Долг платежом красен

С одной стороны я злилась на Камбэ. Очень злилась. А с другой… наверно, была даже рада, что он догадался о моем секрете. Почему, сама не знаю. Тайны – это груз, ноша. Порой они давят на сердце с такой силой, что кажется, оно вот-вот разорвется. Камбэ своим открытием словно отобрал у меня часть этого груза – бесцеремонно, нагло, но всё-таки отобрал. И жить стало чуточку легче. Я неожиданно всхлипнула. Ну надо же, при чем тут слезы? При чем? А ещё не стал шарахаться от меня как от прокаженной. Согласитесь, не каждый день ему сообщают, что рядом с ним кто-то хочет убить человека. И эти его слова: «Ты не убийца, Юко», они до сих пор звучали в моей голове то громче, то тише, то замирали, то возвращались, словно эхо в пустом колодце. Я на секунду представила себе, как бы Като среагировал на такое откровение. Нет, само собой, он бы тоже не стал от меня шарахаться, но Хару моралист и идеалист – наверняка попытался бы меня «спасти», не понимая, что я уже достигла самого дна. Там, где ты уже либо тонешь, либо изо всех отталкиваешься и выныриваешь на поверхность. Но никто из них до конца не понимает через что я прошла и как вообще добралась до этой крайней точки. Да, с кошмарами сложно бороться в одиночку. Но некоторые кошмары слишком обыденны и не требуют подвигов и сражений от других. Это необязательно чудовища, взрывы, затмение солнца или экологическая катастрофа. Чаще это просто медленное сползание в отчаяние. Наблюдая за сестрой целыми днями, ожидая, что наметится хоть какой-то прогресс, я сперва злилась: на неё, на себя, на того мерзавца, из-за которого всё это произошло, а потом с удивлением осознала, что перестала чувствовать. Вообще. Таяли шансы на то, что Хитоми вернется к нормальной жизни, страх же, что она не придет в себя, постоянно рос, пока однажды мне вдруг не сделалось всё равно. Пока я не утратила все эмоции до единой — перестала ощущать боль и время, зависла, словно букашка в капле смолы. Я видела все как в тумане, абсолютно все казалось бессмысленным. Кое-как мне удавалось заставлять себя ходить на занятия в университете. Но смысла не было и в этом. Иногда, бывало, я уходила с занятий домой, за весь день не произнеся ни единого слова. Кажется, это была депрессия. Жизнь свелась к коротеньким обрывочным мыслям в голове. Словно команды или список задач. «Собираться на занятия». Я подходила к сумке, бросала в неё учебники и конспекты, зачастую все подряд. Подходила к шкафу. «Надеть одежду». Одевалась на автомате, особо не задумываясь. Шла к университету. Лица однокурсников виделись слабо — словно я плыла в мутной воде. «Это люди», — говорила я сама себе, — «Надо разговаривать». Я усаживалась на привычное место и открывала записи. Слушала череду непонятных слов, что-то писала. Даже смеялась, если смеялись все, не вникая в смысл шутки. Иногда я словно выныривала на поверхность. И тогда просто наблюдала и чувствовала. Не думала. Отмечала про себя: тепло, ветерок, цветущая сакура, кусочек синего неба в рамке окна. А потом всё заново. Не было чувств, не было звуков. Я таяла в собственной тишине, словно кусочек рафинада, попавший в кипяток, распадалась на атомы. Мне казалось, если закричать, не то, что меня никто не услышит – я себя не услышу. Взгляды однокурсников служили мне зеркалом. В их глазах отражалась изломанное, совершенно раздавленное существо с пугающим отрешенным взглядом. Полностью погруженное в себя, порой замирающее на середине движения. Они смотрели и перешептывались, кто с нескрываемой жалостью, кто со страхом или пренебрежением. Я не обижалась, их можно понять. И всё же, мне казалось, что меня размывает этими взглядами, как акварель, разносит по ветру, словно дым от костра. Так продолжалось до того момента, как я вытащила Клёпу из воды. Тогда я впервые за долгое время почувствовала себя живой – ощутила яркие эмоции. Смерть, пролетевшая мимо, подарила мне короткую истерику, затем состояние эйфории, но через какое-то время я вновь почувствовала подкатывающую депрессию. Ещё не в полную силу, но апатия уже накрывала меня серым тоненьким одеялом. Наверно, депрессия вернулась бы, если бы не одно событие, а точнее встреча. Как-то раз, вернувшись домой, я с удивлением обнаружила, что входная дверь открыта. Не то, чтобы меня это прям сильно поразило – во-первых, я сама могла по рассеянности забыть её запереть, во-вторых, кто-то из прислуги мог зайти за своими вещами, ну или просто прийти прибраться в неоговоренное время. Основной штат я распустила – зачем он мне? Сестра в больнице, я тоже после фееричного прыжка за кошкой в речку моталась по маршруту поликлиника-университет-больница, где лежит Хитоми. Домой я приходила только поспать. В итоге, осталась только приходящая домработница и кухарка. Да и с теми я старалась не сталкиваться – никого не хотелось видеть. Удивило, правда, что папарацци не ошиваются у дома, как это было обычно. Но подумала, что, наверно, им просто надоело. Вместо кого-то знакомого, я увидела в гостиной школьницу – очень красивую, похожую на фарфоровую куклу: бледная полупрозрачная кожа, изумрудные глаза, обрамленные длинными, загибающимися на концах ресницами, водопад золотистых волос, перевязанных ажурной лентой. На ней был причудливый наряд, словно девушка сошла со старинных картин или гравюр — тонкая фигурка обтянута темным бархатом, по подолу и рукавам змеились волны кружев и оборок. Незнакомка сидела в кресле – одна её рука, очень тонкая и изящная, покоилась на резном подлокотнике, второй же она держала, жеманно оттопырив мизинец, бокал вина (явно из нашего домашнего мини-бара). Девушка совершенно не была смущена моим присутствием, напротив, рассматривала меня с каким-то затаенным любопытством – взгляд был цепким, изучающим. Я хотела было спросить, что она тут забыла и не рановато ли ей вообще пить, как вдруг заметила у незваной гостьи кое-что на коленях. А именно, мой личный дневник, который я, как мне казалось, очень хорошо спрятала. Я оторопела и открыла было рот, но незнакомка меня опередила. Когда она заговорила, я поняла, что передо мной далеко не девочка и уж тем более не школьница. Голос был глубоким и тягучим, с властными нотками в нём. Просто «гостья» выглядела очень молодо из-за низкого роста и хрупкого телосложения. — Забавное чтиво. Особенно вот этот момент, — и незнакомка, открыв заложенную страницу, с выражением прочитала: «Если бы я только могла найти его душевные раны, я бы с радостью воткнула в них нож и повернула так, чтобы он почувствовал настоящую боль. Я бы поворачивала лезвие все сильнее и сильнее, пока он не стал бы умолять убить его» Или вот это: «Боль, грызущая меня, по-прежнему невыносима. Она впивается в меня, распинает острыми клинками. Все краски мира поблекли, они стали грязными и тусклыми – цвета реальности. Я хочу распять его, так же, как реальность распяла меня, пригвоздить к земле, увидеть страх в его широко распахнутых глазах и наблюдать, как он, заходясь в кашле, медленно задыхается…» Сейчас задыхалась уже я: от ужаса, что мой дневник попал в чужие руки, от негодования, что его читают вслух, озвучивая всё самое грязное, мерзкое и потаённое, что было во мне и моих желаниях. Вряд ли когда-нибудь осуществимых, но подетальные фантазии расправы над этим негодяем приносили мне некоторое облегчение. — Я насчитала ещё двадцать пять способов убийства, — спокойно заметила собеседница, — Если ты писала детектив, то лучше сосредоточиться на чем-то одном, а если свои мысли, то стоило получше прятать дневник. — Отдайте немедленно! — воскликнула я и сделала шаг в её сторону, но она вскинула руку, словно ставя стенку между нами, и я, сама не зная почему, остановилась, подчиняясь чужой воле. — Перестань. — усмехнулась незванная гостья укоризненно, — Что ты как маленькая? Крики, истерики… — Что вы хотите? — заговорила я уже тише, изо всех сил пытаясь унять дрожь в голосе. В голове пробегали самые разные мысли и предположения, вплоть до самых невероятных. — О. Мило, что ты спросила. — откликнулись с кресла, — Как ни странно, помочь. — Помочь?! Я ожидала любой ответ, но только не этот. Эти слова совершенно выбили почву у меня из-под ног. Изо рта вырвался нервный смешок. — Да кто вы вообще такая? — Наконец, хоть один правильный вопрос, — произнесла незнакомка с ноткой удовлетворения в голосе, — Если вкратце, я хозяйка Клео. — Кого?! — изумилась я, впервые услышав незнакомое имя. — Клеопатры. Кошки, которую ты выловила из реки. — спокойно пояснила собеседница, ставя полупустой бокал на журнальный столик. — Так бывает. Искала кошку, нашла тебя. — Хорошо. Давайте, я верну вам кошку, а вы вернете мне дневник, — осторожно предложила я. В конце концов, если она, действительно, хозяйка кошки, пусть забирает её и уходит. — Кис-кис-кис, — позвала я ту, кого только что назвали Клеопатрой, — Иди сюда, маленькая. Кошка, важно ступая, вошла в помещение. Я готова была поклясться, что в её синих глазах на мгновение промелькнул испуг и она встала как вкопанная возле меня. — Никогда не умела ладить с животными, — задумчиво пробормотала незнакомка и обратилась уже к кошке, — Ах ты, паршивка мелкая, жила – забот не знала, деликатесы ела, а теперь хочешь в нищете остаться? Я опешила с таких слов. Нет, я, конечно, старалась экономить, чтобы оплатить лечение сестры и учебу в универе, понимая, что деньги не бесконечные, но чтоб прям нищета-а… Возмущение накрыло меня, как волна накрывает песочный замок. Я уже открыла было рот, чтобы достойно ответить, но девушка заговорила первой. — Ладно. Хочешь остаться, оставайся, — сказала она уже мягче, — Но дай я с тебя хотя бы медальон сниму. К моему удивлению, кошка с коротким мяуканьем послушно подошла к хозяйке, как будто поняла, что ей сказали и позволила той снять медальон с ошейника. — Те парни… — неожиданно спросила я, — Они ведь за ним охотились, да? — спросила я, указывая на медальон. Ярость, до этого охватившая меня от слов незнакомки, схлынула так же мгновенно, как и появилась, и мне сделалось любопытно. Я взглянула на собеседницу. Та, в свою очередь, смотрела на меня, кажется, с интересом. — Да. Им и в самом деле нужен был этот медальон, — кивнула она, — Он открывает одну… дверь. Так что я рада, что всё обернулось именно так. — А как вы меня нашли? — Ну, изначально я нашла не тебя, а этих мерзких похитителей кошек, а они уже сказали, что за Клео в реку прыгнула какая-то психованная. Без обид, я просто цитирую их слова, — сразу пояснила собеседница, — А выяснить, кто обратился в больницу после купания в ледяной воде, было уже делом техники. — А что… что с теми парнями? — не удержалась я от вопроса, услышав каким непередаваемым тоном заговорила о них неожиданная гостья. — Я с ними разобралась, — холодно откликнулась она, и, увидев, что я отступила на шаг назад, спросила с легкой усмешкой, — Уж не принимаешь ли ты меня за киллера? Я промолчала. — Живы они, живы. — хмыкнула собеседница, — Пристройку мне в летнем домике достраивают. Физический труд — лучшее лекарство от глупости. С этим вопросом разобрались? Я так же молча кивнула, всё ещё недоумевая, чего же, собственно, от меня хотят. — Хорошо, — тоном, не предвещающим ничего хорошего продолжила странная гостья, — Теперь по поводу тебя и записей в дневнике. — Меня?! — я поняла, что надеяться на то, что незнакомка, получив медальон, наконец таки уйдёт, не приходится. — Да что вам вообще за дело до меня и моего дневника? Вы же ничего обо мне не знаете! — Позволь спросить, чего именно я о тебе не знаю? — собеседница насмешливо склонила набок золотистую головку. — Ничего не знаете. — упрямо повторила я. — Юко Аска. 21 год. Третий курс факультета искусств. — словно по бумажке произнесла незнакомка, — Блестящие показатели в области живописи и классического искусства. Выросла в бедном районе, отец бросил ещё в детстве, мать умерла от передоза. Ранее была взята под опеку первой женой отца. Затем приемная мать погибла в автокатастрофе, а опеку над несовершеннолетней тобой взяла уже твоя сводная сестра Хитоми Аска. Пока всё верно? Я ошарашено кивнула. — Судя по твоей удивленной физиономии, я попала в яблочко. Затем твоя сестра, блестящая балерина, связалась не с тем парнем, получила травму, потеряла ребенка и предприняла несколько попыток самоубиться. — Да как вы смеете!.. Мне хотелось, чтобы этот аномальный разговор, наконец, закончился. — Смею, девочка, смею. Я сейчас воздержусь от каких-либо высказываний в адрес твоей сестры, на алтарь которой ты готова положить всё. Скажу честно, мне нет до неё никакого дела. Мне тебя, дурочку, жалко. Ты сейчас не то что отомстить, о себе позаботиться не способна. — хмыкнула посетительница. — Убирайтесь вон! — я сорвалась на крик, а потом, не сдержавшись, вдруг разрыдалась. Чужие слова острым лезвием резанули по сердцу, вновь вскрывая ещё не затянувшуюся рану. К чести незнакомки, она не стала делать ненужных вещей – утешать меня или говорить обнадеживающие слова – она просто терпеливо ждала, пока я успокоюсь. Вот только ждать ей пришлось довольно долго – слезы не хотели заканчиваться и теперь текли как из сломанного крана, видимо, компенсируя безэмоциональность последних дней. Услышав, что слезы переходят в сдавленные всхлипы и грозят разразиться настоящей истерикой, посетительница, наконец, заговорила: — Тихо. Всё. Хватит. Теперь успокойся и послушай меня. Я поспешно вытерла слезы тыльной стороной ладони. Мне было очень неловко, что я устроила такую сцену перед посторонним человеком. — Извините… — пробормотала я. — И ты меня извини, — неожиданно услышала я в ответ, — В конце концов, это я пришла и лишила тебя душевного равновесия. — Ничего вы меня не лишили, — горько усмехнулась я, — У меня нет душевного равновесия уже давным-давно. — Вот и я о том же. Я-то уйду. А вот ты что дальше делать собираешься? Я прекрасно поняла твои записи: ты сейчас можешь только фантазировать о мести, ничего не предпринимая по ряду причин. Я права? — Допустим. — процедила я. Мне решительно не нравился ни этот разговор, ни методы моей собеседницы, выворачивающей меня против воли наизнанку и бесстрастно разбирающей мои действия по частям. — Я хочу сделать тебе деловое предложение: со своей стороны я помогу тебе отомстить. Ты меня, кстати, слушаешь или в обидку играешь? Я слушала. И ещё как! Меня умудрились удивить за этот разговор уже не в первый раз. — Вам-то это зачем? — выдохнула я. — Скажем так, ты меня заинтересовала. Эти записи, — незнакомка подняла мой дневник, — красноречиво говорят о том, что ты не опустила руки, а сопротивляешься, борешься за себя. Так, как ты можешь. Не то, чтобы я была сентиментальна, но если я скажу, что симпатизирую тебе, это не будет ложью. В общем, если вкратце, я бы взялась за твое обучение. — Обучение? — Девочка моя, как любой делец, я ищу, прежде всего, выгоду для себя. Да, я собираюсь предложить тебе контракт. Так что будь готова, что я использую тебя по полной. Видишь, я предельно честна с тобой. — она говорила медленно, наблюдая за реакцией, будто пытаясь разглядеть на просвет мои мысли, — Итак, моё предложение: ты работаешь на меня какое-то время, а я забочусь о Хитоми. Подумай сама, больницы и врачи обходятся недешево. Ты связана по рукам и ногам заботой о сестре. Плюс ко всему, ты элементарно не сможешь отомстить и не попасться. Потому что мстить нужно с холодной головой, все тщательно взвесив и обдумав, а не носиться, образно говоря, с факелом по пороховому складу, только усугубляя ситуацию. — Что я должна буду делать? — убитым голосом спросила я. — А вот это уже другой разговор, — обрадовалась незнакомка, — Я не потребую от тебя ничего невозможного. Скажу честно, с твоими навыками и талантами в сфере искусств, ты – находка, настоящий самородок. Но со своим характером, ты подарок и беда в одном флаконе. У тебя есть настойчивость и, судя по твердому желанию кое-кого убить, ты способна преступить закон, если того потребуют твои собственные нормы справедливости. Но тебе не хватает сдержанности и дисциплины. И кое-каких других полезных навыков. — Но если я преступлю закон, Хитоми это тоже коснется… — О-о, я забыла сказать главное условие. Юко Аска должна исчезнуть. Это, — она указала на дневник, — Я заберу с собой, придешь завтра к шести вот по этому адресу, — она протянула мне визитку, — Обсудим всё без нервов. — Вы меня теперь шантажировать этим дневником будете, да? — Больно надо. — фыркнула та, — Он просто будет гарантией того, что ты точно придешь. Если решишь отказаться от моего предложения, просто заберешь дневник обратно, хотя я бы на твоем месте не хранила на виду такие вещи. Она ушла и, к своему удивлению, я обнаружила, что тишина тоже пропала. Стало слышно, как ветер играет форточкой и звук далекого радио, оставленного включенным в комнате. Я взглянула на визитку: золотистые буквы на вишневой карточке – только адрес. И лишь сейчас сообразила, что не спросила даже имени незнакомки.

***

— Как мне вас называть? — начала я с места в карьер, едва переступив порог роскошного особняка и пройдя за невозмутимым дворецким в гостиную, где меня уже поджидала хозяйка дома. — Луи, можешь быть свободен, — величественным жестом отправила слугу женщина (тот поклонился и вышел), а затем развернулась ко мне, отчего атласная юбка негромко зашуршала, — Можешь называть меня Лилит и на «ты». А то чувствую себя старухой. — Мне где-то кровью расписаться? — осведомилась я, услышав имя. — Знакома с мифологией? Похвально. — хмыкнула хозяйка особняка. — Но это ещё и «ночная сова». Так что можно понимать и так, и сяк. Ну и к тому же, я лилии люблю, — почему-то немного смутилась она, — Так ты обдумала моё предложение? — Кажется, у меня всё равно нет другого выбора, — вздохнула я. В конце концов, я давно уже переступила черту безнадежности. Самое страшное случилось – чего мне ещё бояться? — Вот и отлично. — обрадовалась Лилит, — Думаю, мы сработаемся. Ты настойчива, талантлива, у тебя отличная мотивация, а будет мало – я добавлю. Я невольно вздрогнула – после этих слов мне захотелось малодушно сбежать. — Итак, — воодушевленно продолжала моя новая начальница, переходя на сугубо деловой тон, — Одного таланта мало. Тебе не хватает огранки. Во-первых, обучение искусству стоит продолжить. У тебя будут лучшие учителя – зачеты и экзамены сдашь экстерном, я все устрою. Кроме того, тебя ждут занятия музыкой, каллиграфией, этикетом, классической литературой, танцами, хотя бы в общеобразовательной форме, при этом ты должна разбираться в брендах, сортах вин, бегло говорить на парочке международных языков… Я сглотнула, слушая весь перечень того, что мне предстояло, а список казалось длился и длился. — Иными словами, — подытожила Лилит и заговорила неспешно, словно подчеркивая каждое слово, — Тебя ждёт ежедневный рабский труд. Усердный. Без лени, без страха, без сомнений. — Я не уверена, что смогу… — Сможешь. — уверенно сказала Лилит, — Кроме полезных навыков это разовьет в тебе дисциплину и самоконтроль. В твоем случае, это необходимость. Чтобы стать новой личностью. Чтобы не сгореть как спичка от своих переживаний. Или скажешь, я не права? Я кивнула. Собеседница легко читала меня, словно вывеску в магазине. — Всё зависит только от тебя. — сказала она негромко и неожиданно мягко, — Впрочем, как и всегда. Начнем прямо сейчас. — Что?! — опешила я, увидев, что в дверях, как по мановению волшебной палочки, появился дворецкий с кипой книг и учебников. — Но я не готова. Мне нужно время, чтобы все осознать… Я и правда не чувствовала себя готовой хоть к чему-либо. Я так долго провела в безвременье и теперь неожиданно вывалилась наружу как букашка из янтаря. И не знала, что теперь с этим делать. Лилит не удивилась моей реакции, казалось, она ожидала чего-то подобного. Выдержав выразительную паузу, она сухо сказала: — Урок первый. Жизнь не будет ждать, пока ты подготовишься. Так началась моя учеба у Лилит. Я боялась и ненавидела её, презирала и обожала одновременно. Её методы казались слишком жесткими. Она могла накричать, если ей казалось, что я ленюсь или витаю в облаках, стукнуть бумажным веером – это было не очень больно, зато очень обидно. Лилит раз за разом вытягивала меня за волосы из пучины, как опытный пловец вытягивает тонущего, невзирая на его вопли и сопротивление. Постепенно, мне стали нравиться эти уроки. Я узнавала что-то новое, знакомилась с интересными людьми, либо открывала уже известных мне с новой стороны. Луи – дворецкий Лилит оказался в прошлом опытным вором и карманником. Он обучал меня взлому замков и незаметному изъятию бумажников из карманов. Рэй, который к моему удивлению, оказался связным Лилит, был когда-то давно, ещё до открытия бара, азартным игроком и теперь взялся обучать меня основам игры в покер. Я впитывала новые знания как губка и когда пришло время сменить личность и встать по другую сторону закона, я уже сама с азартом, горячо споря с Лилит, придумывала себе и новую фамилию, и ник в преступном мире, и особенности новой личности. Впрочем, Лилит и не спорила с тем, что мошенница, которой я должна была стать, будет этаким Робин Гудом и Арсеном Люпеном в одном флаконе. Дела, за которые мы брались, крайне редко мне не нравились. Часто это было возвращение картин и ценностей тем, кому они принадлежали по праву, с заменой оригиналов копиями. У Лилит было свое понятие о справедливости и законе. Тем более, что закон часто бывал бессилен, чтобы восстановить эту самую справедливость. Работа была творческая и интересная, так что жаловаться мне было не на что… Звонок мобильного заставил меня вздрогнуть и вынырнуть из воспоминаний. Номер был мне незнаком. — Юко Такатори? — произнесла трубка приятным женским голосом и, дождавшись моего подтверждения, продолжила, — Это из автошколы. Хотим напомнить, что завтра в одиннадцать у вас практический экзамен. Всего доброго! Желаем успехов! Я положила трубку и почувствовала как меня прошибает холодный пот. Я совершенно забыла про экзамен! Был уже глубокий вечер, а мне ещё где-то предстояло найти машину. Я бросилась к двери, чтобы из телефона-автомата связаться с Лилит в надежде, что она уж точно что-нибудь придумает. Но выскочив за дверь, я неожиданно нос к носу столкнулась к Хару, который, видимо, возвращался домой. — Юко? — удивился он. — Ты куда на ночь глядя? Да что стряслось-то? На тебе лица нет. Пандора? — продолжал расспрашивать он. Видимо, видок у меня был ещё тот. — Представляешь, я про экзамен забыла, — нервно пробормотала я. — Надо где-то машину до завтра раздобыть. — О-о. — протянул парень, — Сочувствую. А во сколько экзамен? Я назвала время. — Знаешь что. — предложил Като, задумавшись, — Мне завтра нужно ненадолго заехать за документами для отдела, а потом я могу подъехать и ты сдашь экзамен на моей машине. Я не могла поверить своим ушам. Он что, правда предлагает мне сдавать экзамен на его машине? И это после того как я наорала на них с Камбэ и выгнала за дверь? И как его ещё в лик святых не возвели? — Ты серьезно? — спросила я. — Да, это будет небольшой компенсацией за обыск в твоей квартире, — немного смущенно (и поэтому совершенно очаровательно) улыбнулся парень. — Спасибо, — искренне поблагодарила я его и виновато сказала, — Извини, что наехала… Я вся на нервах была… — Понимаю, — ободряюще похлопал меня по плечу Хару, — Не знаю, говорил ли тебе Камбэ, но мы узнали про твою сестру. Мне очень жаль, что с ней так вышло… Если я что-то могу сделать для тебя или для неё… — горячо заговорил он. — Чем-то помочь… Похоже, о моем плане мести догадался только Дайске. И ничего не сказал напарнику. К счастью. Иначе даже не знаю, как бы я оправдывалась сейчас перед этим добрым, открытым пареньком, совершенно искренне желающим помочь. Мне было неловко перед Хару, но для него же лучше пока ничего не знать. — Ты и так уже делаешь достаточно, — улыбнулась я совершенно искренне (от доброты парня было очень тепло на сердце), — Спасибо, Като, правда, спасибо! С меня пирог. Ну ладно, пока! Пойду, повторю теорию. И мы разошлись по квартирам.