Чугунный
5 февраля 2022 г. в 23:16
Примечания:
Опять же, настоятельно советую перед ознакомлением с работой прочитать замороженную солянку "Трое из ларца...". Без нее стартовый контекст будет совершенно непонятен, а так хоть читать будет возможно.
Одержимость — вещь опасная. И особенно, если это одержимость Морготом. Худшее, что может быть с человеком в этом состоянии — невозможность заметить очевидный просчет. Можно было пойти тактичным путем: стать майа и спокойно творить рядом с объектом восхищения, подавая ему молот для разрушения гор. Можно было стать драконом, просто улыбаясь и рыча на сложные беседы и отцовские почесывания за ушком.
И только одержимый идиот мог без лишних раздумий напроситься стать орком в эпоху войн в Белерианде. Его могло занести в пущу битвы, но обошлось тем, чем было — заводской конурой, конвеерной лентой и зловонной дырой для отходов.
Признаться, Дэйтрон первое время плакал. Плакал тихо, чтобы обитатели соседних комнат не услышали. Благо, звон шестерней и грохот ремней перекрывал неописуемое отчаяние. Оно угнетало даже не от невозможности увидеть объект платонической любви к прекрасному, не от беспокойства за подруг, а от вероятной безысходности своей судьбы.
Втулка за втулкой. Деталь за деталью. Минута за минутой. Ужасающий запах плесени и нечистот, да собирающаяся на потолке вода, каплями разбивающаяся об макушку. Орк боялся, что столь же удручающе проведет весь остаток своей жизни.
Смена кончилась, и оставшиеся четыре часа до следующей он провел как полагается — отправился на осмотр территорий и посещение столовой. Потеряв во время побоев один из зубов и остатки наивных надежд, он заодно и узнал о своем ржавом титуле, о схеме работы цехов и, что немаловажно, о том, насколько недопустимо быть тощим.
Так что расправившись с конвеером, поставив самоделку для работы вместо себя, он попытался начать качать мышцы. Разумеется, на хлебе с опилками много сил не соберешь, но оставаться в телосложении гика из прошлой жизни было недопустимо. Особенно он это ощутил на следующем перерыве.
Добираясь до столовой, орка остановили те же громилы, что и в прошлую вылазку:
— А брат не трогал мою задницу!
Ржавый огляделся, выискивая пути к отступлению. Но горы бестолковых мускул уже были со всех сторон.
— Рад за него. Может, у других остались мысли на этот счёт?
Громила махнул головой, обнажив выступающие в оскале клыки.
— Нет, у них есть мысли насчет тебя.
Дэйтрона быстро схватили за руки и уволокли в коридор. Иллюзий насчет происходящего он не питал, а потому отчаянно пытался вырваться. На каждый свой выпад орк получал удар массивным кулаком в ребра, вырывавшиеся воплями из глотки.
Его поставили на колени и зачинщик присел, рукой разомкнув губы тощего. Мерзостный запах перегара от технического спирта был едва ли так страшен, как мутный взгляд великана и его физиономия.
— Зубы ты мне больше не заговоришь.
Удар. Треск. Красные ручейки побежали по подбородку. Орк поспешил выплюнуть осколки из рта, но его быстро схватили за челюсть.
— Нет, глотай. И быстро, пока охрана не пошла.
Ладонь с силой сжималась у горла, усугубляя боль. В глазах держалась влага, но от шока Дэйтрон не мог даже кричать.
— ГЛОТАЙ!
Кадык поднялся вверх, пропуская обломки зубного ряда по пищеводу. Слезы брызнули и ржавый весь трясся от ужаса, теряя сознание. Получив еще удар, в этот раз по голове, худой вернулся в чувства.
— Сиди смирно блять!
Громила поднялся на ноги и стянул штаны, обнажая куда более отвратительный, чем его обладатель, пенис. Ржавый тяжело бубнил и кровавая пена из рта покрылась пузырями.
— Что здесь происходит?!
Обморок. Долгожданное беспамятство. А может, снова смерть. Пусть она примет тебя в свои объятия. Друзья, затерявшиеся по Арде... А может, и ты сам... всё же рассчитывали на тебя — а ты подвел их.
Но нега спала, пусть и не скоро. Орк приподнялся, но увидев вместо насильников капли крови и обрывки одежды, понял, что пронесло. Если можно так сказать.
Выплюнув, наконец, оставшиеся зубы, он вжался в темный угол и просидел так еще какое-то время. Слезы больше не норовили выбежать из уголков глаз. Помимо следов страха и невыносимой боли во рту, внутри теплились лишь два чувства, сковываемые крепкой одержимой идеей. Ими были злоба и жажда вырваться из этой клоаки любой ценой.