стремительно шёл за днём, перетекая плавно в месяцы и года, сливаясь в десятилетия. Химэко постепенно начала привыкать к такой спокойной и размеренной жизни, в поместье она жила точно одна. Муж почти не появлялся, предпочитая оставаться на работе, даже старался не пересекаться лишний раз, не тревожил её ни дня, оставаясь в своей комнате, обмениваясь всего парой фразой. Порой на своей кровати она находила небольшие свёртки, шкатулки, цветы и пылкие, чувственные записки о том как он её любит и дорожит ею. Он старался только для неё одной не жалея себя. Каждое письмо и записку девушка со временем начала сохранять, пряча свою тайну в ящик стола, порой перечитывала и задумывалась о том, что тот не такой уж и плохой каким казался ей поначалу. Сегодня вновь проснувшись сакуроволосая обнаружила на другой части кровати небольшую шкатулку, цветок белой лилии и вдвое сложенный листок бумаги. Первым делом руки потянулись к шкатулке, открывая её. На бархатной подложке покоились две шпильки с красным цветком на конце, она улыбнулась сразу открывая письмо, каллиграфическим почерком были выведены иероглифы в стройный ряд, а бумага всё ещё пахла самим мужчиной. Глаза быстро бегали по тексту. «С утра вышел в сад, взглянул на эту лилию и вспомнил о тебе, но теперь понял, что ты ярчайшая из всех цветов. Я болен оттого, что влюблён. Ты свет и тьма. Ты ночь и день. Ты луна и солнце. Ты яд и исцеление моё. Тебя я нежно в сердце храню. Мой хрупкий дар небес. Моё спасение и погибель. Моя слабость и сила. Тобой я лишь живу. Тебя одну люблю…» Услышав шорох и мужские разговоры внизу девушка подскочила с места, наспех накинув то что попалось первое под руку, быстро спускаясь в большой зал, где за котацу сидели два молодых человека, распивая чай и о чем-то оживлённо разговаривая. Как только та предстала перед ними они сразу синхронно перевели на неё удивлённые взгляды. — Здравствуйте, Укитаке-сан. — Слегка поклонившись поприветствовал она лучшего друга своего мужа. — Здравствуйте Химэки-сан. — Он перевёл взгляд сначала на своего друга, а после на девушку и поторопился покинуть их, понимая, что что-то начинает и мешать им сейчас было нельзя. — Доброе утро, Кьëраку-сан. — Поклонилась мужу она, проходя к котацу и занимая место напротив шатена. — Доброе… — Удивлëнно хлопая глазами ничего не понимал тот. — Благодарю вас за подарки, но не стоит, не думаете же вы, что я вас полюблю за это? Всë это глупость, также как и ваши письма о любви, детская забава. — Не знаю о каких подарках вы говорите, госпожа. Я вам ничего не дарил, да и с чего бы мне одаривать вас подарками, если вы ко мне безразличны, уже более полувека мы с вами живëм, как чужие. — Это не моя вина… — Конечно, это полностью моя вина, вы мне об этом сказали в нашу первую брачную ночь, что я сломал вам жизни. Только вот, хочу напомнить, что ваша старшая сестра, что вышла замуж за вашего наречëнного несостоявшегося мужа — несчастна. Там она точно раба, а вы, хочу заметить, одеваетесь в лучшие ткани, пьëте из хрусталя и едите из золотых тарелок, ни в чëм себе не отказываете, получаете всë о чëм можете только мечтать. Вы называетесь госпожой, ходите в шелках, дорогих украшения и живëте безбедно не думая о горести и печалях только потому что я забочусь о вас, как о своей любимой жене, но в итоге получаю лишь упрëки. Вы маленькая эгоистка. Только за то что вы так живëте, госпожа Химэко, только за это вам стоит меня любить. — Я вас полюблю только когда драконы разлюбят золото, когда день обратится в ночь и земля поменяется с небом, а пока я вас не прошу ни о чëм и еды вашей не вкушу более. — Как знаете, госпожа, я ухожу на задание, как долго это продлится я не знаю, хотя…вам всë равно. Прощайте. — Молодой человек прошëл мимо, обдавая своим холодом, что пробирал до мурашек. — Да чтобы вы не вернулись оттуда. — Ха, да, это принесëт вам радость, госпожа, снова выйдете замуж за того кого любите, да? — Он кинул на неë грустный взгляд и ушëл, хлопнув адамо, отчего та невольно вздрогнула. Сразу же после этого короткого диалога она поднялась к себе, спрятавшись под одеяло и никого не впускала к себе весь последующий день. В то время, как молодой человек пытался разобраться в себе самом. — Зачем ты так с ней, Кьëраку? Зачем наврал? Ты же говорил, что любишь еë. — Я и сам не понял, как сорвался на неë. Хотя, если я умру на задании, то ей будет легче. — Может ты просто разлюбил еë? Тогда разведитесь, не мучай себя и еë. — Да как можно, я с того самого дня не могу забыть эти глаза, что преследуют меня во снах. Я люблю еë так, как обречëнные умереть — жизнь, а ты говоришь такое. Я готов простить ей всë, жертвовать собой, но я боюсь потерять еë. — Тогда действуй. Или ты хочешь, чтобы она ушла всë-таки? Столько усилий и ради чего? Чтобы потерять, то что тебе так важно? — Нет, просто…я люблю её настолько сильно, что перестаю быть самим собой, рядом с ней чувствую себя неуверенным, слабым, слишком бедным и жалким для неё, хотя и стараюсь. Я рос в не такой богатой семье, как она, моё плохое воспитание идёт в разрез её аристократическим манерам. Она утончённая и изящная, она лучик солнца, что наполняет моё сердце теплом, но быть моей женой для неё утомительно, я ведь, такой…не самый лучший, мягко говоря, но она по-прежнему со мной и всë ещë не ушла. Я жалок и не достоин её, кто она и кто я…стань я хоть тысячу раз королём душ она будет лучше меня, будет всегда достойна кого-то лучше, чем я. Иногда я задумываюсь имел ли я столько чести, чтобы разрушить еë планы на жизнь? Может, её пугает глубина моих чувств, что я не могу выплеснуть, не могу их правильно показать, всë валится из рук вон. Но…несмотря на это всё я не могу отпустить её, ведь я ждал её всю жизнь, мечтал о ней, искал в тысячи других и не видел, даже малейшего сходства, все они жалкие пародии. Один только вид её накинутого на плечи пурпурного кимоно с вышитыми золотом и серебром цветов хризантемы сводит с ума, а её улыбка стала давно для меня целью в жизни. Поэтому, я просто умираю каждый раз, когда слышу, как она говорит не лестные слова о себе. Чем же я её заслужил… — Не будь так строг с собой, она тебя ещë полюбит. Вам стоит поговорить, столько лет прошло уже, она уже успела перемениться к тебе и привыкнуть. Ты бы видел, как её глаза светились как только она вошла и увидела тебя. — Да, только вот…мне легко говорить о чувствах, говорить «я люблю», а ей до невозможности сложно. У меня «любовь» на языке, а у неë — ядом бежит по венам, тяжëлой сталью под рёбрами бьëтся, свинцом прямо в голову — и даже смерть не выведет «люблю» из неë. — У каждого мужчины есть своя женщина, которая для него фатальна, как и у женщин свой мужчина. Такую женщину нельзя спутать ни с кем более, остальные они просто проносятся, как весенний ветер по коже, а эта…а она глубокой, рваной, кровавой раной и в самое сердце, раздрабливая кости. И для каждого есть своя Химера, он попадëтся на крючок и будет ещë рад, что попался, а она для него и ад, и рай. Она для него яд и хаос для мыслей. Она только его, а он — еë. И противоядия не существует, только — смерть и то не факт. — Спасибо, Джуширо. Химэко все последующие два дня ничего не ела и почти не выходила из своей комнаты, сакуроволосая была зла на него, безумно сильно была зла на него, а ещë сильнее на себя, потому что думала о нëм больше, чем необходимо. И так продолжалось бы и дальше, если бы на пороге не показалась трагедия, постучавшись громогласно в двери и ее сердце. — Войдите. — Госпожа, беда случилась. Нашего господина сильно ранили на задании, он в лазарете при поместье клана Кьëраку, в бессознательном состоянии. — Что ты стоишь как истукан, зови служанок, собираться будем, нужно идти. — Как прикажете, госпожа. Спустя некоторое время девушка уже была одета в тëмно-зелëное платье, расшитым изумрудами, а поверх было накинуто кимоно того же цвета, с вышитыми на нëм цветами ирисов, а волосы были собраны в пучок и закреплены теми самыми заколками. Отказавшись от помощи и используя мгновенную поступь она была на месте в мгновение. Встретили еë удивлёнными взглядами, точно не ожидая увидеть здесь. Химэко вошла в комнату, где лежал её муж не спрашивая разрешения и не замечая препятствий перед собой в виде слуг или дверей. Над шатеном корпели несколько синигами, по-видимому присланных из 4 отряда, молодые люди разошлись при виде неë. — Как он? — Унохана-сан сама лично лечила Кьëраку-сана, поэтому в данный момент его жизни ничего не угрожает, но ему нужен покой и неделю минимум строгий постельный режим. — Спасибо, все свободны. — Ровным голосом произнесла она и синигами покинули еë. Наконец она взглянула на объект своих мыслей, что не давали ей покоя последние дни. Увидев его болезненной выражение лица по которому крупными каплями стекал холодный пот, ко лбу прилипли растрепавшиеся тёмные пряди волос, и услышав его тяжелое прерывистое дыхание, гнев еë почти сошëл на нет, не успев и разгореться ярким пламенем, сменившись на милость. Сама не понимая зачем она это делает для него, но всë же рука дрогнула, потянувшись за примочкой в стоявший рядом бамбуковый ковш с прохладной водой. Посильнее отжав тряпицу молодая особа аккуратно, промокающими движениями стёрла пот с лица мужа. Только она хотела убрать руку от него, как её перехватили. — Что ты тут делаешь? — Прошептал синигами с трудом подняв веки. — Пришла самолично убедиться в том, что ты на последнем издыхании. — Не дождëшься. Я не умру, пока ты не станешь моей. Взгляд еë в одночасье изменился, но Сюнсуй этого уже не увидел разразившись сильным кашлем. В миг позабыв об их взаимоотношениях она подскочила к нему. — Вставай! — Помогая ему, крикнула девушка. — Вставай, тебе легче будет! — Молодой человек послушно встал и ему действительно стало лучше, но только вернувшись обратно в лежачие положение он потерял сознание. Глубоко внутри Химэко прекрасно понимала, что не хочет его смерти, но признаться в этом не может даже себе самой. Тяжело вздохнув и прикрыв глаза, дабы собрать все мысли, что роились точно пчëлы в улье, наконец решив покинуть его сакуроволосая не смогла, увидев на своей руке мëртвую хватку своего мужа. Признаться уходить ей отнюдь не хотелось. Присев на край кровати, девушка невесомо очертила его лицо, линию скул, вычурно большой нос, который ей так не нравился. Сколько бы в сердце она не горела ненависть к нему, в таком состоянии его ей было больно видеть… Вспомнив позабытые давно навыки кайдо, молодая особа взмахнула свободной рукой в воздухе и комната начала наполнятся приятным, живительным, зелëным светом. Всë внимание было сосредоточено только на лечение его ран, сама не замечая, как обессиленно упала рядом с ним. Сказалось и голодание, и нервы, и долгое отсутствие практики. Ночь вступила в свои владения. Полная, округлая луна пробиралась сквозь плотные шторы, разливая свой холодный, серебряный свет на двоих, что путался в волосах молодых людей. Полная тишина торжествовала в комнате, прерываемая лишь дыханием двух человек, один из которых распахнул глаза, очнувшись от долгого сна. Не понимая почему ему вдруг стало легче дышать, сквозная, рваная рана не так саднила и температура больше не досаждали усталому и побитому телу. Только тот хотел приподняться, но не смог, что-то сковывало его движения, он перевëл свой взгляд вниз, где мирно покоилась его жена и расцвëл в улыбке. Рядом лежала та, что избегала его, точно священного огня, та что не позволяла себя касаться ему, та что сыпала проклятьями ему вслед, та что лучше обречет себя на вечные муки ада, будет жевать битое стекло, купаться в раскалённой лаве, покроет своё сердце ржавыми доспехами, обрастёт злобой и надменностью, чем позволит ему быть с ней. Сейчас Химэко была беспомощна, полностью безоружная, тихо посапывая, лëжа рядом с ним, аккуратно положив голову на плечо шатена и сжимая ладонь мужа, словно боясь его отпустить и потерять навечно. Молодой человек невольно улыбается, когда видит еë, убирает заботливо выбившуюся прядь розовых волос за ушко и прижимает к себе, целуя в макушку. Внутри него разлилось приятное, согревающее тепло. Сон молодой особый был особо крепким и безмятежным, отчего та даже не шелохнулась, когда горячие, сухие губы коснулись еë макушки, пряди волос, лба, щëк, курносого носа, шеи, родинки под левым глазом. В свете Луны Химэко выглядела ещë прекраснее, серебряный свет путался в розовых волосах, оттеняя их, путался и в пышных ресницах, что слегка подрагивали во сне. Девушка медленно распахнула глаза, пробуждаясь от крепкого сна. Картина происходящего постепенно вычерчивалась перед ней, давая понять, что всë это был не просто сон, а явь и сейчас на неë пристально смотрит пара влюблëнных, серых глаз, а губы пытаются коснуться еë. Сакуроволосая сразу подскочила с кровати, принимаясь поправляться. — Что ты себе такое позволяешь? — Если мне не изменяет память, то ты моя жена. — Ах вот как, только помнится мне, что кто-то дал мне обещание не тронуть меня пока я не полюблю тебя. А сейчас, ведёшь себя, как… — Как кто? — Как животное! — Хорошо, тогда я уже могу не считаться с твоим мнением? — Молодой человек схватил её за руку, повалив на кровать и навис над ней, смотря прямо в её глаза, что обеспокоенно метались из стороны в сторону, точно ища защиты. — Пусти меня! — Начала сопротивляться та. — Нет. Это ты меня лечила? — Она лишь отвернулась в сторону, нахмурив брови, но ничего не сказала. — Значит ты…забавно получается, сначала кричишь, чтобы я умер поскорее, а после лечишь меня спасая от смерти. Посмотри на меня, Химэко. — Уже более мягко просит тот и девушка переводит на него свой взгляд. — Скажи мне, ты и правда ничего не чувствуешь ко мне? Только скажи мне это глядя прямо в глаза. — Что это изменит? — Многое, если я тебе всë также противен и ненавистен, как полвека назад, то я не хочу больше заставлять тебя жить со мной. — Дашь развод? — Он коротко кивнул. — Ничего кроме ненависти и презрения я к тебе не чувствую. — Потупив взор, как можно более ровным голосом изрекла она. — Скажи мне это глядя в глаза. — Сакуроволосая метнула недовольный взгляд аметистовых глаз и лишь стиснула зубы. — Я всë тебе сказала, отпусти меня теперь. Иначе я… — Иначе ты «что»? — Буду кричать. — Кричи. Это моë поместье, я сын главы клана, думаешь хоть кто-то войдëт без моего разрешения? — Ты ведëшь себя, как дикарь, мне неприятно такое отношение к себе. Убери свои лапищи от меня. — Ругалась, брыкаясь девушка, что лишь забавляло шатена. — Ты мне нравилась больше когда спала. — Усмехнулся молодой человек и накрыл еë губы своими, затыкая рот. Химэко начала мотать головой из стороны в сторону, пытаясь вырваться. — Какая ты милая. — Изрекает молодой человек, отпрянув от еë губ. — Что ты творишь такое?! — Всë ещë ненавидишь меня? — Спрашиваешь, ты это сделал насильно, как ты мог… — Улыбка в раз сошла с лица шатена, а хватка ослабла, позволяя ей выбраться, но девушка всë ещë лежала смотря на него снизу вверх, точно испуганный кролик. Его серые, точно свинцовые тучи глаза смотрели на неë обескураженно, пока еë фиалковые, сравнимые с драгоценными камнями пурпурного сапфира вглядывались в черты его лица, вспоминая каким он был. Рука сама невольно потянулась к лицу мужчины, почти невесомо коснулась его щетинистой щеки, волевого подбородка. Сердце разбивалось о грудную клетку, дыхание напрочь сбилось, а волосы растрепались по всей подушки. Она медленно, осторожно привстала на локтях, опуская глаза, не зная, что её ударило, в ночной темноте найдя его губы девушка коснулась их своими, мимолётно, еле ощутимо, но этого хватило, чтобы синигами сгрëб еë в охапку, уронив на кровать, что жалобно скрипнула под их весом. — Химэко…моя госпожа, моë исцеление. Моя милая Химэко. Я безумно сильно люблю тебя. — Сжимая еë ладонь в своих больших, оставив невесомый поцелуй на тыльной стороне. — Достаточно, ты слишком много двигаешься, раны могут открыться. — Щëки заалели, выдавая еë. — Мне не страшны никакие раны, пока со мной ты, моя милая Химэко. — Заставляя гуще прежнего краснеть и прятать глаза девушку. Взгляд падает на бинты, что окрасились свежей кровью, заставляя понервничать сакуроволосую. — Твои раны кровоточат, я сейчас позову медиков. — Не стоит. Всë в порядке, просто останься со мной. — Она лишь кивнула коротко головой. Всю ночь молодые люди так и не смогли уснуть, просто бесконечно долго молчали, но слов было и не надо вовсе, за них всё говорили их горящие глаза. Тяжёлые томные вздохи и сердце разбивается о грудную клетка, так и порываясь вылететь наружу безумной птицей. Он смотрел на неё безумно влюблённым взглядом, гладил её всё пряди розовых волос, целовал длинные, изящные пальцы. На следующий день молодые люди уже возвратились в своë поместье. Под строгим наблюдением и заботой своей жены шатену день ото дня становилось всë лучше и лучше, а на четвëртый день тот мог вставать уже, хотя Химэко и хмурила брови, но не возражала, помогая ему. Ближе к вечеру, когда первые сумерки пали на землю сакуроволосая пришла в спальню мужа, дабы помочь с перевязкой. Девушка кружилась над столиком, собирая травы на мазь для нанесения на раны мужа, пока тот сидел к ней повëрнутый спиной, оголив торс. Химэко кидает взгляд на него и замирает, вся спина его была испещрена шрамами разной длины, формы и глубины. — Какой кошмар. — Слова сами невольно срываются с губ и она прикрывает рот рукой. — Что случилось? Что-то не так? — У тебя столько много шрамов.- Пальцы осторожно коснулись рубцов, отчего на душе молодой особы стало невыносимо больно и тяжело, что хотелось заплакать, но смахнув рукой первые капли зародившихся слëз она взяла себя в руки. — Да…мне приходилось много сражаться и даже сейчас. Я не напугал тебя? — Нет, просто я твоя жена и ничего почти не знаю о тебе. — Я бы хотел, чтобы ты об этом никогда не узнала. — Слова ударили в самое сердце и девушка надавила на рану, заставляя его поморщиться от боли. — Не говори так. Ты всë держишь в себе и стараешься уберечь меня от всего, но я тоже хочу защитить тебя и я буду с тобой рядом всегда, буду поддерживать тебя. — Бинтуя раны, произнесла та. — Химэко… — Коснулся он еë руки. — Мы так долго с тобой вместе, но так и не провели вместе ночь. Глаза молодой особы округлились от его слов. — Я не…мне страшно. — Не бойся, я не позволь себе причинить тебе боль, только скажи, если тебе будет больно и я остановлюсь. Ты согласна? — Да… Она Его. Только Его госпожа, Его женщина, Его хозяйка: собственница и собственность. Она не позволить причинить себе вреда, а он не посмеет даже помыслить об этом, она не такая как остальные. Он вдыхает её запах от которого кружится голова, кидает в холодный пот, немеют обонятельные рецепторы, спирает в груди. Она само воплощение микеланджеловского творения: элегантная и изящная, тонкая работа Великого скульптора. Мягкий мрамор не крошится в руках мастера, он поддаётся долото, являя свою изысканность миру. Синигами жадно впитывает каждое соприкосновение трущихся друг о друга тел, каждый изгиб и косточку выпирающую, каждую родинку. Границы разделяющие её и его тело давно стёрты, нет начала его и конца её, есть только — они. Она Его верная и непоколебимая госпожа, Его в сладострастном стоне, срывающимся с припухших, истерзанных губ от долгих поцелуев, Его в запутавшихся и разметавшихся по всему ложе, в необузданной страсти, розовых волос. Горячая, большая, слегка мозолистая ладонь скользит по нежной коже, волнует чувственную грудь, Хочется обволакивать её всю, стать частью её тела, впитаться в её кровь и пот, что каплями стекает вниз по упругим бёдрам, стать океаном и растечься по её коже, но в тоже время хочется притиснуть к себе посильнее, ластиться, тереться, прижать к себе сильнее, не отпуская, вбиться в её распалённые от жара чресла, втереться в её лоно, и наконец выплеснуться в ни чем не сравнимой томимой истоме развязке… С той ночи прошло достаточно времени, чтобы осознать всю глубину чувств, понять насколько может быть безгранична любовь человека, которого ты терпеть не мог, а теперь не можешь жить без него. Когда ты по-настоящему любишь человеку он становится частью тебя, он и в воздухе, которым ты дышишь, и в воде, которую пьëшь, и в крови, что бежит по твоим венам, и все его раны болят, также как свои собственные. И они любили, пока всë не рухнуло. — Сюнсуй! — Воскликнула имя мужа девушка, бросаясь к нему в объятия. — Любовь моя. Только ты можешь рассеять тучи, что сгустились надо мной, моя жемчужина. — Я соскучилась. — Я не меньше скучал по тебе. Прости, что так долго в этот раз. — Наблюдавшие за всем этим синигами были рады за своего нового капитана. — С тобой всë хорошо? — Не переживай, со мной всë в порядке, расскажи лучше, как ты жила, что случилось нового? — Ничего такого, я подарок для тебя приготовила, надеюсь ты обрадуешься. — Я и так рад, только увидеть твои глаза для меня уже большое счастье, моя жизнь, любовь моя, госпожа сердца моего. — Каждый раз Химэко краснела от его слов, этот бархатистый голос, что разливался по всему телу, эти глаза, смотрящие в самые глубины души и конечно же мягкая, добрая улыбка. Рядом с ним ей было не страшно, с ним было спокойно и надëжно, возле него и солнце было ярче, и трава зеленее, рядом с ним она была уверенна в завтрашнем дне, была уверенна в нëм. Молодые люди вернулись домой ближе к вечеру, где их уже встречали слуги и тёплый ужин. После трапезы девушка сразу же принесла подарок мужу, что был спрятан в шкатулку. Шатен с энтузиазмом открыл крышку и расцвëл в улыбке ещё сильнее. — Это не то что ты, наверное, ожидал увидеть, но… — Нет, это лучшее, что я мог бы получить, ты всë это вышивала сама? — Да, в нашей семье верят, что омамори сделанный руками любящего человека и хранящий его частичку может уберечь от всех несчастий. Я не могу быть с тобою всегда рядом, не могу точно знать жив ли ты или нет, но так я буду всегда с тобой, даже если ты будешь на другом конце света, моя любовь и я будем всегда с тобой. — Моя мятежная госпожа, ты и так всегда со мной рядом, в моëм сердце, там есть место только для тебя. Я не посмею бросить тебя. — Грохот во дворике заставил отвлечься пару. Химэко выскочила на улицу первая, вглядываясь во мрак где еë уже поджидали. Пронзительный женский крик разрезал тьму, на улицу выбежал шатен. Перед ним стояла его жена, пытаясь остановить кровь в области живота, на голубом платье расплывалось алое пятно крови. Ноги молодой особый подкосились и та начала падать, но крепкие руки мужа не дали упасть на дощатый пол. Вбежав сразу в дом, тот приказал позвать врачей, а сам покинул их, решив разобраться с тем кто пытался убить его жену. После случившегося прошло ещë несколько дней, рана почти затянулась, но лучше Химэко не становилось почему-то. Девушка слабела на глазах, отказывалась от еды, порой глотать было совсем затруднительно, тяжело было и вставать из кровати, но не смотря ни на что не показывала слабости, продолжая и дальше пересиливать себя, пока не упала в обморок прямо на глазах мужа.***
В комнате собрался целый консилиум из медиков, что осматривали сакуроволосую со всех сторон. Сама капитан 4 отряда прибыла, дабы увидеть больную. Окончив осмотр они собрались и покинули больную для совещания. Молодые люди остались наедине. Шатен не медля подошёл к своей жене, помогая застегнуть платье. — Если бы твоя болезнь имела плоть и крови, то я бы непременно одержал победу над ней, чтобы только ты не печалилась, моя госпожа. — Спасибо, мне очень важно что ты со мной. — Улыбнулась девушка, сжимая его ладонь в своей. Недолго пришлось оставаться наедине, как в комнату зашли врачи. Мужчина сразу напрягся, вставая с места. — Что с ней? — Мы не можем установить точный диагноз госпожи, но можем предположить, что виной всему яд, что постепенно разъедает еë изнутри, действие его очень медленно. Только нам неизвестно его происхождение и как его вывести из крови госпожи. — Но шанс узнать есть? — Мы сделаем всë, что в наших силах, но ничего обещать не можем. — Хорошо, будем надеяться на лучшее. Скоро вы сможете разгадать этот яд? Все лишь развели руками, переглянувшись, никто не давал точного ответа, потупив взгляд, даже капитан четвёртого отряда ничего не могла обещать в такой ситуации. — Как что-то будет известно мы сразу вам сообщим. — Постарайтесь ускорить процесс. — Всë что сможем. — Врачи удалились, оставляя их одних. — Всë будет в порядке, моя жемчужина. — Только грустная улыбка застыла на лице Химэко. — Только твои глаза, только они способны излечить все мои раны, как печально, что и они смотрят на меня теперь с жалостью. — Она похлопала по ладони мужа своей и покинула его. Время тянулось слишком медленно, с каждым днëм становилось только хуже, но Химэко не сдавалась, упрямо отказываясь от помощи. Ни её болезнь, ни печаль в глазах любимого, ничего не могло сломить её дух, что был куда крепче ослабевшего тела. Никто так и не смог сказать, что за яд убивает еë, с каждым днëм разрушая всë сильнее. Молодая особа сидела в комнате, вслушиваясь в треск горящих дров в камине, когда зашёл еë муж. — Как ты чувствуешь себя, моя душа? — Присел тот рядом, заключив в объятия жену. — Разве я могу себя плохо чувствовать, если ты со мною рядом. — Не хочу проводить без тебя ни секунды, хочу видеть твою улыбку каждое мгновение. Давай забудем всë, что было до этого, простим друг друга и продолжим жить вместе. — Даже в плохом есть хорошее, если эта болезнь мне позволит побыть подольше рядом с тобой, то я буду только рада. — Не говори так, ты обязательно поправишься, Химэко, у нас ещë будем много времени впереди, целая жизнь. — Девушка улыбнулась, кивнув головой, но она прекрасно понимала, что это не так и он понимал, но никто не признавал этот факт. Длинные разговоры и времяпрепровождение вместе, стали частью их нынешней жизни. Шатен даже оставлял всю работу, только чтобы оставаться подольше со своей второй половинкой. Но всë не вечно в этом мире, а жизнь слишком быстротечна. Прошло пару месяцев с отравления Химэко, девушка еле поднималась с кровати, каждую ночь мучаясь от дикой боли во всём теле, точно внутри всё полыхало диким всё испепеляющим пламенем огня. Молодая особа сидела на стуле, когда в её комнату ворвался муж. — Моя госпожа, тебе стало хуже? — Я увидела тебя и стало лучше. — Шатен грустно улыбнулся, сжимая её руку в своих ладонях. — Сюнсуй, я бы хотела попросить тебя всего об одном. — Да, что угодно. — Пока я ещё могу увидеть и услышать голоса близких мне людей, я бы желала их увидеть всех в одном месте, если это только возможно. — Конечно, будь уверена, сегодня же ты сможешь увидеть их всех. — Спасибо.***
Девушка проходила мимо длинного стола за которым сидели все кто был ей дорог и любим, братья и сёстры со своими жёнами и мужьями, племянники и племянницы, все встречали её с улыбкой. Химэко прошла в самый конец, присаживаясь рядом со своим мужем, что сразу взял её за руку, боясь отпустить и потерять навсегда. Она долго смотрела на всех собравшихся, любовалась тёплой, весенней погодой, улыбка не сходила с её уст, пока в сердце, точно воткнули иглу, отчего перехватило дыхание. Сакуроволосая схватила мужа за руку, Кьёраку перевёл на неё обеспокоенный взгляд и понял всё без слов, помогая встать ей с насиженного места и проводя её в поместье. Все поднялись со своих мест, провожая печальными взглядами уходящих. Опираясь на руку шатена и положив свою голову ему на плечо Химэко дошла до спальни, где её на кровать положил синигами, присев рядом, обеспокоенно глядя в аметистовые глаза. Девушка лежала без сил, жизнь постепенно покидала её тело и она это прекрасно чувствовала. Возлюбленный сидел рядом, держа крепко ту за руку, понимая, что это скорее всего, последний раз, когда он её может лицезреть живой. — Я покидаю тебя. — Нет, не говори так, Химэко, моя жемчужина. — Не отрывай свой взор от моих глаз, я хочу запомнить этот момент навсегда, прошу, держи меня крепче за руку, не отпускай меня. — Как пожелаешь, моя госпожа, душа моя. — Он покорно выполнил её просьбу, в уголках глаз скопились хрустальные капли слёз, ожидая момента, когда смогут скатиться, омыв почерневшие от болезни, некогда сиявшие чистотой и радостью глаза напротив. В мягкой улыбке были растянуты губы девушки, а перед глазами проходили все моменты жизни. — Мы ещё увидимся, я обещаю тебе, моя мама говорила, что эта жизнь всего лишь подготовка к следующей, а я уже готова. — Нет-нет-нет, мы ещё будем сражаться! Ты же не собираешься умирать, правда? Что эта жизни значит без тебя? — На устах девушки расцветает улыбка, будто она и не чувствует всей жгучей боли. Молодая особа вытерла слезу с его щеки в последний раз и закрыла свои глаза. — Химэко, Химэко… — Позвал он взволнованно её тихо по имени, но ответа так и не последовало. Крепкие руки шатена подняли с постели уже остывающее тело девушки, прижимая к себе, окропляя горькими слезами её обмякшее тело, очернённое болезнью и людскими хлопотами… Дух сакуроволосой в последний раз облетел всех собравшихся, взглянув в их лица и растворился в тёплом весеннем ветерке, лишь отголоски жизни девушки звенели где-то в воздухе, зависая над головами. «Мой рай — это сад выращенные из цветов любви и давший плоды, что распустились от пролитых слёз моих на грешной земле обетованной, цветов, что были обласканы лучами нежного солнца. Я — Химэко Сакаи и я вышла замуж за нелюбимого человека более ста пятидесяти лет назад. Я мечтала выйти за другого и моя роскошная свадьба стала для меня саваном, но судьба распорядилась иначе, давая мне второй шанс на любовь. Я Химэко Сакаи, ныне Кьëраку, благодарная своему мужу Сюнсую Кьëраку, давшему мне любовь и окружившиму меня заботой. И я свет падающий на его морщинки, я слеза скатившаяся по его лицу, я жива и буду жить всегда. И вся моя жизни, моё существо заключено в любви, что живёт в сердце моего любящего мужа, моего господина. Я была любима и ненавидима. Я Химэко Кьëраку и я счастлива, что прожила такую жизнь, счастлива покинуть этот мир на руках любимого человека.» Весть о смерть девушки быстро разлетелась по всему обществу душ. На пышные похороны пришли почти все, кто-то поддержать молодого капитана, кто-то посмотреть, каждый шёл за своим. Первую неделю после похорон молодой человек не выходил из поместья, только глубокой ночью шёл к своей любви. Холодный мраморный камень с золотистыми буквами мало, что мог сказать ему, но он упрямо вёл беседы с ним, говорил и говорил и шёпот ветра вторил ему о потерянной любви. Прошли года, но он так и не оставил еë.***
Сегодня весенний ветер разметал его каштановые волосы, целуя щеки, губы, нос, обнимая…мужчина прикрыл глаза, точно вспоминал что-то очень важное. — Мы за всё платим цену. — Проговорил синигами, не открывая глаз. — Что?! — Удивилась стоящая позади девушка. — Она так сказала мне однажды, мы платим цену за всё. Такая глубокая тоска — это цена за то как сильно кого-то любишь…