И будто дело только в одежде.
***
В назначенный день Тина приезжает в павильон одна. Холодный бетон саркастически поглядывает на обладательницу переливов пшена в волосах, которая пытается дозвониться хоть кому-нибудь из группы. Час. Два. Режиссёр нервно пожимает плечами и, очевидно, очень злится на сорванную съемку. Хоть бы кто предупредил.***
Когда она входит во двор, калитка оказывается открытой, а в воздухе пахнет лавандой. Совсем как дома. Но в голову ударяет и другой – запах негодования, вперемешку с непонятным беспокойством. Кудрявый щенок катается под солнцем на крылечке. Замечает гостью первым и забавно скулит при встрече, наваливаясь лапками на белоснежные кроссовки. Пятна останутся. Но Тина расплывается в улыбке. – Привет, хулиганка.***
В последнее время этот дом видит её слишком часто. Она скидывает испачканную обувь, вспоминая, что вообще ей неряшливость не присуща. Ставит на полочку. Тихо. Даньки нет, похоже. Девушка находит младшую за барной стойкой. Чайник под боком отчаяно подает сигналы о готовности и даже начинает хулиганить, выплевывая капельки через носик. Когда бурлящая жидкость приземляется на Юлины кисти и остается ей точно незамеченной, Тина выдаёт своё присутствие. – Юля. В ответ младшая ёжится, проводит плечами, но положения не меняет. – Ты в порядке? Чуть опомнившись, младшая тянется выключить настырный прибор. Льёт воду в чашку с заваркой. Льёт мимо. Вода хлещет в разные стороны, обдавая кипятком руку. – Господи, ты мазохистка? Тина выхватывает чайник, возвращая обратно на подставку и быстро подставляет руки младшей под холодный напор. Корчится. Ещё бы. Юля тупит взгляд на струю, бьющуюся о кожу трясущейся ладошки. Спешит найти опору взамен той, от которой её не так давно оторвали. Опирается затылком о кухонную гарнитуру, пряча руки за спиной и прерывисто выдыхает. Воздух упирается в лёгкие, сопротивляется, не желая выходить наружу. Старшая перебирает кухонные шкафы и полки, в поисках аптечки. Бутылёк обезбола выливается на вату. Берёт брюнетку за запястья, легонько водит по мелким волдырям и обязательно дует. – Потерпи чуть-чуть, девочка. Кусочек океана протекает за веки, теряя запас внутренних вод. Внутри младшей теряется сила на терпение: щель становится больше, пропуская через себя уже соленые дорожки. Тина чувствует дрожь. Коротко прикладывает губы ко внутренней стороне, оставляя влажные следы. Смотрит в глаза. – Милая, ты в порядке? – повторяет вопрос. – Я в порядке. Юля чуть кивает в знак благодарности, отворачиваясь. Она стоит неподвижно несколько мгновений, обхватывая себя, заправляет выбившуюся прядь обратно за ухо и, очевидно, ждет момент, когда старшая поверит её словам, уезжая обратно в свою жизнь. – Ты не пришла на съёмку. – Не пришла. Тина ступает мягко. Так, что треск паркета почти не слышен. Касается зажатых плеч, следует за выделяющимися венками до сгибов в локтях. Юля думает, что в данном случае дышать не так уж и важно. Из-за всех сил жмурит глаза, пока Тина тянет её на диван и кладёт голову к себе на колени. Тина дотрагивается подушечками лба, обводит едва заметный шрам у лица. Наверное, от витрянки. Проходит скулы, чуть шершавые от мороза губы и тонет. Тонет в чуткости и хрупкости, оглушающей потребности заботы. – Почему твоя душа молчит? – осторожно решается. – Не думаю, что ей нужно говорить. – впервые за их втречу шепчет младшая. – Запирать боль за семью замками, знаешь, гиблое дело. Девушка ведёт по тёмным прядям. С первой встречи она надеялась потрогать переплетённые в волосах лучи. Но сегодня солнца нет, а кожа их обладательницы затуманена пеленой светло серых, бледных туч. Такие бывают в начале грозы. – Я не готова выпускать её оттуда. – еле слышно сознаётся Юля. – Это гораздо проще. Она все ещё смотрит в стену напротив, желая посвятить свои реплики именно ей. Но Тина уверена в обратном. – Ты даже не предупредила меня, что не придёшь. – Ты бы злилась. – А сейчас – нет? Избегает видеть глаза напротив. Старается контролировать приближение шторма, но любую клокочущую стихию рано или поздно удержать становится непосильно. Тоненкие дорожки стекают по щекам, брюнетка стирает их у подбородка, закатывает глаза, стараясь не выпускать больше дозволенного. Она и так позволила себе много. – Если тебе нужна помощь, я могу ей быть. – спокойно говорит Тина, пока губы трогают веки, сцеловывая солёную горечь. – Не решай за других их поведение, милая. Внутри Юли рассыпаются остатки сердца. Крупинки пылят по всему телу, она задыхается, ощущая внутри холодные, ноющие порезы и тлеющее тепло одновременно. Отчаянно пытается взять себя в руки, но не выходит. Её берут другие. Бережно прижимают ко груди, ведут по позвонкам, наделяя теплом каждый, целуют за ушком и больше ничего не спрашивают. Младшая утыкается носом в шею и долго вдыхает аромат. Тепло с нотками цитруса и сирени окутывает, стовно в мире не осталось больше места ужасному. – Та девушка, на марке... моя мама. Ты можешь остаться со мной, пожалуйста?