Купи меня

Се Ляню было очень странно и непривычно кому-то позировать. По началу он сидел и боялся даже шелохнуться, чтобы случайно не помешать Хуа Чэну, но через какое-то время начал ёрзать на стуле, устав сидеть в одном положении. Се Лянь осторожно размял кисти и шею, вытянул по очереди ноги, и глянул на Хуа Чэна, который сидел к нему вполоборота, и молча работал, даже не думая делать замечаний. Се Лянь же невольно залюбовался тем, как ловко скользит карандаш по белоснежной поверхности. Хуа Чэн иногда откладывал карандаш в сторону, и брал в руку продолговатый чёрный уголёк или клячку. Он бросал на Се Ляня мимолётные взгляды, или наоборот, по нескольку минут вглядывался в черты лица, внимательно и смело. - Тебе не мешает, что я могу немного менять положение? - наконец задал вопрос Се Лянь, любуясь безмятежным и сосредоточенным выражением красивого лица. - Вовсе нет, - ответил Хуа Чэн, посмотрев Се Ляню в глаза, - Мне достаточно просто видеть тебя перед собой. Я уже почти закончил. Если не возражаешь, мы можем пойти попить чаю перед тем, как продолжить. - Было бы здорово, - улыбнулся Се Лянь. - А эту работу ты мне тоже не покажешь? - Покажу, - ответил Хуа Чэн и прикусил кончик карандаша, вглядываясь в свои наброски. Се Ляню действительно было очень интересно, и он с нетерпением ждал, когда Хуа Чэн закончит, и можно будет посмотреть на творение его запачканных графитом и углём ловких рук. Наконец он отложил карандаш в сторону и отошёл от мольберта, чтобы посмотреть на свою работу издалека. Его взгляд был очень придирчив и строг, и Се Ляню показалось, что Хуа Чэн даже как будто недоволен. - Нужно сделать перерыв, - заключил Хуа Чэн и взял со стола тряпку, вытирая руки. - Тяжело рисовать? - спросил Се Лянь. Он больше тяготел к музыке, и в детстве занимался игрой на музыкальных инструментах. Художества и рисование его тоже очень привлекали, но только как зрителя. Ему нравилось подолгу разглядывать чужие картины, но никогда не было и мысли о том, чтобы нарисовать что-то своё. Для этого нужно было иметь не только мастерство, но и здоровую самооценку с умением выслушивать любую критику, при этом не опуская руки. Се Лянь поднялся со стула и направился к мольберту. Хуа Чэн же почему-то отвернулся и сделал вид, что точить карандаш канцелярским ножом ему куда интереснее, чем смотреть на результат своих трудов. Се Лянь же обошёл мольберт, и, едва увидев изображение, на какое-то время просто потерял дар речи. На бумаге были разбросаны несколько набросков, с разными эмоциями и положениями головы. Они были до того детально прорисованы, что Се Ляню казалось, будто бумага передаёт его внешность точнее, чем отражение в зеркале. Каждый волосок, каждая ресничка, изгиб губ и форма носа – всё было выполнено изящно и аккуратно. Каждый штрих был дополнением предыдущего, и не мог существовать отдельно. - Сань Лан... Это просто прекрасно! - на одном выдохе прошептал Се Лянь, коснувшись кончиком пальца белой бумаги, чтобы не тронуть рисунок. - Это невероятно. Такое чувство, будто ты рисовал мои портреты уже миллион раз! - Гэгэ мне льстит, - пробормотал Хуа Чэн, по-прежнему уделяя слишком много времени несчастному карандашу, который уже был острее клинка из дамасской стали, - Нужно сделать перерыв. Когда слишком долго работаешь над чем-то одним, глаз замыливается, и воспринимать работу объективно становится труднее. - Я даже не представляю себе, сколько времени ты вложил в своё мастерство... - вздохнул Се Лянь, который не мог отвести взгляд от набросков. - Надо же, ты даже ничего не скажешь про талант? - выгнул бровь Хуа Чэн, наконец оставив карандаш в покое. - В любом деле талант – это лишь десятая часть. Остальное практика, - ответил Се Лянь, посмотрев на Хуа Чэна с восхищением. - Я не отрицаю, многие люди по-настоящему талантливы, но любой талант пропадёт, если его не развивать и никак не подкреплять. - Гэгэ действительно очень мудр, - нежно улыбнулся Хуа Чэн, и поднял руку, чтобы заправить за ухо выбившуюся прядь. Взгляд Се Ляня снова зацепился за размашистую надпись на руке, которая чёрным пламенем горела на нефритово-белой коже. Когда они вышли в сад, чай в беседку уже подали. В прозрачном стеклянном чайнике сверкала изумрудная жидкость с мелкими сушеными цветами, а рядом стояли прелестные чашки, сахарница, блюдца с печеньем, конфетами и лимоном. Се Лянь сел за деревянный стол и поднял голову, чтобы насладиться солнечными лучами, которые пробивались через вьюн, густо оплётший беседку. Пели птицы, ясное голубое небо было глубоким и бездонным. Пушистые облака лениво тащились по бескрайней лазури, исчезая из поля зрения, и заменяясь такими же кудрявыми клочками. - Нравится? - спросил Хуа Чэн, глядя на умиротворённое лицо Се Ляня. - Очень, - не стал скрывать Се Лянь. Он слишком сильно привык к грязным серым коробкам своего района, и каждый подобный момент был подобен глотку свежего воздуха. Какое-то время они наслаждались ароматным чаем и непринуждённой беседой, и Се Ляню показалось, что в этот момент он действительно счастлив. Хуа Чэн, заметив, что его собеседник притих, замолчал, любуясь игрой солнечных зайчиков на лице сидящего рядом человека. - Мне кажется, я даже через сотни лет практики не смогу передать внешность гэгэ в полной мере, - наконец сказал он, одним глотком допив чай. - Разве ты не нарисовал меня абсолютно таким же? - удивился Се Лянь, тоже отставив чашку в сторону. - Мало нарисовать просто похоже, - качнул головой Хуа Чэн, поднявшись из-за стола, - Нужно передать характер, настроение. Без этого рисунок никогда не будет в полной мере изображать того, кто сидит напротив. - Как можно передать характер? - не понял Се Лянь. - Рисунок ведь совершенно статичен. - Верно, но как раз в этом и суть, - улыбнулся Хуа Чэн. - Можно нарисовать так, что картина будет приковывать взгляд и казаться живой. Когда смотришь на полотно, и тебе кажется, что человек на нём вот-вот заговорит, и ты будешь заранее знать, что именно он тебе скажет. - Я никогда не задумывался об этом... - признался Се Лянь. - И всё же, я больше чем уверен, что у тебя получится. Я готов руку дать на отсечение, что так и будет. - Таких жертв точно не надо, - ответил Хуа Чэн и непринуждённо рассмеялся. После они вернулись в мастерскую, и Се Лянь снова начал позировать, а Хуа Чэн изображать. В какой-то момент Се Ляню в руки попала книга, а стул заменился на мягкий и удобный диван. Через время он вообще забыл о том, что позирует, полностью погрузившись в чтение. На самом деле, он всегда любил читать, но в последнее время не было ни возможности, ни книг, и теперь можно было восполнить это с лихвой. А Хуа Чэн работал, не отвлекаясь и не поднимая головы. Он словно и не занят был, а отдыхал, наслаждаясь каждой секундой, пока мог видеть Се Ляня. Иногда Хуа Чэн подходил к нему совсем вплотную, чтобы что-то разглядеть, и неосознанно протягивал руку, касаясь плеча или волос. Се Лянь не обращал внимания, искренне веря, что так и нужно.  К вечеру на столе лежали десятки набросков: твёрдыми и мягкими карандашами, тушью, чёрной ручкой, сангиной и углём. Их было много, но ни один из них не показался Хуа Чэну достаточно хорошим. - Ничего себе, уже темнеет, - удивлённо произнёс Се Лянь, отложив книгу в сторону и глядя в окно, где небо постепенно окрашивалось в огненно-рыжий цвет. - Да... Что-то я и не заметил, - спохватился Хуа Чэн. - Гэгэ, должно быть, проголодался? Извини, совсем заработался. - Что ты, Сань Лан, не стоит, - тут же заверил Се Лянь, - Я же для этого здесь в конце концов. - Ты здесь, потому что ты в первую очередь мой друг, а не просто постановка или гипсовый бюст, - отрезал Хуа Чэн и достал из кармана телефон, быстро набирая кому-то сообщение. - Если позволишь, я заглажу свою вину. - Я бы не хотел утруждать Сань Лана... - смущённо ответил Се Лянь, но Хуа Чэн был непреклонен. Пока Се Лянь разглядывал рисунки, каждый из которых в его глазах казался совершенным, прямо в мастерскую подали еду. За одним из стеллажей обнаружился уютный низкий столик и небольшой диванчик, за которыми расторопные слуги буквально за несколько минут накрыли довольно простой, но сытный ужин. Под стол поставили ведёрко со льдом, в котором виднелись запотевшие бутылки вина, по матовым стенкам которых стекали крупные прозрачные капли. - Надо же... Это мой любимый суп, - удивился Се Лянь, когда Хуа Чэн, решив поухаживать за гостем, поставил перед ним тарелку ароматного бульона с рисовой лапшой и кусочками говядины. Блюдо было посыпано мелко нарезанным зелёным луком и корицей. - Я рад, что смог угодить гэгэ, - улыбнулся Хуа Чэн и сел напротив, достав из ведёрка бутылку вина. - Это вино из моей личной коллекции. С моего личного виноградника. Прошлогодний урожай. Гэгэ не желает попробовать? - Я не употребляю алкоголь... - вздохнул Се Лянь, подцепив палочками кусок мяса. Но, заметив, что Хуа Чэн, перед которым стояло два бокала, без лишних слов поставил бутылку обратно, понял, что он тоже не будет пить. Вежливо было бы отказать ему в компании, учитывая его гостеприимство? В конце концов, это же просто вино. Кому будет плохо от одного бокала? - Впрочем... Думаю, сегодня можно сделать исключение, - улыбнулся Се Лянь, наслаждаясь наваристым говяжьим бульоном. - Неужели? - удивился Хуа Чэн. - Почему же? - Как я могу отказать, если Сань Лан хочет разделить со мной вино со своей личной коллекции? - просто ответил Се Лянь. Да, с алкоголем у него были тяжёлые отношения, но тут самое главное вовремя остановиться. Хуа Чэн без лишних слов разлил рубиновую жидкость по бокалам, и протянул один из них Се Ляню. Парень с благодарностью принял напиток, и принюхался, ожидая почувствовать мерзкую спиртовую или алкогольную отдушку, но вино на удивление пахло как слегка забродивший виноградный сок. - Можно узнать, почему гэгэ отказался от алкоголя? - спросил Хуа Чэн, гоняя напиток по стенкам бокала и ковыряя палочками лапшу без какого-либо аппетита, глядя только на Се Ляня. - Это... Это не самая приятная история, - сглотнул Се Лянь, и отвернулся, пригубив напиток. На вкус вино было почти такое же, как и на запах – сладкое, немного терпкое и лёгкое, с приятным послевкусием. Оно не казалось крепким, и идеально дополняло блюда. Видимо, из-за этого Се Лянь и потерял бдительность, позволяя себе выпить не только этот бокал, но и последующие. У Хуа Чэна совершенно не было в планах споить своего гостя, и они просто сидели, обсуждая прочитанные книги и тонкости различных искусств, пока бутылка не опустела. Как и последующая. Се Лянь заметил, что начал хмелеть, и принял решение больше не употреблять этим вечером, упустив из виду тот факт, что больше и не надо было. Это вино было лишь на первый взгляд безобидное, но на деле – очень коварное для непьющего и довольно стройного Се Ляня. Хуа Чэн, для которого почти ничего не изменилось, заметил перемены в речи и поведении Се Ляня, и самостоятельно убрал весь алкоголь со стола. Почему же Се Лянь не пил? Действительно, очень интересный вопрос. Дело было не только в том, что ему не нравился вкус и запах. За этим стояла своя история. Когда-то давно, несколько долгих лет назад, Се Лянь, будучи успешным и востребованным не по годам специалистом, твёрдо решил: он будет помогать людям. У каждого есть право на второй шанс, и если он в силах, то без лишних слов возьмётся вытаскивать с того света даже самого безнадёжного пациента. Через руки молодого хирурга прошли даже те, кому отказывали абсолютно везде, подписывая смертный приговор. Се Лянь всегда пытался сделать мир чуточку лучше, принести хоть немного добра и света, даже если шанс был совсем невелик. Однажды на его стол попал совсем молоденький парнишка лет семнадцати, которого осматривали без должного внимания, так как он мало того, что был безнадёжно болен, так ещё и без каких-либо документов. Сирота без дома, без роду и без племени, грязный настолько, что медицинские работники, повидавшие в этой жизни некоторое дерьмо, брезгливо отворачивались. Вшивый, с кожными заболеваниями и присохшими к гноящимся ранам бинтами, он попал в больницу лишь потому что кто-то по неосторожности сбил этого тощего подростка, просящего милостыню у перехода. Травмы от аварии были не смертельными. Смертельной была опухоль головного мозга, которая стремительно высасывала из несчастного жизнь, уже лишив возможности видеть одним глазом. Се Лянь заметил его совершенно случайно, когда просто проходил через отделение хирургии. Тогда ребёнка, у которого уже взяли анализы и отмыли, пытались разговорить, чтобы понять, откуда он взялся, и что теперь с ним делать. Скорее всего, он родом из неблагополучных и грязных трущоб, которые находились за городом. Люди, проживающие там, с самого рождения были приговорены к бродячей жизни впроголодь, не нужные государству. Словно не люди, а мусор. Просто грязь под ногами. - Кто это? - спросил Се Лянь, с сожалением глядя на подростка, отмечая сероватый цвет кожи, бинты и торчащие из-под больничной рубашки кости. - Не знаем. Бродяга какой-то, - ответила молодая медсестра, что-то чиркнув в обходном листе, - В любом случае, он уже не жилец. Судя по анализам крови и снимкам, ему жить от силы полгода. Полежит недельку под наблюдением, и пойдёт восвояси. Все согласились, что подростка жалко, но ему уже ничем не помочь. Люди, работающие в больнице, за долгие годы видели уже такое огромное количество дерьма, мяса и кишок, что уже перестали слишком сильно сопереживать. Они, ежедневно видящие множество смертей, и детей, и взрослых, давно уже воспринимали людей как просто мешки с мясом, которые в конечном итоге всё равно уедут в холодильник в пластиковом мешке. Но Се Лянь был не согласен. Не слушая никаких отговорок, он оплатил внушительный счёт, и, проведя тринадцатичасовую операцию, позволил мальчишке жить дальше, наплевав на предрассудки. Жизнь слишком ценна, и Се Лянь был готов до последнего бороться за каждого человека, искренне веря, что добро возвращается. Но любое везение рано или поздно заканчивается. Судьба не знает пощады даже к тем, кто, казалось, больше всех на свете заслуживает счастья. -...очень настаивают, чтобы операцию провели именно вы, но тут действительно безнадёжный случай. Мальчик упал на соревнованиях, кровоизлияние в мозг. У него лопнул сосуд, состояние критическое. Скорее всего, мы его не вытянем. - Это наша работа – вытягивать, - отрезал Се Лянь, подписывая согласие на операцию. - Тем более, если родители ребёнка настаивают, чтобы оперировал я, значит, они доверяют мне самое ценное, что у них есть. Я просто не имею права на отказ. Тем самым днём он подписал смертный приговор не только мальчику, но и себе. Ребёнок скончался на операционном столе. Досадно, но предсказуемо. Детские смерти, к сожалению, не редкость. Се Лянь, стягивая с себя перчатки и полоская дрожащие руки, был абсолютно подавлен. Причиной смерти была слишком обширная травма и слабый организм, но он винил именно себя. Конечно, невозможно спасти каждого, но как же больно это осознавать, глядя, как маленькое худое тельце отключают от аппаратов, фиксируя дату смерти. Он решил сообщить эту прискорбную новость лично, на что получил в ответ крики и угрозы обезумевшей от горя матери, которая в ярости кидалась на растерянного Се Ляня, желая выцарапать ему глаза. Она кричала, что Се Ляню конец, и она клянётся, что отомстит за смерть своего сына, что он надолго сядет, живодёр, детоубийца... Это стало началом конца. На самом деле, мальчик погиб по чистой случайности и грустному стечению обстоятельств. Слабый и щуплый, он имел множество противопоказаний по здоровью, но родители, желая вырастить спортсмена, отдали его в секцию по боксу, заплатив кому надо. По документам вышло, что ребёнок, которому был противопоказан любой вид спорта кроме шахмат, оказался совершенно здоров. И последствия не заставили себя долго ждать. Они не хотели винить себя и признавать свои ошибки. Они решили найти виноватого, чтобы очистить свою совесть и не признавать, на чью душу лёг этот грех. К огромному несчастью для Се Ляня, родители погибшего ребёнка имели связи и деньги. Много денег. Результаты вскрытия неожиданно указали на халатность и врачебную ошибку, а СМИ, которые и без того охотились за громкими заголовками, с удовольствием начали раздувать только тлеющий пожар. Потянулись бесконечные суды, разбирательства, адвокаты, полиция, репортёры... Закончились деньги, и свои, и чужие. Отвернулись все друзья и близкие. В жизни Се Ляня будто потухло солнце. Он очень долго молчал и в одиночку нёс на плечах непосильный груз страданий, который с годами не становился меньше. И вот, сидя рядом с единственным за столько времени человеком, который принял его и не оттолкнул, Се Лянь внезапно поймал себя на том, что рассказывает свою историю, постепенно вытаскивая из недр памяти самые болезненные и страшные эпизоды минувших лет. Он, тяжело сглатывая вязкую слюну, медленно и тихо говорил. Се Лянь не хотел, чтобы его пожалели, не пытался вызвать у Хуа Чэна сочувствие. Просто под алкогольными парами у него развязался язык, и он начал говорить о том, о чём не мог ни с кем до этого. Говорить с тем, кому безоговорочно доверял. - Я ведь... Я ведь просто хотел помочь... - произнёс он, чувствуя, как немеет голова и заплетается язык. Всё напряжение и весь стресс, всё молчание и давление, внезапно решило выплеснуться наружу, и в золотистых глазах сверкнула влага. Се Лянь уткнулся лицом в дрожащую ладонь. Хуа Чэн, который до этого молча и не перебивая слушал, сидя рядом, осторожно положил руку на чужое плечо, нежно поглаживая Се Ляня по спине. - А знаешь, тогда я почему-то думал, что хуже быть уже не может... - прошептал Се Лянь и буквально сжался в комок, чувствуя, как по ладоням течёт солёная и горячая влага. - Как оказалось, может... Хуа Чэн молчал. - Я лишился тех единственных людей, которые до последнего были рядом. Мать, отец... Они тоже покинули меня. Я не успел, Сань Лан... - выдохнул парень, и стиснул челюсть до искр в глазах, сквозь зубы прошипя: - Я... Я не... Ус-с-спел... Я просто не успел. Они были... Ещё тёплые... Не успели окоченеть... Руки мягкие... Пальцы... Гнутся... Я просто не успел, Сань Лан. - Гэгэ, ты не виноват, - тихо произнёс Хуа Чэн, и Се Лянь, до этого державшийся относительно хорошо, сжал дрожащими пальцами волосы и прошептал: - Нет, это я виноват. Я считай своими руками их и повесил... Понимаешь?! Если бы не я, они были бы живы! Из-за моей ошибки они лишились абсолютно всего. Их изгнали из общества следом за мной, будто я был чёрной меткой! Все были бы счастливы, не будь меня, Сань Лан! Я такое ничтожество, что даже сам повеситься не смог!.. Ха-ха, ты представляешь, просто лопнула удавка! Я нажрался в тот день так, что решил... Решил, что меня выдержит пояс от халата. Смотри... Смотри видишь вот тут, на шее? Это свидетельство того, что я... Я настолько неудачник, что даже смерть меня отказалась принимать. - Гэгэ... - выдохнул Хуа Чэн и просто обнял Се Ляня, эмоции которого спустя столько лет вышли наружу. Се Лянь, чувствуя поддержку, прижался к Хуа Чэну в ответ, уткнувшись лицом в чужое плечо. Его всё ещё колотило крупной дрожью, а слёзы даже не думали останавливаться. Се Лянь сжимал ледяными пальцами чужую рубашку, пытаясь вдохнуть полной грудью и хоть как-то взять себя в руки, но не получалось. Перед глазами воскресли все те образы, которые он старательно прятал в своей памяти, пытаясь забыть, скрыться, убежать... Но прошлое было частью его самого, его жизни. И от него никуда не деться. - Гэгэ, ты себе даже не представляешь, как много значишь для тех, кому ты когда-то помог... - выдохнул Хуа Чэн, положив подбородок на макушку Се Ляня, осторожно поглаживая напряжённую и вздымающуюся от нескончаемых рыданий спину. - И где тогда эти люди? Где те, кому я помог?.. Почему никого не было рядом... Когда я остался совсем один... - прошептал Се Лянь, и с ресниц сорвались капли слёз, растворившиеся в черноте чужой рубашки. Руки Хуа Чэна, крепкие и сильные, после этих слов дёрнулись, будто от удара кнутом. - Гэгэ... - тихо произнёс Хуа Чэн, невесомо коснувшись губами каштановой макушки. Больше всего на свете он ненавидел себя за то, что не смог оказаться рядом в нужный момент. За это нет никакого прощения, и подобное не искупить никакими извинениями. - Ты не один. Добро всегда возвращается. Се Лянь тяжело выдохнул и зажмурился до искр перед глазами. Хуа Чэн не должен был видеть подобного. Он не должен был так нагружать этого человека. Конечно, за столько лет молчания выплеснуть эмоции и обнажить истинные чувства перед другом было не так уж и постыдно, но теперь ему казалось, что Хуа Чэн, увидев его срыв, разочаровался. - Спасибо... Спасибо, Сань Лан... - пробормотал Се Лянь, и разжал пальцы, вытирая рукавом сопливый нос. - Прости... Прости, ты не... Боже, я испортил... Ик!.. Я... - Гэгэ, не надо объясняться, - вздохнул Хуа Чэн и поднялся с дивана, аккуратно приподнимая Се Ляня и закидывая его руку к себе на плечо. Се Лянь, хмельной от вина настолько, что не мог понять где пол, а где потолок, лишь покорно переставлял ноги. Словно через пелену он чувствовал, как его раздевают, как помогают купаться, и не сопротивлялся, чувствуя лишь жгучий стыд и желание провалиться на месте. А после того, как приступы острой тошноты заставили его сквозь слёзы склониться над унитазом, он, ощущая, как заботливые руки держат волосы и ободряюще похлопывают по спине, пожелал и вовсе не проснуться. После душа сознание немного прояснилось. Се Лянь, лёжа на кровати и наслаждаясь тем, как плывёт по кругу потолок, сказал: - Сань Лан, после всего увиденного ты просто обязан забыть обо мне и никогда не вспоминать. - После всего увиденного я теперь просто обязан на тебе жениться, - с ухмылкой ответил он, на что Се Лянь махнул рукой. - Был бы я тем, кого ты любишь, я бы и сам на тебе женился, - пошутил он, закрывая глаза. - Знаешь, Сань Лан... Я искренне завидую твоей избраннице. Ты замечательный человек. Хуа Чэн ничего не ответил и лёг рядом, готовый всю ночь напролёт не спать и следить за Се Лянем, чтобы в случае чего оказаться рядом и протянуть руку помощи. А на утро Се Лянь, вспоминая события минувшей ночи, прикидывал, насколько удачной идеей будет покинуть страну, чтобы больше не смотреть Хуа Чэну в глаза. Серьёзного похмелья он избежал, голова почти не болела, но физическое состояние не шло буквально ни в какое сравнение с моральным. Проснувшись, Се Лянь увидел лежащего рядом Хуа Чэна, который выглядел так, словно лишь на секунду прикрыл веки, чтобы дать глазам отдохнуть. Только его размеренное и спокойное дыхание указывало на то, что он придремал. Снова они проснулись в одной постели. "Я вполне пойму его, если после вчерашних откровений он не пожелает больше со мной видеться" - подумал Се Лянь, и осторожно тронул Хуа Чэна за руку. Он тут же поднял ресницы. Его взгляд был ясным и острым, ни капли не затуманенный после сна. Прическа, чуть небрежная, выглядела идеально, повязка на глазу не сползла ни на миллиметр, и даже одежда, казалось, почти не помялась. Он точно человек? - Кхм... Доброе утро, Сань Лан. - слегка хриплым голосом произнёс Се Лянь, чувствуя невероятную неловкость и желание расщепиться на атомы. - Я... Я хочу ещё раз принести извинения за вчерашние неудобства. Я правда не ожидал, что будет подобный... Эффект. - Всё в порядке, - мягко улыбнулся Сань Лан и потянулся, - В какой-то степени... Я даже рад, что гэгэ настолько мне доверяет. Хоть это и очень грустно. - И всё же, обременять тебя было неправильно... - опустил ресницы Се Лянь и выдохнул куда-то в подушку. - Не хочу, чтобы ты подумал, что я склонен к подобному. На самом деле, я не знаю, почему так случилось. Я и раньше выпивал, но чтобы допиться до... Истерики... Мне правда очень стыдно перед Сань Ланом. - За что тебе стыдно? - выгнул бровь Хуа Чэн и опёрся подбородком на кулак, внимательно глядя Се Ляню в глаза. - За слабость, - честно ответил Се Лянь. - Я бы не назвал слабым человека, который, пережив столько потрясений, продолжил жить дальше, - медленно протянул Хуа Чэн. - Мало кто не опустил бы руки, сталкиваясь с таким количеством трудностей. Быть слабым не стыдно. Стыдно даже не пытаться это как-то изменить, и постоянно вариться в жалости к себе. - Мне почему-то кажется, что тебе тоже пришлось несладко, - неожиданно сказал Се Лянь, и они встретились взглядами, которые были красноречивее любых слов. Хуа Чэн грустно усмехнулся, рывком поднимаясь с постели. - Если гэгэ интересно, я расскажу свою историю, - ответил он, подойдя к окну, - но не сегодня. - Я вовсе не настаиваю, - заверил Се Лянь, и тоже поднялся с постели. Из одежды на нём были только пижамные штаны, так как майку он ночью благополучно с себя стянул. Хуа Чэн, до этого расслабленный, словно слегка напрягся, глядя на гладкую грудь и очертания мышц. Несмотря на худобу, Се Лянь имел прекрасное телосложение, изящное, но одновременно с тем мужественное. Штаны, державшиеся на одних только бёдрах, были слегка велики, и будто были готовы и вовсе соскользнуть вниз. - Мне нужно съездить домой и переодеться. И вообще... Давно я уже дома не появлялся, - пробормотал Се Лянь, и поддел резинку штанов в безуспешной попытке подтянуть их повыше. - Без проблем, - ответил Хуа Чэн, глядя Се Ляню в глаза. - Если хочешь, вечером отвезу. - Тогда скажешь, когда мне нужно будет приехать в следующий раз, - улыбнулся Се Лянь, и начал оглядываться в поисках своей одежды. Выстиранная и отглаженная, она аккуратной стопочкой лежала на стуле. - Далеко кататься тебе придётся, - качнул головой Хуа Чэн, сложив руки на груди. - Может быть... Поищешь место поближе? Тебя вроде бы там ничего больше не держит. Зарплаты тебе вполне должно хватить на что-то приличное. - Хорошая идея, - кивнул Се Лянь, натягивая футболку. - Но я совсем не знаю этот район. - Можешь пожить у меня, пока ищешь что-то подходящее, - предложил Хуа Чэн непринуждённым и спокойным голосом. - Я бы не хотел злоупотреблять твоим гостеприимством, - прямо ответил Се Лянь. - Ты и так делаешь для меня слишком много, я не желаю тебя обременять. - Я понимаю тебя, гэгэ. - кивнул Хуа Чэн, и направился к двери, чтобы дать Се Ляню переодеться. - Но знай, ты меня ничем не обременяешь, и моё предложение всегда в силе. После обеда они направились к машине, которая ждала своего хозяина в гараже. Величественная, низкая и матово-чёрная, она выглядела словно дикий зверь в клетке. Се Лянь никак не мог привыкнуть к этому великолепному автомобилю, каждый раз восхищённо оглядывая её со всех сторон, насколько хватало глаз. - Она прекрасна, - не удержался от комментария Се Лянь, усаживаясь внутрь. - Не спорю, - довольно улыбнулся Хуа Чэн, вставляя ключ в зажигание. Каждая поездка на этом автомобиле для Се Ляня была верхом удовольствия, и этот раз не стал исключением. Район Хуа Чэна относился к элитным, и находился за городом, поэтому вид из окон не портился огромными многоэтажками, закрывающими горизонт. Чтобы попасть в город, нужно было ещё минут пятнадцать ехать по небольшой лесопосадке, после чего свернуть в сторону города, спуститься со склона и по кольцу объехать пробку на выезде. Се Лянь приоткрыл окно и начал наслаждаться потоками ещё не отравленного выхлопными газами воздуха. Мимо мелькали деревья, ограждения, дорожные знаки. Ему нравилась дорога, нравилось чувство скорости и комфорта. Вдруг что-то белое мелькнуло в поле зрения, но скорость была слишком большой, чтобы разглядеть нечто на обочине, что привлекло взгляд. И всё же, у Се Ляня что-то ёкнуло в груди. Он резко повернулся к Хуа Чэну, и тот, заметив движение, поймал взгляд парня. - Сань Лан... Мы не могли бы вернуться назад? - не скрывая волнение в голосе спросил Се Лянь, чувствуя, как внутри нарастает тревога. Хуа Чэн без лишних слов притормозил, сделал манёвр и поехал в обратном направлении. - Гэгэ что-то забыл? - спросил он, но заметил, что Се Лянь глядел куда-то прямо, что-то выглядывая на обочине. Буквально через минуту Се Лянь вдруг крикнул: - Смотри! Хуа Чэн дал по тормозам. Машина резко, но мягко затормозила, и Се Лянь буквально выпрыгнул из салона, быстрым шагом направившись к обочине, где лежало что-то, что при ближайшем осмотре оказалось огромной собакой с белоснежной и густой шерстью. Шерсть была частично в грязи и листьях, но ухоженная, без колтунов. На шее у собаки был след от ошейника, но самого ошейника не было. Однако, внимание Се Ляня привлекло не это, а обильные следы крови на лапах, шерсти, пасти и даже на листьях вокруг. Очевидно, что чья-то собака сбежала из частного сектора, выскочила на дорогу, и кто-то её сбил, бросив умирать. Собака была всё ещё жива, но очень тяжело и глубоко дышала, вывалив побелевший язык. Се Лянь, рухнув на колени, тут же начал осматривать животное. Из-за слишком густого и пушистого меха было сложно понять тяжесть ранений, да и Се Лянь не был ветеринаром. И всё же, его знаний анатомии и медицины вполне хватило, чтобы понять, что у собаки, скорее всего, сломаны рёбра. Бледные дёсны, кровавая пена изо рта, хрипящие вздохи и немигающий взгляд указывали на то, что времени было очень мало. - Сань Лан! - позвал Се Лянь, и подхватил собаку, которая весила не меньше тридцати килограммов. Передняя лапа была сломана, и из неё торчала белоснежная кость. Кровь и грязь тут же отпечатались на светлой одежде парня, но он не обратил на это внимания. Вдруг левую ступню пронзила острая боль, и Се Лянь едва сдержался, чтобы не заорать. Хуа Чэн, который быстрым шагом шёл в его сторону, заметил, как побелело его лицо. - Что с тобой? - спросил он, и осторожно перехватил у Се Ляня собаку, не заботясь о том, как будет выглядеть его дорогая одежда после. - Ни... Ничего, иди вперёд. Мы можем отвезти её в какую-то клинику? Её ещё можно спасти, нам нужно поторопиться, - сказал Се Лянь, и как только Хуа Чэн отвернулся, неся хрипящую собаку на руках, парень опустил голову и поднял ногу. Прямо из хлипкой подошвы кроссовка торчал огромный осколок бутылки округлой формы, который причинял невыносимую боль. Се Лянь без всякого промедления схватился за осколок, и, стиснув зубы, рывком выдернул его. Конечно, так поступать было нельзя, но времени не было. О себе он успеет позаботиться, а вот жизнь собаки зависела исключительно от того, как быстро они доберутся до клиники. И у них не было ни минуты. Хуа Чэн это тоже прекрасно понимал, и, осторожно уложив умирающее животное на заднее сиденье, дождался, пока Се Лянь запрыгнет в машину. Он тут же дал по газам, одновременно вбивая в навигатор адрес ближайшей ветклиники. Се Лянь повернулся к собаке, наблюдая за её состоянием, больше всего на свете боясь того, что её взгляд остекленеет раньше, чем ей успеют оказать помощь. - Я диву даюсь, как ты вообще её заметил? - спросил Хуа Чэн, и, когда они стояли на светофоре, вытащил из бардачка влажные салфетки, вытирая руки от собачьей крови. Се Лянь коротко оглядел себя. Если на рубашке Хуа Чэна кровь была не сильно заметна, то Се Лянь выглядел так, будто кого-то зарезал. Но внешний вид его напрягал куда меньше, чем жгучая боль в ноге и ощущение, что в ране наверняка что-то осталось. До ветеринарной клиники они долетели меньше, чем за двадцать минут, благо, она была не так уж далеко. Хуа Чэн помог Се Ляню вытащить собаку из салона, и пока Се Лянь, слегка прихрамывая, нёс животное туда, куда ему указали, остался заполнять документы. Когда собаку забрали, Хуа Чэн, поставив последнюю роспись, сел на диван в зале ожидания. Вскоре появился Се Лянь, который изо всех сил старался не хромать, но каждый раз, когда он опускал вес на повреждённую ногу, его лицо искажалось от боли. Это не ускользнуло от цепкого взгляда Хуа Чэна, который тут же забыл о собаке и начал внимательно наблюдать за походкой Се Ляня, чтобы убедиться, что ему не почудилось. За Се Лянем тянулся едва заметный кровавый след. - Я надеюсь, что её спасут. Собака явно чья-то. Представь себе, что кто-то лишился любимца, - качнул головой Се Лянь, тяжело опускаясь на кресло и вытягивая больную ногу. - Сань Лан... Спасибо тебе. Я правда не... - Что у тебя с ногой? - несколько резко спросил Хуа Чэн, и тон его был настолько строгим и холодным, что Се Лянь осёкся на полуслове. - А... Я на стекляшку наступил, ничего серьёзного, - махнул рукой Се Лянь. Хуа Чэн недоверчиво прищурился, и, игнорируя удивлённый взгляд Се Ляня, молча сел перед ним на одно колено. Парень тут же попытался забрать ногу, но Хуа Чэн уже начал осторожно развязывать кроссовок. Их диван стоял в каком-то закутке, и рядом совершенно не было людей, но Се Лянь настолько сильно смутился, что вся кровь мигом прилила к лицу. - Сань Ла... А! - он тут же закусил губу от боли, когда Хуа Чэн, совершенно не слушая Се Ляня и осторожно удерживая лодыжку, стянул с его ноги мокрый от крови носок. В воздухе повис сладковатый металлический запах, и губы Хуа Чэна сжались в тонкую линию. Вся ступня была в следах от свежей и уже засохшей крови, а в длинной опухшей ране блестел глубоко застрявший осколок. Сам вид раны был страшен, а покрасневшая ступня в прохладных ладонях казалась нестерпимо горячей и слегка пульсировала. - И долго ты молчать собирался? - спросил Хуа Чэн, глядя на рану немигающим взглядом. Оттуда сочилась кровь и сукровица, стекая по пятке и капая на кафельный пол. - До тех пор, пока мы не доедем до клиники, - ответил Се Лянь, пряча пунцовое лицо за ладонью. Ему было слишком неловко от того, что Хуа Чэн стоял перед ним на колене, и держал его аккуратную белоснежную ступню в ладонях. - Отлично, теперь мы едем в другую клинику, - сказал Хуа Чэн, поднимаясь на ноги. - Ты вроде врач, и знаешь, чем чревато подобное пренебрежение. Или ты бережно относишься ко всем жизням, кроме своей? Последнее предложение прозвучало несколько резко. И весь вид Хуа Чэна указывал на то, что он сильно раздражён. Се Лянь поймал его потемневший взгляд, и, не говоря ни слова, принял протянутую руку, поднимаясь с дивана. Всю дорогу до травмпункта они молчали, но Хуа Чэн то и дело поглядывал на ногу, не скрывая беспокойства. К огромному счастью, очереди не было, но лишь потому что Хуа Чэн отвёз Се Ляня в какую-то частную клинику, где весь персонал, едва заметив, кто вошёл в распахнутые двери, тут же засуетился. Из ступни Се Ляня вырезали один больший кусок стекла и около пяти-шести совсем крошечных, после чего прочистили начавшую гноиться рану. Порез был настолько глубоким, что пришлось накладывать швы. Се Лянь, даже учитывая обезболивающее, то и дело тихонько стонал или тяжело дышал, глядя на лоток с блестящими от крови стекляшками. После того, как ему туго перемотали ногу, сразу же последовал вопрос, не ранен ли Се Лянь где-то ещё, недвусмысленно поглядывая на перепачканную в крови футболку. Заверив, что всё в порядке, Се Лянь покинул кабинет. Хуа Чэн тут же оказался рядом, подхватывая парня под руку и давая точку опоры. - Я не думал, что всё настолько серьёзно, - сказал наконец Се Лянь после долгого молчания. Он буквально кожей чувствовал гнетущую атмосферу, прекрасно понимая, на что сердится Хуа Чэн. - Просто собака... Я-то потерплю, ей явно было куда хуже. - Твой альтруизм тебя погубит, - выдал Хуа Чэн, слегка нахмурившись. На Се Ляня он по-прежнему не смотрел. - Я почему-то не сомневаюсь, - вяло улыбнулся Се Лянь и тяжело вздохнул. - Прости меня. Я не хотел, чтобы ты беспокоился. - Если бы не хотел, то сказал бы сразу, - ответил Хуа Чэн, и наконец повернул голову в сторону Се Ляня, крепко сжимая руль. - Се Лянь, это ведь не шутки. Грязное стекло. В лучшем случае, без ноги можно остаться. А если заражение крови? Столбняк? Или чёрт знает что ещё. Совсем о себе не думаешь? Жизнь какой-то собаки ты ценишь больше, чем свою собственную? Се Лянь промолчал, лишь отметив про себя, что Хуа Чэн впервые за всё время назвал его по имени. Вздохнув, он тихо произнёс: - Извини, я действительно поступил очень безрассудно. Я буду осторожен. Лицо Хуа Чэна смягчилось, и он неопределённо хмыкнул. Через какое-то время он произнёс: - Пока ты был в кабинете, звонили из клиники. Жива твоя собака. Ей уход нужен специальный, а после поиск хозяев. - О, хвала небесам... - с облегчением вздохнул Се Лянь, - Я рад, что всё это было не зря. - Да, только мы выглядим так, будто едем со скотобойни, - пошутил Хуа Чэн, намекнув на их внешний вид. - Предлагаю поехать ко мне и переодеться. И пятна нужно застирать, иначе рубашку можно будет выбросить. Кровь очень плохо отстирывается, - сказал Се Лянь. - Я знаю, - совершенно спокойно ответил Хуа Чэн. Через какое-то время Се Лянь заметил, что они подъезжают к знакомому району. Снова эти старые многоэтажки, лысые деревья, облезлые лавочки и потрескавшиеся бордюры. Дом милый дом. Хуа Чэн помог Се Ляню выйти из машины и позволил облокотиться на себя, ведь на одной ноге передвигаться было крайне неудобно. Из-за обезболивающего, которое вкололи в ногу, почему-то кружилась голова. Очень насыщенный вечер, ничего не скажешь. Но это, как оказалось, это был далеко не конец. Се Лянь успел лишь краем глаза заметить движение слева, как вдруг его схватила пара крепких рук и одним рывком оттащила куда-то в сторону. Се Лянь удивлённо округлил глаза, и увидел подскочившего к Хуа Чэну Му Цина, который без лишних разговоров ударил того в челюсть.