— Ох, кажется, я пропустил что-то, — Лис дернулась, обернулась на незнакомый голос. Рядом с Ламбертом уже стоял еще один ведьмак. Молодой, чуть загорелое скуластое лицо с едва заметными мелкими круглыми шрамиками, черные волнистые волосы собраны на затылке в тугой хвост, черная куртка оторочена серебристым мехом, на правом плече — связка подстреленных уток, которую он отдал Ламберту. Тот фыркнул — и ушел по коридору к лестнице, начал спускаться вниз.
— Койон! — воскликнула Цири, всплескивая руками. Ведьмак улыбнулся, чуть прищурив яркие желто-зеленые глаза с кошачьим вертикальным зрачком, подошел.
— Геральт. Рад, что ты вернулся, — они крепко пожали руки, — привет, — обернулся он к Лис, — выглядишь очень бледно.
— Только что упала в обморок, — поделился Эскель, — знакомься — Лис, Зеркало Цири. Лис — это Койон.
Девочка кивнула — и чуть покачнулась, но удержалась на ногах.
— Дурно. Намешать ей укрепляющий отвар? — обратился он к Геральту. Тот кивнул, наконец, перестав пронзать Лис испытующим взглядом. Девочка едва заметно выдохнула.
— Пойдем, — Койон махнул рукой, на ходу стягивая с плеч куртку, отороченную мехом — под ней оказалась еще одна. Лис взглянула на Эскеля — ведьмак ободряюще улыбнулся — и пошла вслед за ним, пальцами левой руки ведя по холодной каменной стене. Спиной чувствуя пристальные взгляды трех пар желтых глаз с вертикальным зрачком.
— Что ж ты так? Испугалась? — ведьмак начал подниматься по лестнице, Лис еле поспевала за ним, чувствуя, как дрожат мышцы. Уже в коридоре догнала, коснулась ледяными пальцами запястья — Койон дернулся, непонимающе глядя на нее.
«Да. Я периодически падаю в обмороки»
— Телепатия, — поднял брови ведьмак, — надо же. Заходи, — он открыл одну из дверей. Лис вздохнула, чувствуя, как ее покидают силы, села на краешек кровати в изножье, стянула сапоги, подтягивая под себя ноги и зябко обхватывая руками плечи. Выроненный плащ так и остался на полу в коридоре.
Ведьмак подложил дров в камин, поджег Знаком.
— Сейчас намешаю, вскипятим, выпьешь — полегчает, — начал он говорить, кидая куртку с меховым воротом на спинку стула и роясь в ящиках, перебирая там какие-то сверточки. Лис согласно кивнула, чувствуя, как начинает дрожать — от холода и от усталости. Слишком давно она так не прыгала, чтобы это прошло бесследно — мышцы уже начали протестовать. Она прикрыла глаза, ссутулившись, слыша какое-то смутное движение по комнате, шорохи пергамента, тихие шаги.
На плечи опустилось что-то теплое и довольно тяжелое. Лис распахнула глаза, встречая ласковый желто-зеленый взгляд. Ведьмак сидел на корточках перед ней, одной рукой накидывая на узкие плечи другую свою куртку — бархатистую и темную, с затейливой вышивкой по круглому воротнику и по полам.
— Ты дрожишь. Погрейся, — горячие пальцы легли на подбородок, чуть повертели лицо из стороны в сторону, — малокровие, верно?
Лис осторожно кивнула, но комната все равно поплыла перед глазами.
— Зажмурься — головокружение чуть уменьшится, — посоветовал ей Койон, снова отходя к столу, — да ты, наверное, и сама знаешь. Дыши ровно. Все хорошо.
Лис послушно закрыла глаза. Куртка исправно грела — она завернулась в тяжелую бархатистую ткань, как в одеяло. Снова что-то зашуршало, тихо звякнуло, щелкнуло и зашипело — она осторожно приоткрыла правый глаз и увидела расплывчатый крохотный огонек над столом и какую-то шаткую конструкцию, вроде держателя, на котором над огоньком стояла глиняная кружка.
— Скоро нагреется, — ведьмак размешал отвар в кружке, повернулся к ней обратно, мягко улыбаясь, подошел, снова присел перед ней на корточки.
— Какие у тебя дивные волосы, — он аккуратно намотал на пальцы длинный локон, лежащий на плече, — чистое серебро. И такие мягкие, — Койон заправил ей прядку за ушко, со спокойной улыбкой встречая взгляд темно-зеленых глаз с карим ореолом вокруг зрачка. Девочка не была испуганной — лишь слегка настороженной и усталой, хрупкие плечи под его курткой еще легонько дрожали. Бледные губы тронула легкая ответная улыбка.
— Закипело, — он обернулся на грелку, плавным, слитным движением поднялся, снова помешал отвар в кружке, осторожно принюхался и удовлетворенно кивнул, — пусть слегка остынет. Будет невкусно, меда у меня нет, но выпить надо. Веришь мне, Лисенок? — снова повернулся он к ней, глядя с хитрецой.
Девочка кивнула, чуть помедлив, вытянула ноги, осторожно опустила на каменный пол. Койон повернулся обратно к отвару, оставленному на столе, собираясь затушить огонек. Услышал за спиной легкие шаги и шорох ткани, повернул голову. На губах застыл вопрос «куда?» — и тонкие руки обхватили его, девочка прислонилась лбом к чужой груди.
Койон опустился на одно колено, мягко, урчаще посмеиваясь, чтобы быть с ней на одном уровне, обхватил девочку под руками, чувствуя, как они сместились выше, обнимая за шею. Поправил на чужих узких плечах свою куртку — шеи сбоку, под ухом, коснулся холодный нос, Лис прижалась щекой к плечу, закрыв глаза.
«Верю. Спасибо»
Ведьмак тихо замурлыкал, тоже закрывая глаза и аккуратно прижимая к себе хрупкое тело. Кожей чувствовал, как колотится сердечко в клетке чужих ребер, прохладные ручки почти невесомо лежат на плечах.
«Ты… мурлычешь?»
Койон заулыбался шире — вибрирующий уютный звук стал чуть громче, горло слегка дрожало и на вдохе, и на выдохе, то затихая, то вновь набирая силу. Кивнул, проехавшись носом по ткани своей куртки, слегка похлопал девочку по спине, поднимая голову и кладя подбородок ей на плечо. Бледная кожа пахла дорожной пылью, сухим осенним воздухом, совсем слегка — дымом, шерстью плаща. И лавандой.
— Я же Кот. Мы такое можем.
Лис тоже подняла голову, сбоку глядя в смеющиеся желто-зеленые глаза.
«Кот?»
— Ведьмак Школы Кота. Не заметила? — он отнял одну руку от чужой спины, ловя медальон на цепочке ладонью. Лис прищурилась, рассматривая кошачью морду, угрожающе оскалившую острые клычки.
— Я зимую здесь в первый раз. Весемир разрешил мне переждать холода в Каэр Морхене. Сам я из Повисса, с севера, — ведьмак щелкнул девочку по носу, снова урчаще рассмеявшись, — Койон из Повисса. Давай, время пить эту гадость, уже остыло.
Лис послушно расцепила руки, снова села на кровать, кутаясь в теплую куртку, обеими ладонями обхватила поданную кружку, грея холодные пальцы. Койон опустился на свою кровать за ней, потрепал серебристые волосы, волной спускающиеся до поясницы под курткой.
— Заплести тебя пока? Косы я делать умею, как ни странно.
Интерес к прическам у него возник еще в далеком, почти стершемся из воспоминаний детстве. Была какая-то девочка, не то соседка, не то дочка одной из постоянных посетительниц матери, которая жаловалась на то, что ей тяжело управиться с волосами, и они с ней поспорили, что он сможет заплетать косы не хуже, чем она, хоть и мальчик. Девочка давно затерялась в закоулках памяти, и лицо ее, и имя, а навык остался.
Девочка отпила из кружки, морща носик от горячего пара, выразительно скривилась — отвар был горьким и терпко пах травами. Не глядя, завела одну руку назад, нашла пальцами горячее запястье.
«Если можно. Буду очень благодарна. Только мне завязать нечем»
— У меня есть, чем, — хмыкнул ведьмак, потянулся за гребнем к изголовью, — пей-пей. Знаю, что невкусно, но надо. Хорошая штука, и согреет, и чуть укрепит, а то дрожишь, как лист осиновый.
Лис снова поднесла глиняную кружку ко рту, сделала три больших глотка, чуть скривилась, морща носик. Горячие руки аккуратно выправили волосы поверх куртки, частый гребень прошелся по прядям, не тяня и не дергая, сразу от середины и до кончиков.
— Чистый металл, — тихо проговорил он, — никогда таких не видел. Хотя ты же чародейка, пусть и маленькая, это неудивительно…
Лис снова отпила из кружки и повернулась — волосы заскользили через чужие пальцы.
«Я не чародейка и близко. То, что я делаю сейчас — почти мой максимум»
— Ну-ну, не злись, Лисенок, — снова раздался тихий урчащий смех, он слегка погладил ее по голове, скользя ладонью по серебристым волосам, — я плохо разбираюсь в чародейках.
Девочка вздохнула и отвернулась обратно, механически отпила и снова скривилась. Первый страх, впившийся в ребра когтями вместе со словами пророчества, прошел, она отогрелась, тело чуть расслабилось, напряжение отпустило мышцы.
Ведьмак за ее спиной методично расчесывал текучие пряди. Неожиданное предложение объяснялось очень легко: ему просто очень захотелось потрогать длинные, странного цвета волосы. И слегка успокоить ребенка. Койон знал, что Геральт уезжал за кем-то, кого называли Зеркалом, но не думал, что Белый Волк обернется так скоро: в конце концов, найти одного ребенка на всем Континенте — нетривиальная задача. Даже с учетом того, что ребенок должен быть похож на Цири — это сокращает выборку детей, но не делает меньше территорию, на которой надо искать. Видимо, и впрямь — само Предназначение привело девочку к нему.
Лис казалась совсем маленькой из-за своей астеничной комплекции, хотя была на добрую голову выше Цириллы. На осунувшемся, бледном личике ярко выделялись большие глаза — резким, лисьим разрезом, малахитовым ободком и золотисто-карей звездой вокруг зрачка. Девочка выглядела такой усталой и бессильной, что желание чуть-чуть приласкать явно выбитого из колеи чем-то ребенка взяло над ним вверх.
Койона собратья из Школы Кота всегда считали странноватым. Мучительное Испытание Травами, давшееся ему очень тяжело, изнурительные тренировки, постоянная война, которую ведет каждый ведьмак против монстров не смогли, казалось, сломить его легкого и веселого нрава. Подшучивание над ровесниками-ведьмачатами, безобидные юношеские шалости и мелкие пакости сходили ему с рук — юный Кот был ловок и быстр на ум, изобретателен и совершенно незлоблив. Потому почти никогда не имел проблем с заказчиками, умело выполнял свою работу и легко заводил приятельские связи среди людей, эльфов, краснолюдов и низушиков, был знаком лично с несколькими нимфами, не привечавшими обычно ведьмаков. Суровость и ведьмачья немногословность никогда ему не шли, маска отсутствия эмоций не держалась на подвижном лице, но и безответственностью он не страдал — иначе бы не дожил до своих лет. Он был одним из последних ведьмаков, вышедших из ворот Школы Кота на большак, гораздо моложе Геральта и Эскеля, младше Ламберта. Его Испытанием Медальона стала осада цитадели, его первым чудовищем — фанатик, кинувшийся на него на стене крепости.
Он больше никогда не возвращался в свой бывший разрушенный дом, но отлично помнил свою келью, сожженную дотла. Так и ушел — сжимая в руке медальон со своим именем, выгравированным сзади, с двумя мечами за спиной, не имея при себе ничего, кроме того, что было на нем во время осады, без гроша в кармане, слегка подпаленный, пропахший дымом и кровью. Кот, который гуляет сам по себе. Не привязанный к месту, легко заводящий необременительные связи, весело усмехавшийся опасностям в лицо и никогда не забывающий о том, чему его учили. Один оружейник, специализирующийся на ведьмачьих мечах, в первый год его Пути сказал ему, что из Котов вырастают или безумцы, или герои, но затруднился определить, к кому из них причислить весело рассмеявшегося на эти слова погорельца с желто-зелеными звериными глазами.
В Каэр Морхен его привела случайность. Айден, знакомый ему еще с тренировочной скамьи — он был на несколько лет старше Койона — встретился ему в конце лета и упомянул своего друга из Школы Волка. Ламберт оказался тем еще сукиным сыном с острым языком, но место для зимовки все же нашлось. Вечной проблемой было отыскать, где переждать морозы и снег.
Лис допила отвар, сонно моргая. Ведьмак быстро перевязал недоплетенную косу посередине, взял у нее кружку, убрал на стол. Девочка вяло следила за его перемещениями, кутаясь в темную бархатистую куртку. Царящий в комнате полумрак, разбавляемый только крохотным огоньком свечи, тепло, окутавшее плечи и пахнущее чем-то горьким, травяным, и усталость от долгого пути спутали ремнями разум, тяжестью легли на веки. Девочка тихонько зевнула, держась обеими руками за полы куртки и едва заметно клонясь назад. Натолкнулась плечом на преграду, но сморенное усталостью сознание не смогло определить в ней чужое плечо. Она прикрыла глаза — и уже не увидела, как длинные пальцы перевязывают аккуратно кончик косы кожаным ремешком.
***
— Что-то долго их нет, — заметил Эскель, сидя за столом. Геральт исчез с глаз сразу же, как Койон увел Лис, Цири в углу комнаты сосредоточенно читала «Гулей и альгулей», уложив толстенный том на лавку и улегшись перед ним на живот.
— Думаешь, Котяра что-то не то намешал? — хмыкнул Ламберт. Эскель нахмурился. Появление ведьмака школы Кота в стенах Каэр Морхена его, конечно, смутило, но сам Койон пока подозрений не вызывал ни разу. Кот был приятным собеседником, хорошим ведьмаком — уж историй о забавных или сложных заказах у него было хоть отбавляй — и интересным спарринг-партнером. Все же различий в техниках боя школ было много. Он с энтузиазмом включился в работу по вынужденному восстановлению откровенно обветшалых частей крепости, с удовольствием охотился и с плохо скрываемым восторгом осматривал необъятную долину Каэр Морхена. С Цири Койон тоже быстро нашел общий язык — девочка сразу прониклась к нему симпатией.
— Не думаю, — отозвался он и потер шрам на правой стороне лица, встал, — но схожу, гляну.
Никаких подозрительных звуков он не услышал, когда остановился перед дверью собрата из школы Кота. Принюхался — из-за двери тянуло травами, но совершенно обычными и точно не ядовитыми. Эскель пожал плечами и негромко постучал. Не дождавшись ответа, толкнул дверь.
Ведьмак пару раз моргнул, пытаясь осознать открывшуюся ему картину.
Поблескивающие в полумраке комнаты с задернутыми шторами глаза Кота он заметил почти сразу — Койон полусидел на своей кровати, опираясь плечами о изголовье, и с некоторой растерянностью смотрел на вошедшего Эскеля. Приложил к губам палец свободной правой руки, призывая быть тише.
Лис спала, уложив голову на его левую руку — Эскель слышал ее тихое и размеренное дыхание. Туго заплетенная коса серебристой змеей бежала по изогнутой спине поверх темной куртки, укрывшей девочку от плеч до бедер. Спала, уткнувшись носом в бок ведьмака, закинув руку ему поперек живота и ногу на колени. Кот был явно обескуражен подобным беспардонным обращением, но будить уставшего ребенка не решился. Только растерянно смотрел на Эскеля, который удивленно созерцал картину полного спокойствия, окружившего девочку.
— Сморило, видимо, в тепле, — едва слышно пояснил Кот. Эскель кивнул.
— Выберешься? — так же тихо спросил стоящий ведьмак, — мы вас потеряли уже.
Койон вздохнул, попробовал пошевелиться, чуть отодвигаясь. Лис нахмурилась, сжала пальцы лежащей поперек его живота руки, притягивая импровизированную подушку обратно, и что-то недовольно сказала на своем языке. Ловкость и гибкость, присущая ведьмакам школы Кота, Койона явно не спасала. У Эскеля не получилось сдержать ехидное умиление. Кот в ответ тихо скорчил собрату рожицу и остался сидеть на месте, когда тот вышел, неслышно прикрыв дверь.
Широко улыбаясь, Эскель вернулся обратно в большой зал. Умиляющая картина неплохо подняла настроение. Ведьмакам, привыкшим к отвращению от всех и всюду, было особенно непривычно и приятно ловить такие жесты безоговорочного доверия. Насколько же надо чувствовать себя спокойно рядом с такими, как они, чтобы вот так заснуть — в чужой комнате, укрытой чужой курткой, еще и нагло закинув конечности на того, кто запросто сворачивает головы грифонам и рубит сколопендроморфов?
— Че лыбишься? — не разделял его веселого настроя Ламберт, — котяра провалился в преисподнюю, пока мы тут сидели?
— Лучше, — хмыкнул Эскель, — он в плену. Выкинул, можно сказать, белый флаг и ждет помилования.
— Поясни, — оторвался от разъяснений бестиария для Цири Весемир.
— Лис на нем задрыхла, — послушно отозвался Эскель, — и не выпускает.
Цири захихикала.
— Еще чего не хватало, — пробурчал Ламберт, — только приехала, а уже принялась из всех подряд веревки вить. А вы и рады, — обвинительно ткнул он пальцем в улыбающегося Эскеля, — и все чародейки такие. Даже, вон, мелкие.
Лис появилась в большом зале двадцать минут спустя, кутаясь в чужую куртку, которая оказалась темно-синей. Выступившая на бледных щеках краска не оставляла сомнений в том, что использование ведьмака вместо подушки было экспромтом, неожиданным в том числе и для нее. Оробевшую перед ведьмаками девочку быстро перехватила Цири, весело щебеча и снова уводя на лестницу, чтобы показать ей ее комнату.
***
Геральт размеренно водил скребком по лошадиному боку, пока мысли метались вспуганной вороньей стаей. Он твердо решил для себя, что выспросит у Лис все, вытрясет из нее каждую малейшую деталь, поясняющую череду чертовых метафор.
Потому что это касалось Цири.
Ко всему, что ее касалось, ведьмак относился очень серьезно.
На ужин Лис не спустилась, и Геральт отправился искать ее, когда Замок в горах обняла ночная тьма. Ведьмаки разбрелись по своим делам кто куда — Ламберт отправился в арсенал, Цири увязалась за ним, Койон с вечера ушел на охоту и пока не вернулся, Эскель, кухаривший ужин, мыл посуду, Весемира не было видно, и Геральт предположил, что старый ведьмак уже уснул. Поднимаясь по узкой лестнице, он снова и снова крутил в голове цепочку образов, спутанных и неясных — это пророчество отличалось от предыдущих своей туманностью.
Лис должна помочь разобраться.
Он открыл дверь, за которой различил тихое дыхание и шорох.
— Не спишь?
Лис, сидевшая на кровати, повернулась к двери, разглядела в проеме знакомую широкоплечую фигуру и покачала головой.
— Тогда помоги мне разобраться, наконец, с тем клятым пророчеством, — он с трудом подавлял желание сорваться на рык, — я думал целый день и ни черта не понял. Все пророчества, что говорит Цири, касаются ее, а это значит, что я должен их понять.
«С самого начала?»
Из зеленых глаз окончательно ушла жизнь, утекли последние капли. Ведьмак проигнорировал это, кивнул.
«Пророчество назвало меня Зеркалом, отражающим Белое Пламя. Так меня назвала всего один раз старая безумная гадалка, и я тогда только посмеялась над ней»
Голос в голове Геральта звучал ровно, но девочка отвернулась, подтянула к себе колени, уткнулась в них лбом. Ведьмак сел на край кровати.
«Пятеро братьев умерли — это действительно так. Четверо — в огне, пятый — от стали. И, как там и говорилось, общей крови у нас не было. Просто один молодой парень, которого я называла братом и считала наставником, приютил пятерых сирот — меня и четверых мальчишек младше. Самому мелкому было пять, самому старшему — одиннадцать, мне четырнадцать. Я в тот день улизнула к подружке, никому не сказав, только попросила мальчишек прикрыть меня. А люди, которым нужно было заставить Оду, моего наставника, бросить все и снова взяться за оружие, напали на них. Исполнителям не сообщили, сколько будет детей, те, кто знал, потом уже не смогли разобраться, сколько их сгорело — и я единственная осталась жива. Но я опоздала — и Ода ушел мстить. И погиб. Смерть в белых перчатках — его начальник, разменявший его, как пешку. Смерть с седыми волосами — его противник, убивший его. Смерть в черном — его друг»
— Овечий король.
Геральт полностью сосредоточился на обработке информации, пропустив момент, когда узкие плечи под тонкой тканью рубашки начали дрожать. Перед его глазами сменяли друг друга образы незнакомых ему людей — четверо мальчишек мал мала меньше, худых, смеющихся и дурачащихся; молодой парень с темно-синими глазами, устало потирающий короткую рыжую щетину на щеке; худощавый мужчина лет сорока с красно-карими узкими глазами, сплетающий пальцы, обтянутые тонкой белой тканью перчаток, на уровне глаз, ярким мазком — алый шарф, накинутый на плечи; мужчина еще старше, размытый и нечеткий, только видны седые волосы, сплетенные в короткую косу, холодные глаза и безжалостная ухмылка на скуластом лице; болезненно худой парень лет двадцати, почти половину лица скрывает белоснежная повязка, на костлявые плечи накинут черный плащ, нервно жестикулируют худые ладони с длинными пальцами.
«Еще более давняя история. Лет с шести я жила на улице, в Воронке»
Перед глазами запестрело яркими мазками цветных тентов незнакомое место, и впрямь напоминающее воронку — шаткие постройки из всего, что попалось под руку, лестницей убегали вниз, поднимаясь снова кверху почти у горизонта.
«Нас, детей, было довольно много. Мы хотели жить спокойно, пытались отвоевать часть территории у взрослых банд. Потом пришел Чуя. У него была сила, непонятная ни нам, ни ему самому. Ему было десять лет. У него не было ничего, кроме драной футболки и штанов и нескольких листов бумаги, где было написано, как его зовут, сколько ему лет и когда у него день рождения. И что он безумно опасен. Он сбежал откуда-то — и совсем ничего не помнил. Мы приняли его. Мы стали сильнее с ним, с нами начали считаться, хоть мы и были всего горсткой покинутых детей с ворованым оружием. Своего названия у нас не было, и нас прозвали Овцами, а его — королем Овец»
Образ мальчишки лет четырнадцати — яркие, огненно-рыжие волосы, подстриженные неровно, по шею, лихорадочно-синие большие глаза, запахнутая зеленая курточка.
«А потом взрослые пообещали ему, что расскажут о нем. О природе его силы — в обмен на небольшую услугу. Чуя согласился — и остальные сочли это предательством. Я думала, его убили, но взрослые не захотели отдавать его просто так — и Овец, выступивших против них, раскидали по всей стране. Я снова сбежала, снова пряталась одна, пока меня не нашел Ода»
— Тьма, в которую его толкают…
«Его сила. Она медленно убивает его, но пока еще не убила — когда я попала сюда, он был жив, он нашел меня, когда Ода умер»
Ведьмак почти почувствовал осторожные прикосновения пальцев в перчатках к своей шее, услышал неожиданно хриплый и низкий голос, дернулся — но понял, что это тоже было воспоминанием. Дерганым движением поднялся и вышел, прикрыв дверь, пытаясь отделаться от чужих воспоминаний.
Лис трясло.
Она зажала ладонями рот, чтобы не завыть в голос — пустота, поселившаяся в груди после смерти Оды, когтями раздирала грудную клетку, острыми зубами впилась в горло, не давая вдохнуть.
Слез больше не было.
Она свернулась калачиком на узкой кровати, дрожа, и молча смотрела в закрытое окно снизу вверх. Темно-темно синий бархат неба усыпало блестками звезд, острые вершины гор пылали красными облесками заката, над бритвенными пиками завис тонкий-тонкий серебристый месяц.
Лис поднялась, трясущимися руками с трудом открыла створку окна, впуская в комнату холодный воздух. Брюки она оставила на кровати, но рубашка брата доходила ей почти до колен.
