Прототип Кори Кохана

Колёса повозки скрипели, вязли во влажном песке. Розария сидела на крыше, подперев голову рукой, и мечтательно смотрела на отдаляющиеся стены Рито. Во всём теле ощущалась усталая нега, ныли покусанные плечи. Даже солнце не раздражало. — Розария, не скребись в потолок — не пустим! — глухо донеслось из повозки. И даже излишне чуткая к запахам Герта. Розария потянулась, ворча под нос «не очень-то и хотелось», и душераздирающе зевнула. Прошлой ночью поспать довелось едва ли пару часов, и, видят Архонты, это была лучшая трата накопленной за плавание энергии! Вспомнились глаза Мико, ставшие из нежно-розовых почти чёрными, шалыми; горячие руки, сжимающие крепко-крепко, так, что не вырваться; пушистые хвосты, колющие короткими разрядами — до приятно-невесомой боли. Вспомнилось тихое урчание, и жаркие выдохи, и мягкость груди, и… Повозка скакнула на камне, как норовистая кобыла, и Розария сбилась с мысли. Потёрла ушибленный локоть, коснулась похмельно гудящих висков. Верно говорят: если на утро хоть в Бездну, значит, ночью ты был в Селестии. Ну, или где-то недалеко от неё. Солнце мягко гладило кожу, привыкшую к свету луны. Розария накинула на лицо ткань, опасаясь, что такой щедрости она не вынесет. Хотелось спать и — почему-то — петь, а ещё — прильнуть к тёплой груди Мико и слушать её тихое урчание. И… Розария дёрнулась от этих мыслей, тряхнула головой, и митра сползла на затылок, больно дёргая за волосы. О чём она… только что… думала? Какая грудь? Какое урчание?! Розарию ждёт важная миссия в Инадзуме: не дать Эоле и Герте попасть в беду, а она непозволительно отвлеклась от своей роли! Подумалось вдруг, что Мико — как бы её ни звали на самом деле — подлый шпион, отправленный, чтобы внести разброд и шатание в их и без того нестройные ряды. И Розария, утомлённая плаванием и разочарованием, легко попалась в её сети. Позорище. Повозка скакнула на очередном камешке, и Розария клацнула зубами с досады. Что ж, хотя бы о миссии она ничего не говорила… вроде бы. Да Мико и не спрашивала, им обеим стало не до праздных разговоров, стоило переместиться с умытого волной причала в тёплую гостиницу. Стоило оказаться наедине, и прильнуть кожа к коже, и поймать в зрачках напротив отражение собственной жажды, и поддаться ему, и… Внутри сладко ёкнуло. Розария зарычала и с силой потёрла лицо. Дожили. Она не может спокойно думать об этом, не вспоминать горячий шёпот у самой кожи и тихий смех. Не может. Но должна. Розария сконцентрировалась, воззвала к глазу бога, дарованному ей Селестией. Ей как никогда нужны были холодная голова и ледяное сердце.

***

Мико мчалась сквозь лес, электро-вспышкой мелькала между деревьев. Она проснулась рано, едва затеплилась робкая заря, но Розарии уже не было в их постели. Их. Думать об этом было легко и приятно, почти привычно. И странно. Мико вскочила на широкую ветку клёна, растущую почти горизонтально, и замерла. В Розарии Мико отчасти увидела себя. Жадную до ласки, опустившую все барьеры, резкую. Как в кривом зеркале, выпятившем именно те черты, которые ты истово желаешь спрятать. Мико ненавидела такие зеркала. Ненавидеть Розарию не получалось. Не такой: живой, откровенной в своих желаниях, тёплой. Мико коснулась шеи, и дрожь прошила её до кончиков хвостов. Розария оставила метки, бордово-круглые, собственнические. Метки, которые исчезнут с нежной кожи уже сегодня к вечеру. Мико почти желала, чтобы её хвалёная регенерация работала медленнее в этот раз. Но только почти. В храм Наруками она явилась уже к обеду. Вошла беззвучно и неторопливо, как полагается верховной жрице. Прикоснулась к Священной сакуре, чувствуя под пальцами ток энергии. Закрыла глаза. Под сенью Священной сакуры царили мир и покой; тихо шелестела листва, в тон ей шептали жрицы и прихожане. Умиротворение. Священная сакура всегда успокаивала Мико, рядом с ней было совсем просто избавить мысли от наносного, а сердце — от метаний. Перед глазами встала Розария, протянула руки, глядя горячо и ждуще, и у Мико на секунду сбилось дыхание. Нет-нет, хватит об этом думать. Самое время заняться делами, она достаточно пренебрегала храмом в угоду новой книге. Точно, книга! Мико прищурилась, погладила тёплую шершавую кору — с благодарностью. От будоражащих кровь воспоминаний мысли свернули к провисшему сюжету, закружились, каркая, как неугомонное вороньё. Мико вспомнила, ради чего подошла к холодной нездешней женщине, и тут же — чем всё обернулось. А ведь это тоже можно использовать.       Храброму самураю Тадао Тору никогда не приходилось встречать таких врагов. Они двигались как единое целое, говорили в унисон — две женщины, связанные громовой сакурой, спаянные гораздо прочнее, чем гарда и лезвие.       — Ты пришёл к нам незваным, юный самурай, — тихо сказала правая, прямая и острая, как стилет. Она казалась ледяной статуей, умытой кровью тысяч невинных: бордовые губы и волосы, алые искры глаз.       — Ты ляжешь у наших ног, — засмеялась левая, нежная и сладкая, как цветок. За её улыбку, подобную вспышке молнии, умирали лучшие из мужчин.       Тадао Тору сжал в ладонях меч и стиснул зубы. Ему не кружили голову ни красота, ни смерть, — он помнил об истинной цели. Он должен защитить гору Цветов и честь возлюбленной леди Идзанами.       — Никогда.       — Тогда ты умрёшь, — равнодушно сказала правая, и под её ногами проросли ледяные лозы.       — Страшной смертью, — улыбнулась левая, и в её руках расцвели грозовые бутоны.       — От рук Кори Коханы! — крикнули они в унисон и ударили. — Что-о, и это конец главы? — воскликнула Анзу, подняв взгляд от рукописи. Её острое лицо выражало жгучее нетерпение и интерес. — О, прекрасная Яэ Мико, молю вас, не заканчивайте её так! Мико тонко улыбнулась и постучала веером по сгибу локтя. Она чувствовала довольство собой и миром, едва ли не большее, чем после написания первой книги. Которую, впрочем, свет никогда не увидит. И к лучшему. — Это разожжёт интерес ко второй части. Анзу скуксилась: понимала правоту Мико как редактор, но читательская душа требовала! — По-моему, это наоборот вызовет волну негодования, — проворчала она, сдаваясь, — готовьте баррикады, госпожа Яэ. Наше издательство будут брать штурмом. Мико отмахнулась от её слов, как от не стоящей внимания мишуры. В её голове уже выстраивались цифры от продажи издания и вились строчки благодарственных писем. Но больше всего, конечно, радовало продвижение истории, её логическая (хоть пока только мысленно) завершённость. На столе, среди исписанных и смятых черновиков, лежал аккуратно сложенный листок бумаги.       Кори Кохана — пара злодеев, связанная громовой сакурой; фактически две грани одной личности. Правая безэмоциональна и справедлива, левая улыбчива и жестока. Дополняют друг друга, не могут разлучаться. Мотив: жажда власти с одной стороны и жажда принятия с другой. Волнительно. Мико впервые записала себя в злодеи.