Солнечное затмение становится всё масштабнее

Все привыкли считать, что «Солнечное затмение» – самыми простыми словами является тем явлением, при котором загадочное, инородное, космическое тело – «Луна» накрывает своими границами круглой формы яркую и опасную звезду – «Солнце». Всегда ли это было? Является ли на самом деле тем, за что за себя выдаёт? Разве никто никогда не задавался вопросом по типу: «А почему именно Луна, что, других планет нет?». Ответ же был так рядом – «Нет, других и быть не должно». – "Он мне нравится. Определённо. Я уже решил. Он нравится мне. Нравится. Нравится? Да, нравится. Когда он начал мне нравиться? Почему я ему верю, что меня влечёт? Так абсурдно. Как я мог?.." Зачем он так спешит, к чему столько вопросов? Раз определился с чувствами – вперёд. Или страшно? Ну уж нет, не сейчас. Луне не страшно, стоит поверить. Скорее, это именно он начинает пугать тех, кого не недолюбливает, а таких, как оказывается, немало. Уже успел многим "насолить"? Или это они виноваты? Определись. «Солнечное затмение» ведь не просто называется именно так – «затмением». Верно? Соглашаешься? – "Он так смотрит на меня... Мне вроде и приятно, но вроде и как-то неприязно. Зачем я смотрю в ответ!? Нет, убери глаза от него, быстро, быстро! Он так двигается, как же я могу не смотреть?.." Да, похож из тех, кто изучает, планирует, создаёт тактику, а не идёт напролом. Сандропу было приятно ощущать себя в поле зрения и сладкого внимания со стороны любимого мужчины, но он боится. Боится? Чего? Так отвечай, что такое «Солнечное затмение» на самом деле. Что? Ты уверен? * * * – Извини, что я забыл! Я же честно забыл! Прости меня! Я не хотел! Солнце распинается перед своим "коллегой", чуть ли не рвёт горло в извенениях. Хотя кого обманывать? Монтгомери даже и близко ему не со-знакомый. Кому паренёк пытается доказать что-то? Зачем он так напрягается, стоя посреди небольшой террасы, нервно вздрагивая? Почему снова мнёт свои пальцы от нервов? Опять трёт их о светлую ткань штанин, что всегда было во внимании другого воспитателя. Нервы? Впереди же есть полуоткрытая дверь детского сада – такого любимого места того, кто сейчас извинялся раз тысячный точно; заходи туда, зачем стоишь и слушаешь этого "человека"? Что!? Да ты же ему прислуживаешь! Он кричит на тебя, а ты топчешься на месте, чуть не плачешь. Всё, хватит стоять в стороне, он не будет терпеть. – "Не-ет, я не буду терпеть. Не на этот раз, мне слишком больно смотреть, как он извивается в попытках уйти от этого больного!" Мундроп спускается с тёмного потолка, опускаясь на светлую плитку заведения – никто не услышал. Не отцепляет от себя прочный чёрный трос; заводит его за спину, нервно клацая сзади. Надёжно закрепляет сцепление с металлом, туже затягивает на талии. Из-за этих махинаций и неприятного для ушей звука оба аниматора поворачиваются на источник шума: воспитатель ночного времени суток стоит от них на расстоянии около нескольких метров. – "Мун! Мунни! Как же я сейчас рад тебе. Ты вовремя!" Солнце смотрит на своего друга, неприлично широко улыбается, почти дёргается в ту сторону, где предмет его обожания стоит. Вот считай, что сейчас он побежит к Луне, обнимет его, попросит уйти отсюда и как можно дальше. Снова почувствует чужой горький кофе на щеках, мяту на шее, хвою на ключицах, а в середине солнечного сплетения всё это вместе – всё смешанное, как в мутном, туманном и неосознанном танце, которому ему хочется поддаться. Как же хочется к нему. Тянет. Что-то толкает вперёд. Какой наивный. Это же ещё не всё. Шоу начинается. – Эй, я тут стою, я ещё не закончил! Не отводи свои глаза! Резкий, нервный, неприятный и грубый тембр ударяет по перепонке, заставляя ту гадко кипеть изнутри. Чужая мазолистая ладонь хватает тонкую руку. Как противно. Хочется вырваться, но не получается, так крепко держит. Вроде хватанул за кожу, а ощущается как за саму кость. Больно. Какой надоедливый, слухи не врали. Только тело хотело поддаться вперёд, ближе к Луне, а получилось наоборот. Жёсткое покачивание из стороны в сторону и неконтролированный шаг назад. – "Отпусти его! Не делай ему больно, нет! Как же я тебя ненавижу. Уйди. Уйди немедленно!" – Отпусти его. Быстро отпусти. Хриплый, явно не выспавшийся голос протекает по открытому помещению, разливается по стенам. Мун не кичится, не хохлится, как обычно любит, а делает уверенные шаги к паре глаз, которые бегают по нему, ищут защиты. Шаги навстречу получаются громкими: подошва стучит по кафелю, громкие колокольчики ещё отчётливо слышны. Взгляд собранный, жёсткий. Брови нахмурены, спина ровна, как наточенная шпага. Зрачки цвета спелого граната словно зациклены на "обидчике", как будто целей и предметов больше не существует. В то время как другие, стоящие зрачки напротив, делают дыру в них – такие золотые, как из чистого песочного янтаря. Они то ли сверкают от наступивших слёз, то ли от испуга. Не бойся, он же рядом, вот он. – Чего!? Я, может, не рассл... – Я не повторяю. Мун уверенно почти что прыгнул к ним, чтобы не делать лишние три-четыре шага. Так будет проще, быстрее, так он спасёт его. Парень уверенно встаёт напротив Монти, закрывает своей спиной Солнце. Ну вот! Это то самое «Солнечное затмение», да? Нет, ещё слишком рано. Луна складывает руки на груди, яро дышит. Он приподнимает подбородок так высоко, что создаётся такое ощущение – вот ещё немного и шея с позвонками хрустнет. Но этого не происходит, а лишь наоборот, он становится ещё выше, грузнее. Сейчас он предоставил защиту Сану. А что тот? А тот облегчённо и удрученно делает тяжёлый и сильный выдох – явно попал горячим дыханием в затылок другу. А друг, похоже, и не против. Как это ощутил, то начал покрываться маленькими мурашками, которые уже бегали по всему телу, начиная с позвоночника. Вроде дыхание было тёплым, а по душе пошёл приятный холодок. Но вида не подаёт, надо же выглядеть мужественно в такой-то момент. Сан прикрывает глаза, тянет ладонь к руке Лунного, который полностью его закрыл, как надёжный щит, хочет взять того за пальцы; Мун приподнимает одну бровь так высоко, что та почти упирается в потолок, его губы сложены нитью – он явно недоволен, дыхание становится всё тяжелее и тяжелее с каждой долгой секундой. Хорошо видно, как он озлоблен, да и не пытается это скрывать; Монти широко открывает глаза настолько, что в итоге снимает с переносицы очки-звёздочки, он не сделал ни шагу назад, ни шагу вперёд, явно не ожидал. – Мундроп, ты что, серьёзно? Резкий хохот. Противный и жалкий хохот. "Грубиян" всего плекса сворачивается чуть ли не в три погибели, выдавливает из себя грубый смех. Ненастоящий, наигранный. Сандроп растерялся, почти впился в спину Муна, ища поддержки. Его совсем не видно. Разве что лучики по бокам слегка подсвечиваются. Ищет защиту, значит? Тогда Луна его не подведёт. – Ты его защищаешь? Ха-ха-ха, он же поло... Не успевает договорить тот, как Луна делает быстрый выпад вперёд: спина отталкивается от тёплого дыхания Солнца, ступни опираются об пол, точка опоры найдена – он бьёт смеющегося кулаком в челюсть. Левый коронный, до правого похоронного ещё дойдём. Ох, как же это было хорошо! Камеры есть? Было бы замечательно, если они этот момент записали. Мун бы с гордостью хвастался другим при любой ситуации. А Сан панически бы пытался эту запись удалить, чтобы не позориться. – Му-ун! Дневной воспитатель выкрикивает на полувыдохе, зажмуривает золотые глаза, вздрагивает и закрывается, был не готов; ночной воспитатель вернулся в обратное положение, но левую руку выставляет в сторону, как бы закрывая своё Солнышко ещё больше, ещё надёжнее. Мужчина качнулся, с трудом удержал равновесие. Он ошарашенно, словно парализованный мощным разрядом тока, прикладывает ладонь к ушибленной части лица. Да, было больно, потому что Монти знает удар Муна, хорошо знает. Откуда? Когда-то они хорошо ладили, хорошо дружили. Из-за похожего характера и манер они были даже неразлучны, считались лучшими друзьями. Но неприятный момент их разъеденил. Навсегда. После того инцидента, что Монтгомери помнит отчётливо до сих пор, Луна перестаёт общаться с ним, дружба заканчивается. После косо смотрят друг на друга, не здороваются месяцами. А сегодня он замечает, как его Солнышко кто-то тронул? Ну не-ет, этому не бывать. Даже если это и был его бывший друг, то ещё ничего не объясняет. Много себе позволяет нынче. – Я сказал: отвали от него. Что тебе не ясно? Снова подаёт холодный голос ночной. Он не выглядит растерянным или боязливым, даже наоборот, как-то оживляется. Приятные покалывания пляшут на костяшках правой руки, самодовольная ухмылка тянется вверх. Не самое ли это подходящее время, чтобы вспомнить прошлое? В руку как будто вонзаются тысячи острых игл, но тянуться и чесать её не хочется, это даже приятно, ведь Лунный сейчас защищает. – И что же ты мне сделаешь? Напугал, ха-ха... Но ведь, Монти, ты же знаешь, на что он способен, а особенно когда в таком приподнятом состоянии, весь на эмоциях. Зачем провоцируешь? Ты специально, верно? Тебе просто скучно? Мундроп даже не дрогнул, смело делает шаги ещё ближе к "ящерице". Очень уверен в себе. Хорошо ли это? Не погубит ли он себя и Солнце? – Ну, могу так. – юноша приседает на уровне чужого пресса, пока тот ещё не особо пришёл в себя, выгибает в сторону правую ногу, бьёт по чужой конечности со всей своей силой. Получилось неплохо, Луноликий попал почти в середину кости. Слышится злое шипение через зубы. Мун не обращает внимания, ведь по его мыслям всё идёт чётко, словно по какому-то определённому заготовленному плану. Его знает лишь один из всех троих. А почему не озвучил? Загадочный. Мунни всё же не назовёшь слабаком, он умеет постоять не только за себя, но и за Сана, чего именно сейчас больше всего желает. Ходил в спортзал? Похвально. Такой от природы? Восхитительно. Нога с синими шароварами, что украшены в яркие желтоватые звёздочки бьёт так, что чужая, противоположная, в зелёных брюках задевает соседнюю и противник теряет поверхность из под ног – падает, отчаянно пытаясь схватиться хоть за что-то рядом. Шум, гам, грохот. Сначала по челюсти, после по ноге. Чего ещё ожидать? Толком не оклемаешься, как снова удар получишь. Сдаёшь ты что-то в последнее время, Монти, сдаёшь. Сан до этого момента ещё никогда бы не подумал, что из-за него начнётся драка. А драка ведь именно сейчас и проявит себя во всех красках. Монти легко поднимается, облокачиваясь о чистый пол, попутно острыми когтями притрагивается к ушибленной ноге. Ещё секунда – он на ногах, бешено смотрит на обоих. Либо хорошо игнорирует боль, либо ему не так больно, как казалось бы. – Мун! Мун, пошли отсюда, прошу! Санни в панике, он не знает, куда себя деть: от одной руки Муна он бежит к другой, завуалированно и отчаянно пытаясь сдвинуть его с места. Но Луна неприклонен; поза меняется: руки на груди, взгляд ровный, грозный, ноги на ширине плеч, грудная клетка поднимается и опускается слишком неспокойно. Солнце уже не понимает, что ему делать. Его любимый человек сейчас полезет в, считай, что смертельную драку, а он что, будет просто наблюдать, как этот ублюдок Монтгомери начнёт приближаться? Нет. Не может. Но что он сделает? – Санни... Такое приятное чувство после. Так ласково, трепетно и нежно проговаривается это имя Луной, его грубым, нравственным, но в то же время и приятным, ласкающим голосом. Поворачивает после произнесения чужого имени голову чуть в бок, зрачки пытаются найти оранжево-жёлтый силует сзади. И находят: весь красный, взволнованный, напряжённый и нервозный. – Я разберусь. Отойди, пожалуйста. Грубый и хриплый голос уходит куда-то на второй план, появляется искренность и беспокойство. Но куда же он отойдёт? Он сильно переживает, парень лишь хочет забрать своего «Мунни», как он любил говорить, отсюда подальше, чтобы больше никого не видеть, утопать в этих сильных руках, мягких пальцах, которые будут ласкать щёчки, шею, ключицы, плечи, грудную клетку, пояс... Сейчас вовсе не до этого, о чём Сандроп вообще думает в таких ситуациях? Об интимной близости? Монти не собирается ждать, он начинает приближаться. – Ты что делаешь, сука? С какого момента ты начал его защищать!? Наверное, Санни задролжал ещё сильнее или кажется? Мундроп сжимает кулаки до боли, они наливаются кровью. Слышится по началу хруст костяшек, а после его же собственный глубокий и нервный вдох. – Закройся, тварь. Не смей его трогать. Санрайз дышит прерывисто, тяжело, будто в лёгких осели куча камней и кислород не поступает. Кажется, его придётся скоро чуть ли не откачивать. Мало того, что за него так ещё никто и никогда не заступался, так это ещё впервые делает возлюбленный, но возлюбленный пока не знает, что им является. Или знает? Монти срывается, не дослушивает до конца реплику. Неожиданно и даже непонятно вовремя или нет, но тёмная дверь с главных офисных зданий где-то неподалёку начинает скрипеть. Гатор не обращает никакого внимания, он идёт к наближенной цели – к бывшему лучшему другу, с которым рядом стоит тот, кого он, почему-то, не долюбливал. А почему? Что Сан мог сделать ему такое? Он же самый добрый, искренний, трепетный, любящий и дружелюбный. Что же, Монти, видимо, тяжёло угодить, раз ему даже такие не нравятся. Тогда его проблемы. Сам же по итогу захотел напасть. Из офисных дверей выходят весёлые Глэмрок Фредди и Глэмрок Чика, явно в настроении. Они задорно о чём-то спорят. Через секунду Сан, Мун и "грубиян" были ими замечены. Замечены именно в тот момент, когда басист резко, лишь одним прыжком набрасывается на ночного воспитателя. Дневной успевает только громко ахнуть и ойкнуть не то ли от неожиданности, не то ли от испуга. Снова. Он не плачет, лишь слишком сильно переживает. Монти валит на холодный пол Луну, расплывается в кривой ухмылке. Издалека хлопает дверь, принося приятное эхо. Не успел толком залезть на чужое тело, как уже тянется к тонкой шее своими грубыми руками. Где-то там была когда-то сказка про то, как крокодил съел солнце... – Монти! Что ты творишь!? Что ты делаешь!? – Фредди не верит своим глазам, он застывает в одной позе. – Монти, это ты!? – Чика прикладывает длинные розовые ногти ко рту, охкая в них. Фазбер что-то шикнул девушке, ладонью легонько толкнул её назад в район груди и незамедлительно побежал к их общему другу. А Чика бежит следом, игнорируя прошедшую секунду назад просьбу мужчины; бежит уже явно зная, что сегодня расскажет каждому встречному в плексе. А Гатор как будто стал немым: никого не слышит, не видит, кроме заядлого бывшего товарища. Мунрайз пытается ногами пнуть оппонента в пояс, захватывает его туловище и, что есть силы, давит по больным точкам в пояснице. Он хорошо знает биологию и анатомию, просчитывает, куда именно надо давить, зараза. Руки его заняты, теперь они прижаты к полу и создаётся такое ощущение, что вот ещё чуть-чуть и плитка провалится, треснет. Мужчина хотел задушить, но незамедлительно, видимо, передумал, и уже хотел сдавить чужие руки до смертельного хруста и разрыва мягких тканей, сухожилий. Начинает неприятно отдавать в лопатках. Больно и неприятно, но оба не сдаются. Никто не хочет проиграть или поддаться. – Мунни! Сан, который не стоял на одном месте как вкопанный, а метался с одной стороны к другой, осмеливается подскочить к любимому и хоть чем-то помочь. Но ведь всё же тчетно, да? Верно, не поможет. Монти отнимает руку, заносит здоровый кулак в воздух, сейчас секунды, и он попадёт Муну в лицо. Фредди уже рядом, он хватает руку друга, сжимает. Слышится хруст, треск. Похоже, Фазбер приспособил всю мощность. Монтгомери сдавленно и через клыки начинает шипеть от наростающей боли. – Что ты делаешь с Луной!? Фредди не ждёт ответа, вокалист нарочно сжимает кисть с ещё неисчезнувшим кулаком всё больше, дотягивает чужую руку назад. Чика с опаской приближается ближе, она походит к Сану. Сначала мнёт пальцы на уровне пресса, но в итоге решается приблизиться к воспитателю. Она именно та девушка, которая умеет успокоить, приободрить, дать помогающий совет, но слишком много говорит. И даже сейчас она как-то пугается и теряется, но утешающе кладёт свою тоненькую белую ручку с множеством браслетов, которые приятно звенят на запястье, коллеге на плечо. Может, и не самое лучшее, на что Чика способна, но в такой ситуации, под возгласы трёх мужчин, наверное, самое оптимальное решение. Гитаристка замечает, как Солнце возбуждён, зол, нервенен. – Фредди! Что ты?! Отпусти меня сейчас же, я ещё с ним не разобрался! – Заткнись, Монти. На сегодня хватит. Забыл о том, что я тебе говорил? Чика, милая, помоги мне, пожалуйста. – Мунни-и, зачем же ты?.. А если бы не Фредди? А если бы не эта парочка? То что было бы тогда? Всё закончилось бы иначе. * * * – Вот зачем ты полез? Зачем? Светлый паренёк смачивает спиртом вату и поворачивается на сто пятьдесят градусов. Мун покорно сидит на офисном охранном кресле у стойки охраны дет. сада. Развалился как у себя дома: руки завёл за голову, ноги развёл ширше некуда, закрытые глаза и сладкая, довольствующая улыбка. – Я доволен. – Чем? Тем, что влез в ту глупую драку? И рассёк губу? Солнышко нервничает. Сильно нервничает. Это ещё хорошо, что получилось одной садиной на нижней губе, а не куда похуже. – Не-а. Тем, что вмазал ему. Он давно это заслуживал. Хотя, я так давно не дрался, уже хотелось... – Ой! Воспитатель закатывает глаза после реплики Луны, который в конце, видимо, предался воспоминаниям. Попутно махая куда-то в сторону рукой; красные ленточки на запястье красиво разлетелись в стороны, но хозяин опустил руку и они тоже, не заставляя себя ждать, подчиняясь. Пара секунд и Сан подходит слишком близко, наклоняется и прижимает мокрую вату легонько на рану. Как же он сосредоточен и внимателен, не хочет сделать другу больно. Вроде Дроп и не думает о чем-то интимном, он просто хочет помочь. Да так хочет, что даже сам не замечает, как находится слишком близко к чужому телу, крепко и горячо дыша вперёд. – М-м... с-с-с... Капли чистого медицинского спирта попадают на свежую, открытую и красную рану. Ночной неприятно скалится, отодвигается назад, закрывает левый глаз. – Больно? Потерпи, я буду нежен. Вроде ничего такого, обычное беспокойство, волнение. Но так приятно... приятно от последнего: «я буду нежен». Мало того, что Солнце за него переживает, так ещё и заставляет не очень вовремя возбуждаться. – "Ну зачем именно сейчас, заче-ем? Солнышко... Так хочу тебя... обнять... Нет, хуже." – Не больно. Я терплю. – Так когда не больно, то и не терпят! Луна сначала не понял, потом понял. Сказал, не подумав. Так его отвлекает Санни, что мысли собрать не может. Вроде взрослый человек, а вот так позорится перед любимым. Дневной смеётся, прикрывая глаза, Мун начинает подхватывать следом, уже приподнимая уголки губ. – "Какой смех... Давно его не слышал. Хоть голос у него и хрипловат, но сейчас это не ощущается. Я так к нему привык. Такой красивый..." Из-за улыбки и дальнейшего смеха рана приподнимается и углубляется ещё сильнее. Снова боль, но воспитатель пытается не показывать виду, его выдают лишь прищуренные, как у хищника, глаза. Наконец светлый поднимается, выравнивается. Он закончил с обработкой садины. Отворачивается с искренней улыбкой и отходит обратно, к столу, начиная в ящичках искать ещё что-то из медицинского оборудования. – Санни? – М-м? Сандроп не поворачивается на голос, но внимательно слушает. Муну открывается вид вперёд, на парня, который усердно пытается найти то, что хочет. Луна старается игнорировать пришедшее возбуждение, получается не очень. Начинает нервничать. Вообще-то, нужно расспросить друга из-за чего его чуть не убил Монти пару минут назад. Так и придётся сделать, всё же переживание и привязанность ещё никуда не делись. "Синий шут" неуверенно кашляет в кулак: рана снова неприятно печёт, а поза в развалку не меняется, он лишь подносит голову к двум ладоням, находит опору локтям на коленях, выгибается вперёд. Появляется заинтересованная улыбка и хитрые бардовые глаза. Сан так красиво облокотился о стол, выгнул спину... Такой внимательный, сосредоточенный. – "Сексуально..." – вихрем проносится в голове. Чтобы собраться Мунни натягивает спальную синюю шапочку на голову больше – приглушенно звенит колокольчик. Снова принимает заготовленную позу, выдыхает слишком шумно. Тяжело сконцентрироваться на вопросе, не то, что уже упорядочить мысли не эротического характера. Была бы воля Мундропа, он бы сейчас... Но для начала вопрос! – А почему Монти на тебя напал? Что вообще случилось? Санни застыл. Он не осмеливается обернуться...