Волкодав

Снег укрыл долину белым пуховым пледом. Лис замерла у окна, едва проснувшись. За без малого месяц в Каэр Морхене она научилась подниматься около рассвета, что было для нее в новинку: даже в школу она не вставала так рано, предпочитала ложиться поздно и спать до упора. За снегопадом тяжело было различить рассвет: все заволокло белой дымкой, на сером светлом небе не увидеть солнце, мягкий рассеянный белый свет струится из окна, явно отдавая морозом. Она передернула плечами, натягивая на рубашку нижнюю теплую кофту и снимая со спинки стула кожаную куртку. Куртка была ей велика, явно принадлежала когда-то какому-то маленькому ведьмаку и застегивалась ремешками, что поначалу доставляло ей много неудобств. Вниз Лис сбежала легко, каменные ступени ложились под ноги, пересекла большой зал — еще пустой — и попыталась открыть дверь из крепости. Деревянное полотно не поддалось. Девочка еще пару раз толкнула его плечом — дверь только скрипнула. Она проверила щеколды и засовы — все открыты. — Чего грохочешь в такую срань, мерзавка? Ламберт, бесшумно возникший за ее плечом, широко зевнул. — Дверь открыть не могу, — Лис еще раз налегла на дерево плечом, в открывшуюся крохотную щель проскользнула тоненькая струйка снега. — Ясен хрен, не можешь. Завалило ее. Немного, но весомо. — А что делать? — девочка, недоуменно хмурясь, обернулась к ведьмаку. Ламберт махнул рукой. — Отойти. Лис послушно шагнула вбок. Ламберт размял плечо — и с силой врезался им в деревянное полотно двери, налегая всем телом. Петли жалобно затрещали, дверь приоткрылась — на каменный пол тут же упала горка снега. — Вперед, — молодой ведьмак снова зевнул, поежился от холода, — вот же дубак. Обратно приползешь — стучи. Или лезь в окно, как повезет. Он знал, что девочка не дойдет даже до Мучильни. Слишком много снега. Умучается спускаться. Потому спокойно выпустил ее на улицу — осознать масштаб трагедии — сел на лавку поближе к камину, потягивая из кружки травяной отвар. Вот-вот прибежит обратно — снова дверь ей открывать, так зачем уходить далеко? — Спасибо, — Лис легко проскользнула в приоткрывшуюся щель, толкнула плечом дверь с другой стороны — та со скрипом закрылась. Звонкий морозный воздух подстегивал двигаться. Она попрыгала на месте, согреваясь и утаптывая немного мягкий снежок. Крупные хлопья сыпались с неба, мгновенно таяли на лице. Лис попыталась шагнуть вперед, загребла перед ногой кучу снега, остановилась. Слой холодного белого пуха доходил ей почти до колена — снег шел всю ночь. Перепрыгивая с ноги на ногу, как горная козочка, она добралась до лестницы в средний двор. Не заметив ступеньки, занесенной снегом — вся лестница казалась одним большим сугробом — неловко оступилась и полетела вперед и вправо. Неловко выставила руку, пытаясь уберечься от падения. Ладонь в перчатке и предплечье, на которое пришелся основной удар, прострелила резкая боль. Лис повалилась носом в снег, перевернулась на спину, судорожно глотая ледяной воздух и почти не чувствуя, как тающий под ее телом примятый снег затекает за шиворот. Размяла неловко замерзшими пальцами основание ушибленной ладони. Боль в предплечье не проходила. Шевелить правой рукой было больно — она осторожно поднялась, опираясь только на левую руку и стараясь не сползать по лестнице ниже. Прижимая к себе ушибленную конечность — руки и ноги начали неметь от резкого, обжигающего холода — отправилась обратно в крепость, так же перепрыгивая с ноги на ногу. В тепле отогрелось все, кроме правой руки. Она занемела, предплечье от любого движения локтем или запястьем простреливала острая боль. Вернувшись в свою комнату, она стянула мокрую одежду, забралась под одеяло в условно домашних штанах и рубашке. Подтянула рукав, рассматривая руку. На предплечье с внешней стороны у запястья расползался огромный красно-фиолетовый синяк. Лис, морщась, ощупала его, сдерживая слезы — рука болела немилосердно. Ничего лишнего не нащупывалось — локтевая кость казалась целой, запястье двигалось болезненно, но легко, значит, не выбито. Из-за завалившего все и вся снега тренировки ведьмаки отменили. Выходить чистить дворы им было лень — все равно метель кружила весь день. О своем неудачном выходе на улицу Лис молчала, Ламберт, казалось, вовсе забыл о том, что произошло утром, а снег засыпал ровным слоем все следы ее падения. К вечеру предплечье опухло. Она прятала руку, кутаясь в куртку Койона, которую он отдал ей в первый день и не спешил забирать. Никто не заметил — в мороз, который явственно чувствовался в каменной крепости, все старались одеться как можно теплее. Только за завтраком и ужином она немного неловко держала ложку, стараясь не дать лицу скривиться в болезненной гримасе. Все пройдет, повторяла себе Лис. Это ерунда. Всего лишь ушиб. Достаточно один раз взглянуть на любого из ведьмаков, чтобы понять, насколько незначительна эта травма. Шрамы покрывали их кожу вязью узоров, по большей части скрытые одеждой — но и на лицах они оставили свой след. Только у Койона не было отметин от когтей или клыков чудовищ на открытых участках тела. Ламберт щеголял тремя тонкими полосками рубцов на правом виске, один из которых шел от края брови до линии волос, левый глаз Геральта пересекал длинный прямой шрам, Эскель постоянно старался закрыть темными волнистыми волосами свою израненную щеку. У нее самой был тонкий старый шрамик на шее — напоминание о том, как близко смерть может подкрасться к оставленному всеми ребенку. А синяк — это ерунда. На второй день онемение и резкая, простреливающая руку при каждом движении боль не прошла, отек не спал. Кровоподтек приобрел угрожающий, темный бордово-фиолетовый цвет. Лис знала, что это не так, как должно быть — все набитые ей на Мучильне за эти дни синяки проходили за пару-тройку дней, на ней всегда все хорошо заживало. Знала — но игнорировала, не хотела жаловаться на такую мелочь. Меч ей в руки давать никто не спешил, снегопад затянулся — дверь завалило окончательно. Ведьмаки в большой зале обсуждали, как можно пробраться в конюшню к лошадям. На третий день, наконец, воздух очистился — только звенел от пронзительного холода. В крепости остались лишь девочки и Весемир — остальные, тихо матерясь, чистили огромными лопатами дворы, пробивая в снегу тропы. Цири, читавшая какую-то книгу, весело толкнула Лис локтем, остановив палец на кривоватом рисунке мантихора. Та, не сдержавшись, зашипела от боли — предплечье снова прострелило. Выронила перо, по пергаменту растеклось чернильное пятно, заляпав конспект по ведьмачьим знакам. — Что случилось? — заглядывая ей в глаза, спросила Цири. Именно в этот момент зашел Весемир. Лис не успела убрать болезненную гримасу с лица, не успела отнять от груди немеющую и ноющую руку. Старый ведьмак нахмурился. — Лис, подойди ко мне. Девочка поднялась, вышла вслед за ним из библиотеки — Цири, любопытно тянувшая шею, осталась внутри. Весемир повел ее в большой зал, сел на скамью, жестом попросив ее присесть рядом. — Что с твоей рукой? — Ерунда, — Лис отвела взгляд, начала пристально рассматривать пол. Предплечье противно ныло, отвлекая. — Лис, смотри на меня, — она нехотя подняла голову, вместо пола начала разглядывать медальон на груди старого ведьмака, — что случилось? — Ничего страшного. Правда. — Смотри на меня, — наконец, встретившись с ней строгим взглядом, Весемир протянул руку, — дай я взгляну. Лис напряглась от его тона, пристального взгляда из-под нахмуренных бровей, автоматически прижала правую руку к себе — предплечье отозвалось резкой болью. — Еще раз. Что случилось? — Все с рукой нормально, — спокойно и тихо ответила она. Желание огрызнуться и убежать — пережиток оставленной позади жизни на улице — возникло, но она тут же безжалостно подавила этот порыв. Она знала, что старый ведьмак не желает ей зла, и успела за месяц проникнуться к нему глубоким уважением — он был строг, но справедлив и точно не заслуживал, чтобы с ним лаялась какая-то соплячка, которую он разрешил оставить в своей крепости. — Дай мне руку — я посмотрю и решу, нормально все или нет. Лис окончательно скуксилась под проницательным прямым взглядом, опять отвела глаза, но нехотя стянула с плеча куртку, почти зашипев от снова прострелившей предплечье боли, протянула ему руку. Цепкие горячие пальцы сжали запястье — она вздрогнула, в носу защипало от подступающих слез. Рукав быстро оказался расстегнут и задран до локтя, открывая худое бледное предплечье. — Что произошло? Смотри на меня. — Упала, — неохотно призналась девочка, прямо глядя в желтые кошачьи глаза, и тут же дернулась, когда горячие пальцы начали безжалостно давить на больное место, ощупывая, — ай! По щекам все же потекли унизительные слезы, она сжалась, отвернулась. Грудь захлестнул обжигающий стыд, сжал горло, огнем опалил щеки. — Как давно? — Два дня назад, — с трудом стараясь держать ровную интонацию, ответила Лис, — когда только выпал снег. На свою руку она старалась не смотреть. Скорее почувствовала, чем увидела, как Весемир нахмурился сильнее. Горячие пальцы больше не давили — но все еще цепко держали за запястье. — Кость на ощупь цела, но отек не спал за два дня. Трещина, думаю. Почему не сказала? Лис, повернись же ты, в конце концов. — Не хотела жаловаться, — она шмыгнула носом, левым плечом попыталась стереть слезы, но только размазала их по щекам. От стыда горели уши. — Ты не понимаешь, что это может быть опасно? Никто не стал бы тебя ругать. Я — точно не стал бы. — Я и не думала, — Лис глубоко вдохнула, выравнивая дыхание, — что кто-то станет меня ругать. Я же не специально. Просто это, — она все еще смотрела в угол, не решаясь поднять взгляд на лицо старого ведьмака, сурово сдвинувшего брови и говорящего жестким, твердым голосом, — это такая ерунда. Не бегать же жаловаться из-за каждого синяка. — Это трещина в кости, Лис. Это то, что помешает тебе держать меч и защищать себя. Очень жаль, что ты не осознаешь серьезности некоторых травм. — Не шею же я свернула, — совсем жалко отозвалась она, втягивая голову в плечи. Громкий, отчитывающий тон Весемира действовал на нее угнетающе, горло сжимал стыд за то, что заставила беспокоиться за себя после того, как села им всем на шею в этой крепости. Захотелось раствориться, сжаться в маленький-маленький комочек, который никто бы не замечал. Который никому бы не мешал и не отвлекал. — Если бы шею свернула — тоже молчала бы? — старый ведьмак тяжело вздохнул, — я не понимаю, почему ты не сказала. С первого взгляда же понятно, что это не просто синяк, из-за которого не стоит переживать. Объясни мне. — Просто, — худенькая фигурка в накинутой на плечи большой темно-синей куртке съежилась еще сильнее, — не хотела мешать. Весемир смотрел на нее строго и печально. Он с пронзительной ясностью понял, что в ней говорит маленькая девочка — одинокая, забитая, покинутая всеми, которую неожиданно пригрели, дали крышу, одеяло и миску каши. И она отчаянно боялась все это потерять, потерять расположение взрослых, разозлить их, отвлечь. Потому доверчиво заглядывала в глаза, бесшумно исчезала, стоило ей только подумать, что она мешает, беспрекословно выполняла любую просьбу, уматывалась до полусмерти, тренируясь — лишь бы только не дать ни малейшего повода усомниться в ней, в том, что они не зря ее приютили, не дать повода бросить ее снова. И молчаливость ее, которую они по умолчанию списали на немного замкнутый характер и плохое знание языка, тоже была делом рук этой покинутой девочки — не стал бы нелюдимый человек так радоваться каждому мимолетному ласковому прикосновению, будь то легкая ладонь, треплющая волосы, или направляющие, придерживающие пальцы на тренировке. Эта же маленькая одинокая девочка запрещала ей жаловаться и перечить — она боялась, что это разозлит их. Она верила, что взрослые — мудрые, всезнающие и всевидящие, что они всегда знают, о чем говорят и что делают. Только вот это не было правдой. — Лис, — она вздрогнула, когда Весемир нарушил повисшее молчание, обернулась, — ты никому не помешаешь, если скажешь, что что-то случилось. Я не говорю тебе отчитываться по каждому синяку, но трещина — это серьезно. Ты должна это понять. Малахитовые глаза покраснели от слез, уши и щеки алели от захлыстнувшего стыда. Старый ведьмак знал очень мало способов заставить информацию отложиться у подопечных в голове. — А чтобы ты поняла лучше — ступай в библиотеку и составь список книг по целительству и исцеляющей магии. Это займет у тебя пару дней — библиотека большая. И с сегодняшнего вечера ты начнешь много говорить, чтобы тренировать Всеобщий. Например, расскажешь нам, откуда ты. Подробно. Это — твое наказание за халатность по отношению к собственным травмам. Отнесись к нему со всей ответственностью. При слове «наказание» Лис дернулась, втянула снова голову в плечи, испуганно заглянула ему в глаза. — И осознай, наконец, что никто не станет тебя выгонять отсюда. Все, иди. До ужина за порог библиотеки — ни шагу. Девочка кивнула, стойко выдержала обработку поврежденного предплечья — холодный компресс и тугую повязку. И исчезла за дверями библиотеки.

***

Ведьмаки отряхивались от снега на пороге, по-собачьи вертя головами и рассыпая во все стороны тающие хлопья и холодные капли. Цири, выскочившая им навстречу, взвизгнула, когда ее окатили ледяные брызги, возмущенно вскрикнула, отпрыгивая от обхвативших ее за плечи холодных и мокрых ладоней потешающегося Ламберта. — Одна здесь, — отсмеявшись, констатировал молодой ведьмак, утирая рукавом рубашки мокрый лоб, — а где вторая? Вы ж ходите вечно вместе, как птички-неразлучники, чуть за ручки не держитесь. — В библиотеке, — фыркнула княжна и тут же пристала к Эскелю, упрашивая провести тренировку с мечами на втором этаже, в заброшенном Вечернем зале. Ведьмак отмахивался, отговариваясь, что зал надо сначала очистить от завалов мебели, разломанной на растопку еще полвека назад. Геральт остался в конюшне ухаживать за своей ненаглядной Плотвой и заодно за другими лошадями, Ламберт, крупно дрожа от холода и шипя сквозь зубы, порысил в свою комнату кутаться. Эскель, наконец, поддался уговорам Цири и направился вместе с ней на второй этаж с молчаливого дозволения наставника. Койон взглянул на хмурого Весемира — и понял, что тот явно не настроен на разговоры. Легким шагом пересек большой зал, вышел в коридор — тот, что вел к библиотеке. Любопытство — не порок, если не грозит травмами, любил повторять его наставник, отвечая на бесконечные вопросы вечно увлекающегося чем-то маленького Койона. Знания карман не тянут. Так он и вышел на человеческие болезни и лекарства от них, собратья только фыркали на новую придурь несмышленого котенка, а оно возьми — и пригодись. Толкнул дверь библиотеки. Огромное помещение пахло чернилами, пергаментом, кожей переплетов, старым деревом книжных полок. И вечным спутником всех библиотек — книжной пылью. — Скажи «анатомия пояса верхних конечностей». — Анатомия пояса верхних конечностей, — покладисто повторил Койон, пробираясь между полок к столам, стоящим в другом конце библиотеки, у больших, когда-то — очень красивых, теперь — просто очень грязных и заметенных снегом окон, — что ты делаешь? — Составляю список книг по целительству и исцеляющей магии, — Лис отложила перо, потрясла слегка в левой руке исписанный пергамент, подула на него, подсушивая чернила. Ведьмак подошел к столу. Девочка сидела на стуле, скрестив лодыжки на сидении, закутанная по шею в одеяло поверх его куртки — от окна ощутимо веяло холодом. Только левую руку выставила на холод. На краю стола высилась внушительная стопка книг — старых и растрепанных. Заглянул в листок. Почерк у Лис оказался аккуратный, прямой и некрупный, но нажим был неровным, словно она только недавно начала писать пером и еще не научилась регулировать силу, приложенную к острому кончику — где-то пергамент продавился, а где-то линии были совсем тонкими, невесомыми. — А зачем тебе было нужно, чтобы я это сказал? Ведьмак подтянул второй стул и уселся сбоку от стола. — Я, как ты знаешь, плохо говорю на Всеобщем, — Лис отложила исписанный с двух сторон листок — вверху красовался аккуратный, подчеркнутый прямой линией и несколько раз обведенный заголовок, который она уже озвучила, названия были пронумерованы и заключены в странные угловатые скобочки, загибающиеся одним концом левая — вверх, а правая — вниз. Рядом с заголовком стояла цифра один, с другой стороны в том же углу — цифра два. — И сама этих слов знать не могу. Но, — Лис слегка взмахнула пером, зажатым в левой руке, — я понимаю вашу речь. Как — без понятия. Вероятно, это одно из условий моего попадания сюда. Не знаю. Так вот: если ты что-то произносишь и при этом знаешь, о чем говоришь, я как-то улавливаю это знание. Я проверяла — когда Геральт проговаривал «суперпозиция полей» и «синхрофазотрон», которые я передавала ему мысленно, он путался и потом бурчал, что это тарабанщина и таких слов нет. — А такие слова есть? — Есть, но не в вашем языке, — фыркнула Лис, потирая мягким кончиком пера щеку, — у вас вместо физики — естественная философия и магия. — Я — ведьмак, я не знаю ни того, ни другого, ни физики твоей, — отмахнулся Койон. — Для человека, постоянно использующего слова «импульс» и «инерция», ты слишком легко открещиваешься от физики, — задумчиво глядя на стопку книг, оборонила Лис. — И что по мнению твоей физики это такое? — хитро щуря кошачьи глаза, поинтересовался Койон. — Импульс материального тела есть произведение его массы на его скорость, вроде так. А инерция — свойство тел сохранять состояние покоя или прямолинейного равномерного движения до тех пор, пока это состояние не изменит какая-то внешняя сила, — ловко комбинируя разрозненные, услышанные когда-то на тренировках или в разговорах ведьмаков слова перевела зазубренные наизусть определения Лис. Койон замахал руками, подняв облачко пыли: — Не так сложно, не дави авторитетом. Я ведьмак, а не ученый. — Это дети учат, — фыркнула девочка, — самое начало физики. — Я ребенком учился махать мечом, а не сыпать сложными словами. — Вот и поучимся друг у друга, — Лис обмакнула кончик пера в чернильницу, вытянув чистый листок пергамента, — вы меня поучите махать мечом, я вам расскажу про физику. Хотя я не то чтобы сильно хорошо ее учила. Не мой основной предмет. — А какой твой основной предмет? — Тот, который изучает животных, растения, все такое. Живое. — Биология? — Она самая, — девочка аккуратно вывела в уголке пергамента цифру три. — Подожди, ты разве пишешь левой рукой? — Я могу писать любой рукой, — Лис вывела свою странную угловую скобочку и начала неторопливо переписывать название одного из лежащих с топке на краю стола фолиантов, — ambidextria. — Чего? Кот подпер подбородок ладонью, установив локоть на столе. — Буквально — «обе руки — правые». Нет разницы. Одинаково владею обеими. Тренировалась специально. Долго. И научилась. — Интересно. И удобно, наверное. Я вот с левой переучивался мечом владеть. — Зачем? — не отвлекаясь от своего занятия, поинтересовалась Лис. — Потому что так сказали. Попробуй поспорь с наставником, — вздохнул Койон, — по ушам получишь. — Зря. Противнику было бы неудобно драться с тем, кто держит меч в левой руке. — Наверное, да, — задумался Кот, — но чудовищам-то все равно. — Тоже верно. Тогда правильнее было бы всех ведьмаков учить драться мечом обеими руками. Повредили одну — взял меч в другую. — Занятная идея. Надо будет сказать Весемиру. А почему ты не пришла с Цири? — без всякой задней мысли спросил он, заранее предчувствуя ответ — была занята, не услышала, увлеклась своим немного странным заданием. — Потому же, почему сейчас пишу этот список. Я наказана. Лис толкнула одной ногой стул, ножки проскребли по полу, стул развернулся полубоком к сидящему рядом ведьмаку. Кот удивился — округлил глаза, приподнялись темные брови: — Наказана? Вот так новости. Где ж ты набедокурила, пока нас не было? Вы с Цири пытались сжечь бесценный том Иоанна из Бругге «Гули и альгули»? Так он сам скоро рассыплется от концентрированной ненависти, направленной на него поколениями маленьких ведьмаков. Лис сидела, поджав под себя ноги, скуксившись в комочек под одеялом, опустив голову — только покраснели кончики ушей. Голос стал тихим-тихим, едва различимым: — Нет. Я упала. Два дня назад. Весемир заметил сегодня. — Ну упала и упала, кто из нас не падал? — не понял Койон, снял локоть со стола, уложил руки на колени, пригнул голову, пытаясь заглянуть ей в лицо. Лис отвернулась, шмыгнула носом. — Весемир сказал — трещина в кости. Локтевой, я посмотрела только что в книге. Отчитал за то, что не сказала, — голос почти стих, она странно качнула головой, будто пыталась стереть что-то со щеки. Кот мгновенно активизировался, соскочил со стула, присел перед ней на корточки: — Лисенок, ну что ты плачешь? Болит? — девочка замотала отрицательно головой, опуская лицо еще ниже, уворачиваясь от протянутой ладони, но ведьмак все равно дотянулся до покрасневших щек, подушечками пальцев стирая с них мокрые дорожки, — почему не сказала? Мне или Весемиру, или кому-то из Волков. Ламберт, может быть, и постебался бы, но помог бы или отвел к нам, мы бы помогли. — Я не хотела вас отвлекать, — Лис снова тихо шмыгнула носом, пряча взгляд, но уже не уворачивалась — сидела неподвижно. Койон коротко хохотнул. — От чего отвлекать? Зимой — скука смертная. Спишь, ешь, заделываешь самые сквозящие дырки в крепости и пьешь — мне уже озвучили план до весны. Можно мечом помахать, если совсем тоска заест и чтоб форму к выходу на большак не растерять. Вы с Цири для всех сейчас — просто глоток свежего воздуха. Вас можно учить, тренировать, наставлять и безнаказанно занудствовать. Лис не улыбнулась — только слегка пошевелилась под одеялом. — Все равно не хотела. На что тут жаловаться? Не отвалилась же рука. — Может, и отвалилась бы, молчи ты дальше. Никогда не недооценивай травмы, это верный путь в могилу. Лис прерывисто вздохнула, передернула плечами. — Ну, не плачь же. Все хорошо. Придумаем что-нибудь… Распахнулась дверь — в библиотеку платиновым вихрем влетела Цири, пронеслась между стеллажами, затормозила, оглядывая композицию — у стола на стуле съежилась Лис, перед ней на корточках сидит Койон. — Лис, почему ты плачешь? — княжна подлетела к ней, потормошила, бесцеремонно поднимая голову названой сестры и критически оглядывая покрасневшие глаза и мокрые щеки. Зеленые глаза зло сощурились, Цири порывисто повернулась к Койону, ткнула в его сторону пальцем: — Он что, тебя обижает? — Да как можно, моя госпожа, — Кот примирительно поднял ладони, повторяя подтрунивающее прозвание от Весемира к юной княжне и слегка улыбаясь, хитро прищурил яркие кошачьи глаза. Цири топнула ногой, уперев ручки в бока. — Тогда почему она плачет, а здесь ты? — Меня наказали, и мне стыдно, — тихо объяснила ей Лис. Цири снова развернулась корпусом к ней, строго спросила: — И кто тебя наказал? — Весемир. Львенок задумалась. — Нет, на него я ругаться не буду, — решила она, — обычно он прав. А почему он тебя наказал? — Я не сказала, что упала два дня назад и почти сломала руку. — Ты сломала руку? — Цири потешно округлила зеленые глаза, — я и не заметила… — Никто не заметил, — улыбнулся девочкам Кот, — тихушница, — он протянул руку и слегка потрепал Лис по серебристым волосам, — помрет и ничего не скажет. — Мне можно говорить все! — заявила Цири и обхватила ручками голову названой сестры, прижала к груди, погладила ее ладошкой по затылку, — слышишь? Все говори. Им можешь не говорить, а мне говори. Я вот сейчас ужасненько больно упала на тренировке, почти расплакалась. Эскель сказал, что надо пересмотреть план тренировок и сначала научить нас как следует падать, а уже потом — махать мечом. Хотя как можно правильно падать? Падать — это и есть падать. Как получится. Обычно получается несильно, а иногда так пребольно падаешь! — Правильно падать, Цири, это целая наука, — заулыбался Койон, — я бы даже сказал — искусство. — Искусство падать? — фыркнула княжна, — глупости какие. — Ничуть не глупости, моя госпожа. Вот увидишь. Можно на ровном полу упасть и сломать ногу, а можно из окна вылететь — и ни царапинки. — Я так падала, — Лис решила включиться в разговор, — со второго этажа. Это где-то три моих роста. На тент, правда, повезло, но ничего не сломала, даже ногу не подвернула. — А сейчас чего так неудачно? — Койон потер затылок, растрепав свой вечный странный пучок, в который собирал волосы. Он правда не мог понять, почему Лис, в разы более гибкая и изворотливая по сравнению с Цири, умудрилась получить трещину в кости, просто упав. — Я на улице полетела с лестницы в средний двор. Снегом все замело, ступеньку не увидела. Ударилась рукой о стену. — А что ты потеряла на улице в такой снегопад? — закономерно поинтересовался Кот. — На Мучильню пошла. — В такие сугробы? — фыркнула Цири, — дурочка. Ты же даже вниз не спустишься. Там идти невозможно. Лис согласно кивнула. Койон свел ладони вместе, выпрямился. — Леди, кажется, скоро ужин. Солнце уже садится.