Сокровище двух океанов

      Накрахмаленные рубахи с кружевными жабо, жюстокоры, тесные жилеты, подвязки, парадные туфли не по размеру – красота и помпезность взамен удобства. Спасибо, что корсеты обязывали носить только женщинам. Корсет бы Ханма точно не выдержал. От многослойной тесной одежды в жару мутило сильно. Хотелось сорвать ненавистный воротник, расстегнуть манжеты, что теснили запястья, и распахнуть кафтан. Но на приёме нужно было вести себя соответствующе статусу, он же не какой-то кузнец в мятом драном фартуке. Ханма стоял вместе с другими высшими морскими чинами на приёме королевского Совета. Всех их собрали в такую жаркую рань лишь по единственной причине: надвигалось прибытие дипломатов. Советники распределяли обязанности и давали указания в спешке, потому как сутками ранее случившийся на площади инцидент требовал к себе бóльшего внимания.       «Как будто гонцом нельзя было послать», – Ханма ворчал про себя, осматривая одного советника за другим. На невысокой фигуре, облачённой в бархатный тёмный жюстокор, взгляд задержался чуть дольше. Разглаженная одежда, сидящая по фигуре, жабо с крупным агатом, уложенный припудренный парик, связанный сзади чёрной лентой, пенсне, сверкающее в утреннем свете солнца. Всё в нем было идеально. Идеально настолько, что сорвать одежды хотелось одним рывком. Разорвать в клочья, чтобы увидеть взгляд удивлённый, может даже чуточку разгневанный. Ханма смотрел на Кисаки в его безупречном облачении с нескрываемой любовью. В ответ на него смотрели никак. По крайне мере сейчас. Однако, Кисаки прекрасно ощущал на себе заинтересованный раздевающий взгляд, но поворачиваться не спешил. Он сосредоточенно слушал длинную речь канцлера по поводу распоряжения для торговой ярмарки на ближайшие дни. Ханму это задевало лишь чуть-чуть. Он прекрасно знал, как только они останутся наедине…       — Что касается непосредственно сопровождения наших гостей, которых нужно встретить непосредственно в море, хотелось бы предложить несколько кандидатов.       — Господин канцлер, позвольте, разумно предположить, что кандидат у нас имеется всего один, – Кисаки поднялся из кресла, покашливая, привлекая к себе внимание. – Оба наши адмиралы сейчас в плавании, ни одни из них не успеет к закату добраться до столицы, а передать им весть в пути не представляется возможным из-за поднимающегося восточного ветра, сами понимаете, курс сложно будет менять прямо в море, – он вдохнул побольше воздуха. – Почти все корабли вице-адмирала до сих пор пребывают в состоянии ремонта. Возможно в какой-либо другой ситуации можно было бы ограничиться лишь одним для сопровождения, но не в текущем положении. – Он обвёл взглядом всех присутствующих, убедившись, что каждый слушает его речь и понимает намерения. – Если мы выдвинем на сопровождение флот, пусть под командованием самого младшего из высших чинов, это будет иметь должный эффект защиты. Поэтому я справедливо предлагаю контр-адмирала как единственного человека, который сейчас способен собрать полную флотилию и выдвинуться навстречу, не теряя времени и попутного ветра.       Ханма к таким речам Кисаки, как одного из советников, уже привык. Тот стремился донести полную информацию с фактами и аргументами до слушателей, пусть она даже не всегда была правдивой. Ибо любой из адмиралов был уже на полпути к столице, поэтому каждый из них мог бы участвовать в сопровождении дипломатов, даже если это означало отсутствие времени на передышку, но Кисаки такое положение не устраивало. Каждый из них – это не его Ханма. А значит доверия к ним было намного меньше, особенно если в операции могли возникнуть помехи в виде пиратских суден. Тех самых, которые не просто под флагом Весёлого Роджера ходили, а были им знакомы. Им обоим знакомы.       Проблема донести информацию и быть услышанным распадалась сама собой, когда за годы пребывания в Совете Кисаки успел изучить каждого члена вдоль и поперёк. Что сказать, как подступиться, как переманить на свою сторону в конце концов. Не сказать, что это работало абсолютно всегда, но решения в Совете определяли большинством голосов, а значит убедить весомое количество людей всегда было возможно. А вступать в полемику с Кисаки было достаточно проблематично. Особенно в текущей критической ситуации.       Вот и сейчас, когда буквально пара человек с возмущением на лицах подняли руки, выражая недовольство, канцлер лишь взмахнул на них:       — Справедливое замечание, господин Кисаки, это выглядит разумным. Я подпишу указ в течение двух часов и передам его вам. Что ж, господа, – он указал на собравшихся моряков, – раз с этими делами окончено, вы можете вернуться к непосредственным обязанностям. Нам нужно ещё обсудить произошедшее вчера нападение. Господин, контр-адмирал, дождитесь указа перед отплытием.       Ханма откланялся и вышел вместе с остальными. Целых два часа где-то бездумно ошиваться в ожидании распоряжения было не весело. Но разморённое жарой тело требовало лишь одного: ужасно хотелось скинуть кафтан и окунуться в воду. Благо на корабле можно было не щеголять при параде, но идти на пристань сейчас было слишком рано. С другой стороны, всего пару часов времени, пока солнце уйдёт из зенита – отличный способ дождаться Кисаки в его кабинете. Перспектива разлечься на софе и поспать в западной комнате, где до вечера было приятно и не столь жарко, играла в голове яркими красками. Улыбка невольно появилась на лице, но также быстро пропала, когда Ханма увидел идущую прямо на него мощную фигуру.       Этой фигурой оказался никто иной как Тайдзю Шиба – один из лидеров торговой гильдии, который в последнее время зачастил ходить в здание Парламента. Ханма не знал, какие у него были отношения с советниками и непосредственно канцлером, но по тому, в какое русло двигалась вся торговая Ассоциация столицы, можно было понять, что очень тесные. Очень тесные, но не очень крепкие. Насколько Ханма располагал сведениями, бывший лидер Ассоциации умер при неизвестных обстоятельствах, а чуть позже верхушку быстро занял дом Шиба. Но Ханме было, грубо говоря, всё равно на то, как торговля развивается, сколько нелегальных товаров в этом замешано, имеет ли место быть воровству и разбоям. Пока ситуация не приобретала интригующий характер выгоды и развлечения – она его не касалась. Однако и водить дружбу с Шибой ему вовсе не хотелось. Но не чтобы были причины его избегать…       — Слышал, что ты отправляешься в море.       — Слышал? – Ханма улыбнулся, как обычно ушлости не занимать. – От кого это? Указ ещё даже не вынесен.       — Кисаки сказал, что обо всём позаботится. Судя по твоей ухмылке: уже позаботился.       — Вот как. И что тебе надо от меня?       Шиба сложил руки на груди. Рукава его позолоченного жюстокора обтянули налитые мышцы. Он дышал громко и через нос, но крылышки ноздрей шевелились медленно, прогоняя кислород в организм. В таком полуспокойном состоянии он мог прибывать долго, но любая маленькая оплошность могла разбудить в нём зверя одним мгновением. В дрессировщика Ханма играть не хотел. Не того рода увлечения. Поиграть с Кисаки – одно дело, с Шибой – спасибо, не заказывали.       — Найти кое-кого.       — Я же моряк, а не сыщик.       — Значит расширишь грани деятельности.       — Всё ещё не можешь простить её ухода?       Ханма оскалился. Дрессировкой тут и не пахло, решётка вольера была открыта настежь, одна лишь надежда оставалась на благоразумие зверя. Но не вставить свои два словца он попросту не мог. Кажется, все в правительства знали о побеге наследницы дома Шиба. И как бы сам Тайдзю не стремился замять этот факт, ограничилось лишь тем, что девушку обвинили в сговоре с пиратами. А за сим её побег воспринимался как нечто вопиющее, поэтому все подозрения постепенно спадали. Но, конечно, её поступок таковым не являлся.       — Это не твоё дело!       — Теперь моё, раз ты меня нанимаешь.       Ханма и моргнуть не успел, как был прижат к стене лишь одной мощной рукой поперёк груди и шеи. Шиба навис над ним огромным изваянием. Крылья носа раздувались быстрее.       — Слушай сюда, вошь, я тебя не нанимаю. Я знаю, что тебе нужно встретить каких-то особ, и что они с большóй вероятностью пересекутся в море с отплывшим не так давно отсюда кораблём.       — Ладно, ладно, не кипятись, здоровяк, а то твоя красивая расшитая форма порвётся прямо здесь, – Ханма расставил руки в стороны, давая понять свои безобидные намерения. – Мне не прельщает видеть твоё нагое тело.       — Ты знаешь, что меня интересует, – Шиба отступил на полшага назад. – Один потопленный корабль.       — Скреплять сделку рукопожатием не будем, – Ханма прокашлялся, трогая горло, – я уже почувствовал твой хват.       Тайдзю кивнул и поспешил удалиться. Очевидно, Ханма не был рад этой встречи. День начинался как по параболе. С неизбежными ямами и рытвинами. А значит и в море его могли вполне подстерегать неприятности. А это означало лишь ещё больше веселья. Хотя, куда же без них, если Кисаки так рьяно выдвинул его как единственного адмирала на пост сопровождающего.       В голове Кисаки было поистине много мыслей и планов, переплетений стольких судеб и мест. Хоть Ханма и был знаком с ним с раннего детства, он до сих пор не мог разгадать многие манипуляции. Вот тот смотрел на человека, обещал ему безопасность, пожимал руку, а через мгновение его люди уже всаживали нож бедняги в спину. И за каждым таким поступком стояла выгода. Для себя или государства. И с таким опасным человеком определённо хотелось дружбу водить, чтобы не оказаться обманутым и пристреленным. Ни один раз Ханма оказывался на грани смерти, но всегда выходил сухим из воды. И благодаря себе, конечно, в бóльшей мере, но и не без помощи Кисаки.       Однако, Ханма чувствовал в их отношениях свою особенность. То, что никто никогда не узнает кроме них двоих. Двоих. Ханма улыбался, сдёргивая ненавистное жабо с горла, кидая его прямо на стол. В кабинете и правда было не душно, а просторная софа приветливо скрипнула под весом знакомого тела.       С Кисаки хотелось играться как с мышкой. Но осторожно, не царапая, не пытаясь навредить. Потому что невозможно было предугадать, когда в его руках появится наточенная рапира. И когда приветливый блеск в глазах может смениться острым. Хотя Ханма переживал на этот счёт меньше всего: слишком долгий путь они прошли бок о бок, поддерживая друг друга, чтобы вот так просто распрощаться.       Поспать Ханме так и не удалось. Распахнутые буквально спустя полчаса после собрания двери впустили хозяина кабинета внутрь. На ходу снятый жюстокор был ловко отправлен на спинку кресла. Присутствию Ханмы удивления не было.       — Смею заверить… младшего из чинов… – Ханма прыснул в кулак. – Что ты там наговорил?       — Достаточно для того, чтобы тебя спокойно отпустили в плавание одного без лишних глаз, но с внушительной частью флота.       — Внушительной для потопления одного корабля?       — Ты встретил Шибу?       — Ага. И он сделал примерно что-то такое.       Ханма рывком поднялся с софы, в два шага подступая ближе к Кисаки, отгоняя того назад. Опираясь рукой о стену над его головой, Ханма навис сверху. Он улыбался, смотря в совершенно спокойные глаза, спрятанные за стёклами пенсне. Чем больше преград было до собеседника, тем уютнее он себя чувствовал. Но, увы, с Ханмой такое не прокатывало. Кисаки мог надеть хоть дюжину пенсне, кафтанов, зарыться в одеждах как капуста – от пристального взгляда и шаловливых рук скрыться было невозможно.       — Шуджи, прекращай.       — О, правда? А вдруг со мной в море что-то случится? Неужели последним, что ты услышал от меня будет лишь официальный рапорт? – руки сами тянулись расправить образовавшиеся складки на рубашке, Ханма перебирал длинными пальцами их прямо у горла, нажимая сквозь ткань мягко и осторожно.       — Не драматизируй.       — Я романтизирую.       — Вот вернёшься…       Ханма заинтересованно склонил голову, спускаясь рукой ниже на грудь. Кисаки прокашлялся, отводя взгляд.       — Вернёшься, тогда и поромантизируешь. У меня много работы. У тебя, кстати, тоже.       Непослушную ладонь накрыла другая, мягко отстраняя. Не отгоняя, скорее, просто прося. Статус и характер Кисаки не давал ему быть иным, но по каждому движению и взгляду Ханма понимал, что весь клубок нежности распускался лишь перед ним. И это будоражило. Он отступил на шаг, пропуская Кисаки к столу, оставаясь позади него.       — Главное не оплошай как в тот раз.       — Долго ты будешь припоминать мне это?       — Всю жизнь.       — Всю жизнь любовной клятве нужно предаваться.       — Мы не женаты.       — Знаешь, а пора бы уже.       Острый слух поймал выбитый из общего ритма вдох. И этого было достаточно. Не то чтобы Ханма как-то сетовал, их отношения всё равно были зыбкими, всё ещё зыбкими, но уже не столь наигранными. Кисаки стеснялся его всё меньше, мог позволить касаться себя, проводить время не только на собраниях, но и в порту, на прогулке в парке, когда у обоих появлялись свободные часы. Двумя неделями ранее врученный ключ от личного кабинета в Парламенте для Ханмы стал действительно неожиданностью. Словно подарок, словно какой-то жест доверия. Поэтому он предпочитал не торопить события, а плыть по течению, особенно если ветер попадался благоприятный под курс. Но тем не менее, он вполне был бы не против отправиться куда-нибудь на другой остров, чтобы в атмосфере полной секретности заключить не только деловую сделку, но и нечто большее.       — Тебе нужно собираться.       — А как же поцелуй на прощание.       Ханма облокотился локтем о стол, нависая сверху. Кожа Кисаки такая мягкая, почти бархатная на ощупь, под стать его идеальному костюму. Её хотелось ласкать, целовать, пробовать не спеша, по миллиметру проходясь губами по каждому открытому участку. Чтобы видеть постепенно расширяющиеся зрачки, заполоняющие всё пространство голубой радужки. Чтобы слышать сбивающееся на пол октавы дыхание с каждым движением. Очень сильно хотелось, но всё это не сейчас. Ханма лишь разочарованно хмыкнул, ловя губами лёгкий поцелуй. Небольшой прилив сил потоком разошёлся по мышцам.       — И спрячь их.       Кисаки указал на расчерченные замысловатыми татуировками ладони Ханмы. Он снова забыл надеть перчатки.       — Тебе не нравятся?       — Мне нравятся. Не нравятся людям вокруг. Не думай, что я могу отмазать тебя от всего. Если хоть какая-то часть твоей команды…       — Не бойся, они все кормят потрохами Морского Дьявола. Или уже давно сошли с ума.       Ханма снова наклонился, припадая губами ко лбу, оставляя целомудренный поцелуй, пресекая все попытки на дальнейшие выговоры. Подхватил со стола подписанный указ и поспешил удалиться. Одинокое смятое жабо так и осталось украшать стол Кисаки напоминанием.