***
— Оставьте нас. Ирьёнин суетливо поклонилась и тут же покинула палатку, позволяя Маширо Учиха побыть наедине с дочерью. Шимай хотела спрятаться от изучающего холодного взгляда. Вжаться в спинку стула. Стать скрипучим неудобным стулом. Всё что угодно, лишь бы унять сердцебиение и иррациональный страх перед родителем. — Значит, сбежала. Его слова тягучие и ядовитые, вызывали нестерпимое покалывание в детской напряжённой спине. Мужчина грубо стянул только что наложенную повязку и нахмурил брови. В этот момент Шимай забыла, что ей необходимо дышать, чтобы жить. — Ровный и аккуратный. Кто? Шисуи? Небрежное презрение в голосе отца заставляет стыдливо зажмурить глаза и трусливо опустить голову. Он её накажет. Самолично выпорет за слабость и трусость. Лучше бы ей воткнули в нутро тысячу кунаев и оставили истекать кровью, чем этот страшный взгляд, обещающий расправу. — Посмотри на меня. Твоя трусость отвратительна самой природе шиноби. Боясь, что отец сейчас ударит её за неповиновение, Шимай всё же открыла глаза. Багрово-красная радужка, исчерченная странным рисунком, напоминающим сюрикен с пятью изогнутыми лезвиями, завладела её вниманием. Серо-зелёный тент палатки скрылся за непроницаемой завесой дыма. Перед глазами Шимай предстало бесконечное поле, усеянное рытвинами, и зловещее алое небо. Звон стали, человеческие крики и запах горелого мяса завладели обескураженным сознанием. Среди искорёженных тел Шимай случайно заметила знакомое лицо. Она подбежала к смердящей куче трупов, мысленно надеясь, что обозналась, но нет. Шисуи смотрел на неё пустым остекленевшим взглядом. Его окровавленные руки тянулись к ней, а синие губы шептали тихое: «Это всё твоя вина». Шимай услышала пронзительный крик, но не сразу поняла, что кричит она, а не мёртвый брат. Действительно, лучше уж тысячи кунаев. — Ото-сан, что вы делаете?! Влетевшая в палатку Матсуоко бросилась вперёд, вставая между мужчиной и скорчившимся на полу ребёнком: — Прекратите! Младшая сестра за её спиной скребла руками по земляному полу, заливалась слезами и умоляла о прощении. Матсуоко инстинктивно сжала рукоять клинка, но не обнажила оружия. Тело потрясывало от напряжения, словно она снова очутилась с ничего не понимающей сестрой на поле боя, окружённая врагами, но сейчас перед ней не шиноби из другой деревни, а родной отец, не знающий пощады к собственным детям. Не успела. Она снова не успела защитить Шимай от этого изверга. Чувство вины взорвалось внутри одновременно с душераздирающим криком сестры. — Ото-сан, остановитесь. Умоляю, — девушка безвольно упала на колени около ног мужчины, негнущимися пальцами цепляясь за грязную ткань штанов. — Шимай не виновата. Прошу. — Рана на её плече твоих рук дело? Матсуоко едва заметно кивнула, опустив голову. Маширо криво усмехнулся, брезгливо отстранившись от девушки. Он знал, что храбрая Матсуоко, одна из лучших джонинов Конохи, боится его, ничуть не меньше, чем её младшая сестра. Два глупых ребёнка характерами пошли в трусливую мать. Жалкие женщины, способные лишь молить о пощаде. Детские придушенные крики сменились едва слышным хныканьем. — Ото-сан, она ещё слишком юна. Она даже не генин. У неё нет шарингана. Её здесь быть не должно! Это уже слишком. Прошу, отправьте её домой. — Матсуоко, ты забываешь своё место. Шимай — не ребёнок. Она — куноичи Скрытого Листа. Такое же оружие, как ты и я. Лучше иди к своему мужу. Я слышал он искал тебя. Матсуоко знала наверняка, что её никто не искал. Руки отца слегка подрагивали, хоть внешне он и оставался вполне спокойным. Едва уловимый признак крайней степени его недовольства. Если она сейчас же не уберётся из палатки, то только больше разозлит его, и тогда неконтролируемый родительский гнев обрушится уже на них двоих, и если Матсуоко вполне была к этому готова, то Шимай не переживёт ещё одно гендзюцу. Куноичи медленно поднялась на ноги и неуверенно посмотрела на притихшую сестру. Искусанные, по-детски пухлые губы приоткрылись и удивлённо позвали её: — Матсуоко? Нет. Она не могла уйти. Сначала отец испортил детство ей, а теперь занялся двойняшками. Шисуи сильный. Он стойко переносит нечеловеческие тренировки и телесные наказания. Ему ничего не стоит разрушить жестокую иллюзию отца. Шимай же слишком нежная и хрупкая. Когда-нибудь отец собственными руками сломает нелюбимую дочь, и частично вина за это будет лежать на Матсуоко, как на той, кто закрывал на всё глаза. К счастью она не такая, как их безвольная мать. У неё есть стержень и непоколебимая вера в свои убеждения, хоть отец никогда этого не признает. — Живо на выход. Ты знаешь, я не люблю повторять. — Разве за это мы сражаемся? Детей здесь быть не должно. Шимай ещё ребёнок, не смейте её трогать! Слишком смело и неуважительно. Руки Маширо сжались в кулак. Матсуоко была готова принять весь гнев отца на себя. Шаринган вспыхнул в её глазах. — Будешь указывать мне, как воспитывать собственное дитя? — он сделал шаг в её сторону, его губ коснулась ироничная улыбка. — Чем думать о чужих детях, лучше сосредоточься на выполнении своей прямой обязанности. Мы с матерью уже заждались внуков. Мертвенно бледной Матсуоко нечего было ответить на жестокие слова отца. Он прекрасно знал, что она никогда не сможет забеременеть и осчастливить мужа, который мечтал о ребёнке со дня их свадьбы. Знал и всё равно ставил ей это в упрёк при любом удобном случае. — Уже пришла в себя, Шимай? Поднимайся и скажи сестре, что с тобой всё хорошо. — Всё в порядке. П-правда, — девочка медленно села на колени и опустила голову в смиренном жесте. — Ото-сан наказал меня за дело. — За что я тебя наказал? — Я не нашла Шисуи. Не передала ему свиток с оружием и лекарствами. Я рассказала о секретном задании. Я ослушалась вашего приказа, ото-сан. Шиноби, который ослушался приказа командира — плохой шиноби. — Ты разочаровала меня, Шимай, но я дам тебе второй шанс. Завтра у тебя будет возможность исправить свои ошибки. Не подведи меня. — Да, ото-сан. Маширо оставил своих дочерей, милосердно позволяя Матсуоко позаботиться о младшей сестре.***
Шимай чистила кунай, напевая под нос весёлую детскую песенку. Сейчас она была готова делать всё что угодно лишь бы отвлечься, но мозг никак не мог перестать вспоминать. Лес, окутанный всепожирающим огнём. Едкий запах гари. Треск древесины. Предсмертные крики людей, бьющихся в агонии. Убивать оказалось на удивление легко. Она действовала строго по инструкции отца, не отступая от намеченного плана ни на шаг. Переоделась в лохмотья. Присоединилась к группе сирот, подобранных из ближайших деревень. Получила сухпаёк, бутыль воды, набор из пяти кунаев и сумку, наполненную взрывными печатями. А дальше приказ командира: бежать вперёд и раскидывать взрывные печати, под прикрытием более опытных шиноби. Ослушаться нельзя. Дезертиров убивали на месте. Она сама видела, как повернувшему назад мальчишке всадили кунай в спину. До Шимай только сейчас дошло — детей использовать проще всего, потому что ими легко управлять. Немного ласки, добрых слов, вкусный ужин, и изголодавшиеся по человеческому теплу грязные голодранцы чуть ли не руки тебе лижут. Лишь одно обещание, что обречённые на жалкое существование доверчивые души обязательно станут шиноби, если выполнят опасное задание, и вот они уже бесстрашно бросаются вперёд не взирая на огонь и врагов. Всё ради великой цели. Смерть за мир во всём мире. Они станут героями, которых не забудут. "Чушь собачья", как сказал один из шиноби, приставленный к её отряду. Небритый мужчина, не стесняющийся грязно выражаться в присутствии детей несмотря на то, что его постоянно одёргивали другие. Он открыто сказал им, что они — отвлекающий маневр. Их задача перетянуть на себя внимание вражеских отрядов. Устроить шум, ценой своей жизни. Только и всего. Грубая честность того обезображенного шрамами мужчины нравилась Шимай куда больше, чем сладкие бессмысленные речи командира. Привязывая к кунаю очередную взрывную печать, она решила, что больше никогда не будет всецело доверять тем, кто отдаёт приказы. Нужно учиться смотреть на вещи своими собственными глазами, искать выгоду не только для себя, но и для других. Правду всегда можно вывернуть так, как удобно лично тебе, но факты навсегда останутся фактами. Здесь они — пушечное мясо. — Как твоё имя? Возникший перед Шимай мужчина протянул ей печенье, которое она с благодарностью приняла. Высокий. Копна непослушных золотистых волос. Яркие голубые глаза. Добрая улыбка. Только бы глупец не узнал его. Жёлтая Молния Конохи. Лицо бледное и немного обеспокоенное, невзирая на всё то дружелюбие, которое шиноби пытался излучать. За его спиной группа, состоящая из трёх подростков и нескольких взрослых. Шимай насчитала восемь вооружённых мужчин в зелёных жилетах. Они пойдут следом прямо по их обугленным трупам, и будут добивать выживших после взрыва людей, на протекторах которых изображен знак деревни Скрытого Камня. Прошлый отряд поступил именно так. Никто не собирался прикрывать беспризорников и рисковать ради них своей жизнью. Кажется, за эти два дня на войне она успела поумнеть и повзрослеть на пару лет. Кто бы мог подумать, что ей в таком возрасте придётся считать не цветные деревянные палочки, а количество людей, которые могут превратиться в трупы? Выживших, если они не имели возможности идти дальше, приказано убивать. Нельзя оставлять в живых тяжело раненных, если не можешь взять их с собой. Они — источник информации. Главный козырь Конохи– внезапность и непредсказуемость. Если кто-то узнает о маршруте и конечной цели, операция сорвётся. Главная задача шиноби — выполнить задание, цена не так важна. Простой закон, который семилетняя Шимай усвоила слишком хорошо. — Аой-тян, господин шиноби. — Ты единственная выжившая? — Осталось ещё пятеро, не считая меня, господин шиноби, — Шимай махнула в сторону ребят, прятавшихся за деревьями. — Погибло около четырнадцати. Одиннадцать наших и трое взрослых. Мы уже отдохнули и готовы выступать. Шиноби, с которыми мы были, просили передать, что заберут трупы на обратном пути. — Сколько тебе лет? — Семь. Улыбка сползла с его лица. Он скривился так, словно ему оторвало ногу взрывными печатями, которые безжизненными бумажками покоились на дне её сумки. Только подумать, немного чакры и даже такая малявка как она способна убить пару тройку невнимательных ниндзя. — Ты ведь нам поможешь? — Для этого меня сюда и отправили. Ребята, этот господин сказал, что нам пора приступать. На детских лицах больше нет азарта и веселья. Теперь они знают, что подписались на верную смерть. Кто-то из взрослых прикрикнул на детей, и они подскочили на ноги, затравленно озираясь по сторонам. Ещё один метод, позволяющий управлять людьми помимо подкупа и лжи. Страх. Шимай всё это не нравилось, но она не имела ни смелости, ни права, чтобы возмутиться. Сейчас она такая же бродяжка, как и остальные дети. Когда девочка решила присоединиться к ребятам, Намикадзе остановил её. — Твоё имя ведь «Учиха Шимай», верно? Держись за мной или вот за этим парнем, — он указал кивком головы в сторону мальчишки с серебристыми волосами. — Твоя сестра попросила меня защитить тебя. — Думаю вы ошиблись, я не знаю никакой «Учиха Шимай». — Не глупи. Я пообещал, что ты вернёшься домой целой и невредимой. Настойчивости Намикадзе можно было бы только позавидовать, но оскорблённая его словами Шимай не могла поверить ему, хотя в глубине души очень хотела. — Мы здесь для того, чтобы умереть, господин шиноби. Так мне сказали. Я не могу трусливо стоять за вашей спиной и смотреть как другие умирают. Я пойду вперёд со всеми. Разве не таков путь шиноби? Шимай грубо скинула тёплую мужскую ладонь и слабо улыбнулась застывшим детям. Ей также страшно, как им. Она правда хочет остаться за спиной сильного шиноби, ведь она не такая как эти жалкие никому ненужные дети крестьян. У неё есть мама, брат и сестра. Есть клан и деревня. Всё это лишь самообман. Никто не спас её сегодня. Не избавил от необходимости убивать. Как и эти бездомные детишки, она никому не нужна. У неё ничего нет, кроме задания и слабой надежды вернуться домой. Им надо продержаться ещё немного, большая часть пути пройдена. Если она сегодня выживет, то никогда не склонит голову перед отцом, который отправил её умирать.