Волкодав

Ламберт, вернувшийся из арсенала, столкнулся с хмурым и сосредоточенным Геральтом в коридоре, не успел сострить — тот свернул в боковой коридор. Молодой ведьмак фыркнул недовольно, отослал к нему Цири, пошел искать чистое постельное белье, чтоб вручить его Лис. В какой комнате она поселилась, Цири успела рассказать. Как и то, что ей «ужасненько грустно». Ведьмак приготовился закинуть в комнату постельное, не обращая внимания на детский плач, развернуться и уйти. За дверю было абсолютно тихо. Ламберт открыл дверь. Лис, стоявшая на подоконнике в полный рост — от ее макушки до карниза оставалась еще целая ладонь — неловко дернулась, уцепилась кончиками пальцев за каменную стену, пытаясь удержаться от падения. Ламберт швырнул вбок тряпки, сделал пару шагов — таких быстрых для человеческих глаз, что его фигура размылась в воздухе — перепрыгнул кровать и схватил чуть было не упавшую девочку поперек живота, прижимая к себе. — Выпилиться решила, мерзавка? Лис молчала, обмякнув в чужих руках, как тряпичная кукла. Только дышала немного неровно и сердечко под черной рубашкой колотилось по-птичьи быстро. Бормоча проклятия всем подряд, Ламберт, заметно нервничающий, перехватил ее поудобнее — девочка не протестовала и не пошевелилась — и уселся на кровать, не выпуская ее из рук. — Что за херня, зверюшка ты лесная? Пустые, словно зеленые стеклышки, глаза отражали лунный свет. Лис не шевелилась, сидела на чужих коленях сломанной куклой и молча смотрела в нервное лицо. — Дай угадаю: этот идиот решил не слушать Эскеля и повыспросить все сейчас, по свежим, мать его, следам, наплевав на то, что ты явно не хочешь вспоминать события и людей из пророчества, потому что это касается его дорогого Предназначения? — осклабился он. «Как выяснилось, про нее там нет ни слова» — Еще лучше. За просто так лезть грязными лапами в чужое сердце — это ж наше любимое, блять, занятие. Ведьмак шумно выдохнул и задумался, глядя на распахнутое окно. Лис предприняла слабую попытку слезть с чужих колен — но крепкие руки только сильнее сжались. — Хрен. Убьешься. «Я просто на звезды смотрела. Тут очень красиво» — Так я тебе и поверил. «Там, откуда я, совсем не такие звезды» Пустые зеленые глаза отражали слабый лунный свет. — Видишь семь звезд вон там, над пиком? — неожиданно спросил ведьмак. Девочка чуть шевельнула головой, глядя в окно, кивнула, — это созвездие Семи Коз. Еще есть Зимняя Дева — отсюда ее не видно, к зимнему солнцестоянию она будет точно над Каэр Морхеном, а пока чуть сбоку. Вон там, слева — Дракон. В библиотеке, кажется, был атлас Небесной Сферы, — припомнил Ламберт, замечая проблеск интереса в чужих глазах, — завтра могу показать. «У вас большая библиотека?» — Да, огромная, — хмыкнул ведьмак, — всего и не перечитаешь. Чего там только нет. «А что означает название этого места?» — Каэр Морхен? — Ламберт усмехнулся, — Замок у Старого Моря. Раньше здесь была ведьмачья школа, где учились мы все — и Геральт, и Эскель, и я, и даже, наверное, Весемир когда-то тут учился, только было это слишком давно. Школа Волка. Ведьмак нахмурился, плечи окаменели — он не любил это вспоминать. Свою учебу. Мягко говоря, ненавидел. «Где же тут море? И на каком языке это название?» — Старшая Речь, — с легким недоумением отозвался он, потом хмыкнул, — точно, ты ж наших языков ни черта не знаешь. Море тут, верно, было когда-то, раз так назвали. Откуда ж ты такая, лесная зверушка? «Если б я знала. Город, в котором я жила, сколько себя помню, называется Йокогамой, страна — Японией. Наставник мой был из Осаки, а братья — кто откуда» — Дикое название, — не оценил ведьмак, — хрен выговоришь. Большой город? «Во много раз больше городов, что мы проезжали» — Небось, как Новиград или Вызима. «Мне Геральт рассказывал про Оксенфурт» — голос девочки в его голове слегка колебался от сомнения, — «что там есть порт и университет. Скорее, как Оксенфурт» — Не люблю этот город. Полно пьяных студентов, ученых и профессоров, которые думают, что в тварях лучше, чем ведьмак, разбираются. «А про тварей у вас книжки есть?» В зеленых глазах зажегся живой огонек интереса. — Есть, конечно, что за вопрос. Мы охотники на чудовищ или кто? Только эти книжки ты через год возненавидишь, потому что их тебя заставят зубрить наизусть, — поделился опытом Ламберт, — сильнее, пожалуй, можно ненавидеть только Мучильню. Каких же ты тварей пока знаешь, зверушка? Лис задумалась. «Гулей и альгулей» — выдала она, перед глазами ведьмака собралась картинка — поляна, усеянная неаккуратными останками, не поддающимися опознанию, — «альгули умнее и у них есть шипы. Ирута их называла сраными трупоедами. Главная опасность — яд…» — Ну все, гулей можно не учить, этого дерьма ты уже насмотрелась вживую. «Допплеров знаю» — неожиданно прозвучало в голове, — «меня Геральт когда встретил, за допплера принял. Они разумны и миролюбивы, но люди их почти истребили. Могут принимать облик человека, которого видят, вплоть до повадок, мыслей, привычек» — Неплохо. «Часто занимают место умерших людей, притворяясь ими. Полуденниц знаю, там, откуда я, в них тоже верят» — Опасные твари, — хмыкнул ведьмак, — я, когда молодой был, чуть не угробился, выгоняя одну из этих сук обратно в посмертие. «А домовые существуют?» Зеленые глаза с любопытством вглядывались в желтые. — Это еще кто? «Духи, живущие в доме. Помогают по хозяйству, могут мелко пакостить, если их не почтить — молока там не оставить или хлеба» — Прибожки они называются. Существуют. Он говорил и говорил, отвечал на редкие вопросы девочки и задавал свои — аккуратно, тщательно обходя болезненные темы. Молодой ведьмак поймал себя на том, что ему невыносимо было видеть эти зеленые глаза такими пустыми, как стекло. Когда он зашел, из них давно утекла жизнь, детское любопытство, последние капли радости. Глаза детей не должны так выглядеть. Приметив, как медленно разжигался интерес на бледном личике по мере того, как он говорил, он понял, что на верном пути. Он не сможет собрать обратно хрупкую душу, разорванную и растоптанную, но ему не придется смотреть в пустоту в зеленых глазах и вспоминать самого себя много лет назад, если он продолжит говорить. Ламберт давно перестал крепко сжимать руки, но девочка не уходила — сидела, прислонившись виском к плечу, и слушала, натягивая тонкую черную ткань рубашки на худые коленки. Слабый лунный свет очертил полосочки рубцов от капкана на левой икре. Давно погасли последние искры заката, обитатели замка разбрелись спать — дробный стук ножек Цири по коридору уловил чуткий ведьмачий слух. С тварей и прочих неприятных существ ведьмак давно перешел на Старшие расы, крыл на чем свет стоит эльфов под тихий смех девочки, пытался объяснить различия между краснолюдами, гномами и низушиками. Хотел было начать рассказывать про Сопряжение Сфер — Лис не знала даже таких элементарных вещей — но почувствовал, что беленькая головка соскальзывает с его плеча. Девочка заснула. Он аккуратно поддержал чужую голову и оглянулся, чертыхнувшись под нос — кровать так и осталась незастеленным матрасом, из которого тут и там торчала солома, а подушки не было вовсе. Мысленно сделав себе пометку раздобыть ребенку подушку, он подхватил осторожно ее на руки и встал. Прошел по коридору, туда, где слышалась тихая возня — Цири устраивалась спать. Аккуратно перехватив девочку левой рукой под колени — спиной она уперлась в его плечо — он тихо постучал и приоткрыл дверь. — Ой! — Цири смотрела на него из-под одеяла. Ведьмак округлил глаза, знаками призывая ее молчать — княжна кивнула. Снова перехватил спящую девочку двумя руками — под спину и колени — и осторожно уложил на кровать рядом с Цири, опустившись на одно колено. Обошел кровать, бесшумно поманил Цири к себе — заинтригованная девочка переползла в изножье, оправляя ночную рубашку. — Можно, я оставлю ее спать с тобой? Цири активно закивала в ответ на тихий шепот, но явно ждала объяснений. Ламберт же замолк, пытаясь собрать в предложения свои мысли и чувство, что так будет правильнее. — Думаешь, ей будет страшно спать одной? — шепотом спросила Цири. Ведьмак кивнул. — Я поняла! — улыбнулась девочка, — и я совсем-совсем не против. Это ужасненько неприятно, когда страшно спать. Ламберт тихо потрепал ее по голове и вышел, замечая, как Цири аккуратно укрыла спящую девочку одеялом и юркнула в тепло рядом. Лис проснулась, когда солнце уже вовсю светило, вычерчивая яркие золотистые полоски на каменной стене. Это была не та комната, в которую привела ее Цири — на стене висело несколько рисунков каких-то растений и тварей, неловкие детские штрихи графитом на желтоватой бумаге, у окна белым была размашисто намалевана стилизованная птица, распахнувшая крылья. Цири еще спала, уложив пепельную голову ей на грудь. Лис аккуратно толкнула ее в плечо раз, второй — девочка зашевелилась, зевнула, поднимаясь и протирая глаза. — Утро, — констатировала она, снова зевая. «Ты не знаешь, как я тут очутилась?» — глядя на нее, Лис сама с трудом сдержала зевок, расстегнула третью пуговицу рубашки, вдыхая полной грудью и потирая шею слева. — Знаю, — хихикнула Цири, — тебя Ламберт принес. Сказал, что тебе будет ужасненько страшно спать в незнакомом месте. «Я совсем этого не помню. Он что-то говорил про эльфов и гномов… А потом я, видимо, уснула» — Солнце уже совсем высоко! — недовольно воскликнула Цири, взглянув в окно, — Почему нас не разбудили? Мы же пропустили завтрак! «А что, еда по расписанию?» — Лис лениво наблюдала за тем, как княжна подорвалась с кровати и кинулась к своей одежде, висящей на стуле. — Дядюшка Весемир очень строго следит за этим, — сосредоточенно ответила девочка, натягивая штаны, — пропустил — не ешь! «Думаю, мы переживем» — Лис с легкой улыбкой наблюдала за метаниями девочки, — «заплести тебе волосы?» — А ты умеешь? — удивленно воскликнула Цири, — я сама ужасненько это делаю, это очень неудобно. Мне Геральт помог волосы подрезать, но они все равно длинные и мешают! «Умею, конечно» — Лис состроила умное лицо, — «у меня волосы еще длиннее, чем у тебя, а я даже не княжна, чтобы всегда прилично выглядеть» Цири негодующе фыркнула, что теперь она ведьмачка, а не княжна, но вручила в руки Лис гребешок и послушно села на кровати. «Не двигай головой» Худенькие пальцы вплелись в пепельные волосы, мягко водя по ним гребнем, изредка останавливаясь и прочесывая запутавшиеся прядки. Осторожно двигаясь снизу вверх, от концов к корням, Лис одолела все колтуны — гребень спокойно скользил от затылка к восьмому позвонку по всей длине волос. «Есть, чем завязать?» Цири протянула ей тесемку. Лис фыркнула — негусто — но черную ленточку взяла и положила около себя, сосредоточенно чуть наклонила пепельную голову к себе, забрала три прядки у середины лба. — А что ты плетешь? «Колосок. Не двигайся» — А это красивая прическа? «Достаточно. Главное — удобная, и волосы не будут лезть тебе в глаза» Девочка завязала пряди тесемкой. Цири тут же подскочила, завертелась, аккуртано трогая затылок пальцами и силясь рассмотреть кончик косы. Лис тихо улыбалась, начала расплетать свою косу, растрепавшуюся со вчерашнего дня. Взяла тот же гребень, провела пару раз по волосам, раздражённо смахнула с рук пару длинных бесцветных волосков, пока Цири заканчивала одеваться, запрокинула голову, заведя руки назад и закрыв глаза. Методичные и точные движения тонких рук, сплетающих волосы, туго затягивающих косу после каждого взмаха, привлекли внимание Цири. — А что за шрам у тебя на шее? Слева? Лис разогнула шею, доплетя косу до трети, перекинула волосы на правое плечо, не прекращая перекрещивать пряди. «Подралась. Давно уже, лет пять назад» — Наверное, было ужасненько больно, — Цири села рядом, рассматривая тонкую белую полоску на худой шее, пересекающую ее поперек, от местечка в сантиметре от сонной артерии и до самого горла. Шрам и вправду был застарелый, побледневший и почти незаметный над острой косточкой ключицы. «Не помню» — Лис хмыкнула, стягивая резинку с запястья и перевязывая конец косы. — Пойдем спросим, почему нас не разбудили! — требовательно воскликнула Цири и побежала к выходу. «Мне бы тоже во что-нибудь одеться» — догнала уже в коридоре ее мысль Лис, -«тут холодно» Наскоро натянув штаны, подгоняемая нетерпением Цири, она перекинула косу с груди за спину — и девочки припустили вниз по лестнице. Лис еще на подходе к большой зале, где все сидели вчера, услышала раздраженные громкие голоса. Притормозила, потянула Цири за рукав. «Давай не пойдем туда» — Почему? — нетерпеливо притопнула ногой княжна. «Там кричат. Давай не пойдем туда» Лис побледнела, вцепилась в рукав Цири, потянула ее назад. Девочка прислушалась. — Это Ламберт, — узнала она один раздраженный голос, — ругается с, — она снова прислушалась, — с Геральтом. Ой, там, наверное, что-то интересное! «Стой!» Цири, не слушая ее, унеслась вперед, в залу — а Лис припустила обратно вглубь коридора, подгоняемая безотчетным страхом перед громкими, грубыми и низкими голосами. Страх гнал ее вперед, в переплетение коридоров старого замка, подальше от источников громкого звука и злости, которую, казалось, можно было нащупать пальцами. Ламберт был чертовски зол. Геральт стоял перед ним с каменной, как обычно, мордой, скрестив руки на груди, пока молодой ведьмак, распалившись обыкновенными остротами за завтраком, не перешел к вопросу, душившему его с вечера. — Вот какого хрена ты спрашивать полез? Она при одном упоминании об этих людях в обморок грохнулась! Нельзя было подождать пару дней, пока она обвыкнется? — Я опасался, что там зашифровано что-то, что требует немедленной реакции, — нарочито ровно отозвался Геральт, нахмурившись. Ламберт видел, как просыпается в ведьмаке вина, но не собирался его щадить. — Немедленной реакции требовало то, что после твоих вопросов девочка чуть в окно не выпрыгнула! — рявкнул он, замечая, как вытягиваются у всех присутствующих лица, — хорошо же ты печешься о своем дитя-предназначении, что в первый вечер чуть не довел ее Зеркало до самоубийства! — Как ты успел? — севшим голосом поинтересовался белоголовый ведьмак, уже не пытаясь скрыть смятение на своем лице. — Чисто случайно, поверь мне! — фыркнул Ламберт, неприязненно глядя на него, — подумал, что ты не вспомнишь, что нормальные люди застилают кровать, а не спят на голом матрасе, и поперся искать лишнее постельное. Пришел — и еле успел поймать. Сдал на руки Цири, чтоб присмотрела. — Я присмотрела! — гордо заявила подслушивавшая Цири, отходя от стены, где ее появления никто не заметил. — И где она? — иронично спросил Ламберт, внутренне подбираясь — происходящее ему не нравилось. — Убежала, — растерянно ответила Цири, напрягаясь, будто думала, что за это ее отругают, как за неправильный ответ учителю, — сказала, что тут кричат, и убежала. Ведьмаки вразнобой выругались на три голоса. — Надеюсь, хоть сейчас-то ты не убьешься, курвина дочь, — прорычал Ламберт. — Я прочешу первый уровень, — Геральт обвел взглядом залу, вызывая в памяти карту замка, — Ламберт, возьмешься за второй? — Возьмусь, — буркнул он без обычных препирательств. Здесь действовать нужно было быстро. — Эскель, третий? — Договорились. — Я могу посмотреть в жилой башне, — влезла Цири, — я очень-очень быстро бегаю по ступенькам! — Иди, только не споткнись. Эскель только покачал головой, направившись на лестницу. Девочке он сочувствовал — искренне и сильно. Они с Цири должны быть примерно ровесницами, говорила чародейка, инструктируя Геральта, разница максимум в гол-полтора в обе стороны. То есть девочка десяти-четырнадцати лет, частично похожая на Цириллу внешне, но отличная в важных, ключевых душевных качествах. Девочки были двумя сторонами одной медали, с первого взгляда похожими, как отражения. Серые волосы, зеленые глаза, бледные личики, тонкие руки. Ведьмак пожал плечами, методично прочесывая помещение за помещением на третьем уровне — пока что, зная Лис второй день, он отличал их друг от друга лишь потому, что Лис была повыше, волосы у нее были длиннее, движения — более нервными, а глаза — более испуганными. Освоившаяся за весну и лето в Каэр Морхене Цири уже давно чувствовала себя уверенно в этих каменных стенах, пусть и просыпалась иногда от кошмаров. Он слегка повел головой, уловив отголосок запаха страха — совсем свежего и острого, режущего горло. Пошел по следу запаха, как охотничий пес, дальше по коридору, завернул в какую-то опустевшую давным-давно комнату без двери. — Эскеру? — тихо донеслось из угла, где, сжавшись в комочек, сидела фигурка в черной одежде. — Эскель, да, — подтвердил ведьмак, опускаясь перед испуганным ребенком на корточки и протягивая руку, — чего ты убежала так далеко? Запястья коснулись холодные пальцы, в виски стукнулась короткая острая боль. «Там кричали» — Это Ламберт на Геральта наезжал, — хмыкнул Эскель, быстро отходя от ее способа общения, — это всегда так. Ламберту только дай с кем-нибудь поругаться. Расширив в темноте узкие зрачки, он увидел, как девочка задумчиво нахмурилась. «Вчера он на меня не ругался почти. Так, чуть-чуть пообзывался» — Это он испугался, что ты в окно сиганешь. «Не прыгала я никуда. Я смотрела на звезды и оступилась, когда он зашёл» — упрямо поджала губы девочка. — Прости Геральта, — вдруг серьёзно сказал Эскель, ловя пальцами тонкое и холодное запястье и слегка сжимая в ободряющем жесте, — он не специально. Никто здесь не хочет сделать тебе больно. Просто он очень беспокоится за Цири и совсем не умеет понимать чужие чувства. Не дано. Он и свои-то с трудом определяет. Лис легонько сжала горячее запястье в ответ. «Я не обижена на него. Он просто хочет защитить Цири. А мне просто нужно время» Зеленые глаза смотрели совсем по-взрослому. — Пойдешь к нему или отвести тебя в комнату и сказать, чтоб не трогали? «А можешь показать мне библиотеку?» — Что, Ламберт уже растрепал? — усмехнулся ведьмак, поднимаясь, — пойдем. Лис отлепилась от стены, выпрямилась, отряхивая коленки, и осторожно взялась за протянутую руку. Оставив девочку наедине с книжными полками — в зеленых глазах загорелся нешуточный интерес — он направился этажом ниже, нашел там ругающегося Ламберта, давно прочесавшего больше половины уровня, уверил его, что все в порядке, и направился искать Геральта. Белый Волк молча и с каким-то ожесточением методично осматривал каждую комнату, каждый угол и ящик на первом уровне, желая отвлечься от душащей совести. Некоторые комнаты были подтоплены, подвал затопило полностью, но он еще помнил, как по этим узким коридорам сновали чародеи в черных мантиях и взрослые ведьмаки, готовя детей к Испытанию Травами. Эскель поймал ушедшего с головой в мысли ведьмака за локоть. Лис даже не заметила, как пролетело время. Пока солнце не поднялось до середины небосвода, она просто рассматривала картинки — прочесть подписи она была не в состоянии. Среди мемуаров, листы которых были целиком исписаны незнакомыми знаками или вязью рун и не представляли пока интереса, она нашла несколько справочников, некоторые слова в начале строк в которых были выделены жирно и подчеркнуты, бестиарий, который рассматривала почти час, изобиловавший подробными рисунками тварей, и даже что-то похожее на атлас-определитель растений. После полудня от входной двери послышались тяжелые шаги. Лис сначала напряглась, но быстро выдохнула и выглянула любопытно из-за полки — в данный момент она не хотела видеться разве что с Геральтом, не готова была ко второму этапу вопросов, но седой ведьмак передвигался легко и почти бесшумно, в отличие от вошедшего Весемира. — Лиска, тут сидишь? — улыбнулся старый ведьмак, устраиваясь в кресле, — иди сюда. Девочка подошла, заинтригованная и настороженная, склонив голову к плечу. С минуту они рассматривали друг друга в тишине. — И впрямь, как лисица, — хмыкнул Весемир, — того гляди — сбежишь, но пока приглядываешься. Нету тут Геральта, он ушел тренировать Цири, не боись. Говоришь, Всеобщего не знаешь? — девочка кивнула, — бери с подоконника перо и бумагу, будем учить. Лис чуть не вприпрыжку кинулась к подоконнику, захватила с десяток листов, перо и чернильницу, в которую с сомнением заглянула, отвинтив колпачок. — Бери-бери, есть там чернила. Итак… Еще четыре часа пролетели, как не было — Лис писала, сидя на полу на коленях перед низеньким столиком. Сначала алфавит, старательно повторяя выведенные осторожно рукой Весемира буквы, запоминая произношение и написание. Высунув кончик языка от усердия, водила пером по бумаге, стараясь не оставлять клякс. Потом — простые слова, приветствия. Она внимательно слушала старого ведьмака, который объяснял ей правила приличия и поведения, когда солнце уже закатывалось за горизонт. — Уже и ужинать пора, — прищурился, глядя в окно, Весемир, — пойдем. — Я могу, — медленно, с паузами и слегка коверкая слоги, начала фразу Лис, — остаться, — она нахмурилась, вспоминая слово, — в комнате? — Не голодна? — девочка замотала головой, — ладно. Думаю, Цири согласится что-нибудь тебе принести. И не бойся ты так, — он потрепал ласково Лис по белым волосам, — никто тебя не тронет. Уж поверь мне, я знал Геральта еще мальчишкой — все, что он сейчас хочет, это извиниться, хотя, возможно, он пока не желает признавать это. Упрямец никогда не признает быстро то, что ему не нравится. Лис кивнула, задумавшись. Старый ведьмак поднялся из кресла, потянулся. — Ну, пойдем, покажу тебе, как до башни дойти. Комнату свою найдёшь? — девочка снова кивнула, — нет уж, словами ответь. — Да, — с небольшой паузой отозвалась Лис, — найдешь. — Найду, — поправил ее ведьмак. — Найду, — согласилась девочка. Отворив дверь в комнату и обведя ее быстрым взглядом, она заметила, что окно кто-то закрыл, на кровати появилась подушка и лежала стопка немного неаккуратно сложенной ткани поверх тяжёлого и пушистого шерстяного пледа. Бегло улыбнулась, переложила все на широкий каменный подоконник, быстро перебрала ткань, нашла простыню — и начала расстилать постель. После, усевшись поверх одеяла, скинула сапожки и скрестила босые ноги. По углам ютились густеющие тени, на столе стояла свеча — бесполезная, потому что зажечь ее она никак не могла. Прошелестели за дверью шаги, Лис нахмурилась. В деревянную дверь деликатно постучали — и сердце заколотилось испуганной птицей. — Можно войти? Сердце не ошиблось — голос Геральта девочка узнала. Нервно обхватила себя руками за плечи, которые внезапно продрал озноб, проглотила вставший в горле ком и непослушным голосом ответила: — Да. Можно. Она избегала этого целый день. В конце концов второй этап болезненных расспросов должен был наступить — она это чувствовала. Едва ли ведьмак удовлетворился вчерашним скомканным разговором. Геральт приоткрыл дверь, заглянул, убедился, что девочка одета и сидит на кровати в слегка напряженной позе. Вошел, стараясь убрать с лица совсем откровенное выражение вины — проснувшаяся совесть пилила его целый день вместе с Ламбертом, не упустившим ни единой возможности поупражняться в острословии. Ведьмак облажался, как бы ему ни хотелось от этого откреститься. Грубо влез вчера в чужую душу, тревожа глубокую, кровавую рану, нанесенную смертью дорогих ей людей, не замечая, что причиняет боль. Мягко прикрыв за собой дверь, он дошел до стола, опустив на него тарелку с взятым из кухни вяленым мясом — девочка так и не явилась ни на один прием пищи в общую залу. Лис нервно дернулась на звук, но могла различить лишь темный широкоплечий силуэт в густеющей темноте. И отражающие слабый лунный свет кошачьи глаза. — Зажечь тебе свечу? Лис удивленно моргнула, пытаясь быстро осознать неожиданно мягкую интонацию хриплого и низкого голоса. Кивнула — она знала, что ведьмак прекрасно видит в полумраке. Вспыхнул крошечный огонек над пальцами, сложенными в Знак, быстро занялся фитиль свечи. — Спасибо. — Весемир начал учить тебя Всеобщему? — слегка улыбнулся ведьмак, подходя к изножью кровати, где сидела Лис, и опускаясь на корточки, чтобы оказаться на уровне ее глаз, — у тебя неплохо получается. Девочка настороженно кивнула. Протянула руку, кончиками пальцев касаясь чужой шеи. «Я вчера ответила не на все твои вопросы?» В зеленых глазах снова поселилась всеобъемлющая пустота. Горькая, тянущая, бесконечная — Геральт хорошо знал этот запах. Такой острой, рвущей горло тоской всегда пахло в домах, где кто-то умирал от лап чудовища. Он опустил взгляд в пол, с трудом совладал с собой. Девочка тихо сглотнула, ожидая ответа. — На все, — глухо отозвался ведьмак, уперся обеими руками в дерево кровати по обе стороны от ее босых ног, заставил себя поднять лицо и снова увидеть бледное личико и большие, совсем не по-детски пустые зелёные глаза. У Цири никогда не было таких глаз. Когда ей было страшно, она плакала, когда ее смешили — смеялась, никогда яркие зеленые радужки княжны не покидала сама жизнь. Лис молча оглядывала в неверном свете свечи чужое лицо — оно показалось ей старше, чем она ожидала. Пляшущие тени чернильными линиями залегли в тонких морщинах посередине лба, за крыльями прямого носа, обвели вертикальный глубокий шрам через левый глаз. Безэмоциональный, только слегка дезориентированный его поведением взгляд остановился на золотистых глазах. Молчать дальше стало невозможно. — Прости меня. Мне не стоило вчера так поступать и закидывать тебя вопросами об этом треклятом пророчестве. Я совсем не думал, — ведьмак закрыл глаза, глубоко вдыхая, — не думал о том, что ты чувствуешь. Тонкие руки неожиданно обхватили голову, скрестившись на затылке, чуть потянули вперед — ведьмак сначала уперся ладонями в дерево, но быстро понял, что его просто обнимают, и сам неловко обхватил руками хрупкое тело, прижал ладони к узкой спине, касаясь лбом ткани рубашки и чувствуя, как трепещет перед лицом воздух от судорожных, быстрых ударов маленького сердечка в клетке ребер. «Это неважно, если так было нужно» Тонкие холодные пальцы осторожно пригладили седые волосы, собранные на затылке в хвост. Геральт оскалился, крепче сжал руки на чужих боках, чеканя хрипло слова: — Никакое, блять, «нужно» не оправдывает того, чтобы тебе полосовали когтями по свежей ране. Лис вздрогнула, горячая ладонь успокаивающе прошлась пару раз по спине — натянувшиеся тетивой мышцы вдоль позвоночника расслабились, девочка ссутулилась, обеими руками придерживая чужую тяжелую голову. Она быстро поняла, что злоба, скользившая в низком голосе, была направлена не на нее. «Лучше перебдеть. Я переживу. Сама бы себе не простила, если бы с Цири что-то случилось» — Мне жаль. Тихие слова упали на пол, как первые, тяжелые капли весеннего ливня. Впитались в холодный камень, дерево и кожу. Лис рвано кивнула, касаясь кончиком носа чужих седых волос, чувствуя, как нестерпимо зажгло в глазах. Дикая смесь тихой вины и жгучей злости на самого себя в голосе, который успел стать знакомым, клыками впилась в горло, мешая вдохнуть. Обжигающие кожу, непрошеные слезы потекли по щекам. Ведьмак поднял голову, сузившиеся было при свете свечи зрачки истерично скакнули, расширяясь от удивления и снова стягиваясь в узкую щель. — Зараза. Горячие, шершавые от мозолей пальцы прошлись по щеке, стирая мокрые соленые дорожки. — Прости меня. Девочка быстро взяла себя в руки, стерла мокрые дорожки рукавом рубашки, сжала осторожно холодные пальцы на чужом запястье. «Я никак не могу больше помочь им» Зеленые глаза, чуть покрасневшие от слез, смотрели серьёзно и почти строго. «Никак. Они умерли. Я могу только жить дальше и помочь жить другим, кто мне дорог. Скажи, я могу что-то еще сделать для вас с Цири?» — Да, — неохотно признался под прямым взглядом прищуренных глаз ведьмак, — можешь. Цири, — он глубоко вздохнул, решаясь, — ее мучают кошмары. Я не всегда могу их услышать, моя комната далеко… Девочка серьёзно кивнула. «Я буду к ней приходить. В конце концов, я знаю даже парочку колыбельных. Часто пела в Воронке для младших — многие из них плохо спали» Геральт только молча пожал хрупкое холодное запястье — осторожно и благодарно. — И еще, — он закрыл глаза, собираясь с духом, — есть один вопрос… Она ненавидит вспоминать тот день. Он снится ей в кошмарах. Погибла вся ее семья, и… я боюсь, что ее кто-то… обидел. Но она ничего не хочет говорить, только плачет. Лис сосредоточенно нахмурилась, кивнула. «Я поняла. Если так и было — неудивительно, что она не хочет вам рассказывать. Она все-таки девочка, княжна, а вы — взрослые и мужчины. О таком тяжело с кем бы то ни было говорить» Бледное личико стало печальным и отстраненным. Геральта словно стрелой поразила оглушающая, обжигающая грудь яростью и болью догадка. Лис глядела куда-то в угол комнаты, за его правое плечо — тонкий, чуть задранный носик, правильной формы бледные губы, острая линия челюсти. Худенькая шея, слева пересеченная едва заметным шрамом. Из-под расстегнутого на вернхнюю пуговицу ворота черной рубашки торчат острые косточки ключиц, закатанные рукава не скрывают хрупких запястий, острые коленки натягивают ткань черных штанов. Лис выглядела маленькой и совсем беззащитной, пусть он и знал, что это не так. Маленькой и одинокой. Маленькой и раненой. Он мягко сжал пальцы на хрупком запястье, призывая посмотреть на себя. В зелёных глазах, во всем заострившемся в неверном свете свечи личике плескалась глубокая печаль. — Неужели тебя… тоже… «Пытались» — Лис неожиданно улыбнулась — быстро и мельком, — «мне было десять. Парни постарше отстояли и пообещали оторвать этому уроду яйца, если он еще раз забредет на нашу территорию. Но у нас была одна девочка, которой не повезло. Еще до того, как она пришла к нам. Ее выставили из дома, как только узнали — она была из семьи с высоким положением» — бледное личико снова стало печальным, -«она ненавидела это вспоминать. Я постараюсь расспросить Цири. Надеюсь, это все просто твои мысли. Потому что иначе я наплюю на заветы своего наставника и искренне исполнюсь желанием как можно мучительнее оборвать чужую жизнь» Геральт только сдавленно хохотнул. — Когда человеку грозят оторвать яйца не четырнадцатилетние мальчишки, а несколько взрослых ведьмаков — это несколько серьезнее. «Допустим, угроза четырнадцатилетнего тогда мальчишки недавно исполнилась» — снова скупо улыбнулась Лис, — «правда, прошло уже четыре года. И умер этот урод, на мой вкус, слишком быстро — все-таки без причиндалов жить можно, хоть, наверное, и не хочется, а когда вырывают сердце — выжить не получится» — Ты на какие-то кровожадности перешла. «Никаких кровожадностей. Сугубо личная месть одного человека другому. Пожалуй, не буду уточнять — думаю, тебе и без того плохих снов достаточно» — Если тринадцатилетняя девочка пережила это зрелище, видя его вживую, и даже может улыбаться, говоря об этом — то я точно переживу. Я много мерзости видел. «Мне четырнадцать. Я видела это во сне, а не вживую. Как скажешь» Холодные ладони легли на виски, Геральт закрыл глаза — перед взором собралась из мелких кусочков картинка. Небольшая и очень чистая комната была скупо освещена. Красные блики легли на бледную обнаженную кожу, в углу билась густая черная темнота. На широкой, застеленной белоснежным бельем кровати находились двое. Он смотрел сбоку, будто из-за угла стены. Лица лежащего на спине человека было не видно, но он явно был не сильно молод — подтянутые когда-то мышцы заплыли, теряя очертания, кожа была загорелой, ноги — укрыты одеялом по бедра. Второй человек сидел верхом на чужих бедрах, двигался вверх-вниз медленно, завораживающе плавно. Под белой, словно фарфоровой кожей мягко сокращались и расслаблялись мышцы бёдер и плеч, по длинной шее разметались вьющиеся волосы цвета яркого заката — в красном освещении рубиново-рыжие. На узкой спине вил кольца оскаливший клыки дракон — длинный алый змей, казалось, двигался, скользил между слегка выступающих ребер, тек вместе с тем, как напрягались и расслаблялись мышцы вдоль подвоночника. Двигающийся замер, выгнулся вперед совсем по-кошачьи, опуская худые руки на чужую грудь, мягко выдохнул. Ему вторил чужой вздох, короткие пальцы требовательно сжались на белых крепких бедрах. Он ясно видел, как тонкие губы на фарфорово-бледном лице изогнулись в улыбку чистого удовольствия. Скользнул алый блик по медным ресницам, прикрывающим непроглядно-черные в бордовой полутьме радужки глаз. Раздался хруст костей. Изящные ладони в тонких черных перчатках, только что спокойно лежавшие посередине чужой груди, неровно вздымавшейся от возбуждения, вдавились в грудину, длинные пальцы впились в ребра. Ужасающий вопль перекрыл скрип и хруст разламывающихся от едва заметного движения тонких пальцев ребер. Грудная клетка лежавшего раскрылась, как уродливая раковина, пополам — на белые простыни потоком хлынула черная кровь. Вопль забулькал и затих, захлебнувшись. Сидяший выпрямился, стряхнул чужие руки со своих бедер, оперся о них ладонями, оставляя на белой коже мазки темной крови, откинул голову назад, едва слышно смеясь и игнорируя судороги умирающего тела под ним. Блеснула, отражая красный блик, металлическая застежка тонкого, в полтора пальца шириной, кожаного ремешка, затянутого на точеной шее. Перед глазами снова встала темнота. Геральт ошарашенно молчал, не зная, как ему реагировать на увиденное, не имея ни малейшего понятия, что говорить и что думать. Эта сцена шокировала его, выбила из колеи. Возлежать с кем-то ради убийства? Еще и таким способом? Расправа была кровавой, нечеловеческой — тонкие ладони в черных перчатках просто физически не были способны разорвать грудную клетку взрослого человека в полтора, а то и в два раза крупнее с такой непринужденной лёгкостью. «Я росла среди жестокости» — неожиданно прозвучал снова в голове тихий голос Лис. «Я не люблю ее, но не боюсь так, как Цири. Меня всю жизнь окружали те, кого все считают монстрами. Все, включая теперь и тебя. Я не причиню ни малейшего вреда ни Цири, ни кому-то из тех, кто спас меня, помог мне, никому из тех, кто сейчас находится в Каэр Морхене. Я буду защищать ее, потому что она не заслужила этого грязного мира. И помогу ей избавиться от кошмаров, как смогу» Геральт молча смотрел в серьёзное личико, в зелёные глаза, пытаясь уложить в голове упорно не желающие туда влезать вещи. Лис грустно улыбнулась. «Впрочем, ты можешь не поверить мне и выгнать меня к чертовой матери отсюда хоть сейчас. Снег в долине еще не выпал, у меня будет шанс добраться до ближайшего поселения, хоть и маленький. И исполнить мечту того, чью смерть ты только что видел — начать работать в ближайшем борделе» — Что за бред ты несешь? — хрипло поинтересовался ведьмак, снова сжимая хрупкое запястье. Лис смотрела прямо и очень серьезно. «Куда еще мне идти? У меня никого, кроме вас, здесь нет. Ни единая душа меня не знает. А до родного города я и за три жизни не доберусь. Я ничего не умею делать полезного, я даже языка не знаю, чтоб трактирной девкой работать. Мне одна дорога — по стопам моей неизвестной матушки, которая как пить дать была проституткой, потому что выкинула меня на улицу, едва я научилась ходить и говорить, и не соизволила меня найти ни разу за гребаные четырнадцать лет моей недолгой жизни. Впрочем, эта дорога, скорее всего, закончится быстрее — в зубах какой-нибудь твари. Но я постараюсь уберечься ради Цири, в конце концов, я ее Зеркало, и я нужна живой для того, чтобы она жила спокойно» — Никуда ты не пойдешь, — медленно, с расстановкой начал Геральт, — никуда. Ты останешься здесь, под защитой ведьмаков, и мы научим тебя вместе с Цири обращаться с мечом. Научим всему, что знаем сами, потому что ничему другому научить не можем. У вас обеих больше ничего и никого в этом мире нет — значит, теперь ваш дом здесь, в Каэр Морхене. И мне глубоко плевать, что какой-то парень, которого ты знаешь, заступился за тебя четыре года назад и недавно разворотил какому-то ублюдку грудину голыми руками, хотя в это и тяжело поверить. Лис медленно кивнула, глядя прямо в желтые кошачьи глаза, медленно подалась вперед — и обхватила руками чужую шею, прижимаясь щекой к виску. «Спасибо тебе» Ведьмак мягко провел ладонями по узкой спине. Лис и Цири и правда были похожи. Они обе видели слишком много жестокости, обе остались в какой-то момент совсем одни в этом мире, обе были искалечены глубоко в душе чужой смертью. Но Лис была на год старше. И гораздо взрослее.