***
В небольшой пещерке рядом с шахтой Дзякоцу сухо и тепло: костёр разгорелся достаточно, чтобы нагреть воздух, а замкнутое пространство спасает от морского ветра, дождя и множества молний, разрезающих небо. Лив заходит, удостоверившись, что ни один Фатуи или нобуси не следует за ней, топчется на месте, стряхивая налипший песок, и подходит к костру, чтобы согреться. Спальник рядом с ним шевелится, раздаётся натужный кашель, и из тканевого мешка высовывается сначала тонкая рука, а после и голова парнишки лет шестнадцати. Он сонно щурится, трёт глаза и снова кашляет в кулак, после чего взлохмачивает светло-голубые волосы и садится, оглядывая дрожащую от холода Лив. — Ты куда-то ходила? Лив не отвечает — лишь прожигает взглядом какой-то камешек у своей ноги и царапает ногтями ладони. Её всё ещё колотит после встречи с Шестым, тысячи мыслей проносятся в голове, смешиваясь в неоднородную тревожную кашу. Сердце до сих пор где-то в пятках, и разряды электричества пронзают воздух вокруг, показывая, что Лив медленно теряет контроль над своими эмоциями. На левую щёку ложится холодная рука, и тонкий слой воды укутывает лицо, исцеляя синяки, царапины и ушибы. Лив фокусирует свой взгляд на звездчатых зрачках в глазах напротив и хочет уже одёрнуть, сказать, что не нужно ей помогать и она справится сама, но её прерывают: — Папа говорил, что сестру надо беречь, поэтому дай мне хотя бы с твоим заплывшим глазом разобраться, — голос уверенный, тихий, и взгляд слишком уж серьёзный для мальчишки его возраста, а потому Лив сдаётся и садится так, чтобы младшему брату было легче применять магию Гидро. Тот только хмыкает. Проходит, наверное, минут пять, прежде чем тишину снова нарушают. — Вель. — М? — Здесь Скарамучча. Вель вздрагивает и шумно вдыхает, прежде чем закашляться. Убирает ладони с лица сестры, встаёт и вытаскивает из лежащего неподалёку походного рюкзака маленький флакон, который тут же выпивает залпом. Лив обеспокоенно дёргается, готовая подскочить и оказать необходимую помощь, чтобы брат смог пережить очередной приступ, но тот только отмахивается и выуживает на свет аптечку. Вернувшись к сестре, Вель около минуты перебирает мази и настойки, находит нужную банку и открывает её. В нос ударяет сильный запах мяты, смешанный с горькими нотами порошка кровоцвета и туманной травы. Лив сжимает зубы, готовясь к боли: хоть эта мазь и крайне эффективно заживляла большую часть повреждений без следов и за одну ночь, холодное жжение туманного цветка ощущалось хуже сильного заряда Электро. — Потерпи, будет неприятно, — предупреждает Вель на всякий случай, осторожно нанося мазь вокруг опухшего левого глаза сестры. Кусает губы, когда она шипит от боли, хмурит светло-голубые брови, пару раз прокашливается в сторону (Лив делает мысленную пометку, что в Инадзуме нужно зайти к лекарю) и бормочет что-то на давно забытом языке. — Если здесь Шестой, нам оставаться на Ясиори нельзя. Вернемся на Ватацуми? — Нет, на Ватацуми сейчас должен быть, кхм, этот… — Вель хмыкает, понимая, что сестра в голове уже произнесла в сторону этого длинную матерную тираду и сдержалась только потому, что не хочет подавать брату «дурной пример». Лив же нервно поправляет манжеты рубашки. — На острове Сэйрай делать нечего, там Фатуи больше, чем в Банке Северного Королевства, да и погодка мерзкая. Каннадзука отпадает сразу — закрытый государственный объект, а мы за время работы на Сопротивление и так насолили клану Кудзё на пожизненное, чтобы оставаться там. Город Инадзума отпадает по той же причине… — Так и скажи, что наш летний лагерь в Инадзуме заканчивается, — Вель закручивает банку с мазью, закончив обработку, и отходит к рюкзаку, чтобы убрать аптечку и достать для сестры спальник. Волосы, отросшие чуть ниже плеч, прикрывают его лицо, но Лив слышит грустные ноты в его интонациях и понимает, что брат не очень доволен подобным решением. — Вель… — Что — Вель? — парень отдаёт ей спальник и возвращается к своему, прячась в тенях за пламенем трескучего костра. — Границы Инадзумы закрыты из-за этой ёбнутой сёгуна, а домой мы попасть не сможем, потому что папа нас просто сослал куда подальше, видимо, решив, что с детьми Каэнри’ах возиться слишком муторно. Мы проторчим в какой-нибудь деревне пару месяцев, дождемся первого корабля с контрабандой и уедем… куда? — его голос подскакивает, и в следующую секунду Вель закашливается. — Жариться в Натлан? В академию Сумеру, пытаясь отыскать способ избавиться от этого Проклятия? Какой у нас есть нормальный вариант? У меня просто все предложения закончились после того, как ты рассталась с этим и нам пришлось оставить Сопротивление и Ватацуми и уйти прозябать на этом… — Вель. Тот прерывает свою речь и весь сжимается, слыша строгий голос сестры. Когда-то таким тоном она отчитывала новобранцев Фатуи, когда те слишком наглели. И хоть лидером и командиром Лив всегда была не просто плохим, а отвратительным, перенятая у отца способность затыкать одним словом компенсировала этот недостаток. — Мы не будем «торчать в какой-нибудь деревне», как ты выразился, — девушка встаёт, приближается к спальнику брата и садится на ткань рядом с ним. — Я выпросила у Кокоми рекомендацию, когда мы уходили с Ватацуми — это позволит нам заручиться поддержкой комиссии Ясиро, даже если они нагрузят нас работой. Попадем на первый корабль, приплывём куда-нибудь и попробуем отыскать оставшихся потомков Благородных Домов. Если станет известно что-то хотя бы об одном — отправимся на встречу. — А если нет? — Вель хмурится, вглядываясь в её разбитое лицо с пляшущими бликами от костра. Уголки сухих губ Лив дёргаются, будто она подумала о чём-то хорошем, после чего она отвечает: — А если нет, через Гильдию свяжусь с Педролино. Отец он, конечно, не лучший, но раз уж взял опеку над нами, пусть забирает тебя домой и разбирается с твоей астмой, а я продолжу искать хотя бы какую-то информацию о нашем Проклятии и о том, как его снять. Тебя устроит такой план? Лив поворачивает голову так, чтобы видеть Веля своим единственным глазом, и тот кивает, принимая её предложение. А после утыкается лбом в её плечо, безмолвно прося приобнять, успокоить, что Лив и делает, зная о ранимости и проблемах с тревогой у младшего брата. И отчаянно пытается не показать, что в придуманный на ходу план, не имеющий и капли логики и дополнительных вариантов в случае экстренной ситуации, она сама не верит.***
Тома занимается огромным количеством разных задач. В комиссии Ясиро работа для него находилась всегда — то полы помыть, то принести господину Аято его любимый чай, то встретиться с докладчиками из Сюмацубан, то разобраться с проблемами торговцев на острове Рито. Отнести письма, заглянуть на Амаканэ на очередной фестиваль и удостовериться, что всё идёт по плану, утвердить меню на неделю, организовать закупку материалов, даже убить группку хиличурлов в лесу Тиндзю — Тома был способен выполнить практически любое задание с улыбкой и без всякого видимого напряжения, мягко, но ловко и с умом разбираясь с проблемой. Но когда Аяка попросила его встретиться в чайном доме с девушкой, которая хочет уехать из Инадзумы, и выслушать её, он точно не был готов к странной особе лет двадцати из Фатуи. Понять, что перед ним Фатуи, было очень просто — характерное для дипломатов пальто, хоть и немного перешитое, Глаз Бога Электро в похожей на маску оправе, закреплённый на правой ноге на кожаном пояске, и присущее для жителей Снежной жесткое произношение некоторых букв. Последнее, правда, Тома заметил лишь на пятой минуте их разговора, когда Лив всё чаще стала говорить слова с «р», «д», «б» и «ш», но как только услышал, не смог перестать обращать на это внимание. Но несмотря на это и на то, что комиссия Ясиро старается не контактировать с Фатуи и не вести с ними дел, Тома всё ещё сидит за столом, глядя в единственный глаз собеседницы и слыша нотки отчаяния в её голосе. — Я понимаю, Тома-сан, что для вас это очень рискованно, но мы не можем остаться в Инадзуме. Моему брату нужно срочное лечение, иначе очередной приступ астмы убьёт его, но помочь нам могут только в Сумеру. А у меня совсем нет других вариантов обойти указ Сакоку, кроме как воспользоваться рекомендацией Сангономии. — Почему вы не можете обратиться к Фатуи? — Тома, ходивший вокруг да около этого вопроса пять минут, не выдерживает и спрашивает чуть резче, чем хотелось бы, и уже хочет извиниться за свою грубость, но собеседница этого будто не замечает. Изящным движением отставляет чашку с чаем, вытягивается по струнке и безразлично произносит: — Мне пришлось забрать брата и сбежать из Снежной несколько лет назад, поэтому сейчас, скорее всего, мы с ним числимся как дезертиры. Дезертирство в Фатуи приравнивается к государственной измене, а потому если мы попросим помощи у любого из Фатуусов, нас просто схватят и отвезут в Снежную на казнь. Тома медленно опускает поднятую чашку на стол и немного внимательнее осматривает Лив. Бледная кожа, не тронутая солнцем, левый глаз скрыт повязкой, а зрачок правого странной формы, напоминающей звезду. Множество царапин виднеются на всех открытых участках тела: руках, щеках, парочка старых повреждений на шее, а на ладонях — мозоли (как думается Томе, от оружия). Пальто потёртое и сильно облегает в некоторых местах, будто ему уже много лет и за это время оно стало мало своей хозяйке, а меховая оторочка на капюшоне явно облезла. Сколько бы Фатуи Тома не видел за свою жизнь в Мондштадте и Инадзуме, одно было неизменно: дипломаты всегда были одеты с иголочки, никогда не выглядели, словно ободранные бездомные кошки, и определённо не ходили в форме, но без маски. Тома вздыхает, снова отпивает чай и кивком головы предлагает подлить собеседнице, но та отказывается. Выпивает ещё одну чашку в гнетущем молчании, раздумывая, после чего наконец убирает посуду подальше и смотрит на Лив своими ясными зелёными глазами. — Я не очень хочу это говорить, но комиссия Ясиро не может позволить себе такой риск, как связь с возможными дезертирами Фатуи, — Лив прикусывает губу и глядит на него с выражением вселенской боли во взгляде, и у Томы от этого сжимается сердце. — Однако через три дня к острову Рито причалит «Алькор» капитана Бэй Доу с товарами из Ли Юэ. Они отплывают поздно вечером, и я могу попробовать договориться с ней, чтобы она взяла вас с собой на материк. Взамен отправите в Мондштадт одно письмо от моего имени. — Правда? — девушка прикрывает рот рукой, словно испугавшись того, как громко сказала это слово, и шумно выдыхает через нос. — Вы можете это устроить? — Да, думаю, Бэй Доу не окажет мне в такой маленькой просьбе. Только вот, — Тома выразительно обводит Лив рукой с ног до головы, — не думаю, что форма Фатуи не вызовет лишних вопросов, поэтому вам лучше сменить её на что-нибудь, больше похожее на местную одежду. И вашему брату тоже. Я не говорю, что ваша связь с Фатуи это плохо или что-то в этом роде, просто… — управляющий тут же начинает размахивать руками в совершенно не инадзумской манере, и Лив давится смешком в кулак, глядя на его довольно милые оправдания, после чего бестактно перебивает: — Всё в порядке, Тома-сан, я всё понимаю. Это пальто — моя дурная привычка, а не необходимость, поэтому переодеться так, чтобы больше походить на местных, не будет для нас с братом проблемой. И если у вас есть какие-то другие рекомендации, которые помогут нам спокойно уехать, я с радостью их выслушаю, — девушка улыбается, заправляет одну из своих длинных фиолетовых кудряшек за ухо, и Тома, выдохнув, принимается рассказывать инструкцию для любого, кто хочет нелегально покинуть Инадзуму. Лив выходит из чайного дома только через полчаса, втягивая носом чуть нагретый весенний воздух. Звеняще-синее вечернее небо разворачивается над головой огромным куполом, оранжевые лучи дробят пространство, из-за чего хочется замереть и не двигаться, наблюдая за заходящим солнцем, и девушка решает пройтись. По пути на ближайшую террасу закуривает и ловким движением выкидывает старое пальто в кучу дырявых корзин, посмеиваясь про себя, что Тома поверил её небольшому представлению с подранной одеждой, грустной историей и несчастным взглядом. Обманывать такого светлого и тёплого человека ради его гарантированного согласия не хотелось, но и медлить было нельзя, а потому Лив пустила в ход весь свой актёрский талант. И, судя по назначенной встрече с капитаном Бэй Доу, не зря. На террасе с видом на дворец Тэнсюкаку людей мало: не самое популярное место, да и проходной переулок почти без лавок по соседству с главной торговой улицей очков ей не прибавляет, но Лив это только на руку. Она садится на перила, свешивая ноги над пропастью, делает затяжку горьковатого табака и прищуривает лиловый глаз, всматриваясь в горизонт. Где-то в этом направлении, за громовым заслоном Инадзумы, за землями Ли Юэ и Фонтейна расстилаются ледяные пустоши Снежной, посреди них — столица и Заполярный Дворец. Место, которое она семь лет подряд называла своим домом, но так и не смогла назвать своей Родиной. Потому что Родина её была поглощена Бездной и сожжена Селестией дотла пятьсот лет назад.