***
Долина Гвеннлех летом выглядела, пожалуй, даже лучше, чем осенью и весной. Днем — цветастая, головокружительно пахнущая, пересеченная юркой лентой быстрой горной речки, с синеющими на горизонте горами — сюда бы трубадуров водить для вдохновения. Возвращаясь, Койон думал встретить Лис с Весемиром в крепости. Может, во дворе — за тренировкой. Или в библиотеке — над книгами. Он не очень ожидал заслышать знакомое пение еще в миле от крепости, но попридержал лошадь, вслушиваясь. Солнце уже почти закатилось за горизонт, разрезанный острыми пиками гор, стелились по высокой траве алые полосы света, воздух, казалось, звенел от пения птиц, запахов и тепла от нагревшейся земли. Ведьмак спрыгнул на землю, подхватив коня за поводья, начал осторожно идти в сторону, откуда доносился звонко-стеклянный голос. — Я в лесах наберу слова, я огонь напою вином, под серпом, как волна — трава, я разбавлю надежду сном… Кот потер щеку. Вот уже который год на большаке бриться ему было принципиально лень — и к зиме он обзаводился каждый раз внушительной черной бородой, которая добавляла ему представительности и пяток лет и которую приходилось потом долго и муторно выводить с лица опасной бритвой. Заглянуть к цирюльнику он не считал нужным, потому вместе с бородой отпустил и волосы до плеч, которые по необходимости просто обрезал ножом и скручивал в пучок. Такая прическа в свое время знатно веселила других Котов. Еще подростком он придумал себе свой хитрый способ убрать мешающие волосы и менять его в ближайшее время не собирался. А борода появлялась и исчезала. — Кровь делю на двоих без слов, почернеют снега к весне, алой лентой ночных костров свою душу отдам тебе… Он крался тихо в направлении звонкого голоса, но стук лошадиных копыт не скроешь — и песня оборвалась. Зашуршала тихо сталь о ножны. — Кто здесь? Ровный, громкий голос и алый блик на остро наточенном клинке. — Свои, — Кот подошел ближе, чтобы Лис могла его рассмотреть. Девочка удивленно моргнула — определенно заметила блеск отражающих свет зрачков, но хмурилась, пытаясь узнать лицо. — Наших в лесу нет. — Вот так и приезжай специально в середине лета, — вздохнул Койон, делая скорбное лицо, — делай крюк в эти горы, чтобы тебя не признали… Я, пожалуй, обиделся. На самом деле крюка он не сделал — хотя бы потому, что маршрута на это лето так и не придумал. За время от момента, когда он покинул стены Каэр Морхена, и до полнолуния феаинна у него было только два пункта, куда надо было приехать точно: таверна «Рыжий кот» — оставить весточку Гезрасу — и Повисс. — Койон! — Лис ловко убрала меч обратно в ножны, потянув за ремешок поперек груди. Кот довольно заулыбался — и еле успел отпустить поводья, когда девочка прыгнула ему на шею. Тихонько заурчал, касаясь носом серебристых волос. — Не узнала. Богатым буду. — Ай! — девочка дернулась и захихикала, — ну и бородища. Ты щекочешься. И выглядишь на тридцать пять. — Мне сорок два, — любезно уведомил ее Койон, — но спасибо за комплимент. — Без бороды — не больше двадцати пяти. Ай, хватит! — ведьмак специально начал тереться щекой о тонкую шею, Лис задергалась, вырываясь и смеясь. Вывернувшись из чужих рук, ловко приземлилась и еще раз пристально оглядела его. Чему-то заулыбалась. — Настолько плохо борода смотрится? — Кот снова потер щеку, Лис пожала плечами, ухмыляясь. — Да присказку одну вспомнила с родины. Улыбка у нее была непривычно широкая, открытая и радостная, летняя — и она не исчезала, когда Лис начинала говорить, показывая слегка заостренные клычки. — Какую? — Кот снова ухватил намеревающегося удалиться по своим делам коня за поводья. — А вот не скажу. — А чего это? — хитро прищурился ведьмак. — Ты с бородой суровый очень. Я пугаюсь. А если после присказки меня еще и ловить начнешь — я вообще забуду, где Каэр Морхен и куда бежать, — смешливо сморщила носик Лис и украдкой потерла запястье. — Заинтриговала. Не буду ловить, честно, — ведьмак сделал максимально невинные глаза, что, судя по тому, как судорожно пыталась сдержать смех Лис, с «суровой» бородой не очень сочеталось. На личике ребенка были в беспорядке раскиданы рыжеватые веснушки, уходившие на шею и под ворот рубашки. Лис попыталась изобразить отстраненное выражение лица, но уголок губ нет-нет да и полз вверх, показывая глубокую изогнутую ямочку на щеке. Выглядела она так, будто сейчас скажет или что-то очень смешное, или какую-то вопиющую гадость. Но на такого радостного ребенка даже за гадость обидеться бы не вышло — слишком весело, спокойно и по-летнему легко она выглядела. — У нас говорят, что первые сорок лет детства для мужчины самые сложные. Ведьмак постоял пару мгновений, осмысливая фразу — и почти сложился пополам от хохота. Такую изящную шпильку грех было не оценить — учитывая, что всю сознательную жизнь он был «младшеньким» и «котенком» среди остальных Котов, и даже борода этому не мешала. Обижаться на кивки в адрес своего возраста он никогда и не думал, наоборот, рассуждал просто: раз я младший, а вы знаете, как лучше — покажите тогда уже и не делайте всем голову, а я посмотрю. Лис, напряженно ждавшая его реакции, тоже рассмеялась и, подкравшись к ржущему Коту, который успел снова выпустить поводья, обхватила руками поперек груди. — Врешь ты все, — хмыкнула она, — какие тебе сорок два? — Полновесные, — отдышавшись после смеха, отозвался ведьмак, — вот познакомлю с наставником — у него спросишь. У него за каждый этот год по километру его хваленых железных нервов уходило. Был бы человеком — седой бы уже ходил. Поехали уже к Весемиру. Усадив весело болтавшую ногами девочку перед собой боком, ведьмак тронул пятками бока коня, направляясь по тропе.***
Солнце ощутимо припекало макушку. Лис стояла босиком на пирсе и аккуратно вытянула вперед ногу, пробуя кончиком пальца воду. Вода в озере была прозрачной, кристально-чистой, вокруг — песочек с редкими островками травы, пирс деревянный, частично развалившийся и несколько раз подновленный, судя по более светлым доскам. Покосившийся домик старика-отшельника темнел сбоку. На ярком, звонко-голубом небе — ни облачка. За день до предполагаемого начала обучения Койон специально приезжал на озеро — перебить расплодившихся утопцев. Вернулся, заверил, что на озере теперь точно безопасно. Лис, в общем-то, и не сомневалась — в конце концов, не одна же она плескаться будет. С ним не страшно. Скорее — странно. Тяжело уложить в голове, что ему сорок два года — ни за что бы не догадалась сама, сказала бы, что двадцать с хвостиком. Особенно, если без страшной черной бороды, которую он все же сбрил в тот же вечер, когда приехал. Ведьмак с беспечным видом сидел на песке в трех шагах от нее и кидал в прозрачную воду камушки. По случаю жары — без куртки, в тонкой рубашке и каких-то вытянутых из одного из сундуков штанах, босиком. На пирсе рядом с Лис лежал ее стальной клинок — уже не тренировочный, взрослый, настоящий, под ее руку подобранный, сбоку от Койона на песке покоились ведьмачьи мечи и заряженный на всякий случай арбалет. — Ну так что? Полезешь в воду сама? — Кот поднял голову, прищурил на ярком солнце желто-зеленые глаза. — А у меня есть выбор? — фыркнула Лис, все еще аккуратно касаясь поверхности воды самым кончиком большого пальца ноги. Холодная. — Выбор есть всегда, — пожал плечами ведьмак, кидая в воду последний камушек из горсти. Лис отвлеченно наблюдала, как по стеклянно-прозрачной глади расходятся круги. Там, где она стояла на пирсе, дно уже виднелось с трудом — глубоко, песок прячется под голубой толщей воды. Девочка наблюдала, как в водорослях на дне — изумрудных лентах — мечется маленькая серебристая рыбка. Койон чем-то шуршал на берегу. Может, набирал новых камушков. Не то чтобы она боялась воды. Не до истерики, во всяком случае. Просто не умела плавать и знала об этом. Даже на спине, даже по-собачьи загребая руками. Вода не держала, увлекала вниз, в упругую невесомость. Впрочем, если воды было немного и она была теплой — она плескалась с удовольствием: достать ее из бадьи раньше, чем через час после того, как она туда влезла, было трудно. Лис закрыла глаза, подставляя макушку беспощадному солнцу и пытаясь не думать о том, что они с Цири зимой цинично заставили раздеться ведьмака, которому сорок два года. В ее представлении сорок два года, примерно как и восемьдесят четыре — очень много. Скажем, отцу Наны было тридцать восемь на момент, когда она попала сюда, и он был бы вообще последним человеком, к которому она подошла бы с таким предложением. К нему вообще не хотелось подходить лишний раз. Вспомнила еще раз тот вечер — растерянное выражение лица ведьмака, широкие плечи, перевитые плоскими, крепкими мышцами, отчетливо проступающими под золотистой кожей. Тихо хмыкнула — она все еще не понимала, как он сам не решил хотя бы возмутиться. Две соплячки докопались так докопались. Навели шороху. И ладно она — у нее стратегическое преимущество, она не в первый раз видела полуголого мужчину, а Цири-то как не сбежала? Тут же, как-никак, тринадцатый век. Княжна, наверное, в тот день и увидела в первый раз то, что узнать должна была по-хорошему года через три. А Лис уже видела, ей ничего — у них в школе бассейн был, от которого не сбежишь, купаться в футболке дураков не было. Она сама от своей школьной формы выпала в осадок и наотрез отказалась это носить вообще куда бы то ни было, слава лисьей богине, брат поддержал и убедил школьное начальство, что юбки длиной до середины бедра будят в бывшей беспризорнице воспоминания, которые лучше не будить — администрация в конце концов прониклась, и она ходила, как нормальный человек — в штанах, то есть в форме для мальчиков. Покажи она кому-то свою предполагаемую форму здесь — приняли бы за проститутку без лишних мыслей, как оказалось, тут это вполне официальная профессия. Мысли о проститутках и школьной форме были невежливо прерваны тем, что ее ухватили поперек талии и резко дернули вбок и вниз. Предупреждающий легкий плеск воды она пропустила мимо ушей и поплатилась за это — ледяная вода тут же намочила длинную рубашку-сарафан, сшитую еще в конце весны из неопознанных драных ведьмачьих рубашек, обожгла кожу, выбила из груди воздух. Лис поддалась первому порыву — вцепилась всеми конечностями в что-то отдаленно вроде бы теплое, что было рядом, и завизжала изо всех сил. От холода ее тут же начало колотить — она крепче прижалась к этому чему-то, оказавшемуся наощупь горячим, гибким и живым, не открывая глаз. Воздух в легких, наконец, кончился, визг тоже. Она глубоко дышала, продолжая цепляться руками и ногами за того, кто ее схватил и держал, и крупно дрожала от холода. — Знал бы, что ты так орать можешь — предупредил бы, — пропыхтела ее импровизированная опора, придерживая ее под спину, — мать, я аж оглох, кажется. Спокойнее надо, спокойнее… — Заче-ем, — плаксиво протянула Лис, притискиваясь ближе к горячему и живому в попытке спастись от обжигающе-холодной воды, доходившей до плеч. — У тебя был выбор, — отозвался ведьмак, — лезть самой или не самой. — Варианты выбора надо озвучивать полностью! — возмутилась она. Вода была ужасно холодной и пресной, коса тут же потяжелела, чуть оттягивала голову. — Уж извините. Слезай с меня, — он попытался отпихнуть ее ладонью, но Лис не отреагировала — она удобно уцепилась за стоящего в воде по шею не то в штанах, не то в портках Кота, крепко обхватив ногами за пояс и руками — поперек груди. — Нетушки. Дай к воде привыкнуть, я ж околею сейчас от холода, — прохныкала девочка, прижимаясь лбом к горячему плечу. В голове осталась одна мысль — что вокруг адски холодно, и рядом только один источник тепла, который надо не выпустить. Источник тепла тяжело вздохнул. Он чувствовал, как вцепившегося в него клещом ребенка колотило, и решил не протестовать — пусть и впрямь привыкнет, а то сведет еще что-нибудь — реанимируй ее потом. И вообще нехорошо как-то получилось — стоял себе ребенок на пирсе, никого не трогал, думал о чем-то, грелся на солнышке, а он его раз — и в ледяную воду. — Садист, — вторя его мыслям, буркнула Лис, не поднимая голову от его плеча. Кот вздохнул еще раз. Стало отдаленно стыдно — маленькое, человеческое быстрое сердечко колотилось так, что он легко мог его почувствовать, девочка поверхностно, неровно дышала — горло перехватывало от холода, и крупно дрожала, но все равно доверчиво прижималась всем телом, пытаясь согреться. Лицо у его плеча стало почти смертельно бледным, веснушки выступили еще ярче, мелкими пятнышками покрыли заднюю сторону тонкой шеи, узкие плечи. Он помнил, что на ее предплечьях осталась сыпь, которую ведьмак заметил еще в первый вечер в Каэр Морхене, как только разглядел ребенка внимательнее. Весемир тогда, украдкой улыбаясь, потрепал девочку по голове и рассказал, как кое-кто объелся земляники до псевдоаллергической реакции и потом чесался несколько суток. И эта дурацкая история — простая и оттого довольно забавная — тут же чем-то отозвалась. Когда-то его наставник говорил ему, что стыд и вина — эмоции, которые могут легко сделать его марионеткой в чужих руках. Примитивнейшая манипуляция. Возможно, сейчас так и проиходило — ему было плевать. — Прости. Коротко провел ладонью под водой по ее боку. Лис чуть дернула плечом, не поднимая головы. — Не делай так больше. Пожалуйста. Я испугалась. — Больше не буду. Честно. Обычно на это Лис всегда отвечала «больше и не надо» и как минимум обижалась. Но голос и впрямь звучал виновало, Кот продолжал ее держать, позволяя греться, и она вспомнила, что и сама перед ним давненько облажалась — и не стала комментировать. Поверила. Тут же. — Вспомнил просто, как меня самого учили. Думал — сработает. Только не учел, что на тот момент я был уже ведьмаком, пусть и мелким, — начал объяснять Койон, девочка молча слушала, потихоньку привыкая к окружающему холоду, — только было это сначала в реке. Закинули меня прямо на середину и говорят — греби руками, авось выплывешь. Не выплыл — течение, чуть не утонул вместе с учителем. Потом пришел Айден и надавал обоим по ушам, когда выловил. Потом уже мой наставник пришел и увез куда-то в горы, на озера. Почти как здесь, только скалы вокруг и дно каменистое, не песок. Несколько дней учился. Потому что «Кот должен плавать, как рыба», — вспомнил он реплику Гезраса и мельком улыбнулся. Интересно, как рыжий полуэльф отреагировал на его записочу, оставленную у хозяина «Рыжего кота»? — Порхай, как бабочка, жаль, как пчела, — процитировала Лис. Зубы почти перестали стучать от холода, в голове появились какие-то мысли кроме грозящего обморожения и смерти от переохлаждения. Она тут же попыталась отлепиться от ведьмака, неловко махнула руками в воде. Закономерно не достала ногами до дна — Койон стоял по шею в воде, а она была ниже Кота головы на полторы — и снова уцепилась одной рукой за его локоть, пытаясь держать голову на поверхности. — Молодец. А теперь — не брыкайся. Чужие руки тут же подхватили под спину и потащили тело вверх, к голове, заставляя принять горизонтальное положение. — Лучше бы море, конечно. Соленая вода лучше держит, — продолжал спокойно рассуждать ведьмак, — раскинь руки и лежи. Просто лежи. И не дергайся. Разве что руками немного подгребай. Лис послушно раскинула руки, хлопнула ладонями по поверхности воды, подняв в воздух прозрачные брызги. Ладони под спиной исчезли — она тут же дернулась, потеряв опору, бестолково задвигала ногами взад-вперед, путаясь в рубашке и отчетливо понимая, что сейчас совершенно бесславно утонет. Не успела испугаться — опора вернулась. — Не дергайся. Успокойся, не потонешь. Лис снова поверила негромкому, размеренному голосу — спокойно вытянулась обратно на поверхности воды, закрыла глаза. Опора снова плавно исчезла — но она слегка взмахнула руками под водой, поддерживая равновесие и не открывая глаз. Вода держала. Она покачалась немного на поверхности, чувствуя, как лицо и руки припекает солнце, поднимающееся в зенит. — Вот видишь. Через десять минут она смогла сама кое-как догрести на спине до пирса, несильно стукнулась о дерево головой, наконец, встала на дно. Потрясла головой, вытряхивая воду из ушей. Кот слегка улыбался, глядя на ученицу. Начал потихоньку подходить, постепенно появляясь из воды. От берега донесся неопределенный звук — не то хрюканье, не то стон. Медальон слегка дернулся. Ведьмак, преодолевший уже почти две трети расстояния до пирса, резко обернулся. Растерянно повел руками за спину по неистребимой привычке — вода гибко отозвалась на движение. На берегу стояла, согнувшись, и с интересом рассматривала его мечи водяная баба. Серая, с длинными, спутанными зеленоватыми волосами, ссутуленная, костлявая, когтистой лапой тронула ножны, снова издала неопределенный звук. По дряблой, крупными складками висящей коже будто волна прошла — водяная баба обернулась. Несколько секунд они с ведьмаком рассматривали друг друга. Койон мысленно клял себя последними словами — оставил оружие без присмотра на берегу, а сам полез в воду играться. Это если опустить тот момент, где он не провел надлежащую зачистку озера, куда привел ребенка. Водяная баба явно не желала допускать ведьмака к его мечам и заряженному арбалету — неторопливо двинулась в сторону воды, поводя огромным серым носом и вращая белыми глазами. Растянула длинные губы, ощерив клыки. Раздался легкий плеск — водяная баба шагнула в воду, неторопливо переставляя скрюченные худые ноги. Койон обернулся — белая, как полотно, Лис стояла у пирса, широко распахнув зеленые глаза с подсвеченными ярким летним солнцем карими звездами вокруг зрачка. На бледном лице еще ярче выступили рыжеватые пятнышки веснушек, худые плечи, приподнятые над поверхностью воды, облепила мокрая ткань рубашки, потяжелевшие от воды волосы из серебряных стали холодно-стальными. Водяная баба неторопливо двигалась к ним, вода почти закрыла обвисшую грудь. Ведьмак тихо зарычал, быстро обернувшись обратно к чудовищу, напрягся, медленно двигаясь ей навстречу. Под кожей четче проступили тренированные мышцы, он пытался сконцентрировать всю энергию, которую только мог найти в теле, в руках — стараться обогнать водяную бабу в воде бесполезно, нужно ее нейтрализовать. Желательно — оторвать голову, это точно сработает. Не сломать, а именно оторвать — шея у них хрупкая, как и все кости, только переломы их лишь замедляют. Смирился с тем, что чудовище точно продерет когтями бока и грудь — лишь бы до живота не добралась. Скорее всего, укусит, причем сильно. Лишь бы девчонка не полезла вперед него на чудовище. Загрызет и не заметит. Водяная баба тоже зарычала, подходя ближе. Койон ощерился, приподнял плечи. В ушах застучало собственное сердцебиение — он нашел, наскреб по всему телу когда-то вкачанные в него декокты, эликсиры, отвары, мутагены, все, что могло помочь стать сейчас чуть сильнее, быстрее, ловчее чудовища без поддержки извне, даже без оружия. — Лис, убегай. Подтянись на пирс и убегай. Она не станет догонять. Конечно, не станет, ей будет не до того, чтобы догонять быстроногую девчонку — она будет доедать ведьмака. Скорее всего, сдохнет после этого сама — но когда это останавливало чудовищ? Койон начал медленно двигаться обратно, спиной вперед к пирсу, загораживая ребенка, оттесняя ее к лесенке на деревянный помост. Против его слов, против всякого здравого смысла — вода сзади двинулась к нему, в тот момент, когда водяная баба приблизилась на расстояние рывка, в плечо ткнулось что-то твердое. — Сталь лучше, чем ничего, — шепнула Лис, державшая над водой параллельно поверхности за его спиной свой меч. Так, чтобы чудовище не заметило. Кот быстро обернулся — девочка тоже была напряжена и серьезна. Коротко кивнул. Водяная баба издала короткий рык — и кинулась вперед. Ведьмак выхватил меч из узкой ладони, замахнулся, скручивая тело — Лис тут же нырнула, клинок просвистел над ее головой, ребра обожгло шершавое дерево. Прямым, незамысловатым ударом — попал ровно по тощей шее твари, та успела только коротко взвизгнуть. Тут же дернул оружие на себя — и вперед, нанизывая тощее серое обезглавленное тело на непривычно короткий меч. Коротко выдохнул, закрывая глаза. За его спиной вынырнула Лис, отфыркиваясь от воды. — Водяная баба, — констатировала она. Койон коротко кивнул — адреналин еще шумел в ушах. Лис за его спиной медленно выдохнула — в нос ударил запах страха. Ведьмак снова резко вскинул голову, открывая глаза и быстро оглядываясь по сторонам — но опасности не заметил. — Она тебя задела? — в высоком голосе засквозила паника, вода снова двинулась, холодная ладонь коснулась бока — он дернулся, не успев сообразить, что это Лис. Отрицательно мотнул головой. — Пойдем на берег. Ты замерзла. — Не у меня кровь хлещет, — тихо заметила она, гипнотизируя взглядом коричневатые струйки, сбегающие по чужой золотистой коже в прозрачную воду. Она обмерла, ноги отказывались двигаться, в голове бился ужас, теснил грудь. Она боялась не крови — она боялась увидеть разорванную острыми когтями чудовища кожу. Закрыла глаза, прерывисто дыша — в чистом, пахнущим водой и сладкой пыльцой воздухе мерещился металлический привкус. Едва она увидела водяную бабу — она примерно понимала, что ей надо сделать. Незаметно передать Койону свой меч и не мешать. А здесь — перевязывать она умела, но страшно стало почти до обморока. Ведьмак приподнял руку, оглядывая стесанную о доски пирса кожу на ребрах, пожал плечами. — Нормально все. Идем, — он обернулся, заметив качнувшуюся, снова белую как полотно девочку, — холера. Перехватил меч другой рукой, сгреб освободившейся Лис, прижав к здоровому боку, неторопливо двинулся к берегу, обходя плавающую на поверхности водяную бабу. Девочка начала слабо перебирать ногами по дну — тут же отпустил, Лис чуть не шлепнулась в воду, с трудом восстановила равновесие. — Точно все хорошо? — холодные пальцы сжали плечо, испуганные каре-зеленые глаза пробежались по лицу. Ведьмак мельком улыбнулся, потрепал ее по макушке. — Теперь уже точно. Молодец, быстро сообразила. Так я бы уже у нее на зубах хрустел, скорее всего. С голыми руками на чудовище — не лучший исход. Лис передернула плечами, выходя на берег — тощая фигурка, облепленная мокрой длинной рубашкой. Тут же начала дрожать на ветру, присела, роясь в своей сумке. — Оденься лучше. — Потом. Сядь и дай я посмотрю. — Посмотришь что? — хмыкнул ведьмак, но, тем не менее, сел на песок, — ссадин не видела? Ерунда, говорю же. Лис молча нахмурилась, вытаскивая из сумки баночку с заживляющей мазью и флакон спирта. Дисциплинированно облила спиртом руки, потерла ладони друг о друга, отбивая ему нюх резким запахом на ближайший десяток минут. Хотя он ему, видимо, и без того не нужен — водяную бабу не учуять постараться надо. Постарался. Приступ самобичевания немедленно оборвался новым прикосновением холодных пальцев к локтю — ведьмак послушно поднял руку, открывая для обзора стесанную кожу на ребрах, молча смотрел, как девочка сосредоточенно накладывает подрагивающими пальцами щиплющую мазь на ссадину. — Я считаю, что после такого представления эта водяная баба просто обязана послужить на благо науке, — заявила Лис, вытирая руки подолом своей рубашки, — и на удовлетворение моего личного любопытства. — И в чем твое любопытство заключается? — поинтересовался Кот, подставляя лицо и плечи летнему солнцу. — Мне интересно, что у нее внутри, — Лис смело ступила обратно в воду, высматривая дрейфующий у пирса обезглавленный труп чудовища. — Ничего интересного у нее внутри нет, честное слово. — Все вы так думаете, — хмыкнула девочка, хватая водяную бабу за когтистую ногу, — а мало ли, что там окажется. Их вообще хоть кто-то вскрывал? — У меня встречный вопрос, — лениво отозвался ведьмак, наблюдая, как ребенок упорно тащит обезглавленного монстра на берег, — ты вообще хоть что-то вскрывала? — Да, — Лис откинула мокрые волосы с лица, морщась от мерзкого запаха, исходящего от чудовища, — у нас целый спецкурс такой был. Кусок курса, точнее. Дополнительные, короче, занятия. Рыб там, червяков. Лягушек. Даже птиц. Птиц было жалко, но мы выяснили, что они все равно нажрались чего-то несовместимого с жизнью и так или иначе передохли бы на следующий день. — Страшное ты существо, — фыркнул Койон, наблюдая, как Лис неловко переворачивает водяную бабу на спину на берегу и критически на нее смотрит, — еще скажи, что живых. — Нет, конечно. — Дергаются и неудобно? Лис перевела взгляд с чудовища на ведьмака — и по его внимательному взгляду поняла, что шутки тут нет. Что ее проверяют, и от ее ответа зависит что-то очень серьезное. Вспомнила первое продемонстрированное всем видение. Рыжий ведьмак-полуэльф. Безумная улыбка на треснувших губах, остановившийся взгляд темно-золотых глаз. Клетки вокруг. Крики, стоны и плач. Грубый шов вдоль чужого худого тела, выступающие ребра. Она покачала головой, глядя сверху вниз на сидящего на песке ведьмака. — Не в этом дело. Я не знаю, как объяснить отношение к такому там, откуда я. — Словами? — иронично поднял брови ведьмак. Лис глубоко вздохнула, присела рядом. — Словами так словами. Я пришла оттуда, где разум возведен в абсолют. Жизнь разумного — неприкосновенна и бесценна. Будь он хоть больной, хоть сумасшедший, хоть недоразвитый — все едино. Медицина продвинулась настолько, что выживают даже те, кто не смог бы выжить никогда без лекарств и медицинской помощи. Таким помогает восстановиться государство, поддерживает их и лечит. И эта неприкосновенность настолько вбита в голову всем за несколько веков, что буквально написана художественная книга, где герой сорок страниц готовится и осуществляет убийство, и четыреста страниц потом страдает оттого, что сделал это, — Койон фыркает, но Лис продолжает, — во многих странах отменены смертные казни. Запрещены. Насовсем, любые. Заперещены пытки. Официально. Запрещен любой вред здоровью. Больных животных не выкидывают на улицу и не забивают — им вкалывают специальное лекарство, чтобы они спокойно заснули. Для смертельно больных людей в некоторых странах тоже так делается. Страдания живых существ стараются свести к минимуму. Есть люди, которые из принципиальных соображений не едят мясо — потому что это когда-то были животные. Жизнь там, откуда я пришла — бесценна. На нее не стоит даже думать покушаться. Поэтому я и отреагировала на то, что видела, так, как отреагировала, — смутно описала она то свое видение, — я просто не понимаю, как так может быть. У меня в голове не укладывается. Это что-то за пределами моего понимания. И давно я не испытывала такого желания совершенно эмоционально и безнравственно покуситься на чужую жизнь, на жизнь чародея так вообще в первый раз. И потом долго над этим рефлексировала, потому что бессмысленная жестокость мне чужда. Просто органически. Можно защищать себя и своих близких, да даже мстить можно — но просто так заставлять других расплачиваться за свои ошибки? Это идиотизм. Это я не знаю, что. Точно не то, чему меня учили. Меня учили, чтоб мир во всем мире и никаких страданий. — Мир во всем мире, значит. Ведьмак замолчал, глядя на ссутулившуюся фигурку девочки. Сидит, будто прибитая к земле воспоминаниями о том, что просто мельком видела, в чем не принимала участия — сидит и чуть не плачет. Девочка, которая огрызалась на мужика, который посмел попытаться катить бочку на него. Девочка, которая пришла в вечер своего клятого видения извиняться за то, что не контролировала и о чем не знала, но интуитивно поняла, что его это задело за живое. Девочка, которая места себе не находила, когда ее настигло первое видение и Эскель подумал, что она его испугалась — и сама твердо решила прийти к ведьмаку, который зол, в несколько раз крупнее и в десятки раз сильнее, чтобы извиниться и объяснить. Девочка, которая прятала трещину в кости два дня, просто чтобы никому случайно не помешать. Которая пела едва месяц знакомой девочке всю ночь, чтобы та заснула спокойно и без кошмаров. Вместо легкого холодка, пробежавшегося по диафрагме, когда она вскользь и спокойно упомянула вскрытия, расцвело снова в солнечном сплетении живое тепло. Ведьмак одной рукой подгреб к себе ребенка, утыкаясь носом в серебряные мокрые волосы. Она пахла почти как всегда — лавандой и прохладной мятой, немного — чабрецом, который любила добавлять в травяной отвар, сладкими летними ягодами, солнцем и водой. Чуть дернулось усыпанное мелкими пятнышками веснушек плечо — девочка обеими руками обхватила чужую шею. Лис была маленькой, холодной, мокрой и дрожащей, как мышь. Она тут же доверчиво прижалась к теплому боку, осторожно коснулась ладонью плеча: — Не больно? Ведьмак даже не сразу понял, о чем она. Задумался, глядя куда-то вниз, на свои ноги — а, о ссадине на боку. — Нет, уже не больно, — усмехнулся он. Девочка прерывисто вздохнула, кивая, тихонько шмыгнула носом. — Ну что ты плачешь, лисенок? — Я испугалась, — честно призналась Лис, — я испугалась, что она тебя заденет. Что я не успею. — Ты успела, — напомнил ей Кот, — ты молодец. Снова протянулось молчание — девочка грелась, свернувшись клубком под его рукой, ведьмак размышлял, что за счастье Геральт откопал и где он это умудрился сделать. Счастье шмыгало носом и недовольно прятало личико от солнца, морща облезающий нос. — Пойдем, посмотрим, что у водной бабы внутри, лисенок, — усмехнулся ведьмак. Скальпеля не было, но Лис это не смутило — вооружившись охотничим ножом и стараясь не перемазаться в мерзкой черной жиже, она довольно технично принялась за дело, внимательно запоминая увиденное, чтобы потом записать. — Я водяной, я водяной, — начала тихонько напевать она, — никто не водится со мной… Внутри меня водица — да что с таким водиться… противно! — она тряхнула рукой, сбрасывая на песок вязкую черную каплю с кончика ножа, — эх, жизнь моя жестянка! Да ну ее в болото, живу я как поганка, — она аккуратно лезвием принялась раздвигать края разреза, — а мне лета-а-ать, а мне лета-а-ать, а мне лета-а-а-ать охота… Койон тихо посмеивался, не вмешиваясь, но с любопытством заглядывая ей через плечо. Ребенок был явно увлечен своим странным занятием, и ведьмак сам не заметил, как тоже заинтересовался, хоть и знал наперед, что с водной бабы, кроме волос и когтей, почти ничего не получишь полезного. Кровь еще собрать можно при желании. При очень большом желании — воняла водяная баба похлеще городской помойки с выводком риггеров.