Спонсор

      Ваня соврёт, если не признается, что это были одни из лучших выходных в его жизни.       Красивейший город, потрясающие пейзажи и время, проведенное вместе с Серёжей, с которым они, вроде как… встречаются? Этот момент никто из них так и не понял.       Они об этом не говорили даже по возвращении в Россию. Много целовались, держались за руки, сходили на миллион самых разнообразных свиданий, засыпали в обнимку, даже сексом занимались и, в целом, провели чудесных два месяца в нежности и взаимопонимании, но так ничего толком и не обсудили.       Ваня не знал, как это у взрослых, состоятельных людей происходит.       Серёжа не видел смысла задавать вопрос о том, встречаются ли они.       Очевидно, что да.       Их всё устраивало.       Серёжа не всегда работал из дома. Иногда собирался куда-то и уходил. Но, надо отдать ему должное, не забывал писать Ване, чтобы тот не переживал.       Если Ваня не стримил, а Пешков не был занят работой, они проводили тихие уютные вечера у кого-нибудь дома вдвоем. Смотрели стендапы на ютубе или включали какой-то небольшой сериал на нетфликсе, в обнимку лёжа на кровати перед плазмой; пытались что-то приготовить, вернее, это делал Серёжа, Ваня же больше мешал, чем помогал; много говорили обо всём и мало о них — потому что оставались вопросы, на которые не могли дать ответа точного.       В один из таких вечеров в квартире Серёжи раздаётся звонок в дверь.       — Ты кого-то ждёшь, кучерявый? — Ваня сидит на Серёже, оседлав его бедра, и что-то печатает Славе в мессенджер, пока Пешков делает тысячу и одну идиотскую фотографию своего парня, чтобы потом ржать над ним и делать дурацкие мемы.       — Я сегодня ждал только тебя и ты уже пришёл, так что, пусть сходят нахуй, — Серёжа беспечно машет рукой, откладывает телефон в сторону и подхватывает парня за бедра, пока тот со смехом цепляется за чужие плечи. — Ты тоже, кста, можешь сходить, Ванюша мой ненаглядный…       — Э, так не базарь, — в шуточной форме ворчит Ваня, а его уже подминают под себя, насточиво целуя в шею. — Что за подкаты у тебя уёбищные, Сергей? Совсем не романтично.       Ваня смеётся и отбивается от щекотки, чувствуя себя совершенно счастливым влюблённым дураком.       В дверь снова звонят, на этот раз более настойчиво, и Ваня опять морщится.       — Может, там что-то случилось? Такие навязчивые.       — Да похуй, Вань, забей вообще, — мурлычет Серёжа куда-то в плечо парню, медленно целуя его.       Но забить так и не получается, потому что звонок не стихает.       — Ну всё, Серёг, заебешь, реально. Иди и спроси, что им нужно, иначе я пойду, — Ваня выпутывается из объятий, строго смотрит на Пешкова глазами своими яркими и хмурится всё сильнее.       Тот тяжело вздыхает, нехотя сползает с кровати, суёт ноги в тапочки и тащится в прихожую открывать дверь.       Он делает это чересчур расслабленно, даже забывает посмотреть в глазок, потому что обычно к нему никто не ходит, кроме Вани, а у Вани есть ключи от его квартиры.       — Да щас я, блять, не ломайте дверь, сука.       По ту сторону он ожидает увидеть кого угодно, но какое огромное его удивление, когда на пороге вырастают сразу два человека в полицейской форме, которые демонстрируют документы, ещё и говорят что-то в духе старого доброго молодой человек, пройдёмте.       В голове проносятся миллионы вариантов, очевидно, дело дрянь и, скорее всего, связано всё это с его работой, но пока Серёжа судорожно соображает, как такое могло произойти и что сейчас делать, его успевают арестовать и увести в припаркованный около подъезда бобик. Прямо так, в домашних трениках, футболке и тапочках.       Серёже везёт лишь в том, что он успевает захлопнуть дверь, так что, когда Ваня поймёт, что что-то случилось, он не увидит Пешкова в кандалах и под руку с полицейскими, что может его напугать и расстроить, а Серёже многое придётся ему объяснять, если выпустят.       Вернее — когда.       Серёжа, конечно, прекрасно понимает, за что его сейчас приковали наручниками и везут в участок, только много вопросов остаётся открытыми. К примеру, откуда у них его адрес домашний или почему договор, работающий почти с десяток лет, резко аннулируется. Да и что делать с возможным сроком — непонятно.       Его выводят из машины через какое-то время и ведут по участку, наполненному людьми в форме, что даже не обращают внимания на задержанного. Среди них некомфортно и самую малость страшно, но Пешков это чувство в себе давит и цепляет на лицо равнодушную маску, желая поскорее разобраться во всём.       Они оказываются у двери с именем, которое Серёжа не успевает прочитать, потому что ту открывают и за ней обнаруживается хорошо обустроенный кабинет и человек внутри. Ему на вид лет тридцать, не больше, и его форма чистая и выглаженная, а на губах растягивается презрительная ухмылка, когда он замечает Серёжу.       Серёжа в ответ тоже смотрит, нервно усмехается, и когда его сажают перед столом майора, судя по звёздам на погонах, он первый решает, так сказать, поздороваться.       — А чё, товарищ полиционерский, где прошлый начальник? Куда вы дели моего любимого Стасика? Он мне, получается, денег должен.       «Товарищ полиционерский» только бровь выразительно приподнимает и всё с той же недоброй улыбкой на Пешкова смотрит.       — Ты бы поменьше радовался, понял? Не будет здесь больше никакого Стаса. Это теперь кабинет Владимира Братишкина.       Серёжа скалится в ухмылке.       — Кого кабинет?       — Мой, — полицейский обходит свой стол, берёт с него какую-то папочку, присаживается на самый край, принимаясь за чтение, — и судя по тому, что у меня сейчас в руках находится, на семейный ужин ты уже не успеваешь, Сергей Николаевич Пешков, уроженец города Армавир, двадцать восьмого января две тысячи третьего года рождения.       — По какому поводу задержание, товарищ Владимир? Или можно сразу Вова? — С улыбкой наигранной тянет Серёжа, а в голове бегущей волной «пиздец» проносится. Вот так, сотрудничай с полицией, чтобы потом тебя приняли, а твоего человека снёс какой-то майор с тупым лицом.       — Тебе коротко или подробно, Пешков? — отвечает Владимир, становясь перед ним и ставя руки на стол позади себя.       — Да хоть как-то давайте.       Владимир скрещивает руки на груди и закатывает глаза.       — Значит, так, Пешков, краткий экскурс в Уголовный Кодекс Российской Федерации, персонально для тебя. Вникай и плачь, — мужчина презрительно фыркает, подчеркивая пренебрежительное отношение к арестованному. — Статья двести двадцать восемь точка один, незаконные производство, сбыт или пересылка наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов, а также незаконные сбыт или пересылка растений, содержащих наркотические средства или психотропные вещества, либо их частей, содержащих наркотические средства или психотропные вещества. Деяния, предусмотренные частями первой, второй и т. д. настоящей статьи, совершенные, в твоём случае, в особо крупном размере, наказываются лишением свободы на срок от пятнадцати до двадцати лет с лишением права занимать определённые должности или заниматься определённой деятельностью на срок до двадцати лет или без такового и со штрафом в размере до одного миллиона рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до пяти лет либо без такового или пожизненным лишением свободы, — Владимир завершает свой спич злорадной ухмылкой. — Ну как, Пешков, нравится? Есть что добавить? Что делать будем, Пешков?       Серёжа молча слушает, поджав губы, потому что, возразить ему, в общем-то, нечем. Было. За столько лет, было.       Куда же подевался блядский Стасик и почему не предупредил…       Серёжа решает вести себя уверенно, хоть и осознаёт, что ему полный пиздец.       — Сколько?       На лице Братишкина отображается недоумение.       — Не понял, что «сколько»?       — Сколько Вы хотите, чтобы меня отпустили? Деньги не проблема, только решайте побыстрее, у меня были планы на вечер, а ваши ребята мне их испортили. Ненавижу ментов.       Лицо полицейского в миг багровеет.       — Ты чё, сука, взятку мне предлагаешь?! — он с грохотом ударяет кулаком по столу, да так, что Серёжа даже вздрагивает от неожиданности. — Ты у меня на зоне толчки патлами своими кудрявыми драить будешь, понял меня?       Серёжа про себя материт упёртого майора, потому что, принципиальный чмошник попался. Будет сложнее.       — Ну тише, начальник, не кипятись ты так. Если не хочешь вслух произносить, напиши на листочке цифру, я посмотрю.       Серёже не стоит вести себя слишком самоуверенно, потому что майора Братишкина это ещё больше из себя выводит. Он только и успевает зажмуриться, как в лицо прилетает болезненный удар, косо проехавший по скуле в опасной близости от левого глаза.       — Я понятно объясняю или, может, обсудим детали? — сухо роняет Владимир, потирая сбитые костяшки.       Серёжа сидит, понуро опустив голову, только носом шмыгает. Терпит. В голове просчитывает возможные варианты спасения своей шкуры, потому что срок ему светит немалый, а сесть очень не хочется. Полицейский выглядит довольным и немного рассерженным, за волосы его хватает раз, роняет прямо возле лица:       — Ты так просто не отделаешься.       И уходит заполнять протокол.       Это продолжается некоторое время, пока полицейский что-то пишет за столом на бумаге, Серёжа перебирает в голове людей, имеющих достаточно влияния, чтобы его вызволить из этого дерьма.       Наконец, Серёжа нарушает повисшую в воздухе тяжелую паузу.       — Можно один звонок?       Пожалуй, давно он Ваде из подобных уёбищных ситуаций не звонил.