Позволь себе сложить оружие

Драко очень долго не мог уснуть. Скучные бумаги в кабинете не могли идти ни в какое сравнение с наполненным такими потрясающими эмоциями вечером. Если решение надеть образ школьного слизеринского принца было спонтанным, внезапным, потому что казалось самым верным в моменте, то вот решение сбросить маску, напротив, Драко серьёзно обдумал. Прямо там, под сводами оранжереи, когда Гарри так дерзко, так браво ему заявил о том, что его пугает и том, чего ему хочется. Но Драко не жалел ни о чём — ни о притворной резкости, ни о тех провокациях, которые устраивал, ни о тех объятиях, которые успел ощутить. Он и сам не знал, на какое сокровище нарвётся, когда своим поведением буквально вытянул из Поттера такую искренность. Это не было его планом, нет, но то, что Гарри чувствует его «игру» в голове, а его самого где-то в районе сердца, стало для Драко самым прекрасным подтверждением, что шанс у него всё же есть. Малфой не удивлялся его проницательности, всё же предыстория у его мальчика была ещё та. Выживал же он как-то эти четыре года. Значит, интуицию свою в тюрьме не оставил. Но даже не это было самым главным — Драко сам чувствовал, что выпадает из образа, слишком ему хотелось другого общения, слишком важным было хотя бы попробовать создать те отношения, которых ему всю его жизнь не доставало. Близкие, эмоционально наполненные взаимностью. И пусть он пообещал, что пока не будет больше намекать на что-то большее, но надежда расправила свои широкие крылья, даря вдохновение и силы. «Его мальчик…» Когда Блейз так высказался о нём, у Драко в груди словно загорелся маленький фейерверк. Когда-нибудь он сможет его так называть. У него всё должно получиться, ради них обоих, Драко должен справиться. А ещё он всё сделает ради того, чтобы Гарри, услышав такое обращение, не вздыбился, как Арабелла по юности, пока не была объезжена, а улыбнулся и принял как должное. Какой же он всё-таки ребенок. Недолюбленный, одинокий, несчастный ребенок, который даже не верил в то, что ему дадут шанс повзрослеть. И давить на него сейчас — это самая большая глупость, какую только можно придумать. Он открылся сегодня вечером. Доверился. Успокоился немного, и он улыбался… И Драко совершенно не ожидал, что и сам он рядом с Гарри сможет быть таким. Он так не разговаривал ни с одной живой душой. Плакса Миртл в Хогвартсе не в счёт — она посмертная. И это было совершенно потрясающее чувство. Быть собой…

***

Гарри щурился от яркого солнечного света. Он бежал по луговой траве, всё выше и выше взбираясь на холм, пока не достиг самой вершины. Озеро, которое растеклось ярко-голубой кляксой у его подножия, манило своей свежестью, и он сделал всего несколько шагов, как оказался на берегу, у самой кромки воды. Гарри обернулся назад, и увидел вершину холма, с которого за одно мгновение переместился сюда. Волна толкнула его под колени, и он упал в искрящуюся воду, но здесь оказалось слишком мелко, чтобы плыть. Зато одежда промокла, прилипла, а потом и вовсе растаяла на нём, словно испаряясь под солнцем. Оставшись нагим, он тут же снова лёг на воду, но насмешливая, словно морской отлив, она утекала всё дальше и дальше, не желая скрывать его от чужих глаз. Там, далеко, почти на середине озера, плавал кто-то сильный. Кит. Он смотрел на Гарри, Гарри знал это, но глаз увидеть не мог — было слишком далеко. Он чувствовал этот взгляд, и почему-то решил, что он плотоядный. Стало жутко, страшно, захотелось спрятаться ещё сильнее, но вода не принимала его в свою глубину. Как же этот кит смог завоевать её доверие? Гарри вышел на песок, но он был пустынный, безлюдный, словно омертвевший. Прекрасный дельфин, что плавал в озере, игриво вильнул хвостом, и Гарри снова удивился — как же кит может быть дельфином? Таким красивым, тоже сильным, мощным, но совсем не страшным. А зачем он боялся кита? Серебристый нос время от времени вырисовывался в волнах, а чёрные глаза с восхищением разглядывали его, и Гарри снова вспомнил, что обнажён, тут же хватая какую-то тряпку, чтобы прикрыться. Он перевёл взгляд на свои руки и с отвращением заметил себя в пышной бальной юбке с рюшами, какие надевают девицы на балы. Руки обтягивают глупые шёлковые перчатки, а на том месте, где должна быть округлая грудь, кружево смешно топорщится, подчёркивая нелепость и неуместность этого наряда. Гарри злобно оттянул ткань платья, тряхнув головой, и с неё свалилась небольшая тиара. Догадка пришла в голову молнией, отозвавшись в шраме, повторив его контур — дельфин видел принцессу, потому и разглядывал так. А в нём самом ничего такого и нет, чтобы такими глазами на него смотреть. — Но я не хочу быть принцессой! — крикнул Гарри водной глади, однако озеро было пустым, а вода безмолвной. — Сними эти тряпки, герой, чтобы мне быть рядом, ни к чему ни корсет, ни изумруды — твоих глаз достаточно. Гарри оглянулся, но увидел перед собой лишь пустые доспехи. От них веяло той же мощью, что плескалась в ките из озера. Наверное, это дельфин говорил с ним, и Гарри стало отчего-то грустно смотреть на железную оболочку, такую безопасную, твёрдую, но такую далёкую от той глубины, в которой дельфину плавать привычнее. — Тебе не нужно носить платья, чтобы я был твоим рыцарем, — Гарри снова пришлось оглянуться за спину. Дельфин сидел на камне, упираясь хвостом в жаркий песок, а его плавник втыкался в жёсткую поверхность скалы. Его серебристая кожа блестела на солнце, гладкая, глянцевая, отражающая лучи, сновно зеркало. Гарри прикрыл глаза на мгновение, поймав солнечный блик от драгоценных камней, украшавших тиару в его ногах, и в его руке вместо жёсткого корсета оказалась чёрная атласная лента. Сам он стоял в официальном костюме, камербанд плотно обхватывал его по талии, а ворот рубашки был расстёгнут. «Бабочка», — мелькнула мысль и исчезла. — Позволь мне позаботиться о тебе, — сказал Малфой, сидя на камне с неестественно прямой спиной, ногами утопая в песке. Его серебристые на солнце волосы были распущены, и Гарри понял, что держит в руках его ленту, которая обычно обхватывала низкий хвост. Серые глаза смотрели пронзительно, просяще, почти умоляюще, и Гарри очень захотелось завязать ему волосы. Он протянул ленту, зная, что тот позволит ему исполнить этот отчего-то кажущийся интимным ритуал. И вот Гарри уже приглаживает послушные, лоснящиеся пряди, стараясь собрать их в хвост, но волосы-серебро сильные, словно живые, и они то и дело распадаются по мощной спине, и Гарри удивляется, насколько же широки у Драко плечи. Неожиданно сильная волна подбрасывает их в воде, и Гарри понимает, что он, оседлав дельфина, мчится вперёд, стремительно, дерзко, но это совсем не страшно, потому что его Драко-дельфин — это кит этого озера. Оно его и оно есть для него, а Гарри теперь оберегаем им, обласкан и облелеян, он теперь под защитой хозяина этих вод, и вся их глубина теперь и его тоже. Его переполняет ощущение принадлежности этой стихии, ни с чем не сравнимое и неизвестное пока, но такое желанное чувство дома, и он просыпается. За окном ночь, звёзды нестерпимо яркие, но Гарри ещё долго не может отвести взгляд от окна, и ему всё кажется, что он снова и снова ловит блики той тиары, что сбросил к своим ногам, не желая быть принцессой. Второй раз Гарри проснулся в необычайно бодром расположении духа, чем сам себя изрядно удивил. Настроение было отличное. Он выспался и чувствовал давно утраченную бодрость и энергичность. Ему даже захотелось улыбнуться своему отражению в ванной комнате, чем он снова себя удивил. Глядя в зеркало, Гарри себя всё ещё не сразу узнавал. Многие юноши к семнадцати годам и так идут в рост, пропорции тела меняются, уходят остатки милых щёчек. Изменения эти почти незаметны, когда ты наблюдаешь их ежедневно, но у Гарри такой возможности не было столько лет… И его отражение ему не нравилось: тощее, слабое даже на вид тело, со слишком торчащими ключицами, рёбрами; рука тоньше, чем локтевой сустав, впалый живот с выпирающими тазовыми костями — скелет, обтянутый кожей. И самое странное — волосы. В тюрьме он не особо придавал значение отросшим ниже лопаток патлам, но сейчас, окружённый роскошью, он выглядел мягко говоря несуразно. Он понимал, что Драко прав, — чтобы привести своё тело в более или менее надлежащий вид, ему действительно понадобится время. Но сейчас даже это не портило ему настроения. Он почему-то никак не мог перестать улыбаться, и когда с простыми и приятными утренними процедурами было покончено, Гарри буквально вприпрыжку направился завтракать. Увидев Поттера в уютном домашнем комплекте, Малфой замер с чашкой кофе в руках. Это было потрясающе — видеть Гарри таким: живым, весёлым, словно ничего плохого в его жизни не случалось. Насвистывая незамысловатую мелодию, Гарри прошествовал на своё место, показушно-ровно сел, хлопнул себя по коленкам и задорно произнёс: — Доброе утро, Драко! Малфой испытал незнакомое ранее вдохновение, созерцая такие яркие, заразительные эмоции. Для него никогда не составляло труда держать лицо, но сейчас он удивлённо вскинул брови, показывая свои эмоции. — Хорошее настроение? — Не-о-бы-чай-но! Драко, твоя кровать просто великолепна! — Моя? — Ну, то есть моя кровать, ну, то есть я не хотел сказать, что спал в твоей… Не твоя, а моя… Ну… Оххх… — Гарри шумно выдохнул. Драко поставил чашку на столик, подался вперёд и, не разрывая зрительного контакта, спокойным голосом, чётко выделяя каждое слово, произнёс: — Гарри, прошу, мы же довольно взрослые люди. Я уже начинаю жалеть о своей честности. Если ты каждую фразу сам будешь наделять двойным смыслом… — Драко сжал губы в плотную линию, подбирая слова, — Ты понимаешь, что ты сам меня провоцируешь добавляя двусмысленности в свои слова? Я просто хочу подчеркнуть ещё раз, что я. Тебя. Не. Трону. Без твоего согласия, конечно, — Гарри встрепенулся на слове «согласия», но, предвосхищая любые возражения, Драко выставил ладонь вперёд и добавил, — И да, Гарри, я помню, что ты не согласен, это твоё право. А моё — быть терпеливым и медленно идти к своей цели, какой бы она ни была, — Драко вопросительно вскинул брови и наклонил голову, ожидая ответ. Гарри молча кивнул. Он почувствовал подступающий к щекам жар, словно вот-вот покраснеет, но желудок перебил этот позыв громким урчанием. И Гарри решил покраснеть, как девица, позже. В конце концов, они действительно довольно взрослые, цивилизованные люди. Люди, которым комфортно вместе. Которые могли бы стать хорошими, близкими друзьями. Возможно, когда-нибудь. Далее мысль не развилась, потерявшись в хрустящем круассане. Гарри утопал во вкусах: он обмакнул кусочек сыра в черничное варенье и испытал настоящее наслаждение, прикрывая глаза от удовольствия. Проглотив это лакомство, он тут же переметнулся к блинчикам, пытаясь распознать, какой сироп так ароматно пахнет, а потом сделал огромный глоток из высокого стакана, уже после понимая, что в нём был гранатовый сок. Всё было таким вкусным, и всего хотелось попробовать, поэтому Гарри не отказывал себе ни в чём. Когда его язык ощутил чуть терпкое таяние горького шоколада, Гарри тихонько промычал от накрывших его с головой вкусовых ощущений. — Мерлин, Гарри, да ты настоящий искуситель. Заставляешь меня позабыть все нормы этикета, — Драко нагнулся к столу и прямо руками окунул кусочек сыра в джем, повторяя за Поттером. — Действительно очень вкусно. Кто бы мог подумать, что твоё присутствие обогатит мой мир новыми вкусовыми сочетаниями, — он демонстративно сымитировал поклон. Задорная ухмылка красовалась на его лице, сейчас казавшимся необычайно привлекательным в этой живой эмоции. Наблюдая за ним, Гарри попытался остановить вырывающиеся на поверхность его сознания мысли о таком, но настроение и правда было игривое. Отвесив встречный поклон, Гарри взял чашку с имбирным чаем: — Если ты такой сладкоежка, почему тогда солёная карамель? — В следующий раз я обязательно дам тебе попробовать мою порцию, и я гарантирую, что ты не удержишься и слижешь всё моё мороженое сам… В голове у Гарри ярко представилась эта картина, и она показалась ему настолько непристойной, что он всё-таки покраснел. Какое-то время он пытался справиться с противоречивыми эмоциями, а потом волна замечательного настроения смела все его самокопания. Он снова подумал о том, что свободен, что в Мэноре есть парк, что у Драко есть лошади. И мётлы… — Драко, а можно мы полетаем? — Гарри поднял свой бесхитростный взгляд с блеском надежды в глазах, ожидая услышать ответ. С каждой секундой молчания этот блеск таял, и Драко поторопился сказать хоть что-то, чтобы Гарри не расстроился. — Можно, Гарри. Но не сегодня, меня ждут дела. Ты же, с другой стороны, — свободная птица и волен заняться, чем хочешь, — как можно непринуждённее ответил Драко, внимательно наблюдая за реакциями тела и лица Гарри. Ему не хотелось отказывать, но сегодня у него была важная задача, которую отложить было нельзя. — Ты же не против остаться один? — Гарри не ответил, думая над его предыдущей фразой. Но Драко это молчание растолковал неверно. — Я надеюсь, это не проблема? Я буду недалеко, — Гарри не выглядел расстроенным, но всё ещё молчал, лишь слегка мотнул головой из стороны в сторону. — Ну, какие у тебя есть желания? Гарри посмотрел на Драко и тут же опустил глаза в пол. Уйдя в свои мысли, он оказался не готов к тому, что увидит своего спасителя таким. Гарри безусловно, стопроцентно, абсолютно не был геем, но у него были глаза, и он видел, что Драко очень красивый. Весь, целиком. Его лицо, волосы, осанка… Но не только. Его манеры и всегда безукоризненный внешний вид привлекали внимание, заставляли останавливать взгляд, осматривать и оценивать по достоинству. На его фоне Гарри вдруг почувствовал себя ещё ничтожнее. Со своими этими лохматыми пасмами, которые никогда не смогут выглядеть хотя бы просто нормально. — О чём задумалась, принцесса? Витаешь в облаках… — мягкий голос Малфоя вернул Гарри в реальность, вскользь напоминая о странном сне, а прикосновение к щеке, когда Драко осторожно убирал нависшую прядь волос с его лица, отозвалось приятным теплом. — Могу я попросить одного из твоих домовиков? Я бы хотел, — Гарри немного замялся, — привести свою голову в нормальный вид. Драко ещё раз провёл ладонью по так невзлюбившейся Гарри шевелюре, кивнул и протянул ему свою палочку: — К вашим услугам, ваше высочество, — Драко слегка склонил голову в шутливом поклоне. Но Гарри, на его удивление, отшатнулся. — Что не так? — тут же насторожился Малфой. — Мне не нужна твоя палочка! Я вообще не хочу больше брать в руки палочку, — неожиданно зло отчеканил Гарри, отчего Драко почувствовал укол обиды. — У тебя больше нет своей палочки, Гарри, и найти тебе новую я не могу, по крайней мере, пока, — Поттер насупившись молчал, сверля взглядом пол. Драко вздохнул. — На самом деле в приличном магическом обществе это — жест доверия, признак того, что дающий не ожидает нападения от принимающего, признает в нём союзника и не опасается угрозы от него. И это крайне не вежливо — отказываться от такого жеста, — назидательный тон вышел у Малфоя совершенно случайно, словно он, и правда, оказался на минуту четырнадцатилетним учеником Хогвартса. И ему тут же стало неловко. Он решил, что не будет ничего изображать, общаясь с Гарри, и сам же, по привычке, наверное, перешёл черту. — Моё предложение значит, что я доверяю тебе настолько, что позволяю использовать мою палочку, вещь личную, персональную. Чем она тебе не угодила, Гарри? — Драко старательно подбирал слова, внимательно отслеживая малейшую реакцию Гарри. Его будто подменили, и Драко не мог понять, в чём причина. — Нет, нет и нет. Я отказываюсь не от твоей палочки, а от любой палочки, Драко, — Гарри был серьёзен, но, на удивление Малфоя, больше не злился, а скорее каялся. — И зря ты не видишь угрозы во мне, мне не нужна палочка, чтобы убить. По крайней мере, чтобы убить Квиррелла и василиска... У меня и тогда не было в руке палочки, и тем не менее, я здесь, а они нет. Зато, когда меня… — голос Гарри сорвался, — Когда она действительно была нужна, она не послужила мне оружием… — Поттер сделал паузу, чтобы взять себя в руки. Королева драмы, ей Мерлин… Ещё слезу пустить осталось: — Дело не в том, что она твоя. Я не могу. Я уверен, что если возьму в руки палочку — случится что-то плохое, а мне сегодня очень хорошо. И я больше никогда, никогда не хочу воевать. Сражаться, а значит и проиграть… Снова. Поэтому просто позови кого-нибудь из эльфов. Пожалуйста, — Гарри звучал очень грустно, хоть и пытался всем своим видом показать, что он в порядке, что он принимает реальность, как она есть, и не намерен больше идти на арену. — Давай я тебе сам помогу, — Драко отчаянно захотелось воспользоваться маховиком, чтобы исправить свою оплошность, из-за которой весь шутливо-игривый настрой между ними разом испарился. — Нет, нет, ты же сам сказал, что занят. Тем более я люблю по старинке. Особенно после того, как чуть не отрезал себе ухо на втором курсе. Сам пытался… — Гарри хмыкнул, видимо, вспомнив забавный случай, но не стал делиться. — Мы сами, а ты иди, — Гарри поднял глаза. Его открытый взгляд и светящаяся улыбка вывернули у Драко всю душу наизнанку — так захотелось снова перебрать эти локоны пальцами, прикоснуться к ним, к щеке, оставить на ней поцелуй, даря поддержку и нежность. Малфой вздохнул в этой внезапной фрустрации, но быстро взял себя в руки. — Если я срочно понадоблюсь, ты можешь позвать меня через любого домовика, и я приду. Договорились? — Малфой замер вполоборота в дверном проёме. Он всё ещё боролся с желанием остаться, ему хотелось разделить с Гарри его хорошее настроение, которое не могло не радовать и не вдохновлять самого Драко. Но пришлось сделать существенное усилие, напоминая себе о необходимости завершить запланированное. В конце концов, время не ждёт, а промедление в его случае может вылиться в что-то действительно плохое. — Гарри? Поттер улыбнулся ещё шире, но, чтобы окончательно разрядить атмосферу, решил сыграть финальную ноту и картинно захлопал глазами: — Конечно, Лорд Малфой, если принцесса окажется в беде, она позовёт Вас на помощь! — Вот и славно, — Драко вышел и уже в коридоре прыснул от смеха. «Шалость удалась», — подумал Гарри, слегка хихикая под нос. С Драко оказалось очень легко говорить ни о чём, и шутки друг друга они подхватывали на подлёте. Но Гарри не страшно было оставаться одному, без компании. За эти пару дней Драко действительно удалось окутать Гарри теплом заботы, отчего Поттер чувствовал лёгкость в душе. Казалось, тьма понемногу отступает и в конце тоннеля появился свет. Гарри улыбался сам себе, когда перед ним возникла домовиха и перенесла его в ванную. «Поколдовав» над отросшими волосами с добрых полчаса, старушка-эльф пропищала: — Дорогой гость Хозяина желает принять ванну? — Это хозяин попросил вас так меня называть? — неожиданно полюбопытствовал Гарри. — Хозяева не просят, домовики славного дома Малфоев живут здесь много веков, они сами знают, как хозяева относятся к своим гостям. Поттер улыбнулся и почти забыл о прозвучавшем только что вопросе. Домовиха терпеливо ждала, и Гарри вернулся к этой идее. — Ванная… Звучит здорово! — Поттер прикипел к своему новому отражению в зеркале. Он уже и забыл, как выглядел до тюрьмы. Старая привычная стрижка обрамляла заострённые теперь черты лица. Похож и одновременно не похож на себя прежнего… Да, он уже никогда не будет таким, как раньше. Но хотя бы стал выглядеть более ухоженным и сейчас и впрямь мог сойти за дорогого гостя. На этот раз Гарри не смог долго разлёживаться в ароматной ванне — энергия просто бурлила внутри. Хотелось движения, свершений, достижений. Ведомый жаждой новых ощущений, он оделся и вышел в сад. Казалось, что ему никогда не наскучит эта смена цветов и красок. После душных серых стен его камеры такое количество красоты просто сбивало с ног. Он метался от одного растения к другому, и в конце концов, на развилке у беседки Гарри снял мокасины и пробежался по траве босиком. Ощущение чуть щекотной травы будоражило восприятие, и он никак не мог остановиться, исследуя эти райские сады. Дальний конец сада порадовал его изящными коваными клетками с диковинными птицами. Дверцы каждой из них были распахнуты, но свободолюбивые создание даже не пытались куда-то бежать. Здесь было так хорошо… В Хогвартсе Гарри тоже любил наблюдать за природой, но никогда ещё она не была такой живой и ощутимой. Трава мягко целовала стопы, солнце щедро делилось теплом. Он посидел на витиеватом стуле под клёном, прикрыв глаза, слушая трели соловьёв и резкие крики попугаев. Листья над ним мерно покачивались от лёгкого ветерка, дополняя звучание птиц, создавая через закрытые веки игру теней. В голове совсем не было мыслей, Гарри просто наслаждался своими ощущениями, созерцанием, многообразием. Он совершенно потерял счёт времени, неспеша изучая каждый уголок сада. Соловьиная трель почти растворилась в умиротворяющем журчании фонтана, оставаясь лишь на грани слышимости. Гарри почти с детским любопытством приблизился к мраморному дракону, пасть которого источала переливистые струи, и присел на гранитный бортик. Подумал минутку и всё-таки опустил руку в воду, приятно холодящую пальцы. Золотистые карпы под его ладонью размеренно, даже лениво двигались среди цветущих кувшинок, а мелкие брызги фонтана, подвластные редким порывам ветра, освежали нагретое солнцем лицо. Гарри словно медленно растворялся в окружающем его пространстве, становясь единым целым с природой, а может, с самими мирозданием. Он впитывал аромат роз и нарциссов, увлекаемый в мир созерцания. Почти парил по воздуху, чувствуя себя невесомым, и только твёрдый, чуть прохладный постамент под ним давал ощущение опоры, которая сейчас ему была совсем не нужна. Будто он превратился в эти капли из фонтана, или развеялся запахом цветов, и летит где-то, ведомый дуновениями ветра. Его душа откликалась на всё увиденное, на каждый куст, цветок или пролетающую птицу. Он жадно ловил и впитывал образы окружающей его природы, растворяясь в ней, теряя себя в этой красоте. Постичь это величие было невозможно. Невозможно было находиться ему, такому простому и незамысловатому, среди такой роскоши неповторимых красок. Солнце касалось его кожи, оставляя на ней свой тёплый след, соловей где-то там всё ещё пел оду жизни, карпы плескались в прохладе воды, а ветер всё сильнее мочил его лицо. Стопы касались мягкости живого ковра, так контрастировавшего с гравием на дорожках, который помнили ноги Гарри. Они помнили и другую твердь — каменных полов Азкабана. Нежный аромат цветов, смешиваясь в причудливый природный парфюм, забивал ноздри, и словно издёвкой к нему примешивалось воспоминание о вони и затхлости камеры. Рваный ор попугая оглушил Гарри, а тяжёлые теперь, физически ощутимые лучи жгли кожу под призмой миллиона мелких капелек на щеках и лбе, острая трава нагло пробивалась между пальцев, посылая разряды электричества по всему телу. Всего вдруг стало слишком много — отблесков от рыбьей чешуи, разноляпистых цветов и зелени стало слишком много. Слишком громко стало и слишком ярко, слишком душно на этом свежем воздухе, и Гарри закрыл глаза, пытаясь преодолеть внезапное смятение. А потом его тело вздрогнуло от лёгкого, нежного прикосновения к щеке. Такого приятного в первую секунду, но превратившегося в его восприятии в хлёсткую пощёчину уже спустя мгновение. Внутри всё замерло, и Гарри распахнул глаза в панике, чтобы затуманенным взором разобрать силуэт. Драко. Это Драко, но ожидаемого облегчения от этого осознания не наступило. Уши заложило, и будто сквозь толщу воды он услышал голос, но никак не мог понять, что говорит ему Малфой. Горло будто сжало тисками, все мышцы разом напряглись и тело начала бить мелкая дрожь. В голове проносился вихрь мыслей, ни за одну из которых сознание никак не могло зацепиться. Гарри судорожно пытался сделать вдох, но лёгкие словно были заполнены застывшим бетоном. Он отчаянно желал сейчас потерять сознание, но оно цеплялось за этот миллиард красок, звуков и запахов и никак не желало уступить место забвению. Секунды растягивались в бесконечность, воздуха всё не было, и мир поплыл тёмными пятнами перед глазами. Но в одно мгновение всё переменилось. Звуки будто приглушили, а яркость летнего дня погасла в тени кого-то огромного, важного, самого нужного. Гарри чувствовал крепкие объятия, сильные руки, что укрывали его сейчас от этого убийственного великолепия. А потом пришёл голос. Поначалу издалека, но с каждым словом он становился всё ближе: — Гарри… Гарри… Мерлин, я здесь… Всё будет хорошо… Гарри, пожалуйста. Прости, я не хотел. Гарри! Гарри, дыши… Гарри, просто дыши… Я рядом. Не бойся, я не хотел… О, Гарри… Дрожь не прекратилась, а в животе образовался тугой комок, который, раскручиваясь, заполнял всё естество Гарри. Но он смог сделать короткий вдох, затем ещё один. И в тот момент, когда узел в животе полностью развернулся, тело немного расслабилось и он смог полноценно вздохнуть — буря эмоций вырвалась наружу лавиной безудержных рыданий. Гарри вцепился в ткань на плечах Драко и ещё сильнее уткнулся лицом ему в грудь. Он чувствовал себя эмоционально голым, но ничего не мог с собой поделать. Ему вдруг остро осозналось, что он просто не может, не хочет сейчас остановиться, испытывая эту необходимость в истерике. И плевать, как он выглядит, и что может подумать о нём Драко. Он был благодарен за крепкие руки, чувствуя их на затылке, и между лопаток, руки прижимающие, защищающие. Сильные, но такие заботливые и теплые. Малфой заслонил собой весь этот ненужный, слишком красивый, слишком настоящий свет вокруг, укрывая узника собственных закаменевших чувств от всего. Гарри чувствовал, как с этими сотрясающими его рыданиями уходят разочарование, горечь, обида, страх и боль, которые владели им последние годы. И он позволил себе это — отпустить всё, выпустить из себя этот мерзкий, гадкий узел из непрожитых эмоций. Гарри пришёл в себя, внезапно ощутив запах. Запах чистой мантии и чего-то терпкого, свежего, и почему-то ледяного. Как ветер в горах. Понимание, что это запах Драко, что они так близко, полоснуло смущением и стыдом, но лишиться этих рук, этих объятий было невозможно. Он нуждался в этих прикосновениях, в физической близости, но осознание, что этот контакт давал ему успокоение, опору и уют, вызвало смятение. — Драко, я… — Гарри сам испугался своего хриплого тихого голоса. Он прозвучал, словно от умирающего, слабо и хрупко. — Ничего-ничего, Гарри, всё хорошо. Всё хорошо… — Драко немного качнулся с ним вперёд и назад, словно убаюкивая, и Гарри расслабился, принимая эту заботу, сдаваясь своим ощущениям и послав подальше любую двусмысленность. Ему были нужны эти руки. И этот голос. — Хороший мой, всё в порядке, ты в порядке… Я здесь… Гарри понял, что совершенно не в состоянии пошевелиться, и молча помотал головой, не отстраняясь ни на сантиметр. Он не был в порядке. Совсем нет. — Хочешь побыть здесь ещё немного? — спросил Драко спустя какое-то время, и Гарри снова помотал головой, кажется, из последних сил. Движения Малфоя были размеренными, спокойными, убаюкивающими, но здесь, в этом красочном месте было до ужаса под кожей страшно снова открыть глаза. Драко ненадолго отвёл одну руку в сторону, призывая домовика, а затем Гарри ощутил, что Драко медленно, бережно отпускает его. Не успев испугаться, он почувствовал спиной мягкую поверхность. Малфой снова был близко, только теперь по-другому, но пальцы отказывались разжиматься, и Драко как-то понял это. Сместился немного и улёгся рядом, тут же вплетая пальцы в волосы Поттера. — Гарри, можешь отпустить меня, я никуда не денусь, — мягкий голос обволакивал каждую клеточку, расслабляя тело и успокаивая эмоции, и Гарри наконец разжал пальцы. — Мне нравится, как тебя подстригли. Тебе идёт… Хотя твои длинные волосы тоже выглядели весьма интересно… — Драко призвал мягкий плед, укрывая им Гарри. — Моя принцесса хочет сказку на ночь? На неё напал водяной дракон, а доблестный принц спас её, но сейчас ей очень нужно отдохнуть… Рассказать тебе сказку, Гарри? Поттер коротко кивнул. Он не мог открыть глаза, ему казалось, что вместе со светом в него снова ворвётся волна эмоций, с которой он не сможет справиться. — Только не уходи… — он чувствовал себя совсем маленьким, немощным, словно дитя, но даже на смущение сил у него не было. — Никогда, Гарри… Никогда, если я тебе нужен… — это звучало так убедительно, так нежно, что Гарри едва сдержал позорный всхлип. Драко почувствовал, как его тело напряглось, и снова успокаивающе погладил его по плечу, по волосам, а потом начал рассказ. Гарри буквально утонул в нежно окутавшем его тембре. Он слышал слова, кажется, это была одна из сказок Барда Бидля. И хотя ему всегда хотелось послушать, о чём они, сейчас Гарри пропускал всё мимо сознания, жадно впитывая лишь ноты бархатного голоса. Это была какая-то магия — в том, как этот голос звучал, в том, сколько тепла этот голос дарил. Гарри погружался в эти звуки, как в бездну, и сам не заметил, как провалился в глубокий сон.