Шей

Главы могут всё. Пока они дети, например. Никому и в голову не придёт серьёзно наехать на Кибу, если он влезет в драку с кем-то из сверстников. Коль драчуны попадутся на горячем, отсыпят всем воспитательных оплеух и отпустят с миром, а через пять минут бывшие враги с упоением примутся играть и смеяться, забыв о предмете спора. Будет что-то серьёзное — травля там, или чистейшей воды подстрекательство, накажут сильнее, гораздо сильнее, но в воспитательных целях, попутно объясняя, почему так делать ни в коем случае нельзя. Но никто не предъявит семье предводителей, что она злоупотребляют властью — ребёнок есть ребёнок. Главы могут всё, если стоит перед ними провинившийся. Обычно в роль последнего попадается довольно борзый, не знающий берегов товарищ, который даже перед лицом суда огрызается и нарывается. Матриарх быстро собьёт спесь с таких, изваляет в пыли и провезёт лицом по полу до кровавых соплей. Она в своём праве. Главы могут всё. Смешное это высказывание, наивное. Хану оно веселит и одновременно сильно расстраивает. Главы могут всё. Но не могут ещё больше, ведь вся их жизнь — одно сплошное парламентерство, обязанность перед кланом и забота о его благополучии. — Ты почти джонин, Арабай, а хочешь сражаться против генина, — встал со своего места тот самый старейшина, с которым совсем недавно упоённо ругались сёстры Ханы. Возле него материализовался палевый крупный волк, такой же старый и косматый. Вёл зверь себя максимально странно: стригал ушами как олень, корчил морду кому-то на другом конце двора, сигналил хвостом. Среди его сородичей наметилось шевеление, некоторые повставали со своих мест и максимально тихо растворились где-то за спинами людей. — Я выйду на неё без своего нинкена, — подозрительно покладисто пошёл на уступки парень, — а она может взять всю свою команду. Видимо, для совета такие условия показались приемлемыми. Хана лишь скривила лицо, а в душе занималась новая буря — ей нестерпимо захотелось сию же минуту расцарапать лицо каждому из смотрящих. Арабай был старше неё на четыре года, своего чуунина получил через год после выпуска, а сейчас активно шёл к повышению. И без собаки он знал и умел многое, чтобы забороть Инузуку по щелчку пальцев. Хана понимала, что за своё высказывание она должна получить наказание, её никто не отмажет, но то, что происходило, не лезло ни в какие ворота. Это был поединок за честь и достоинство, а не избиение младенцев. На месте совета она бы дала ещё какую-нибудь санкцию, чтобы чуть сгладить разницу в опыте у дуэлянтов. Да, это был он — внутренний страх, скользкая боязнь приближающейся трёпки, куноичи смотрела на будущего противника и понимала, что он реально изобьёт её до полусмерти не смотря на все оговорки насчёт ставки. Хана могла быть сколько угодно недовольна уготованной ей расправой, но всё же она её заслужила. — Ар-р, — насмешливо рыкнул пёс Арабя, Мэцушимару. Когда у девочки ещё не было своих нинкенов, она часто заглядывалась на него. Его кудлатая шкура была смольно-чёрная, но в боевом режиме смотрелась совсем по-другому, сказочно — переливалась на солнце совсем как сорочий хвост, только оттенки были другие — фиолетовые. Сейчас же при виде бывшей собаки-мечты было только омерзительно тошно. Он ещё и насмехается, недалёкое животное. Арабай приблизился к огню. Народ резко встал со своих мест, открывая взору все картонки, половички и деревяшки, на которых он расположился, чтобы не собирать задницей пыль с земли. Понятно, совет решил отсесть подальше, чтобы дать больше места дерущимся. Хана, пока соклановцы возились, устраиваясь на новом месте, под шумок доковыляла до костра и сама. Удачно выбрала время — как раз, чтобы ушлые родственники не видели её позорно сгорбленной спины и затравленного выражения лица. Ожидая зрителей, оба совершили ритуал. Обжигаясь, взяли в руки золу и нанесли её на лицо. Хана не стала изгаляться — по-простецки прошлась по бровям, обозначила сажей возле глаз лисьи стрелки и добавила полосу на скулах. Чувствуя, как печёт ладони после горячего пепла, она наблюдала, как Арабай вырисовывает спирали на щеках и неистово натирает переносицу. Ну спасибо, что хоть в ноздри не суёт, а Хана была бы этому рада — препятствие для запахов и призрачная надежда избежать лишнего увечья. Собаки вздыбили загривки. Они плохо понимали, как можно нормально биться возле пламени, потому любое неудачное движение может обернуться тем, что твоя тушка окажется прямо в середине огня. Ощерился и Арабай, он был готов. Хана не стала ждать прелюдий. Горит сарай, гори и хата. На собрание никто особо оружия не приносил, поэтому в арсенале Ханы была только заначка из набедренной сумки. Поэтому здраво рассудив, что потом возможности попортить чужую шкуру железом может и не быть, она сразу вывалила на Арабая почти весь свой запас кунаев, пока Хаимару устроили пыльную завесу, неистово рассекая по сухой земле двора. Прибавив к этому дымовую бомбу, она попыталась максимально сильно ударить по чувствительному носу соперника, хоть при этом и пострадает сама. Взвившись прямо над костром, она с кунаем в зубах полетела в то место, куда парень должен был предположительно переместиться, потому что там была наименьшая область запахового поражения. Естественно, Арабай с ней играл. Он чётко понимал все действия Ханы. На ожидаемом пятачке пространства, его, естественно, не оказалось. Юлой завертелись собаки, ощущая также, как и она, как парень на невероятной скорости начал закручивать возле неё потоки ветра и пыльной взвеси. Мелькнуло в голове воспоминание пятиминутной давности — чем он разрисовывал себе лицо. Старики шутковали в своё время, мол, вот кто тут истинный патриот своей деревни, пока все таскают на форме лишь какую-то мелкую нашивку — пресловутый красный мон, Инузука сами стали сутью водоворота в своих клановых техниках. Поэтому Хана тоже не заставила себя ждать. Пригнувшись, она поймала братьев Хаимару себе на спину. Техника подражания, и вот с неё сыпанули три её копии. Закружившись в неистовом ритме, она наугад понеслась вперёд. Запах противника был обрывочным. Совершенно озверев, она сносила на своём пути всё что ни попадя. Разрушительным торнадо неслись за ней троё её собак, пока Хана с прытью биджу таранила преграды и пахала землю. Что-то другое, в принципе, было уже сложно сделать. Аромат противника полностью смешался с пространством, видимо Арабай использовал какую-то обманывающую приблуду, и поэтому первоисточник неумолимо терялся в пылу битвы. Поймать его уже не представлялось возможным. А на звук идти было бесполезно, потому что двор погряз в криках болельщиков, и это всё здорово мешало ориентации. — Бах! — гораздо более масштабный смерч, чем получился у девочки и её питомцев, врезался Хане в бок. Арабай был быстрее, сильнее, весом больше и количеством чакры превосходил противницу, поэтому ему не составило труда встретиться с ней той же самой техникой. Куноичи с огромной скоростью полетела уже в бок и встретилась спиной с землей. Грудную клетку схватил спазм. В глаза попал песок, они начали нещадно слезиться. Стараясь абстрагироваться от боли, она неистово пыталась проморгаться, чтобы посмотреть хотя бы, что случилось со щенками. Но Арабай не стал дожидаться, пока Хана хоть как-то придёт в себя, он подошёл, перевернул её на живот и заставил глотнуть новую порцию пыли. Куноичи не могла даже придержать голову нормально, потому что шею свело, поэтому плюхнулась лицом в самую чачу. Заломив Инузуке руки за спиной, Арабай, совершенно не стесняясь, сел ей прямо на ягодицы. — Ну что, подруга, как ощущения? — издевался парень. Он не жалел чакры, и там, где её стиснутых ладоней касались его грубые пальцы в захвате, ощутимо жгло словно кипятком. С учётом того, что он прилагал к этому ещё и физическую силу, воздействие становилось с каждой секундой всё больнее и больнее. Такими темпами будет сломана кость. Зря Хаимару радовались, что эта битва не будет касаться статуса в клане. Её поставили раком, словно сучку, и сели сверху, доказывая своё превосходство. Очень показательная сцена и очень унизительная. Ещё бы за загривок, как псина, схватил. Хана теряла разум. Ей было очень плохо, в том числе и морально. Арабай не просто сидел на ней, он специально как можно плотнее к ней прижимался, придавливая к земле. Вздохнуть полноценно ни грудью, ни животом было нельзя, в довесок всё тело болело после недавнего падения. С трудом преодолевая пелену перед глазами, куночи покосилась куда-то вперёд, смутно угадывая серое тело одного из своих нинкенов. Он тоже лежал недвижимо. Заканчивать представление Арабай не собирался. Лишь сильнее распаляясь, он начал смеяться и пошёл обкладывать её матюками. И про Учиху не забыл, сразу же проклянул до третьего колена. — Остановись, — хрипела Инузка, отплёвываясь от земли. — Ты уже достаточно себя показал. — Я же ничего ведь противоправного не делаю, верно, Хана? Я просто указываю тебе на твоё место, — он действительно нагнулся к её шее. Реально сейчас там тяпнет! Куноичи не знала, что границы бешенства могут быть такими. Она думала, что сегодня она дошла уже до своего максимума, но адреналин, новой волной захлестнувший её, говорил об обратном. Парень почувствовал новое напряжение — чужие конечности ещё сильней вдавились в тело. Наблюдатели же не спешили оттаскивать Арабая. Вообще, если у поединка была ставка, то правило «бей, пока лишишь сознания» автоматически отменялось, потому что всё вместе было слишком жирно. Но никто не спешил что-либо предпринимать. Горло Ханы уже скручивало от рвущегося наружу воя — настолько происходящее было травмирующим. Но она давно превратила губы в кровавое месиво, искусав себе всё до мяса, лишь бы не закричать. Только не при всех, только не под этой скотиной! И в конце концов разум окончательно покинул её. На место него пришла истинно звериная злость. С такой попавший в капкан волк отгрызает себе лапу. — Р-рав! — утробно рыкнула куноичи. В момент, когда Арабай на секунду чуть ослабил захват, отвлёкшись, она двинула телом и вырвала одну руку. Выдернутая из сустава конечность повисла плетью, плечо прострелило адской болью. Но Хана уже не видела света, она действовала на инстинктах. Пока парень был в шоке от такого финта ушами, Инузука за какую-то долю секунды повернулась с живота на спину и коброй выстрелила вверх. И вцепилась клыками ему в шею.