Моторно-двигательное воспитание

      Сокджин не знает, что хуже: зарвавшийся не на того Паука мелкий китайский клан или Чимин, устроившийся пальбу в тот самый момент, когда полиция гоняет по городу, ужаленная в жопу собственным комиссаром.       В первом случае дело решается достаточно быстро — разорвать отношения с кланом и найти нового поставщика. Да, обидно. Да, неприятно. Но, если трезво смотреть на ситуацию, то Сокджин ожидал чего-то подобного. Раньше все дела с этим кланом курировал босс, а последние свои встречи он проводит в двух состояниях — параноидальном и невменяемом. Тут даже дурак попытался бы нагреть их, но самая главная ошибка китайцев состояла в том, что они не свернули свой план, завидев Чимина.       Пак Чимин — самый настоящий псих под личиной улыбающейся плюшки. Всё видит, всё чувствует и нападает моментально, стоит только хоть чему-то из привычной картины мира выбиться. Иногда это может быть десять пустых ящиков, а иногда листик тополя, упавший ему под ноги там, где тополей отродясь не росло.       Во втором случае всё сложнее, потому что один из ребят, что был с Паком, все-таки попался копам и теперь его надо вытаскивать, а сам Чимин словил пулю и лежит довольный у себя дома, зализывает рану.       — Что будем делать с товаром? Нам нужны эти десять ящиков ещё вчера. Кокс должен отгрузиться в Японию завтра по расписанию, мы не можем задерживать поставку туда, иначе не получим вторую часть денег, — подаёт голос Джексон, печатающий что-то в телефоне.       — Пойдем к Хёку, только он сможет за такой короткий срок собрать недостающие ящики, а потом зарядим тачки и отправим Чонгука с шестёрками в Пусан, — Сокджин устало трёт переносицу, думая о том, что у него заседания в суде один за одним начинаются уже через час и протянутся вереницей до позднего вечера, и он никак не сможет помочь Джексону. — Тебе придётся вместо меня пойти на базу к Хёку. Я его предупрежу, но ты всё равно возьми мяса для его собак. Он добреет, когда про его псов не забывают.       Вообще-то, репутация у Хан Санхёка — частного поставщика оружия и наркотиков — была не самой лучшей, но точно самой впечатляющей. Всего за каких-то три года он занял своё место в нише частников и мог обеспечить почти любой объем заказа за короткие сроки, просто потому что у него и его ребят напрочь отсутствовал инстинкт самосохранения. В прошлом году, например, они залезли в хранилище улик полиции и утащили оттуда две партии кокаина, при этом никого не убив.       И всё бы ничего, если бы не его характер. Санхёк похож на въедливого ужа, готового заползти даже тебе в брюки, если ему что-то интересно. А за собак своих вообще может голыми руками порвать человеку глотку.       Терпения на общение с Хёком хватает только у Сокджина, который в общем и целом находит его больше забавным, чем опасным. И любит мелкого за принципы, которых тот придерживается очень строго: чужие заказы не уводи, свои выполняй в срок и никогда не обманывай на товар. А ещё в Хёковском «хён» по отношению к Сокджину больше реального уважения, чем дани привычной вежливости.       Джексон Санхёка не то, чтобы не любит — не понимает. И поэтому закономерно старается к нему не соваться без острой необходимости, отсюда и растут ноги у сокджинового удивления на простое и лёгкое:       — Окей.       — Так просто? — не сдерживая любопытства, спрашивает Сокджин.       — Ну, у тебя заседания в суде, нового поставщика надо найти, ещё и к боссу на ковёр сходить, — Джексон перечисляет чужое расписание по пунктам ровным голосом, словно старается усыпить бдительность, но эффект получается противоположный. Джин напрягается в своём кресле ещё сильнее и готовится к какому-нибудь очередному локальному апокалипсису. — Я Ачу хочу взять с нами в Пусан.       — Нет, — вот и подвох.       — Нам нужно всё сделать быстро и без шума, люди нужны не просто проверенные, но и хорошие водители. Я не хочу тупых проёбов, поэтому она тоже поедет.       — Я сказал «нет», — интонация получается более резкой, чем того бы хотелось Сокджину. — У неё нет татуировки, и она банально ещё не доросла до перевозок товара. Сколько она в клане? Два месяца? Рано.       — Она угнала комиссарскую тачку, — парирует Джексон. — Теперь дело за татуировкой не встанет. Уверен, босс даже в угаре не пропустил такую новость и скоро ей прилетит второе задание.       — Не прилетит, она просто дура и не знала ничего, вот и повелась на спор с Джебомом. Я объясню всё боссу.       В кабинете виснет долгая тишина, которую хоть ножом режь.       — Окей, — сдаётся Джексон, поднимаясь со своего места. — Только когда к боссу пойдешь, речь порепетируй перед зеркалом, а то не очень верится в то, что она такая дура и не знала про наш обычай.       Сокджин буравит тяжёлым взглядом бумаги на столе, мысленно раздавая себе затрещины одну за другой. Как бы сильно ему не хотелось держать девчонку подальше от всей мафиозной грязи, это уже было бесполезно. Джексон прав. Даже если босс будет в кондиции невменоза, шанс того, что он поверит в откровенное враньё Сокджина равен ноль целых, ноль сотых процента. Либо он использует эту ситуацию в свою пользу и заставит Джина сделать татуировку, либо — на радость Ачу — босс пустит её по заданиям, как гончих пускают по следу добычи. Проще отдать её Джексону и замять это перед боссом, сказав, что они сами уже взяли под контроль этот вопрос.       — Ладно, бери её с собой, — он выстреливает словами другу в затылок, заставляя того улыбнуться и кивнуть.       — Договорились.       Поскольку Санхёк частный торговец, то команду он себе собрал совсем небольшую, а базой сделал собственный дом на самом отдалённом участке закрытого коттеджного посёлка в лесу. Но дом укрепил на уровне, которому бы позавидовала любая силовая организация: датчики движения, камеры, частная охранная система и… собаки. По территории спокойно разгуливает стая из одиннадцати алабаев, готовых по одной команде хозяина отгрызть незваному гостю не только лицо, но и ещё парочку жизненно важных органов.       Джексона они, мягко говоря, напрягают.       Особенно прямо сейчас, когда он держит три забитых мясом пакета, а всё, что разделяет собак от их будущей еды — это двадцать метров, сам Джексон и задорно улыбающийся Санхёк.       Комбинация не из лучших.       — Ты и про детей моих не забыл, — восторженно восклицает торговец. — Какая прелесть! Хён обещал, что встреча будет приятной, но не говорил, что настолько.       — Я тороплюсь, поэтому давай всё быстро решим? — мольба так и проскальзывает в голосе Джексона, придавая его суровому виду некоторую аляповатость.       — Конечно-конечно, — бурчит Санхёк, заглядывая в пакеты и удовлетворённо кивая. — Пойдём, чаю на веранде попьем, пока мои ребята всё перетащат.       Джексон делает глубокий вдох, но умалчивает о том, что чай он предпочел бы пить в доме. Правда, всегда есть шанс, что один или два алабая прячутся под столом кухни, например. Хотя вряд ли под стол поместятся сразу две собаки, может, одна? С другой стороны, Джексон смутно помнит размеры кухонного стола Санхёка. Может, тот у него два на два? Он занимает себя вычислением размеров собак и столов, старательно отвлекая внимания от то и дело подбегающих к хозяину псов, пока они пьют чай в тишине.       — Слышал, у вас новенькая в клане, — вкрадчивым голосом Хёк заводит свою любимую шарманку «доебусь недорого без регистрации и смс».       — Да, но об этом лучше с Сокджином поговорить, — Джексон отпивает чай, молясь про себя, чтобы на этом допрос и окончился. Меньше всего на свете ему хочется обсуждать кадровые решения в клане с чужаком, даже если этот чужак прикрывает твою жопу.       — О-о-о, так это он её привел? Интере-есно, — Санхёк щурится на манер очень довольного кота, а Джексон видит в этом только опасность. Если уж что-то заинтересовало Хан Санхёка, то он горы свернет, но утолит свой информационный голод.       Пожалуй, он готов изменить мнение о том, что лучше бы здесь был Сокджин. Он от своих-то через рык воспринимает любые вопросы касаемо девчонки (нет, Джексон наотрез отказывается звать её по имени, пока она не выучится манерам), а тут человек со стороны. Уж лучше Джексон как-нибудь сам разберётся с этим ходячим недоразумением.       — Это ведь она угнала комиссарскую машину? — продолжает напирать торговец. — Красивый жест, я бы даже сказал, что заявление. Она хочет татуировку?       — Не спрашивал, — пожимает плечами Джексон. — С новичками сейчас возится Чонгук.       — Насколько я помню, у вас жесткая политика в отношение женщин в клане: никаких татуировок для баб. Что-то изменилось? — и смотрит исподлобья с таким любопытством, что того и гляди в чай вместо мёда можно будет наливать ложками.       — Не слышал такого, — а Джексон продолжает настаивать на своём, стараясь вновь вернуться мыслями к столам, псам и вычислениям. — Но даже если и да, то это дела Пауков — не твои.       — Да я же просто спросил, беседу поддержать, — на лице Санхёка прописывается почти искреннее ущемление гордости. Он поднимается с места, поглаживая одного из псов за ухом и произносит равнодушно:       — Злой ты, Джексон, и скучный. Пусть в следующий раз хён приезжает в гости… с подружкой.       А вот это уже совсем нехорошо.       Если Хан Санхёк заинтересуется кем-то, то он землю носом вскопает, не обращая никакого внимания на то, сколько трупов он по пути туда же уложит, но человека достанет даже из преисподней. И нет никакой разницы, в чём его интерес состоит: в простом и чистом любопытстве или бедняга задолжал Хёку двадцатку за проигранный спор. Что ему нужно от девчонки остаётся только гадать, но уже не Джексону. Он эту головную боль переправит прямиком заинтересованному адресату, сразу, как все дела будут улажены.       — Передам, — Джексон также поднимается и вежливо кивает, закрепляя рукопожатием свои слова. — Спасибо за помощь.       — Всегда рад, — Санхёк довольно щерится в улыбке, — с вами приятно иметь дело, ребята.       Чонгук, сидя на капоте машины, выстукивает по бедру что-то среднее между имперским маршем и похоронным — ему всё это очень не нравится. Прямо вот по пунктам не нравится:       — везти товар ночью в обычных машинах, даже не грузовых, даже не набитых плюшевыми зайчиками — идея так себе;       — везти товар, разбившись на группы по пять тачек с интервалом в полчаса — идея просто отвратная;       — брать с собой новичка, которая ещё ни разу даже на нормальном сопровождении груза не была — ну пиздец, вы прикольно придумали;       — оказаться в одной группе с Джексоном и Ачу — просто флэш-рояль по невезению какой-то.       — Просто, чтобы ты знал, — Чонгук поворачивает голову к Джексону, — идея говно.       Ачу на заднем фоне фырчит едва слышно, но Чонгук всё равно слышит в этом звуке нотки нездорового веселья. У неё, очевидно, совершенно другое мнение по поводу их ночной вылазки в Пусан — её пустили к большим дядям за стол, и она от счастья и гордости совсем ослепла.       — Когда выйдем на шоссе, держи дистанцию в четыре корпуса, — серьёзно говорит он девушке, которая аж топчется от желания запрыгнуть в тачку и выжать педаль газа в пол. — Я серьёзно, никаких соревнований, ещё не хватало напороться на дорожный патруль. Понятное дело, Намджун камеры отрубит, но не полицейских же.       — Ага, — кивает Ачу, улыбаясь так широко, что Чонгук жопой — ни нутром даже, — чует, что гонок не миновать.       — И ещё, — Джексон протягивает ей ствол, — держи его при себе наготове, когда заедем в порт. Там, конечно, все в курсе, но лучше перестраховаться.       — Я не убийца, — девушка шипит на него с некоторой брезгливостью.       — А я не балерина. Дальше что, птичка? — невозмутимо парирует Ванг. И он вдруг улыбается широко, почти даже тепло, а потом делает шаг к ней и смотрит прямо в глаза:       — Ты же хотела татуировку? Хотела больше ответсвенности? Крутые задания? Авторитет? Ну так вот, держи. Или ты думала, мы в бирюльки играем?       Чонгук не знает, один ли он замечает или Джексон тоже видит, как в жухлом свете фонаря мрачнеет девичье лицо. Как она морщит переносицу, пряча беретту за поясом своих джинс. Как поджимаются губы, когда она вдруг осознаёт всю серьёзность ситуации.       Может, Сокджину сразу стоило кинуть её в самый эпицентр, чтобы та разок глотнула острых ощущений и забыла о всех своих замашках?       — Окей, бирюльки вычёркиваем, дальше по списку стоят шашки. В них гоняете? — Чонгук на её выпад только закатывает глаза и отвешивает ей лёгкий, едва ли ощутимый подзатыльник. Не столько с целью угомонить (её хер угомонишь), сколько с целью заглушить Джексоновскую ярость.       — Может, поедем уже? — сползая с капота, спрашивает Чонгук и бурчит себе под нос тихое и едва различимое «пока вы не откусили друг другу что-нибудь».       — Связь держим постоянно, и фортели не выкидываем, — открывая дверцу машины, произносит Джексон. — Слышала, птичка, я к тебе обращаюсь?       — Ты сначала попробуй догони, — и Ачу совершает то, чего меньше всего ждут от девушки, которую вытащили из постели в два часа ночи с целью перевезти партию кокаина из одного города в другой — она показывает язык.       — Если догоню, то по приезду сдам тебя в руки Сокджину, чтоб выпорол. Идёт? — внезапно подорвавшийся Ванг удивляет Чонгука ещё больше и не в лучшем смысле этого слова. Они товар везут или реально в бирюльки играют?       — Идёт.       Чонгуку всё это очень не нравится.       Подгоняемая азартом и адреналином, Ачу выжимает максимум из среднестатистического седана, которым обычно пользуются мамочки с достатком среднего уровня и, минимум, с двумя детьми. Узнай они, сколько в багажник их любимой KIA можно засунуть брикетов с наркотой вместо упаковок памперсов, — совершенно нецензурно ахнули бы в ужасе.       Ачу улыбается, разглядывая в зеркале заднего вида машину Джексона, и просто веселья ради немного уходит вправо, а потом влево, не давая своему временному боссу обогнать её.       Джексон Ванг — сплошной набор паттернов сурового мафиози: лицо вечно кирпичом, сигарета торчит за ухом, как сигнальная ракета, чёрные водолазки с кожаными куртками (кстати, если ты не заметил, на улице +27!) и улыбка. Улыбка Джексона Ванга решает всё от проблем по типу «без лишних слов — принеси мне чай» до проблем «без лишних слов, на счет три я отрублю тебе голову». Злить такого, как Джексон всё равно, что каждый раз при встрече дёргать тигра за усы — опасно, весело и однажды закончится смертью.       Не то, чтобы Ачу собиралась умирать, но природное любопытство и тягу к проверке чужих границ дозволенного из неё не выкорчевать уже никогда.       Они играют на полупустом шоссе в шашки, обгоняя друг друга и перебрасываясь шумными фырками под тоскливое чонгуково «как же вы бесите» по групповой связи. Где-то на полпути, когда они проезжают седьмой пост дорожной полиции, её тормозят.       — Сможешь уйти без взятки, и я расскажу о тебе боссу, — насмешливо шипит ей в наушник Джексон, пока Ачу цепляет на лицо максимально дружелюбную улыбку.       — Доброй ночи, господин полицейский, — вежливый кивок.       — Офицер Хван, здравствуйте. Вы превысили скорость, ваши документы.       — Правда? — удивление на её лице расцветает цветком искренности и она неуверенно протягивает фальшивые документы. — Черт, так и знала, что что-то сделала не так и она едет слишком быстро.       Под натиском наигранной досады Ачу бьёт рукой по рулю, сжимаясь от сожаления и чувства вины.       — Понимаете, я только недавно получила права, а тут отец заболел, сестра на работе, и доставить лекарства в Пусан некому, — она тараторит быстро, запинаясь о каждое новое слово, будто вот-вот и разрыдается. — И машина не моя, а сестры. Я ещё ни разу на ней не ездила, не чувствую её, понимаете, офицер-ним? И я честно старалась не гнать выше положенного, но эта машина и звонки отца, которому всё хуже без лекарств, которые мы ему возим из Сеула… Ох, что же со мной будет теперь, офицер Хван? А с отцом?       И вот оно: дрожащие губы, которые Ачу нарочно прикусывает; сцепленные в молитвенном жесте руки; глаза, полные слёз и мольбы, направленные на сурового офицера, Офицер Хван делает шумный вдох, оглядываясь по сторонам, и принимается черкать ручкой в своем блокноте:       — Хорошо, выпишу вам штраф. Только оплатите его сразу, как приедете в Пусан.       — Штраф? — тихий выдох. — А сколько?       — Пятьдесят тысяч вон, — не отвлекаясь, офицер рисует нули в бланке.       — Омо, как много! — в ужасе выдыхает Ачу. — Какой ужас, надеюсь, отец не сильно обидится, что я не смогу купить ему мяса в этот раз. Все-таки лучше штраф и доставить лекарства, чем разбирательства и поставить под угрозу его здоровье. Думаю, он поймет.       Она кивает сама себе, бурчит что-то под нос и мечется взглядом по приборной панели машины, а потом над её головой раздается ещё один громкий вздох. Треск отрываемой бумаги, хрусткий звук сминаемого листка и снова вздох.       — Ладно, госпожа Ким, езжайте уже к отцу и угостите его мясом от меня, только больше не нарушайте, — улыбается офицер, протягивая ей документы.       — Правда? — распахнутые глаза, дрожащий голос от того, что не верит в собственную удачу и чужую щедрость — сплошная ширма, отвлекающий манёвр, чтобы сделать кое-что очень гадкое.       — Правда, — кивает, улыбаясь ей по-отечески, офицер Хван. — Приятно знать, что не перевелись ещё заботливые дети. Просто не нарушайте больше.       — Спасибо, офицер-ним, — Ачу кланяется ему трижды, слегка задевая лбом руль и вызывая тихий смешок. — Спасибо большое.       Ачу вновь вклинивается на шоссе, включая связь с группой,       — Как конфетку у ребёнка отобрать.       Ей даже не приходится представлять — она прямо слышит, как зубы у Джексона начинают скрипеть. Ачу честно держит приемлемую скорость ровно один километр, а потом срывается догонять свою группу. Оставшуюся дорогу до порта они преодолевают без приключений. Первое, что Ачу делает, когда выходит из машины — это подходит к Джексону и вручает ему офицерские часы, которые успела стянуть с полицейского, пока тот передавал ей документы.       — Офицер Хван просил накормить тебя мясом от его имени, — подбородок задирая вверх, щебечет и старается не рассмеяться от чужого, покорёженного удивлением и злостью лица. Если уж дёргать тигра за усы, то делать это красиво и до победного, поэтому Ачу прибивает Джексона сладким, елейным:       — Папочка.       Позже, когда они уже скинут тачки и поедут обратно в Сеул на поезде, чтобы не привлекать внимания, Чонгук её отругает. Выкатит ей целый список того, что она сделала неправильно, начиная с того, что была неразумной и её тормознули, а они все из-за этого задержались, и заканчивая тем, что ей не стоило дразнить Джексона, потому что он уже обо всем предупредил Сокджина.       Позже, когда она уже будет в Сеуле зарываться пальцами в густые сокджиновы волосы, прижимаясь к нему всем телом, он её отругает повторно и со вкусом, предварительно забрав оружие, которое так и будет неприятно холодить ей спину.       Всё будет позже, а пока она довольно разворачивается на пятках и идёт в противоположную от Джексона сторону, ибо самое важное в играх с тигром — это вовремя убежать из радиуса доступности для укуса.       — …но это ещё не всё! — задирает указательный палец Джексон в то время, как Тэхён почти одновременно с Чонгуком делают по глотку виски. — Она, блять, опять стащила у меня ключи! Ну ты прикинь, а? И я после этого ещё и с боссом должен поговорить? Ага, бегу и падаю.       Джексон фыркает, запивая досаду и уязвлённую гордость порцией алкоголя, но не чувствует привычной расслабленности, которая обычно накатывает приятным грузом. Ярость и желание придушить девчонку всё ещё сводят челюсти и закручивают нутро в тугой узел. Не, ну какова зараза?!       — А чего бы и нет? — с интонацией познавшего дзен мудреца из буддистского храма спрашивает Тэхён.       На вопрос подхватываются сразу два человека: Джексон, чья гордость и просранные уже дважды ключи не позволят пойти к боссу, чтобы в эпитетах тому рассказать о занозе в собственной заднице, и Чонгук, который, конечно, Джексона понимает, но в первую очередь думает о своём хёне, с которым прошёл и огонь, и девок, и медные трубы тоже.       — Офанарел?!       — Охуел?! — в унисон произносят Джексон с Чонгуком и, переглянувшись, усаживаются обратно каждый со своей уважительной причиной вскинуться.       — Щас не понял, — Тэхён ставит стакан обратно на барную стойку их давно опустевшего клуба и смотрит то на одного, то на другого. — В чём проблема-то?       — В Сокджин-хёне, — вздыхает младший, разглядывая дно своего стакана. — Он ясно дал понять, что Ачу татуировку получить не должна вот совсем.       — Окей, допустим, — кивает Тэхён, который прекрасно знает, что если уж Сокджин и умеет что-то лучше всех, так это дать понять о своих желаниях и о последствиях за их неисполнение. — А у тебя что за причина?       — То есть то, что я тебе рассказал, по-твоему, не достаточная, блять, причина? — искренне офигевший Джексон давится виски, морщится, но Тэхён, который у них за штатного хирурга, кажется, на самом деле дипломированный психолог, потому что буравит его таким «в-самую-душу» взглядом, что даже неловко.       Нет, Джексон прекрасно понимает, что взгляды на жизнь у него разительно отличаются от тех, что принято называть нормальным, просто потому что он родился и рос изначально в семье мафиози. Но прямо сейчас он крутит шестерёнки в своей голове, пытаясь примерить своё «нормально» с общепринятым, и внезапно обнаруживает, что самый главный дятел в данной конкретной ситуации он сам. Его за язык никто не тянул, и на карманы он ещё после первого раз мог поставить сигналку, ну или хотя бы сунуть туда мышеловку, чтобы эта «как конфетку у ребенка отобрать» оттяпала себе пальцы раз и навсегда. Только вот у Джексона есть кое-что ещё, что воспитала в нём жизнь в клане — неумение признавать собственные ошибки.       — Ну и ты слышал, — очень топорно переводит стрелки Джексон, — Сокджин-хён очень против татуировок.       Тэхён хмыкает только, словно понял вообще всё, и тянется к бутылке, подливая в каждый из стаканов.       — Значит, проблем у тебя нет. Я всё правильно понял? — ехидно выгибает бровь Тэхён, наблюдая за тем, как Джексон опустошает стакан и от злости едва ли не стучит зубами по стеклянному краю.       — Да нет же! — громко стучит посудиной тот, подрываясь с места. — Я же тебе сказал, она ключи у меня спёрла уже два раза, а я ей пообещал поговорить о ней с боссом. Не поговорю — она ж мне все нервы вымотает или всем разболтает про ключи, а ты прикинь, что обо мне тогда говорить начнут, — Чонгук с другой стороны от Тэхёна сочувствующее цыкает. — А поговорю — вымотает Сокджин, но уже не нервы, а кишки.       — А ты скажи ей, что поговорил, дай задание какое-нибудь лайтовое, но такое, чтоб она всё-таки помучилась, а то будет неправдоподобно, и предварительно согласуй данный квест с Сокджином, — Тэхён раскладывает проблему так, как старшеклассник щёлкает задачи по математике начальных классов — играючи красиво и до одури бесяче.       — Да чтоб я из-за какой-то девчонки так носился?! Проще придушить, заразу.       — Проще-то оно может и проще, но Сокджин тебе за это может вымотать уже не кишки, а хребет, — поддакивает Чонгук, заслуживая за это пронзительный взгляд, полный выжигающей ярости.       — Согласен, — кивает Тэхён. — Сам подумай, ты где видел, чтоб Сокджин больше пары раз девчонку к себе таскал? А чтоб он с ней носился по всему городу и в клан пропихивал? Я уже молчу о самой Ачу, мне одного взгляда хватило, чтоб понять — не дура и далеко не стандартный набор «тёлочки», что ошиваются вокруг нас стайками. Такие точно глаза опускать в пол не умеют, как и тормоза вовремя прожимать. В общем, классный экземпляр, себе бы забрал, если бы она крови не боялась.       И Джексон, до этого слушавший чужую речь сквозь скрежет собственных зубов, потому что перед глазами все время маячил задранный кверху нос и копна закрученных на концах волос, гордо щёлкнувшая его по морде, внезапно приободряется. Подтягивается на стуле, в зрачках вспыхивает огонь надежды отыграть позиции власти, а грудину лижет пламя надежды на возможность преподать урок.       — Крови боится, говоришь, — довольно тянет гласные Джексон и расплывается в улыбке, уже спокойнее отпивая виски.       Тэхён примерный ход мыслей друга улавливает сразу, хотя бы потому что сам намеренно его к ним подтолкнул, и тоже улыбается, чтобы протянуть руку и произнести:       — Без видео приз не дам.       — Разбей, — просит младшего Джексон, скрепляя руки с Тэхёном.       — И почему у меня ощущение, что в итоге кишки размотают вам двоим? — вздыхает Чонгук, который подобную картину наблюдает с регулярностью примерно раз в месяц: меняются только декорации и предмет спора, приз всегда неизменный, как и участники. — Причем даже не Сокджин.