***
В планы Чонгука не входило сближаться с кем-то снова, вообще-то он строго на строго запретил себе это после того, как остался один. Однако нельзя не признать, что одиночество бесследно не проходит, оно отравляет человеческий рассудок и сильно влияет на состояние психики. Конечно, Чонгук не был идиотом, он старался заботиться о своём состоянии, ведь здоровый Человек-паук – хороший Человек-паук. Ментального здоровья это касалось в частности, но что можно говорить об эффективности наблюдения у психолога, если добрая половина того, что Чон рассказывает – ложь? К такого рода специалисту он ходил скорее не для того, чтобы разобраться со своими проблемами, а просто ради разговора. Только в этом разговоре не было места близости, поэтому легче не становилось. Дураку понятно, что Чонгук просто до смерти нуждался в нормальном друге. Чон этого признавать не хотел, однако его поведение говорило само за себя. Все его опасения и страх за жизнь близкого человека, внезапно стали менее весомыми, нежели, как Чонгук начал это называть, «всего одна встреча». От всего одной, по сути, осталось только название, потому что за последние четыре месяца он встречался с Паком добрые раз двадцать, и это не считая общения в интернете. В большинстве своём, характер их разговоров не изменился. Встречаясь раз в неделю или две, а иногда и с разницей всего в несколько дней, они говорили друг с другом о своих жизнях, озвучивая вслух действительно необходимые для них обоих вещи. Со временем менялось только отношение к этим ночным беседам на крыше. Чимин, как выяснилось, был не просто неплохим учёным, он оказался действительно хорошим специалистом. Его рабочее место в «Oscorp Industries» было более чем оправдано. По крайней мере, какое-то время назад. Оказалось, что в последние несколько лет особой страстью к науке Пак не отличался, вроде как, перегорел в свете всех тех событий, которые связывали его коллег, некогда обезумевших от научных открытий, и Человека-паука. Чонгука это с одной стороны даже радовало, так как в словах Чимина явно мелькнуло обращение конкретно к нему, но с другой стороны он находил такую причину странной по началу, ведь любовь к науке не обязательно должна была превратить человека в безумного учёного, который в конечном итоге из-за своих идей будет готов поработить мир. Позже Пак пояснил, что это решение было более обоснованным, чем кажется на первый взгляд. Работа начала сильно изводить его, Чимин не мог спокойно мириться с неудачами, а давление со стороны начальства порой вызывало у него желание пренебречь многими нормами, что могло привести к страшным последствиям. С учётом этих фактов, паучок уже не находил ничего странного в решении Пака. Чонгук, в свою очередь, не мог не поделиться и собственной историей с новым другом значительно более подробно, чем «став Человеком-пауком, я потерял ту часть себя, которую именую сейчас Чон Чонгуком». Эти свои слова, сказанные им ещё в первую встречу, пришлось постепенно пояснять и Чимин никогда не просил сказать больше, чем Чон мог себе позволить. Пак был внимателен к деталям и порой сам просил парня остановиться, говоря, что ему вовсе не обязательно знать всё, что-то можно сохранить в тайне. Для Чонгука это значило действительно много, ведь раскрывать кому-то малознакомому настолько сокровенные вещи было непросто и нередко Чон чувствовал тревогу, боялся, что сказал то, чего не следовало. Но Чимин становился гораздо больше, чем просто знакомым и постепенно доказывал, что доверия заслуживает. Первое, и самое важное, что Чонгук мог поведать – это то, как он стал Человеком-пауком. Чимин ошибочно считал, что, говоря об этом, Чон сфокусирует своё внимание на укусе радиоактивного паука, но он определенно не считал началом своего геройского образа жизни данное событие. Разработка костюма, паутины и веб-шутеров не являлись его началом тоже и, что удивительно, даже первое доброе дело с использованием новой силы. Всё это было безусловно важно, поэтому упустить подобных деталей Чонгук не мог, но самое главное заключалось в другом. Человек-паук родился вместе с предсмертной фразой его дяди. Именно она оказала самое большое влияние на его мировоззрение и на самого героя, который и по сей день несёт на своих плечах ответственность за все жизни, которые он способен спасти. Для Чимина всё, что Чон ему рассказывал столь подробно, имело большое значение, но не потому что эти слова многое проясняли, а за счет того, что Пак действительно начинал понимать. Чонгук заметил, что «понимание», с которым тот относился к нему в первую встречу значительно отличалось от того, что Чимин демонстрировал сейчас. Умение проявлять понимание – своеобразная часть характера учёного и она совсем не связана с реальным пониманием и сочувствием, Чимин просто умел анализировать и легко приходил к правильным выводам о чувствах людей, об их характерах и поведении, но это главным образом не определяло его настоящего отношения. Начиная понимать по-настоящему, Пак вёл себя значительно иначе. Он проявлял искренность. И в этой искренности скрывалось поведение скорее напоминающее непонимание, как бы странно это не звучало. Чимин мог демонстрировать негодование и осуждение, которое на самом деле под собой подразумевало истинное беспокойство, а ещё нередко готов был вступить с Чоном в спор по поводу его идеалов и взглядов, которые, по мнению Пака, были пускай и благородными, но слишком беспощадными по отношению к самому себе. Привязаться к кому-то оказалось проще простого. Чонгук до сих пор не до конца отдавал себе отчета в том, что в его жизни кто-то действительно появился, причем, похоже больше, чем «на одну встречу». Порой это пугало, он поддавался сомнениям, не зная, точно ли имеет право продолжать искать с Чимином встреч, но ноги сами несли к дорогому сердцу человеку и какие бы сомнения не терзали его ночью перед сном, на следующий день они почему-то забывались. Любимым днём недели для Чонгука стала пятница. Достаточно типично, многие люди любят пятницу, ведь этот рабочий день стоит ближе всего к выходным. У Человека-паука не бывало выходных, поэтому для него этот фактор не являлся главным ориентиром. Важнее то, что выходные бывали у Чимина и в вечер пятницы у него нередко было особенно хорошее настроение. – Тебе не обязательно каждый раз встречать меня после работы, – комментирует Пак, складывая руки в карманы своего тёмно-серого пальто. – Я делаю это не каждый раз, глупости, – Чонгук улыбается, искренне радуясь встрече с другом. Учёного эта улыбка нередко заражает, поэтому Чон часто пользуется возможностью подбодрить парня именно таким образом. – Каждый раз, если у нас запланирована встреча, – исправляет сам себя он с усмешкой и отводит взгляд. Трюк Чонгука действительно работает. – До парка идти минут двадцать, а ты живёшь и того в часе езды отсюда. Мы могли бы встретиться прямо там. – Ты же знаешь, что я быстро передвигаюсь по городу, – Чонгук поправляет рюкзак на плече и делает шаг вслед за собеседником, который прерывает их зрительный контакт, начиная движение в сторону места встречи, которое было оговорено изначально. – К тому же, эти двадцать минут пути можно тоже провести вместе и не смей заливать, что ты против. – Ты катаешься на автобусе, как и все люди. Кого ты пытаешься обмануть? Чонгук смеётся неловко и пытается оправдаться, сказать, что он был неподалёку отсюда и добирался без использования транспорта, но в ходе их диалога быстро выясняется, что вместо автобуса он просто использовал свои ноги и быстрый шаг, чтобы с места своего «перевоплощения» добраться до здания, в котором работает Пак, хотя путь и не был близким. Чимин закатывает глаза и говорит, что такой расклад даже хуже, однако не злится совсем. У него на лице написано, что видеть Чонгука он бесконечно рад. Как и всегда, их беседа начинается с обыденных вещей, но не требуется большого количества времени, чтобы этот разговор зашёл гораздо дальше повседневности. Они обсуждают все те дни, что прошли в перерыве между их встречами, говорят о работе, а после неожиданно переключаются на темы, абсолютно не связанные с началом их разговора, например, начинают спорить о том, как лучше всего провести отпуск. Чонгук считает, что нельзя терять ни одного дня и успеть попробовать как можно больше всего, а Чимин предпочитает меньше суеты, ему бы от отдыха получить наслаждение, а не море впечатлений. Правда, к соглашению они приходят всё равно. Чимин заявляет, что он не против потратить все дни своего отпуска на бесконечную беготню, если Чонгук действительно будет из-за этого счастлив, а Чону остаётся лишь удивляться этому заявлению, ведь вроде изначально речи о совместном отпуске не шло. Однако отрицать, что эти слова заставили его буквально расцвести изнутри, было бы глупо. – Знаешь, а мне казалось, что ты не занимаешься самопожертвованием, – отмечает Чон, комментируя недавние слова собеседника. – Не занимаюсь, это ведь твоё хобби, насколько я знаю, – Пак усмехается, обращая взгляд на довольного парня рядом с собой. Чонгук стал более искренним в своей радости с момента их знакомства, его улыбка словно перестала быть частью задуманного образа. – Тогда почему ты сказал, что готов пожертвовать своими желаниями в пользу моих? Чимин после этих слов останавливается и паучок вслед за ним вынужден остановиться тоже. Он смотрит на парня перед собой с лёгким непониманием, не то чтобы у их маршрута была какая-то конечная цель, но причина резкой остановки не была очевидна. – Я не так сказал, – поправляет его Пак и делает несколько шагов к собеседнику, а тот, в свою очередь, отступает назад, смещаясь с тропинки в траву, покрытую опавшими листьями, ближе к деревьям. – Куда-то собрался? – Это у тебя нужно спросить, – Чонгук поджимает губы напряжённо и невольно хмурит брови из-за чувства неизвестности. Опасность ему не грозит очевидно, поэтому и чутье не работает, но ситуация от этого спокойнее не становится. – Я к тебе подхожу. А ты что, меня боишься? – юноша усмехается, вновь делая шаг к собеседнику, но в этот раз Чонгук не отступает, явно оскорблённый таким заявлением. – Ты должен был на мой вопрос ответить, забыл? Я спрашивал про самопожертвование, – напоминает Чон, не отводя взгляда. – Я помню и, повторюсь, ни про какие жертвы и речи не шло, – когда они находятся близко, Чимину приходится немного поднимать голову, чтобы видеть чужое лицо. – Я сказал, что буду рад, если будешь рад ты. Мне нравится твоя улыбка. Чонгук не может подобрать подходящих слов, чтобы ответить, он вообще не в состоянии разобрать свои чувства. Находиться с кем-то в опасной близости ему приходилось не раз и Чон знает хорошо, что ему такое не нравится, но рядом с Паком он чувствовал не совсем дискомфорт. Это была тревога или нечто в какой-то степени её напоминающее, но чувствовать это волнение было непривычно приятно, и поэтому странно. – Нравится моя улыбка? – повторяет он, скорее для пояснения, нежели с целью услышать ответ. Проблем со слухом у Чона не наблюдается, да и с поведением в экстремальных ситуациях тоже, но в этом случае всё немного иначе. – Только улыбка? Или, может, тебе просто нравлюсь я? – Нравишься ты? – повторяет Чимин в ответ удивленно. – Я правильно услышал? – Да, – юноша уверенно кивает. – Мне интересно знать ответ, причём на сто процентов честный. Мир словно останавливается на несколько мгновений. Чонгук до глубины души поражается собственной наглости и чувствует, что его волнение только что возросло в несколько раз, причем в геометрической прогрессии. Чимин молчит тоже, глядя на своего собеседника изумленно, а через несколько секунд отводит взгляд и, ощутимо напрягаясь, продолжает их разговор. – А как бы ты к этому отнёсся? – в ответ спрашивает он, опуская глаза вниз. Чонгук не может понять, что такое поведение собеседника означает и осознает, что любопытство берёт верх над ним, все опасения как ветром сдувает. – Вопросом на вопрос не отвечают, – хмурится он, привлекая своим серьёзным тоном внимание Чимина. – Может, всё же будешь со мной честным? Мы ведь друг другу не врём. Чимин несколько секунд смотрит в чужие глаза внимательно, решая для себя как должен поступить. Он не выглядит напуганным этой ситуацией или до ужаса взволнованным, но все-таки сомневается. И чем дольше сомневается, тем очевиднее становится, что он хочет сказать. Чимин это понимает и сам. – Но порой недоговариваем, – выдыхает он с долей огорчения и, не отводя от Чонгука взгляд, продолжает. – Если честно, то ты сам нравишься мне даже больше, чем только лишь твоя улыбка. – Как именно? Я не хочу неверно истолковать твои слова, – торопливо бормочет Чонгук, шумно выдыхая от волнения. – Ты верно понял, – спокойно отвечает Пак, совсем не разделяя эмоционального восприятия ситуации собеседником. – Нравишься именно так, как другу другу нравятся возлюбленные. А если быть уж совсем честным, – добавляет он с немного грустной усмешкой, – я вообще не представляю, как в тебя можно было не влюбиться. Чонгук после этих слов замолкает и всё вокруг как будто бы тоже. Помимо лёгкого страха и жуткого волнения, он находит в себе что-то ещё, что отдалённо напоминает счастье. От слов Чимина в груди теплеет и Чон совсем не может солгать, сказав, что ему это ощущение не по нраву. – А я, если честно, – неожиданно смело заявляет он и двигается к парню ближе, теперь уже вплотную, уверенно накрывая чужие щеки своими ладонями из-за чего даже Чимин пугается не на шутку, поражённо глядя на Чона, – буду совсем не против, если ты меня поцелуешь. – Ты, – Пак произносит заторможенно и недоверчиво хмурит брови, – это сейчас серьёзно? – Ага, – он коротко кивает, заметно нервничая из-за происходящего. – Абсолютно серьёзно. Поразительно, насколько часто между ними возникает это неловкое молчание за последнее время. Чонгук боковым зрением замечает, что к ним подходит семья и медленно опускает руки с чужих щёк на плечи, внимательным взглядом провожая людей, которые в итоге спокойно проходят мимо, бросая пару раз в сторону парней не слишком заинтересованные взгляды. Возвращаясь взглядом к своему собеседнику, Чонгук чувствует, что сердце вмиг падает куда-то вниз. Чимин смотрит на него так сосредоточенно и проникновенно, что дышать становится чертовски трудно. Чонгук хочет от странного давления избавиться, но проглатывает фразу, не успевая даже толком её начать, когда Пак берёт его руки в свои и аккуратно тянет ближе. Он не разрывает зрительного контакта ни на секунду, практически гипнотизируя, обнимает юношу за талию, но целовать почему-то не спешит. Чонгуку становится дурно от этого, ведь получить теперь уже желанный поцелуй хочется неимоверно, а Чимин всё продолжает медлить. Терпение кончается, когда он вдруг отступает на один крохотный шаг назад. Чонгук решительно наступает, сокращая созданное Паком искусственное расстояние между ними, и целует сам. Чонгук понимает, что попался в ловушку, когда чувствует, как Чимин начинает улыбаться в поцелуй. И страшнее всего то, что оказаться в ловушке Чонгук совсем не против.***
Как это обычно бывает после признаний в любви, отношения между ними неизбежно начали меняться. В первую же ночь, следом за приятно волнующим ощущением от проведённого вместе времени тем вечером, Чонгука начало мучить чувство тревоги и страха. Его чувства находились на каком-то запредельном уровне, казалось, что сердце от такой нагрузки могло разорваться на части. Он страшно жалел, что позволил себе так близко кого-то к себе подпустить. Чонгук не переставал думать о произошедшем на протяжение нескольких дней, а в последствие и недель, и чем дольше эти мысли крутились в голове, тем сильнее разрастались противоречия внутри. Сожаление и чувство вины постепенно начали сменяться тоской. О Чимине невозможно было не думать, о нем нельзя было не мечтать. И Пак ведь был близко, стоило лишь руку протянуть, но паука сковывал чудовищный страх. Страх, который не связан с принятием чувств, Чон принял свою симпатию практически мгновенно, не посмел даже отрицать, ведь его одержимость Чимином и бесконечная тяга к этому человеку говорила сама за себя. Боялся он того, что может навредить столь дорогому сердцу человеку. Заявиться к Чимину для того, чтобы разрешить вопрос их отношений было непросто, и по той причине, что Чон не мог со своими чувствами совладать, и по тому, что для подобного был необходим правильный момент. Чонгук выжидал долго, практически месяц игнорируя острое желание с парнем встретиться и всё обсудить, но лишь тогда, когда молчание между ними стало попросту неприемлемым, он отправился к учёному. Юноша ожидал максимально негативного настроя со стороны Пака и если бы он и не проявлялся внешне, выливаясь в злость или обиду, Чимину вполне присущую, то глубоко в душе обида бы таилась всё равно. И за неё Чонгук и хотел зацепиться, использовать как спасательный круг и поддержку в исполнении своего плана. Однако всё складывалось отнюдь не в его пользу, потому что Чимин, судя по всему, к разговору был подготовлен даже лучше Чона. – Ты на меня не злишься? – Чонгук бормочет неуверенно, явно растерянный из-за того, насколько спокойно держался Чимин. – Немного, – отвечает Пак равнодушно и обращает взгляд на собеседника, находящегося в очевидном напряжении. – Ты игнорировал меня, я практически зол, – добавляет он, но эти слова Чонгука совсем не ободряют. – Неужели так заметно? – Не сказал бы, что это заметно, – Чонгук усмехается нервно, внимательно прослеживая за тем, как учёный садится за стол, жестом приглашая Чона к себе. Он немного хмурит брови и вздыхает глубоко, чтобы настроиться, но садиться к Паку не спешит, так и оставаясь стоять в проеме между кухней и коридором. – Мне нужно было всё обдумать, поэтому и игнорировал. Но теперь я всё решил и поэтому пришёл сказать, – он складывает на груди руки, опираясь о стену и прячет взгляд, чтобы не видеть лица Чимина в этот момент, – что нам нельзя больше быть рядом и я не хочу, чтобы ты пытался меня переубедить. В комнате становится тихо, Чонгук различает только стук собственного сердца и тихое жужжание вытяжки. Парень поднимает взгляд нерешительно, глядя на собеседника из под чёлки и замечает, что Пак, к счастью, на него не смотрит. Он подпирает подбородок кулаком и смотрит задумчиво перед собой, а после, неожиданно для Чона, усмехается, поднимая глаза на него. От этого по телу пробегаются мурашки. – Нет, – Чимин отодвигает стул и встает из-за стола, тяжело вздыхая. Он складывает руки в карманы домашнего халата и непрерывно смотрит на собеседника несколько секунд, а затем делает несколько размеренных шагов в сторону Чонгука. – Не за этим ты пришёл. – Тогда, – вместо отрицания выдыхает Чон, когда парень останавливается напротив него, – зачем же? Глядя на Чимина, он начинает понимать, что его планы с треском разрушаются под давлением этого взгляда. Чонгук уже в тысячный раз спрашивает себя, почему же он так слаб перед этим человеком, почему Пак так на него влияет, и в ответе лишь в очередной раз находит подтверждение в своих чувствах к нему. Чимин стал его слабостью. – Ты пришёл сюда, чтобы понять, что я тебя не отпущу, – он останавливается в полушаге от парня и задерживает на несколько секунд взгляд на его хмуром лице, протягивая после руку к чужой щеке. Чонгук плотно сжимает губы и прикрывает глаза, опуская голову, на что Пак тихо усмехается. Он снова выиграл. – Я просто хочу тебя уберечь, – юноша открывает глаза, когда чувствует, как Чимин касается его лба своим, поднимаясь на носочки для этого ободряющего жеста, и невольно усмехается. – Не могу допустить и твоих страданий. – Я страдаю, видя тебя таким, – честно отвечает он и Чонгук чувствует, как от этих слов сжимается сердце. – Ничего, если я уйду, то это пройдет, – Пак после этой фразы отстраняется и сводит брови к переносице, ощущая острое негодование, но паук не даёт ему ничего возразить. – Прости, знаю, что теперь будешь страдать и по этой причине, моя вина, – он вздыхает глубоко и прикрывает глаза. – Но главное, что ты будешь жив. Чонгук удивленно раскрывает глаза, ощущая лёгкую боль от чужого прикосновения. Пак с силой сжимает его за плечи и смотрит в чужие глаза разъяренно, всем своим взглядом демонстрируя то, насколько такие слова на самом деле неприятно слышать. – Как ты смеешь меня раньше времени хоронить? Охренел совсем? – он повышает голос впервые, окончательно выведенный из терпения и несколько раз встряхивает Чона за плечи. – Я дохнуть не собираюсь, ты понял? Даже не думай сейчас говорить, что мы не можем это контролировать, я и без тебя знаю. – Но это ведь правда, – он бормочет не столько неуверенно, сколько виновато и прикусывает губу, действительно желая донести до Пака суть своих опасений. – И люди, окружающие меня умирают, – Чонгук запинается, глубоко вздыхая, – получается, что всегда. Тоска приходит слишком невовремя, Чонгук не находит сил ей противостоять в данную секунду и, пытаясь скрыть нежеланный наплыв чувств, опускает голову, сжимая кулаки. Злость со скорбью мешаются, сливаясь в единое целое, и это мерзкое чувство разливается по всей груди. Чон не выпускает стоящего рядом Чимина из мыслей, но упускает его из виду, отдаваясь этому минутному порыву. – Я тебя спасу, Чонгук, – Чон слышит где-то над ухом и вздрагивает, чувствуя как ему внезапно становится легче дышать. – От этих идиотских мыслей спасу и от одиночества. Ты этого чувствовать не заслужил, – Чимин тянет юношу на себя и крепко сжимает в объятиях. – Ни за что тебя не оставлю, уяснил, ты, придурок? Ты у меня, – он выдыхает всё с той же яростью, но направляется она отнюдь не в сторону Чонгука, наоборот, против всего мира, – заживешь так, как положено нормальным людям. Чонгука ноги не держат. Чимин опускается вместе с ним на пол медленно, не выпуская юношу из своих объятий ни на секунду, а он, в свою очередь, обнимает парня крепче и носом утыкается в чужое плечо, позволяя Паку окутать себя заботой. Только сейчас он осознает, что на самом деле Чимин был полностью прав. Он пришёл сюда, потому что хотел остаться.