Возмездие

Палящее солнце над Римом медленно скатывается за горизонт, и вместе с этим оживают шумные ночные переулочки. Магическим образом появляется странно пахнущая дымка: смесь трав или благовония, разобрать очень сложно, но Сейшу различает аромат роз и крепкий запах рома. Мелодия песни на итальянском языке под гитару из бара упрочняется в голове сильнее, когда Коко тихо мычит её мотив. Завораживает игривое звучание, и терпкий напитанный таинством воздух. Завораживает легкий румянец и пьяный блеск в глазах мятного цвета. Хаджиме переплетает пальцы своей руки с чужими и ускоряет шаг, отчего блондин не успевает и рывком подаётся вперёд. Коко по-детски счастлив. Проводит Сейшу через узкий проём между домами из белого камня, и если бы Инуи был на каблуках, то точно не успевал бы перебирать ногами за быстро идущим Коконоем. — Куда ты так быстро? — наигранно хнычет Сейшу, надеясь, что Хаджиме услышит его сквозь шумные возгласы итальянцев, столпившихся неподалёку, и затягивающие мотивы их песен и гитары. — В отель, — ещё сильнее разгоняется брюнет, и еле удерживает равновесие, когда Инуи резко тормозит и тянет его на себя. — Хочу ещё посмотреть на Пантеон, — Сейшу разворачивается в другую сторону и пытается шагнуть, повиснув на чужой руке, крепко-крепко его держащей и сопротивляющейся его движению. — Там после заката огни зажигают. Коко тоже не сдаётся, и маленькие бои за мнение и решения в их паре давно стали самыми интересными. Ни в одну из сторон им шагнуть так и не удаётся, а Сейшу становится отчего-то смешно. Хаджиме хотел бы видеть улыбающегося Сейшу ближе, чем на расстоянии двух вытянутых рук, желательно в номере и без одежды. И эта картина ему гораздо больше симпатизирует, нежели полуразвалившиеся и потресканные колонны Пантеона. Никакое архитектурное творение Древнего Рима не сравнится с искусством легкого румянца на щеках, золотистыми волосами и мятным запахом кожи. — Если ты будешь сопротивляться и дальше, то победишь, — мягко улыбается брюнет. — И мне придётся целовать тебя прямо у подножья Пантеона. Сейшу едва заметно нижнюю губу прикусывает и оглядывается по сторонам, по реакции троих прохожих выясняя, слышали ли они предложение брюнета. Тянуть руку перестаёт, загадочно улыбается, делая шаг навстречу. — Пойдём в номер, — кивает он Коконою. Блондин поддаётся, но Хаджиме достаточно и этого. Отель, как и все строения в центре Рима, из светлого камня, в античном стиле, с резными колоннами и флагом Италии на одном из балконов номеров. Коко ведёт своего мужчину за руку по закруглённой лестнице, застеленной красным мягким ковром, временами оглядывается, чтобы в очередной раз полюбоваться на смущенное личико, пушистые ресницы, прикрывающие бирюзовые глаза от его взора, и игриво натянутую улыбку. Кивает горничной «сегодня можно нас не беспокоить», и любезно открывает дверь в номер, перемещая руку на чужую поясницу, чтобы бережно подтолкнуть внутрь. Это в их номере, на просторном балконе, с узорчатыми каменными перилами, прикреплён флагшток с трехцветным полотном. Вид отсюда нравился Сейшу больше, чем расписанный фресками потолок или гладкие стены внутри номера, на которых живописные картины выложены мелкой мозаикой. Блондин проходит мимо широкой застеленной кровати, ни чуть не медля, следует на балкон, пока Хаджиме возится с дверью и красной табличкой. Отсюда весь Рим, как на ладони. Сейшу опирается на перила, вдыхая тёплый воздух поглубже, на верхних этажах он свежий, аромата роз и рома совсем не чувствуется. Оглядывает низенькие дома с красными крышами, а чуть дальше, за ними, виднеется Колизей. Кажется, что он попал в сказку, так отдельно от всего мирского и обыденного, может, где-то в средневековье, точно в другой эпохе. Хаджиме зачаровывает пленительный вид блондина, который ловит светлой кожей блики красного закатного солнца. Коко подходит ближе, обнимает со спины, кончиками пальцев очерчивая пуговицы на рубашке, медленно расстегивая их от нижней. Невесомо касается губами открытого участка шеи, и Сейшу сжимает перила в своих ладонях крепче. — Сегодня последний день в Риме, завтра самолёт, — стараясь не обращать внимание на ветерок, пробирающийся под рубашку сильнее с каждой расстёгнутой пуговицей, тихо говорит Сейшу. — Я даже не успел привыкнуть к итальянскому языку. Хаджиме зарывается носом в мягкие блондинистые локоны и в пол голоса, как и Сейшу, отвечает: — Невнимательный, вот, я успел выучить пару фраз. — Например? — парень разворачивается в его объятьях, становясь близко лицом к чужому, опирается поясницей на перила. Пляшущие игривые огоньки в чёрных глазах говорят ему о многом. Сейшу заигрывающе приходится языком по нижней губе, не разрывая зрительного контакта. — Скажи что-нибудь, — длинными бледными пальчиками сам расстегивает последнюю, верхнюю пуговицу на своей рубашке и скидывает её с плеч, приковывая взгляд брюнета к своему телу. — На итальянском. Коко вздыхает глубоко. Сминает мягкую кожу на чужих рёбрах в своих горячих ладонях и прижимается губами к ключицам. — Ti amo, — обдавая кожу тёплым дыханием, шепчет он. Сейшу глаза прикрывает от разливающихся по телу приятных ощущений, закидывает руки на крепкие плечи брюнета, чувствуя касания губ, плавящие его. — Ещё, — томно выдыхает Инуи. — Angelo mio, — не прекращая нежных коротких поцелуев, продолжает Хаджиме. — Voglio sempre essere con te. Коко говорит шёпотом, с ломанным акцентом, но звучит до умопомрачения красиво так, что Сейшу растворяется в этих фразах, не понимая дословно ни одну из них. — Переведёшь? — чуть отстраняясь от тёплых влажных губ, спрашивает он. Брюнет улыбается уголком губ, согласно кивает его вопросу, покрепче обхватывая за талию руками и отрывая от перил. Медленно ведёт обратно, внутрь номера. — Я сказал, что… — Коко натыкается задней стороной колен на кровать и оседает на её поверхность, сминая под собой разглаженное покрывало. — Что вы были бы ещё прекраснее без одежды, господин Инуи. Сейшу смотрит на него сверху вниз, закусив нижнюю губу изнутри, переплетает в пальцах чёрные пряди и дышит томно, надрывисто. — Ты за столько времени не определился, кто я: Инупи, Сейшу или господин Инуи? Пересечение взглядов с бирюзовыми, блестящими от возбуждения и алкоголя, глазами сводит Хаджиме с ума. Он садится ровнее, цепляется пальцами за ремень на брюках блондина и прижимается губами к низу его обнаженного живота. — Мне больше нравится называть вас господином. Сейшу хмыкает с довольной улыбкой на лице, делает пол шага назад, и звякает пряжкой своего ремня, рывком вытягивая его из петель. Хаджиме даже дыхание задерживает, пристально следя за его отточенными движениями. — Я в ванну, — игнорируя желания, проговаривает Сейшу. — Составите мне компанию, детектив Коконой? — Я ведь уже не детектив, — тянет Коко как-то лениво, принимая из рук Сейшу его ремень и рубашку, укладывает их рядом с собой. — Мне нравится вас так называть, — подмигивает ему блондин и, расстегнув пуговицу на брюках, замечает взгляд Коко, прикованный к нему ниже пояса. — Я жду вас в ванной, — он уходит в другую комнату с довольной улыбкой. Солнце постепенно заходит за горизонт, а приятное темно-желтое свечение заменяют уличные фонари, установленные в четырёх углах просторного балкона. Коко свет в номере зажигать не торопится, думает, что вряд ли в последнюю ночь в Риме он им понадобится. Проводит ладонью по белой рубашке, оставленной для него блондином, словно чувствуя остатки тепла его тела. Внутри горячо то ли от алкоголя, который они щедро делили с Сейшу в римском баре, то ли от предвкушения близости и испепеляющего желания. Последний день в Риме для Коко, на самом деле, не значит ничего. Не важно, где они окажутся: в Париже, Лондоне, Риге… Ему с Сейшу хорошо везде. Он готов признаваться ему в любви в каждой стране и на всех языках. Инуи не особо силён в иностранных, поэтому сладко шептать ему признания становится легче и во много раз приятнее. Коконой слышит шум воды из соседней комнаты, дверь в которую медленно приоткрывается, запуская в темнеющий номер струйку серого света. Прикрыв глаза и запрокинув голову, Коко воображает себе светлые влажные волосы, румянец смущения на чужих щеках, прикрытые глаза, припухшие от грубых поцелуев губы. Представляет, как Сейшу прогибается в спине, крепче хватаясь за края белоснежной ванны, и как вода будет раскачиваться и выплескиваться за пределы от его движений. И эти мысли выбивают из прокуренных лёгких рванный выдох. Хаджиме стягивает через голову чёрное поло, быстро справляется со своими брюками, оставляет одежду на бархатистом диване рядом с кроватью. Комната просторная, и совсем немного уступает в размерах основному номеру. Душ отделен от помещения стеклянной стеной, а сама ванная установлена прямо по центру. Уже заполнена водой и пеной. Оперевшись спиной на изголовье, Сейшу поворачивает голову на входящего обнаженного Хаджиме, что ступает аккуратно по холодному мраморному полу. — Вода тёплая? — под заинтересованным взглядом блондина, спрашивает Коко. Подходит ближе, чувствуя во влажном воздухе цитрусовые нотки. — Не совсем, но если тебе станет холодно, обещаю согреть, — говорит Сейшу, подгибая одно колено с тихим всплеском воды, что эхом разносится по комнате. Хаджиме верит. Верит, как и всегда до этого. Смело ступает одной ногой в воду, и через несколько мгновений, доверчиво прижимается спиной к груди блондина. Сейшу обнимает за талию, вдыхает запах горячей кожи, запоминая его сотнями эпитетов в своём сознании. Хаджиме пахнет хвоей. Пахнет свободой. Пахнет, как тысячи исполнившихся мечт. Волной по коже пробегаются мурашки, но Коко понять не может от чего: от прохладной воды или ласковых прикосновений Сейшу, что нежно гладит его по рёбрам, спине, переходит на бёдра и носиком водит между лопаток. — У нас в номере картина, кстати, есть, — Хаджиме, в борьбе с неловкостью, чуть отодвигается от Сейшу, оглядываясь на него через плечо. — Обращал внимание? — Красивая, — одним словом комментирует Инуи, снова притягивая брюнета к себе и прижимаясь губами к его плечу. — Это картина Рафаэля, — Коко чуть отклоняет голову, позволяя Сейшу переключиться на шею. — Называется «Лоджии Психеи». По легенде, Психея послала своего сына Амура, чтобы он убил одну прекрасную девушку. — Но… — тянет блондин, навевая интригу и ладонями перебираясь к низу живота Коконоя. — Но он в неё влюбился, — продолжает Хаджиме, и его тон становится тише, а дыхание — глубже. — Им пришлось пройти множество испытаний, чтобы они наконец смогли быть вместе. — Они остались счастливы? — вскользь интересуется Инуи, замечая, что глубокие вдохи Хаджиме постепенно переходят в тихие сдавленные стоны. Вода ощутимо смягчает его касания, и от этого они приносят в несколько раз больше наслаждения. Хаджиме откидывается спиной ему на грудь, вжимаясь в неё, чуть поворачивает голову, чтобы в следующее мгновение встретится с чужими, горячими и мягкими губами. Сейшу целует чарующе неторопливо, терпко поглаживая Коко по всей длине внизу и чувствуя, как брюнет постепенно напрягается всем телом. Ему нравится. Нравится, когда Хаджиме перед ним уязвим. Нравится, что он знает все его слабости до самых мелочей, и что умело может их отыскивать. — Как мы, — едва слышно отвечает Хаджиме, когда Инуи отстраняется от его губ. Сейшу ладонью гладит брюнета по внутренней стороне бедра, и знать ему не надо, что там у Амура с его Психеей, или что Коконой сейчас рассказал? Инуи и картину, на самом деле, рассматривал не особо. В любом отеле, в любой стране, Сейшу смотрит только на него, на Коко. Он как отдельное произведение искусства, такое ни Рафаэль, ни Да Винчи, ни Боттичелли не напишут. Хаджиме хватается за край ванной и одним движением разворачивается к блондину лицом, выплескивая немного воды на пол. Становится на колени, заводя руки по обе стороны от Сейшу, целует тёплые щёки, шею, вынуждая блондина напрягаться не меньше, чем он сам. Сейшу согревает, как и обещал, у Хаджиме внутри, будто раскалённая магма, разливаются чувства, обжигая всё, до чего касаются. — Тебя ведь не картины сейчас интересуют, — на выдохе произносит Коко, очерчивая пальцами выразительные рельефы на груди и прессе доктора. Отвечать Инуи не будет, да и это был вовсе не вопрос, Коко ведь знает, о чем его мысли. Знает, что Сейшу ни о чем другом думать не может, когда Хаджиме так близко, когда прижимается теснее, когда касается руками, плавно массируя пальцами, целуя глубоко и горячо. Прохладная вода заставляет разум сдерживаться, остается единственным связующим с реальностью и этой ванной комнатой. Хаджиме подхватывает Сейшу покрепче, помогая подтянуться и устроиться на своих бёдрах. По бледному торсу краткими волнами стекает еле видимая пена, и Коко растирает её по чужой коже, не отрываясь от влажных тёплых губ со вкусом пины-колада из бара. По вине мыльной воды ноги едва не соскальзывают с чужих, поэтому Инуи держится за плечи брюнета, а второй рукой снова касается внизу. Касается себя и Коко, одновременно. — Как на итальянском будет «я безумно тебя хочу»? — шёпотом спрашивает Сейшу, слегка прикусывая нижнюю губу мужчины. — Я не знаю, — хриплым голосом признаётся Хаджиме. — Но я хочу тебя тоже. Сейшу дышит горячо. Сейшу прикладывается приоткрытыми губами к темноволосому виску, что-то бессвязно шепча, растворяет себя с Коконоя в ощущениях, в искусных, интенсивных, дразнящих. Хаджиме безболезненно шлепает блондина по бедру, и тот, поняв его жест без слов, приподнимается, подавая Коконою руку. На светлом мраморном полу, расчерченном размытыми чёрными линиями, остаются мокрые следы от их шагов. Остатки влаги с тел впитывают бархатистые простыни. В номере давно стемнело, и различить очертания друг друга помогает серый свет из ванной комнаты, глаза быстро привыкают к такому пространству, хоть и зрение размывается под влиянием возбуждения. Сейшу отходит ненадолго, оставив Хаджиме на постели наедине с мелким холодком, вынуждающим кожу сжиматься, контрастируя с влагой. Когда возвращается, вновь устраивается на бёдрах брюнета, отираясь всем телом об его, сладко постанывая, вновь слившись в поцелуе. Коко прижимает его ближе, крепче, Коко помнит обещание о том, что Сейшу его согреет. Коко провожает выпрямляющегося блондина короткими касаниями к шраму. Подушечками пальцев Хаджиме чувствует мельчайшие неровности, скользит еле уловимо, убирает золотистую прядь влажных волос за ухо. В полумраке различим предвкушающий блеск в чёрных радужках, Сейшу задерживает дыхание, унимая безграничные чувства, сдерживая страстные порывы в себе. Отнимает тёплую ладонь от своего лица и вкладывает в неё гладкую баночку лубриканта, разводя ноги сильнее и теснее прижимаясь к разгоряченному телу под ним. Коко его жест не принимает, возвращает переданное и чуть отталкивает от себя давящий напор блондина, скользит по простыни выше, и шёпотом выдыхает: — Давай ты. — Себя? — не понимает Сейшу, привставая с него. Брюнет опирается на локти, прикусывает пирсинг в языке, пристально заглядываясь в мятные глаза Инуи, и медленно отрицательно качает головой. Сейшу объяснений больше не требует. Соблазнительно облизывает пересохшие от волнения губы, не отрывая взгляда от горящих желанием чёрных глаз, дотягивается до небольшой подушечки у изголовья кровати и бросает её слева от брюнета. Меняет положение, закинув длинные ровные ноги парня себе на бёдра, ощутимо прижимаясь, позволяя почувствовать своё возбуждение. Коко вновь касается спиной бархатной простыни, прикрывает глаза, полностью доверяя Сейшу. Древнеримские фрески, которыми расписан весь потолок в номере, не самое интересное, что может быть здесь. Сейшу оставляет не менее изящные и искусные следы на его теле, расцветающие ярко-алыми пятнышками от его губ. Тонкие пальцы с прохладным гелем движутся затяжно, разнося за собой по телу волну ощущений, приятно смешанной с болью, Инуи разбавляет её нежными поцелуями, ласками и успокаивающим шёпотом. И Коко губу прикусывает сильно, окончательно теряя рассудок, медленно подходя к грани. Сейшу проводит движения с трепетом и нежностью, запечатлевая в памяти хвойный запах горячей кожи, отдаленное звучание итальянских мотивов песен за пределами открытых дверей балкона, смешанное с приглушенными стонами брюнета. Запоминает, как Коконой в ладонях сминает простынь, оттягивая её ближе к себе. Смотрит помутневшим взглядом, почти до боли прикусывая губу. — Всё хорошо? — в пол голоса спрашивает Сейшу, скользя губами по повлажневшему виску мужчины. — Продолжай, — невпопад вопросу, выдыхает Коко. Ватными ногами Инуи наступает на пол, помогая Хаджиме перевернуться на живот, удобно устраивает под его телом маленькую подушку. Сдержанными прикосновениями пробегается по расслабленным бедрам, пояснице, поднимается вверх по спине и успокаивающе массирует плечи. Нависнув сверху, опираясь одной рукой слева от темноволосой макушки, прижимается губами между лопаток. Целует мягко, вкладывая всю любовь и чуткость, что зажигаются внутри не гаснущими огоньками. Комната наполняется шумным тяжелым дыханием. Наверное, её расписанные мозаикой стены никогда не видели столько чувственности и пылающего желания, собравшихся в двух парнях, в медленном темпе двигающихся телами навстречу друг другу. Не видели, как от удовольствия прикрываются чёрные глаза, и как от осторожных толчков в воздухе раскачиваются отросшие светлые пряди волос. Не видели, сладких поцелуев, покрывающих каждый миллиметр кожи пахнущей елью. Не слышали срывающегося с искусанных губ стона и просьбы быть быстрее. И пусть это останется здесь, в номере в центре Рима. В отеле, окружённом средневековыми постройками. Пусть время, незаметно перешедшее в глубокую ночь, останется моментом после заката, оказавшимся в миллионы раз краше огней Пантеона. Сейшу пленяется видом мельчайших капелек испарины на виске парня, напрягающимися мышцами чужих рук, выделяющимися из-под кожи, когда Коко старается приподняться на локти, уже не соприкасаясь животом с подушкой. Инуи сжимает его бедро в своей ладони, ускоряя темп и утешающе поглаживая второй рукой сбоку. Хаджиме кажется особенно громким, стоит Сейшу немного сменить угол проникновения, и бледные руки перемещаются по спине выше, накрывая поджатые губы одной ладонью. — Тише, Хаджиме, всё хорошо, — шепчет Сейшу, прижавшись к его спине грудью, и заводя вторую руку под него. Сейшу кричать готов о своих чувствах, но с лёгкостью выражает их ласками и поцелуями. Передаёт касаниями губ о кожу, массирующими движениями и медленными толчками. Коко тает от этого, почти растекается под ним, не контролируя себя и прижимаясь теснее. Не сдерживаемые стоны превращаются в неразборчивое мычание, Инуи замедляется ещё, чувствуя, что внизу все стягивает, а собственная ладонь пачкается густыми мутными каплями. От сжимающего его давления, перед глазами становится особенно темно, и блондин не может подавить шумное дыхание, оглушаемый биением своего и чужого сердца. Коко падает на кровать, больше не ощущает за собой тёплого напряжённого тела, с трудом приоткрывая веки и ослепляется яркими огнями фонарей с балкона. Сейшу ложится рядом, поглаживает его по талии, вторую руку заботливо подкладывая под черноволосую голову. Переводит взгляд в потолок, рассматривая потускневшие во мраке фрески, а картину Рафаэля едва можно разобрать. — Пойдём завтра смотреть на Пантеон? — тихо интересуется Коко, почти восстановив дыхание и чувствуя тепло тела Сейшу рядом с собой. — Если это предложение всегда будет заканчиваться так же, как сегодня, я готов смотреть на него хоть всю жизнь, — улыбается Инуи, проводя носом и губами по темным волосам. — Но мы завтра улетаем. — Жаль, — хмыкает Хаджиме, переворачиваясь на постели лицом к мужчине. — Я мог бы стать твоим гидом хоть по всем достопримечательностям Италии. Он проскальзывает языком по пересохшим губам блондина, целует и слегка дрожит после недавней близости. — К черту всё, Коко, — тыльной стороной ладони Сейшу поглаживает его по щеке, утопая в чёрных бескрайних пустошах глаз. — Останемся в Риме?