Всё, что ни происходит, всегда так, как нужно, и только к лучшему.
Михаил Булгаков.
- Издевательство, - Итачи морщится от причудливо ярких, пестрых оттенков. Скомканные грязные краски ютятся лишь в уголке парализованного сознания, на небе же в лазурных тонах смешиваются теплые разводы акварели. От точки, зацепленной взглядом, и до горизонта - едва волнующаяся водная гладь. Нежно, легкими теплыми волнами она лижет босые пятки Учихи. Вниз от ступней мерным, поблескивающем голубизной потоком исходит чакра. Он все еще шиноби. Отрывки мимолетного детского желания порезвиться будоражат голову. Итачи заливается румянцем и идет по кругу. Звук шагов - лязгающий, хлюпающий в тишине. Юноша жмурится от яркого солнца. - Попробуй прикоснуться к воде рукой, - чей это голос? Ощипанные ниточки воспоминаний едва ли соединяются узелками... Отец. Его нельзя ослушаться, даже после всех ошибок, сорванных планов и недомолвок - нельзя. Итачи повинуется, окунает кончик пальца в воду - рябь расходится кругами. Мгновенно, словно обухом ударили по голове, стихает беззаботность, мышцы тела крепчают. Чуть заметные морщинки вновь проявляются у внутренних уголков глаз. Почему вода такая холодная? Даже ноги замерзли. Сильнее запахло алым, железным. - Присядь, - Фугаку бросает слова и в то же время слушает, как на смену звуку его голоса идет великое молчание. Вода бурлит и создает нехитрую конструкцию скамьи. Отец подает сыну пример, присаживаясь на диковинную мебель. Итачи проверяет ее на прочность – крепкая, не хуже металла. Опускается на скамью рядом с отцом, упершись лицом в небо, сжигаемый лучами солнца. - Посмотри туда, - Фугаку указывает рукой влево, не глядя в ту сторону. Он ничего не видит, но знает, что все как обычно, на своих местах. Итачи следит за указательным пальцем отоо-сана. Маленький Саске. Резвится вдалеке. Стоит прямо на тонкой хрупкой линии горизонта. Достает с небес удивительно легкие облака, воздвигает воздушные дворцы – черта его характера. В высоте, над краем моря, возникает изящный женский силуэт в нацепленном наспех приталенном белом плаще. Это Микото. Она нежно обнимает младшего сына, и, преодолевая огромное расстояние, их звонкий мелодичный смех доносится до ушей Итачи. Он выжидает некоторое время, любуясь потерянной мирной идиллией, шумно сглатывает и переводит взгляд на Фугаку. - Отец, давно вы здесь? - отоо-сан в удивлении изгибает брови, но молчит. Да, наверное, глупо отвечать на такой вопрос. Глупее, чем рассиживать на гладко вымощенной водной скамейке. - Допрос – моя работа, - только и хрипит Фугаку. Его облик меняется. Теперь он гордо восседает, облаченный в доспехи шиноби. Герб клана Учиха на фоне четырехугольной звезды красуется на обмундировании. Капитан полиции Конохи. Под веками у него вспыхивает ледяное пламя. - Кто ты? – вопрос отца ударяет по ушам Итачи обрубленной четкостью. Юноша прислушается к себе. - Наемный убийца, - допрашиваемый пытается держаться непринужденно, сохраняя маску безразличия. Он прикидывает в уме, точно ли осознает, что говорит, и правда ли это. «Убийца? – беззвучно шепчет себе Итачи, - да». Палач, что неведомым образом по иронии судьбы оказался посреди райского океана, слушающий далекий шум прибоя от невидимой неизведанной земли. Дышит влагой, скрывающей пуды горчащей соли. - Ты помнишь, с чего все началось? – нежно спрашивает отец и берет сына за руку тепло, непринужденно, так, как он никогда не делал при жизни. - Не особо, - резкие слова готовы сорваться с губ Итачи, и ему стоит немалого труда сдержать их. – Когда пытаюсь найти ответ на этот вопрос, мне вспоминается лишь Мадара, его властная рука, увлекающая меня за пределы клана, вытягивающая из котла, в котором я давно варился. - Мы гордились тобой, любили, - и от слов отца исходит какая-то сила, а сын ощущает ее как нечто осязаемое, живое. – В тринадцать лет ты уже добился капитанства в АНБУ, - добавляет отоо-сан, как-то небрежно облокотившись на водную конструкцию. Во всем, что бы он ни говорил, звучит насмешка, метко посланная в адрес Итачи. - АНБУ, - юноша хмыкает, подавляя прилив зеленой злобы. – Зверушка под регистрационным номером 012110. Вот так гордость, - усмешка мимолетно трогает его губы. Но кто, как не он сам, был виновен во всем, что случилось. – Отец, ты всегда забывал о нем, - и Итачи указывает на Саске, - а ведь мне просто повезло чуточку больше. - Итачи, у меня кружится голова от всех этих непонятностей. А сын не может их разрешить – слишком поздно. Он только вдыхает чистый бриз, открывающий разум, который многие пытались закупорить с ранних лет, как консервную банку, пытались залезть в его голову, что-то там изменить, подстроить под себя. Фугаку медленно проводит рукой по воздуху. Его движения – плавные, ленивые, не такие властные и резкие, как при жизни. Для Итачи подобная пластика была привычной всегда, но почему родство можно найти только здесь. Внезапно и беззвучно рядом с отцом появляется карта. Некоторые клочки земли на ней наливаются огнем: одни черным, словно жадно сжираемые Аматерасу, другие – рыжими резвыми язычками, как после Катона. Итачи утыкается носом в необычный отпечатанный чертеж, и участок его расширяется, сияет во всей пестроте красок. Становятся видны фигурки людей, непрестанно воюющих друг против друга. Где-то мелькают войска, где-то проскальзывают крошечные силуэты отдельных воинов. Шиноби – они яро сражаются, не ведая пощады. Итачи заостряет внимание на маленькой фигурке, следящей за кем-то из засады. Она бросает сюрикен, и чье-то тельце падает наземь. В тот же миг – не так далеко от данного места на карте, но довольно не близко в реальном масштабе – начинает плакать ребенок, сильнее прижимаясь к тревожной груди матери и пряча головку в складках ее шерстяных платков. Они еще не знают, но верно чувствуют, что остались без отца. В других местах недвижимо лежат навзничь или изнемогают от боли женщины, старики, разметавшиеся в багряных лужах дети и крепкие мужчины. Но эта статика не в силах остановить стремительное движение на всей карте. Народ куда-то несется, спешит в неистовстве. Все светится желчным завистливым цветом, оставляет алые полосы. Итачи криво и жалко улыбается. «Отоо-сан изучает мою реакцию, - думает он и усилием воли отрывает взгляд от карты». – К чему все это? - Наш мир умирает каждый день, - вкрадчиво начинает Фугаку, стараясь не превратить последующие фразы в колкости. – Дети, который могут его возродить, тоже лишаются жизни. А ты – один из демонов, несущих смерть. Сын капитана полиции – искусный наемный убийца. Вздор! Ниндзюцу учит нас, что сопротивление порождает ответное действие, - отоо-сан пытается застигнуть сына врасплох, но того едва ли трогает речь. Прежде он переосмысливал это сотни, если не тысячи раз. - Отец, ты забываешь, что ниндзюцу учит искать суть нарушения гармонии, источник сопротивления и устранять его, чем я и занимаюсь. Это основное учение. Отец напрягается, силясь понять старшего сына – тщетно. А тот закрывает глаза и отдает лицо порыву ветра. - Ты всегда стремишься познать себя, - затаив дыхание, беспомощно произносит Фугаку и опускает глаза. – Ты первоклассный ниндзя, мастер своего дела. Но что будет, если однажды ты оступишься? Тебе просто не удастся жить в нормальных условиях, переносить типичные людские проблемы. - Я не оступлюсь, - цедит юноша в диком оскале, чувствуя, как ноющая боль подступает к голове. - Но ты уже сходишь с пути, - голос отца начинает звенеть, отдаваться эхом. – Сейчас ты ищешь причину, почему стал наемником. Возвращаешься к истокам. Ведь мы – иллюзии в твоем разуме: вода, небо, ветер, твои родители и младший брат. Итачи кисло кивает. Он засовывает руки в карманы и вытягивает ноги вперед. С видимой скукой он дослушивает отца, окидывает взглядом мать. Его внимательный взор обращен только к нему – к Саске. «Все ли правильно я сделал?» Вот маленький ото-то бежит сюда. Радостно и искренне улыбается. В руке у Саске что-то сверкает в лучах упоительного яркого солнца. Это ожерелье, бусы Итачи, с которыми последний никогда не расстается. В них – вся его жизнь, от начала и до будущей гробовой доски. - Отец, - медленно лепечет старший сын, - сейчас на мне не было этих бус. Я отказался от всего, я был свободен. Но как это тяжело. И у Фугаку округляются глаза. Никогда раньше его дети не откровенничали с ним. Саске подбегает ближе к брату, маленькими тонкими пальчиками берет его холодную руку, поворачивает ладонью вверх и вкладывает туда ожерелье. На лице юноши отпечатывается немая благодарность. - Ты одобряешь мой путь, маленький брат, - он с мольбой поднимает глаза на Саске. – Хорошо, ведь все это ради тебя. Итачи складывает вместе два пальца и коротко касается братова лба. Тот внезапно исчезает. Просто рассыпается на тысячи лепестков и улетает с бризом, словно подверженный технике Конан. Мир тускнеет, теряет краски. Солнце падает за горизонт, как подкошенный боец. Небеса багряными струями заливают округу без шанса на спасение. Все окрашивается в алый цвет. Начинается раскатистый гром. Вспыхивает ветвь молнии. Еще одна, еще ярче.