Купи меня

Ши Цинсюань был ветренным и свободолюбивым человеком. Ему нравилось веселиться, гулять и выжимать из каждого момента жизни тот максимум, который только возможно. Мягкий и сердобольный по сути своей, он всегда делал то, что считал правильным. Все знали, что к нему можно было обратиться за помощью в любой момент, и он никогда не откажет. Занять денег, перевести старушку через дорогу, поддержать советом или делом – к нему обращались с самыми различными просьбами, зная, что Ши Цинсюань поможет в любом случае, какой бы абсурдной не была просьба. Лёгкий и весёлый, словно летний ветерок, он нравился всем своей непринуждённой манерой общения и умением поддержать любой разговор. Всегда улыбается, всегда смеётся, для любой ситуации найдётся шутка. Никто и мысли не допускал, что этот человек мог быть несчастен. - Ты готов? - спросил Ши Уду, старший брат Цинсюаня, заходя в его комнату без стука. Цинсюань повернул голову, глянув на брата исподлобья. Нет, он не был готов. Он никуда не хотел идти. Парадно-выходная одежда в виде дорогого тёмно-синего костюма и рубашки так и осталась висеть на вешалке. Ши Цинсюань отвернулся к окну, выражая молчаливый протест своей прямой спиной, на которую воззрился Ши Уду, теряя терпение с каждой секундой. - Цинсюань, одевайся. Прекращай своё выступление, - нахмурился Ши Уду, сложив руки на груди. - Хочешь ты или нет, но мы идём на открытие галереи. Ты сам знаешь, как это важно и для компании, и для нас в целом. - Я не хочу! - резко ответил Ши Цинсюань и повернулся, с вызовом глядя в синие глаза брата. - Только не сегодня. Я не хочу весь вечер выслушивать брюзжание этих старых пердунов! Ты же зн... - Цинсюань, нет. - оборвал его речь Ши Уду на корню, ударив кулаком по двери. Слова застряли в горле, и Ши Цинсюань сглотнул ставшую слишком вязкой слюну. Ши Уду выглядел очень спокойным, но Цинсюань знал, что брат злился. Он всегда злился, когда что-то шло не по его плану. Он стремился всё и всегда контролировать, держать в руках и руководить. Возможно, эта черта выработалась у него за годы работы, а может, он всегда таким был. Ши Цинсюань помнил его именно таким в любой отрезок времени. Когда не стало родителей, Ши Уду пришлось заботиться и о себе, и о брате. Он начал пробиваться в верха, не гнушаясь никаких трюков, зная, что больше никто не протянет руку помощи. Ши Цинсюань обычно не вникал в дела брата и старался не перечить, ведь он старше, умнее, но... Но иногда брат перегибал палку. - Через пять минут ты должен быть собран, - наконец сказал Ши Уду, глядя на нахмуренные брови и подрагивающую нижнюю губу Цинсюаня. - Шевелись. Опаздывать нельзя. - Брат, у меня ведь сегодня день рождения! - сорвался Ши Цинсюань и сжал кулаки, вскакивая с кровати. - Я хочу провести этот день с тобой и друзьями! У меня есть свои планы! Почему мы должны весь вечер проторчать в скучной галерее? Пожалуйста, давай никуда не пойдём! Хотя бы раз! - Даже не думай, - отрезал Ши Уду и поправил ворот костюма, - Мы идём на открытие. Вместе. Там будут люди, которых другие даже по телевизору увидеть не всегда могут, и... - Да не хочу я! - рявкнул Ши Цинсюань и подошёл вплотную к брату, пытаясь что-то найти в его глазах. Хоть каплю сочувствия. - Ты же знаешь, что я ненавижу эти мероприятия! Этот... Этот парад лицемерия! Эти твои благотворительные вечера, открытия, галереи, музеи... Мне это не интересно, я не хочу туда! Не заставляй меня! - Глупый ребёнок, как же ты не понимаешь, я пытаюсь вытянуть тебя в люди! - ответил Ши Уду и положил Цинсюаню руку на плечо. - Ты вообще думать наперёд не умеешь? Что с тобой будет, если со мной что-то случится? Ты должен налаживать связи с людьми. Пойми, в наше время связи – это ресурс гораздо ценнее денег. Ты сможешь напиться в любой другой день, но сегодня мы идём в галерею. Это не обсуждается. - Я хочу... Я хочу отметить с друзьями... - сглотнул Цинсюань и повёл плечом, сбрасывая с себя чужую руку. - Меня позвали отмечать, и я обещал, что приду. Я не хочу подводить друзей. Ши Уду нахмурился и, холодно усмехнувшись, спросил: - С друзьями? Что такое эти твои друзья? Они просто хотят погулять за твой счёт, а ты и рад ради них последние трусы с себя снять. Все они от тебя отвернутся, если с тобой что-то случится. У тебя нет никого, кроме меня. - Да много ты знаешь! - зашипел Ши Цинсюань, выходя из себя. - Да, знаю! - резко ответил Ши Уду, схватив брата за плечо. - Когда я с тобой на руках копошился в грязи, никого рядом не было! И если мы вернёмся в грязь, всех твоих "друзей" как ветром сдует. У тебя совсем мозгов своих нет? Твои гулянки ничем для будущего не помогут. - Ага, а если я для будущего буду с тобой таскаться на приёмы, друзей у меня точно не останется! - с досадой произнёс Ши Цинсюань. - Я не хочу, чтобы моё самое лучшее время прошло вот так. У меня ведь... У меня ведь день рождения. Пожалуйста, давай отметим. Если я для тебя хоть что-то значу, то давай останемся. Прошу тебя, брат. - "Если хоть что-то значу"? - неожиданно холодно спросил Ши Уду, смерив Цинсюаня взглядом из-под ресниц. Глубокие синие глаза недобро блеснули. - Да ты знаешь, как мне приходится впахивать, чтобы оплачивать твои прихоти? Знаешь, чего мне стоило засунуть тебя, бестолочь, в твой университет? Я за работой света белого не вижу, а ты смеешь говорить такие вещи?! - А ты что, думаешь, что можешь меня купить? - спросил Ши Цинсюань. - И чтоб ты знал, у меня есть друзья. Это у тебя их нет, потому что ты не общаешься ни с кем, кроме старух! Вдруг щёку обожгло болью от звонкой пощёчины. Хлопок от удара показался парню громче выстрела. Ши Цинсюань сделал шаг назад, коснувшись лица и воззрился на брата, словно не веря, что тот поднял на него руку. Ши Уду же, тряхнув рукой, холодно бросил: - Одевайся. Все свои истерики оставишь на завтра. Ши Цинсюань молча сел на край кровати, прижимая пальцы к горящей щеке. Всё внутри будто бы перевернулось. Хотелось кричать, колотить кулаками дверь, высказать всё, что было на уме, но Ши Цинсюань ничего не сказал. Он тихонько всхлипнул, но сдержал слёзы обиды, которые были готовы вот-вот брызнуть из глаз. Парень встал с постели и молча оделся, глядя на своё отражение в зеркале. На нефритово-белой щеке яркими полосками горели следы от чужих пальцев. На открытии галереи Ши Цинсюань, обычно такой весёлый и общительный, молчал и односложно отвечал на поздравления незнакомых людей. Был фуршетный стол, и Ши Цинсюань поглядывал на фужеры с шампанским, которое искрилось в свете высоких люстр. Парень думал о том, насколько ему аукнется, если он нажрется прямо сейчас. Ши Уду обычно запрещал употреблять алкоголь на любых мероприятиях, но настроение было до того паршивое, что Цинсюаню было плевать. Даже если вдруг разверзнутся небеса. Телефон в кармане пиджака тихо вибрировал от сообщений. Ши Цинсюань написал в общую беседу, что переносит сбор на другой день, ожидая, что кто-то спросит, не случилось ли чего. Но никто почему-то не спросил. Кто-то просто прочитал и не ответил, кто-то отправил грустящий смайлик. Несколько людей спросили, в чем дело, но получив от Цинсюаня односложный ответ, больше спрашивать ничего не стали. Взгляд невольно упал на переписку с Мин И. Он и вовсе не удосужился написать ни слова поздравления или позвонить, хотя дело уже шло к вечеру. "Что такое твои друзья?" Ши Цинсюаню стало гадко. Решив, что этот день все равно ничего не испортит, Ши Цинсюань подошёл к столу и взял один из бокалов за тонкую хрустальную ножку. Ши Уду разговаривал с кем-то из высокопоставленных чинов, обсуждая картины и вазы, до которых Цинсюаню не было дела, и парень, ни в чем себе не отказывая, начал потихоньку нажираться под недоумлённые взгляды других гостей. - У меня сегодня праздник, мне можно! - улыбнулся Ши Цинсюань какой-то пожилой даме, задорно подмигнув. Цинсюань пил всё, до чего дотягивался: и шампанское, и вина, не разбирая, красное или белое, газированное или нет. Плевать на марку, выдержку, послевкусие. Цинсюань не был алкашом, но душевную боль лучше было заливать шампанским, а не слезами. Ему было обидно. Он обиделся на брата за такие болезненные слова, обиделся на тех, кого называл друзьями. В любой другой день он бы и не обратил внимания на поведение окружающих, но в этот раз всё будто обострилось до предела. Ведь никто не стал спрашивать, никто не позвонил и не спросил, нужна ли помощь или поддержка. Всем плевать. Или нет? В помещении стало жарко. Из-за алкоголя или из-за того, что людей было столько, что яблоку негде упасть? Голова кружилась из-за запахов лака, чьих-то духов и дезодорантов. Цинсюань ослабил ворот рубашки и стянул пиджак, думая о том, что с удовольствием бы оказался на улице, вдыхая пахнущий озоном воздух. Ши Цинсюань хотел сделать ещё один глоток, как вдруг его руку весьма настойчиво перехватили. Парень повернул голову и встретился взглядом с глазами брата, в которых горел какой-то опасный огонь. - Что я тебе говорил об алкоголе? - спросил Ши Уду и, взяв бокал из рук брата, поставил на стол. - Ты что, решил меня сегодня довести? - Ты же знаешь, мне это шампанское как пук в атмосферу, - фыркнул парень и грустно усмехнулся. - У меня ведь день рождения. Я даже в одиночестве не могу его отметить? - А ты думаешь, что здесь уместно отмечать? - негромко спросил Ши Уду. - Что ты себе позволяешь? Ты ведёшь себя как настоящий эгоист. - Ну конечно, - выдохнул Цинсюань. - Ты притащил меня сюда, не спросив моего мнения, а эгоист в итоге я. - Да, ты. - отрезал Ши Уду, нахмурив брови. - Ты бы лучше спросил, когда я отмечал свои дни рождения. Или когда у меня были выходные. - А я что, виноват?! - не выдержал Ши Цинсюань и повысил голос, из-за чего на них начали оборачиваться люди, приковывая всё внимание к семейной драмме. Ши Уду, глянув по сторонам, взял Ши Цинсюаня за рукав. - Пойдём-ка, подышим воздухом, - сказал он и довольно грубо вывел Ши Цинсюаня в коридор, подальше от чужих глаз. Меньше всего ему хотелось выметать сор из избы на потеху жадной до сплетен публике. Ши Цинсюань даже не сопротивлялся, понимая, что скандала не избежать. Да и какой смысл сопротивляться? Ши Уду слишком сильно любил держать в клещах абсолютно всё, и малейшее неповиновение вызывало в нём раздражение. - Цинсюань, перестань меня позорить! - резко сказал Ши Уду, тряхнув брата за плечи. - Тебе что, пять лет?! Успеешь ещё хренью пострадать! А ну-ка, возьми себя в руки. Когда всё закончится, хоть неделю пей не просыхая, а сейчас... - А сейчас возвращайся к своим старухам! Мне надоело, - резко сказал Ши Цинсюань, сбрасывая с себя чужие руки . - Или ты заставишь меня туда идти с тобой? - Да, заставлю. - ответил Ши Уду, но Ши Цинсюань сделал два шага назад, прямиком к двери. - Цинсюань! Не доводи меня. Если ты сейчас же не пойдёшь со мной, то гроша ломаного больше не увидишь. - О, манипулируешь мной с помощью денег? - криво улыбнулся Цинсюань. - Ну и прекрасно! Мне от тебя ничего не надо, понял?! - Цинсюань! - крикнул мужчина, но Ши Цинсюань уже развернулся на каблуках своих дорогих лаковых туфель и не оборачиваясь пошёл на выход. Ши Уду говорил что-то ещё, и вроде бы даже хотел пойти следом, но из зала кто-то вышел. Ши Уду отвлёкся всего на минуту, но когда вышел на улицу, Ши Цинсюаня и след простыл. Цинсюань шёл по улице, сунув руки в карманы, и без всякой жалости наступая в лужи, брызгая грязью на отглаженные брюки. На душе было паршиво. На улице стремительно сгущались сумерки, и, судя по тяжёлым свинцовым тучам, вот-вот должен был пойти дождь. Разумеется, зонта у Цинсюаня не было. Вздохнув, парень похлопал себя по карманам, чтобы взять телефон и вызвать такси, после чего как-то отстранённо вспомнил о том, что телефон лежал в пиджаке, который Цинсюань оставил в галерее. О том, чтобы вернуться, не было и речи. Наличных у парня также не было, так как кошелёк остался в куртке. Цинсюань как-то флегматично подумал о том, что это самый отвратительный день рождения в его жизни. Идти ему было особо некуда. Точнее, наверняка, он мог пойти к любому из своих знакомых, и его встретят с распростёртыми объятиями, но Цинсюань, проходя мимо одной из бесчисленных витрин, глянул на свое отражение. Разбитый, с покрасневшими глазами, растрёпанный, да ещё и с лёгким алкогольным запашком. Так ужасно он не выглядел давно. Все знали его весёлым, никогда не унывающим. Эдакий человек-праздник. Но тот, кто смотрел на него усталыми зелёными глазами из-за стекла, выглядел совсем иначе. Цинсюань приложил руку к щеке, на которой ещё горела фантомная боль от пощёчины. Подумаешь, жалкая пощёчина. Даже почти не больно. Просто чудовищно обидно. Цинсюань шёл по улицам огромного мегаполиса, особо не глядя по сторонам и не думая о том, куда лежит его путь. Он просто шёл, и в голове был такой же холодный ветер, как и на улице. Лёгкая шёлковая рубашка, тонкие брюки. Люди с удивлением оборачивались на одетого не по погоде молодого человека, но никто не пожелал подойти и спросить, не нужна ли помощь. Вроде бы смотрели, качали головой от жалости, но в глазах такая скука, что сразу становилось понятно, что до чужих проблем никому явно нет дела. Наверное, даже если бы Цинсюань упал и начал биться в судорогах, через него бы просто перешагнули. По крайней мере, именно так он и подумал. Возможно, брат был прав. Вряд ли у Цинсюаня были друзья, которые кинутся на помощь по первому зову. Людей вокруг было много, но если допустить мысль, что с Ши Уду действительно что-то случится, и Цинсюань останется совсем один и без средств к существованию, сколько человек в итоге останется рядом? Кто будет с ним общаться, зная, что больше не будет ни дорогих клубов, ни шмоток, ни всего того блеска, который ошибочно слепил глаза? С неба сорвалась тяжёлая капля и упала прямо на кудрявую макушку. А потом в голову неожиданно пришла мысль, что один такой человек всё же был. И Цинсюань отчаянно в нём нуждался. Прямо сейчас. Оглянувшись по сторонам, парень примерно прикинул район, в котором оказался, и быстрым шагом направился к огромным многоэтажкам, которые с этого расстояния казались почти игрушечными. Цинсюань, вытирая воду с лица, практически бежал, глотая воздух горящими лёгкими. Ему было очень холодно, мокро и обидно. Дико хотелось, чтобы хоть кто-то пожалел, приласкал. Чтобы кто-то провёл холодной бледной рукой по вьющимся мягким волосам, заправил прядь за ухо и спокойно сказал, что всё будет хорошо. Цинсюань всегда верил в спокойный голос и блеск красивых золотистых глаз. Этот человек, казалось, всегда был рядом. И ему действительно можно было доверять. Точнее, так думал Цинсюань. Когда Ши Цинсюань наконец добрался до знакомого подъезда, дождь уже шёл вовсю. Лишь чудесным совпадением было то, что нужный дом оказался именно в той части города, в которой оказалась проклятая галерея. Цинсюань, зайдя под козырёк, дрожащими пальцами нажал на код домофона, мысленно придумывая, что сказать другу, чтобы не выглядеть в его глазах слишком жалко, но звук вызова затянулся и... Оборвался. Цинсюань сглотнул и попробовал набрать ещё раз, затем ещё. И ещё. Ответа так и не последовало. "Это действительно худший день рождения... Нет, даже худший день в моей жизни..." - как-то слишком спокойно подумал Ши Цинсюань и сел на скамейку, зарывшись дрожащими пальцами в мокрые волосы. Почему он не открывает? Ушёл? Может, спит? Может, и вовсе что-то случилось, а тут он, Цинсюань, пришёл со своими ничтожными проблемами... Может, может. Слишком много "может". Неужели... Неужели он ошибся, когда решил прийти именно сюда? - Ну почему всё так... - Цинсюань? Парень поднял голову и шмыгнул носом. В нескольких метрах от него стоял высокий человек в чёрных одеждах и держал в руках зонт. Чёрные брюки, чёрная рубашка, чёрное пальто. Лишь белоснежная кожа и яркие золотые глаза были хоть каким-то светлым пятном в этой бесконечной черноте. Ши Цинсюаню высокий и худой мужчина показался в этот момент самым красивым человеком на земле. - Мин-сюн... - прошептал Ши Цинсюань и утёр сопливый нос кулаком. - Я в гости... Можно? - Ты как одет? Где твоя верхняя одежда? - мужчина в два шага оказался рядом и накрыл Ши Цинсюаня зонтом, не заботясь о том, что вода тут же заструилась по чёрной ткани. - Я... Забыл... Куртку... - у замёрзшего Ши Цинсюаня от холода зуб на зуб не попадал, и Хэ Сюань, не желая больше ничего слушать, молча обхватил Цинсюаня за талию, рывком поднимая с лавки. Он повёл его в сторону подъезда, слегка прижимая к себе. Мужчина чувствовал, как парня трясёт. - Что привело тебя сюда в такую погоду? - спросил Хэ Сюань, одной рукой держа Цинсюаня, а второй зонт. - Почему ты не веселишься в каком-нибудь кабаке? - П-потому что так п-получилось... - ответил Ши Цинсюань, ощущая тепло чужой руки сквозь тонкую ткань мокрой рубашки. Хэ Сюань не стал больше ничего спрашивать, и, стоя у подъезда, отпустил Цинсюаня, чтобы достать из куртки ключи. Открыв дверь, он сперва пропустил парня, а затем, кинув мимолетный взгляд по сторонам, шагнул следом. В свете тусклой лампы Цинсюань представлял из себя ещё более печальное зрелище, чем казалось в начале. Хэ Сюань, закрыв зонт, бросил его на пол и снял с себя пальто, накидывая его на поникшие плечи парня. Цинсюань молча укутался в чёрное пальто, вдыхая аромат чужого одеколона. Хэ Сюань тоже молчал. Он не лез в душу Цинсюаню, больше ни о чем не спрашивал и не требовал объяснений. Они просто молчали. Пока шли до лифта, пока ехали, пока он открывал квартиру. Когда они оказались в коридоре, Хэ Сюань сразу же ушёл в ванную и вернулся с большим полотенцем. Цинсюань робко повесил чужое пальто на крючок, разулся и тут же оказался замотан в махровую ткань. - Раздевайся. Вещи в ванной оставь. Постирать и высушить нужно. И в душ, - односложно произнёс Хэ Сюань, ставя чайник. Цинсюань почему-то остался стоять. - Ну? Что? - Пальцы не гнутся... - прошептал Цинсюань, показывая опухшие от холода руки. Хэ Сюань, на миг поколебавшись, помог Цинсюаню раздеться, расстёгивая мелкие пуговицы, и завёл в ванную, отмечая про себя, что тот выглядел совершенно не так, как обычно. Дело было даже не в холоде и в воде, которая стекала с его тела в три ручья. Казалось, что в ясных глазах будто потухла искра. - Всё в порядке? - спросил Хэ Сюань, глядя на ссутуленную спину Цинсюаня, который, замотавшись в полотенце почти по уши, сел на край ванной. - Нет, - ответил Ши Цинсюань. Хэ Сюань ждал, что тот пояснит или скажет что-то ещё, но тот молчал и равнодушно смотрел куда-то сквозь стену. - Раз ты сюда пришёл, значит, ты хотел поговорить именно со мной, - холодно сказал Хэ Сюань и открыл воду, настраивая температуру. - Если ты ждёшь, что я начну тебя расспрашивать, то хочу тебя расстроить. - Я с братом поссорился, - выпалил Цинсюань и уткнулся лицом в ладони. Хэ Сюань замер, и его глаза недобро сверкнули. - Этот ублюдок не мог оставить разбирательства на другой день? - леденящим душу тоном спросил Хэ Сюань, и этот вопрос явно не требовал ответа. - Давай... Давай пока не об этом? - попросил Ши Цинсюань и протянул руку, касаясь воды. - Я сейчас... Я согреюсь... - На здоровье, - ответил Хэ Сюань и вышел из ванной. Цинсюань знал, что Мин-сюн по какой-то непонятной причине недолюбливал брата, но, сколько не пытался додумывать или расспрашивать, никак не мог понять, в чем дело. Впрочем, думать о брате ему сейчас совсем не хотелось. Наверняка тот до сих пор ужасно зол. Когда Цинсюань вышел из ванной, закутавшись в то самое полотенце, Хэ Сюань уже ждал его в спальне с кружкой чего-то горячего. Цинсюань сел на край кровати, стесняясь того, что на нем, по сути, кроме полотенца ничего не было, но попросить у Мин-сюна что-нибудь из одежды язык не поворачивается. Сам Хэ Сюань явно думал о чём-то другом. - Что это? - тихо спросил Ши Цинсюань, когда ему в руку настойчиво сунули чашку. - Пей. - Может, ты меня отравить решил, - слабо улыбнулся Цинсюань, но послушно сделал глоток. - Если бы я хотел твоей смерти, то оставил бы тебя под дождём, - ответил Хэ Сюань и расстегнул пару пуговиц на рубашке, обнажая кусочек белоснежной кожи на груди. - Логично, - кивнул Цинсюань и опустил ресницы. - Что ты делал на улице в таком виде? - снова спросил Хэ Сюань, внимательно глядя на покрасневшие щеки и влажно блестящие светлые глаза. - Ты поссорился с братом и в таком виде попёрся на улицу? Последние мозги пропил? - Почему сразу пропил-то... - буркнул Цинсюань и поставил кружку на пол. - Я чувствую запах алкоголя. - Это не имеет к делу отношения, - ответил Цинсюань и укутался в полотенце ещё сильнее. - Кстати... Мин-сюн, а ведь ты даже не поздравил меня с днем рождения. Забыл?.. - Нет, - ответил брюнет и отвёл глаза. - Лично хотел. Потом. - Почему потом? - спросил Цинсюань. - Я был бы рад, если бы ты был со мной в праздник. - Ну, видимо, праздника всё равно не случилось, - ответил Хэ Сюань и встал с кровати, после чего подошёл к шкафу. Вытащив оттуда одну футболку, он кинул её Цинсюаню и начал переодеваться сам. Цинсюань украдкой глянул на стройную фигуру друга. На спине слишком явно проступали позвонки и лопатки торчали, словно два обрубленных крыла. Он был довольно худым, и его стройность казалась почти болезненной, хоть и не кидалась в глаза, когда мужчина был одет. Очень часто можно было увидеть, как он что-то ел. Всегда брал большие порции и десерт. Но Цинсюань знал, что его приятель страдал от тяжелейшего пищевого расстройства. Он мог есть без разбора буквально всё, что попадалось под руку, чтобы его истерзанный стрессом организм потом исторгал из себя всё съеденное страшными приступами рвоты. Иногда думалось, что он голодал: аппетит, с которым мужчина поглощал еду, мог казаться почти звериным. Он очень мучался, погранично чувствуя дикий голод и невероятную тошноту. Он мог не есть неделями, чтобы потом срываться, бездумно поглощая пищу. Цинсюань лишь один раз застал его за тем, как тот стоял на коленях у унитаза, и с тех пор смотрел на друга совсем другими глазами. Он не знал причины, но видел следствие, и ему было страшно. - Рассказывай, - потребовал Хэ Сюань, повернувшись к Цинсюаню, который тут же опустил голову. - Я... Я назначил встречу всем друзьям, чтобы отметить день рождения, но брат заставил меня идти с ним в галерею... - тихо сказал Цинсюань, сжимая футболку в дрогнувших пальцах. - Он говорит... Говорит, что мне нужно налаживать связи и думать о будущем. Он почему-то уверен, что если с ним что-то случится, то я не проживу и дня. Почему он думает, что я настолько бестолковый?! - Потому что так и есть, - ответил Хэ Сюань и сел рядом с Цинсюанем, который слегка поджал губы от обиды. - Учился ты из-под палки. Работать особо не стремишься. Вероятно, его опасения не беспочвенны. - И ты туда же, - хмыкнул Цинсюань и тряхнул копной мокрых волос. - У вас поразительная вера в меня, ребята. Хочешь сказать, что если брата не станет... Ладно, я уже утрирую. Что с ним будет. Хэ Сюань промолчал. - Но всё же... Я ведь не бестолочь, - тихо продолжил Цинсюань. - У меня есть образование. Мне нравится учиться, но... Но медицина – это не то, к чему я бы хотел стремиться. Мне не нравится копаться во внутренностях и чужих болячках. Я... Я всегда хотел стать музыкантом, но брат сказал, что это глупость, и на кусок хлеба я так не заработаю. Я хотел поступить в консерваторию, а брат сказал, что я буду играть в переходах. И... И запихнул меня в медицинскую академию. У меня ощущение, будто я не свою жизнь живу. Это не моя мечта, не мой интерес. Прости, я... Я что-то разговорился. Ты, наверное, не понимаешь меня. - Очень даже понимаю, - хмыкнул Хэ Сюань, глядя куда-то в пустоту. - Мин-сюн... - тихо позвал Цинсюань, и мужчина повернул голову, поймав взгляд чуть раскосых сине-зелёных глаз. - Брат сказал... Сказал, что у меня нет друзей. И что я не могу никому доверять. Что им всем интересны только его деньги. И я сам никому не нужен. - И что ты об этом думаешь? - так же тихо спросил Хэ Сюань. - Думаю, что он не прав... - ответил Цинсюань и внезапно прильнул к груди Хэ Сюаня лицом, обвив руками тонкую талию. - Спасибо... Спасибо, что выслушал. Ты самый лучший человек в мире. - Дурак, - отозвался Хэ Сюань, чувствуя чужое горячее дыхание. - Почему? - прошептал Цинсюань, закрыв глаза. - Может, твой брат прав... - ответил Хэ Сюань и невесомо провёл рукой по каштановым кудрям, -...и тебе действительно стоит меньше доверять другим? - Я и так никому не доверяю. Тебе только, - ответил Цинсюань и поднял голову. - Зря, - грустно улыбнулся Хэ Сюань и коснулся пальцами мягкой щеки парня. - Почему зря? - вскинул брови Цинсюань. - Мы столько всего пережили. Я знаю, что ты никогда не сделаешь мне плохо. - А если сделаю? - склонил голову Хэ Сюань. - Будешь ли ты относиться ко мне также? - А ты хочешь проверить? - спросил Цинсюань и закрыл глаза, прижавшись щекой к чужой ладони. Хэ Сюань тяжело сглотнул, глядя на изящный веер тёмных ресниц. Как бы все было просто, если бы этот человек... Если бы он ничего не значил. Был никем и ничем. Кто же знал, что все будет... Так. - Я тебя не поздравил, - сказал Хэ Сюань и мягко положил Цинсюаню руки на плечи, отстранив от себя. - Чего ты хочешь? - А что я могу попросить? - спросил Цинсюань, чувствуя, как расцветает румянец на щеках. - Что-то исполнимое и в пределах... - Поцелуй меня, - вдруг попросил Цинсюань, и у мужчины слова застряли в горле. - Идиотская просьба, да? Просто... Просто мне хочется верить, что хоть ты общаешься со мной не из-за моего брата. Да, и... Мы ведь уже это делали, помнишь? -... - Я... Ладно, я пошутил, - отмахнулся Цинсюань. - Давай просто напьёмся. Мне сейчас так паршиво, что я готов выжрать пузырь вискаря чистяком, но пить в одиночку – это уже алкоголи... Он не договорил, так как его лицо внезапно оказалось в плену узких прохладных ладоней. Цинсюань удивлённо захлопал ресницами, глядя в сосредоточенные золотые глаза, и едва не задохнулся, когда его пухлых алых губ внезапно коснулись колючие губы Хэ Сюаня. Цинсюань, дрогнув всем телом, несмело положил руки на чужие плечи, не решаясь даже шелохнуться. Хэ Сюань отстранился, и его глаза сузились. - Достаточно? - А это разве поцелуй? - нервно хихикнул Цинсюань. - Не наглей. - А тебе что, жалко что ли? Или противно? Я тебе не нравлюсь? Когда я губы и ресницы накрасил, я тебе больше нравился? - начал спрашивать Цинсюань, из-за стресса совершенно не контролируя этот словесный понос. - Мне что, платье снова надеть, чтобы ты наконец заметил меня? - Тебя, идиота, трудно не заметить. - ответил Хэ Сюань и снова поцеловал Цинсюаня, чтобы предотвратить дальнейшие разговоры. Этот поцелуй был совсем не похож на прошлый: более смелый, более раскованный. Хэ Сюань чувствовал лёгкие нотки алкоголя, а Цинсюань чувствовал, как теряет землю под ногами. - Почему ты такой... - тихо прошептал Хэ Сюань и снова отстранился, чтобы посмотреть в опьянённые чувствами горящие глаза. - Какой? - спросил Цинсюань. Хэ Сюань снова не ответил и осторожно обхватил пальцами острый подбородок Цинсюаня, провёл пальцем по пухлой нижней губе, глядя в бесконечно преданные светлые глаза. Он постарался запомнить этот взгляд. Слегка наивный, чистый, открытый. Хэ Сюань знал, что этот взгляд был адресован только ему. Ши Цинсюань никогда и ни на кого больше так не смотрел. Хэ Сюань знал, что скоро этот взгляд изменится. Знал, что эта влюблённость сменится на ненависть. Знал, что вскоре этого света не останется. Останется только холод и страх. "Прости меня, Цинсюань."