Солнечное затмение становится всё масштабнее

Санрайз спит спокойно, не дёргается, расслабленно лежит. Рот приоткрыт, а пальцы иногда шевелятся от нервных окончаний и импульсов тела. Расположился так, что полностью залез на тело Луны, все конечности закинуты на него. Мунрайз же спит тревожно, беспокойно. Ему снится зима: вокруг пышный снег, никого рядом нет, он совершенно один. Так пусто, одиноко. Но совсем не холодно, он даже по-летнему одет, хоть и не ощущает этого в полной мере. Ближе к северной части на пустыре появляется маленькое дерево, оно так колишется на ветру, что скоро будет вырвано с корнем. Деревце грустно опущено ветками вниз, вероятно, уже знает, что скоро умрёт. Придётся подойти ближе. Шаги даются очень легко, но если присмотреться – Лунный совсем босой. Нежная кожа трещит под снегом очень низких температур. Подошёл. Притрагивается к замерзшей ветке молодого дерева, легко отламывает от неё большой кусок льда. Стебель дрожит, ему больно. Держит лёд – руки наливаются краснотой, как же неприятно печёт, теперь стало очень холодно. Ледяная вода стекает, попадает между пальцев, смело продолжает путь вниз, активно течёт по траектории вен, словно она постепенно пытается "въесться" в кожу. Хочется сполоснуть горло, но даже ни капли слюны там нет. Словно организм забыл, как это делается. Решение принято – парень жадно начинает есть окоченевший кусок льдины, а следом залпом пить жидкость: холодную, жгучую, но освежающую. Горло нестерпимо "кричит" об остановке. А мозг требует глотать ещё и ещё, пока не напьёшься окончательно. Мунни проглатывает: раз, два... семь, восемь... Не помогает, хочется только больше. Выгинается, поднимается и замечает, что это дерево – калина. Сейчас зима, а она цветёт. Видны спелые ягодки красного налива. Круглые, крупные, в оболочке замерзшего снега. Они даже лежат на земле, так много... Что? Как она зимой цветёт? Он присматривается – её ягоды такого же насыщенного оттенка как и его глаза. Всё обрывается. Сон резко меняет краски, появляется тьма, которая залезает в глаза, начинает их "жрать". Страшно. Жутко. Липко. Прошло всего лишь пару часов, а шут синих оттенков очень плохо спал. Да что спал, не заснул почти что вообще. Старший лихорадочно открывает тяжёлые веки, которые точно налиты свинцом, но как только он их закроет, то всё равно не сможет заснуть. У него давно присутствуют проблемы со сном, поэтому сейчас юноша решает наконец-то вставать из тёплой постели. Кости болят, хребет отказывает в опоре всего организма. Но как только он дёргается вперёд, то не может даже наклониться в любые стороны. Ему мешают солнечные руки, которые удобно для себя расположились на лунной грудине; худоватые юношеские ноги закинуты на сине-белый торс. Дневному явно комфортно, а ночному невозможно встать. Вроде не пытка, но очень лестно. Ощущение, что Солнце так просит остаться ещё полежать. И второй был бы с радостью, но просто лежать – очень больно. Луна снова делает рывок вперёд – безуспешно. А если он сейчас возьмёт и отодвинет чужие части тела, то точно разбудит. Вот теперь-то и пригодится вся акробатика и растяжка, благодаря которой они до сих пор работают в этом престижном заведении. Создаётся вопрос: а зачем он хочет так вырваться из хватки? Ну хотя бы посидел немного. Куда он собрался, спешит? И получается ответ, ведь всё очень просто – стол сам себя не помоет. Вчера же обоим было не до этого, а сейчас у Луны будет уборочка, сам же натворил, вот пусть разруливает. Сонные веки дают немного света для глазниц, в угол обзора попадаются большие механические зелёные цифры. – "Шесть пятнадцать." – внутренний голос произносится в голове без хриплости, даже с бодростью и уверенностью. Но на деле же горло пересохло настолько, что пустыни всего земного шара завидуют его уровню сухости в глотке. Признак ли это вчерашнего? Наверное. Мун делал минет первый раз. Но пить ему хотелось ещё вчера. Ночной поворачивает шею, смотрит на персону рядом. Солнце как ребёнок: лежит беззаботно, почти улыбается во сне. Наверное, ему снится что-то приятное. После секса Луна больше не может смотреть на него по-другому. Ведь теперь они стали ещё ближе друг к другу, в прямом смысле. Если воспитателю кто-то очень сильно понравился и он с ним/ней переспал, то уже всё, для него это – начало серьёзных отношений. Если же человек нелюбим – акт и прощай. В их ситуации Луна уже принял решение, что они начнут серьёзно относиться к своим отношениям, теперь они – пара. Правда, пока что лишь в голове парня, потому что Сан не в курсе, он спит, ничего не предвещая наперёд. Старший наклоняется к тёплой щеке, легонько целует её, чтобы не разбудить. Кто-то там говорил про гимнастику? Парень ловко выворачивает эластичное тело из хватки: отталкивается от стены, таз помогает, активно двигаясь по сторонам. Благодаря ловким манипуляциям свободны руки с верхней частью тела. Лёгкие покачивания назад и освобождается нижняя часть, моментально холодает. Старается делать всё, как можно тихо. Сдвиги по градусам пространства – полностью свободен. Но сзади пустота, пропасть. После мягких пирин в верхней части мебели идёт её окончание, острые углы на четырёх концах. И даже сейчас аниматору удаётся выйти сухим, как и его больное горло – он резко выставляет руки назад, таким образом приземляясь на них. Получается такая поза, что он стоит лишь на одних ладонях, делая на несчастных всю опору, а ноги болтаются сверху, почти касаются потолка. От этого боль начинает раздавать свое владение по всему черепу, кровь наливается вверх, ударяя по мозгу. Акробат мягко ставит ноги на пол, тихо бьёт ладонь о ладонь, чтобы слетела пыль. Он настолько тихо действует, что мог вполне сойти в иные века за шиноби. Стоит напомнить, что он полностью обнажённый, тело уверенно начинает замерзать, явно не радое таким переменам градусов. Аккуратно делает выдох, взглядом ищет кинутую вчера наспех одежду шута. Стоит секунд пятнадцать, не может додуматься, мозги ещё не включились; неспешно потягивается вверх, чтобы хоть так себя разбудить точно окончательно и привести в настоящие чувства. Вроде помогло, кровь начала "стекать" вниз, подальше от головы. Легче дышится. Картина замечательна: нагой Мундроп потягивается посередине комнаты, в то время как мирно спящий Райз тихо лежит на чужой кровати. Где художники? Почему не рисуете это? Давайте быстрее, упустите же момент. А ведь где-то в начале этого месяца их начальство хотело установить камеры видеонаблюдения с возможностью записи звука в обоих комнатах. Не дай бог! Хорошо, что не установили, иначе вышло бы неловко... Да и это вторжение в личное пространство, не слишком ли? Пора одеваться уже, наверное, сколько можно хвастаться своим телом? Мунрайз хватает одеяние синих оттенков и принимается неспешно надевать на свои холодные части. Колокольчики, как на зло, слишком громкие, они придирчиво цокают то слева, то справа. Кто их вообще придумал? Зачем такая громкая часть в костюме? Ну конечно, не Дирекции же в них ходить, им-то что, они не мучаются, слушая это. Поворот головы в сторону – настольная лампа. Ночник полумесяца всё так же светится ярко синим. Мундроп решает оставить его и на далее включённым, в комнате очень темно, а эта маленькая вещица освещает хотя бы пространство около кровати. Кстати, подарил эту красавицу ему Солнце на какой-то праздник. Забавно: Луне дарят луну. Воспитатель решает выйти за дверь и уже одеться там, потому что ведёт себя слишком громко. Ещё же никто не пришёл, он там один будет. Паренёк подгребает всю оставшуюся одежду и семенит к двери. Он оборачивается в последний раз, кидает взгляд на спящего. Какого же было его удивление, когда он заметил под одеялом несвойственный бугор. Это не могла бы быть ни рука, ни нога. Так ещё и вроде как поддрагивает. Это точно стояк. У Солнца стояк. Утром. Как заводяще и интригующе. Известно, что у мужчин довольно часто с утра встаёт, это происходит из-за сокращения мышц и сужения крови в члене, так как после возбуждения кровь отходит, но не всегда. Да может плюнуть на всё, подбежать и прыгнуть рядом? Совратить? Сделать утренний интим в тёплой софе? В прошлый раз было круто, а что мешает сейчас? Но Солнце отдыхает, весь на расслабоне, не хочется как-то тревожить. Он и так работает очень много, слишком часто устаёт, проводит почти что сутки в этом саду. Когда он в последний раз так хорошо высыпался? Успеют они ещё вместе всё сделать, и не раз. Поэтому ночной нехотя выходит за дверь с наростающим желанием и натяжением в эрогенной зоне. Ему так нравится весь Солнышко: голос, глаза, ресницы, запястья, талия, ягодицы... Но может надо было всё же подойти, сделать приятно с утречка? Так, всё. Стол. Надо убрать стол. А то скоро начнётся смена охраны и что тогда? Как объясниться? Вчерашнее оправдание, что это клей уже не выглядит таким правдивым. Разве клей умеет так растяжно расстекаться и засыхать? Может быть, но он, скорее, сворачивается, совсем изменяя форму. Дроп натягивает нижнее, быстро обувается. Выглядит как любовник, который пытается сбежать. Точно! А вдруг, Санрайз проснётся, увидит, что вообще в другом месте находится, а Муна рядом нет? Вспомнит весь вечер? Это выглядит как провёл ночь и исчез. Навсегда. Ну, прикол. Никто об этом не подумал. Посмотрим, что из этого выйдет. Внезапно где-то справа слышится скрип входной двери в сад, раздаются гулкие шаги. Луну надо было видеть: в судорожном припадке стоит почти голышом, натягивает штаны, хоть и синяя ткань только на коленях. Быстрее! Надо быстрее одеваться, кто-то заходит. Господи. Позорище, если кто-то его таким увидит. Хуже, чем так опозориться просто ничего нет, как он сам думает. – Санрайз? Мундроп? Вы здесь? – грубоватый мужской тембр. Это Фредди. Его голос можно узнать из тысячи. Он вроде такой огрубелый, но в то же время какой-то дающий чувство надёжности, безопасности. Сложно объяснить на обычных словах, надо только раз услышать. Этот мужчина – самый отзывчивый и любезный из всего плекса. Не зря он главарь группы, а не та же Роксанна, которая всё бы сгубила. А Фазбер воспитанный, деликатный, всегда протянет руку помощи, да даже две. Мунрайз ещё никогда так быстро не одевался. Сколько раз он опаздывал, сколько спешно собирался, но чтобы именно так, как сейчас – ещё нет. Стоит почти что посередине, прямо напротив этой заядлой деревянной двери, которая открывается всё быстрее, щель из маленькой превращается в большое пространство. Наспех накидывает колпак для сна и принимает какую-то незамысловатую позу, типо занят. – О, Мун. Доброе утро! – Так приветливо, изящно и благостно звучит тёплое приветствие. Фред просто замечательный, как его можно не любить? – А... а, да... э-э, ха-ха, привет. Просто ужас. В таком состоянии его видит сам Фазбер! Ну хорошо, что хоть как-то одеться успел, а не наполовину. Пояс от штанов болтается где-то сзади, шапочка скоро упадёт, штаны приспущены, держатся на божьей помощи, рубаха застегнута на пуговки две, в то время как всего их четыре. – Не отвлекаю? Да вот как раз таки отвлекаешь. Сильно. Не видно, что ли? Издевается. Глэмрок проходит внутрь помещения, ближе к нервному парню, который проклинает уже всё, что только можно: себя, работу, Фазбера, утро, тот гребанный мраморный стол, но никак не его любимое Солнышко. Как воспитанный по всем правилам, мужчина первым пожимает правую руку товарищу, на что второй замедлительно, но отвечает тем же. Мало того, что не выспался, так ещё и надо кого-то слушать с самого раннего начала дня. У одного приветливая улыбка, у другого раздражение по всем фронтам. – А, не. Всё хорошо, я только встал. Да что ты, Мунни, не только ты встал, но и твой член, признайся. Натягивание шапки на голову, чтобы надёжнее закрепить, рассеянный взгляд, который метается куда только можно, но лишь бы не на Фреда. Что ему надо? Вообще не вовремя пришел, если честно. Сейчас минимум пол седьмого утра. Что такое? Ещё бы в два часа ночи зашёл. Но Мундроп не спешит грубить главному вокалисту. Всё же кому-кому, а главному лицу всей кампании вовсе не к месту хамства. Ещё уволят, не дай бог. Лучше помолчать и послушать, чего тот хочет, а дальше действовать по ситуации. По лицу медведя можно смело заявить, что он в недоумении – обычно это Солнышко рано встаёт и уже бегает по всей территории, готовится к приходу детей, всячески убирает весь мусор, наводит порядки, а Лунышко спит до последнего, пока его смена не начнётся, аж до вечера. На данный момент же наоборот, ну а что, времена меняются. И Фредди Фазберу вовсе не обязательно знать причину того, почему Солнце до сих пор видит сны, так ещё и не в своей комнате. Хотя вид Луны, наверное, сам за себя говорит, нет? – А где Сан? – голубые очи метаются по всему масштабу детского сада, пытаются хоть где-то уловить его силуэт – безуспешно. Ну он как специально. Ну если ты его не видишь, то наверное же не здесь? Спит он, высыпается. Или где-то, может, ходит, за чаем побежал. Что за опросник начался? – Сан ещё спит, семь утра только. Ты что-то хотел? – терпение начинает лопаться и речь приобретает прямые нотки. – Ты извини, что я так рано. У нас скоро выступление, репетиция затянется до вечера точно, я не смог бы прийти сегодня. Только вот сейчас, утром... – М-м, ага. Ближе к делу, Фредди. У меня много дел. Ого, как осмелел. А какие ещё дела? Смена начнётся только через три часа, и то не его, а Солнца. Соврал. Бессовестный. Ну, и? Хочется поскорее закончить этот разговор, и наконец побежать попить; голова болит как невминяемая. Луна кладёт руки на грудь, уже из волнующегося выражения лица оно моментально сменяется на нервозное. Надоело. Давай быстрее говори и всё. И заканчиваем. – Хотел извиниться перед вами за Монти. – мужчина неловко переминается, привык к такому состоянию. Да чтобы такой добрый здоровяк извинялся? Он же ничего не сделал, вот вообще. Ну, такая его натура, он хочет поддерживать дружеские отношения между всеми членами группы и вне. И даже ради этого готов извиняться за других? Чем-то Сана напоминает, действительно. Они случайно не двоюродные братья по пятой бабушке? – Ты не виноват в том, что в вашей группе существует, – последнее слово Лунный выделил особенно, – такой конченный. Да, именно «конченный», другие же слова не лезут в голову, сам себе могилу роет. Зачем он просит прощения перед ним, если по итогу вообще должен перед Солнцем? Это Монтгомери сделал тому больно, а не старшему. Пусть лучше аниматор в зелёных очертаниях поцелует ноги Солнышку, как хотел бы Луна, и тогда все успокоятся. Обещаем. Раздражает уже это слушать. К чему извинение это вообще? Попроси Монти самого извиниться. Слишком много мыслей, Мунни устал думать. На грубые слова воспитателя Фредди хочет сказать что-то обратное, но случайно взглядом скользит влево, видит... видит стол. Лунный чуть не умер. Там же всё осталось. Если сейчас главарь заметит и спросит, что это, если догадается, то всё, пока репутация, уважение, дружба, работа, Санни... Так, ну вроде Фредди не заметил, он незамедлительно отвернулся оттуда, просто смотрит по сторонам. Это его привычка. А Мун проскользил взглядом за чужими глазными яблоками, делая вид, что тоже озадачен; делал такое наигранное удивление, как будто впервые увидел офисные вещи. Воспитатель тёмного времени как бы невзначай плавно отлипает от своего места, быстро приближается к мрамору, делает вид, что что-то вспомнил. – Я тут отчёт заполняю, ты говори, я слушаю. Мне его сегодня надо сдать. – влетает в стол, резко хватает любую рядом лежащую под рукой бумагу с чёрными маленькими буквами. Луна слышит свое сердце уже в самой глотке, ещё чуть-чуть и оно точно выскочит. Взглядом ищет белую жидкость. Находит. Быстренько принимает позу, как и Санни вчера, когда объяснял всю ситуацию с Гатором. Парень закрывает пятно своей спиной, поворачивается корпусом вперёд так, чтобы Фредди не заметил ничего сзади растекающегося. Нервно берет бумажку в руку, а там написан какой-то бред, да ещё и очень мелко, ничего не увидишь без специальных приспособлений, но ночной действительно старается сделать полный заинтересованный вид, что очень внимательно читает. – Какой отчёт? Мы же неделю назад всё сдали, Администрация уже проверила даже. – медленно поворачивается за Луной и громко идёт к красному парнишке, попутно объясняя. Ну чё-ёрт, ну чего ты пристал? Становится очень сильно неудобно, всё начинает гореть изнутри. Как теперь выкручиваться? С каждым шагом вокалиста Луна ощущает, как теряет частичку души. – "А вот убрал бы вчера и всё было бы нормально! Ну так нет же." – проклятья уже рушатся на абсолютно всех, но только не на Райза, нет. – А я... я решил новый уже сразу сделать. Чтобы не ждать следующих двух недель. Так... быстрее. – слишком заврался, но запинания не так отчётливо слышны. Как профессионально. Долго учился? Всё равно, что ложь, лишь бы Фредди поверил. Если снова придерется к чему-то, Луна просто не выдержит. Но ведь и мужчина же не бестолковый, уже имеет догадки, нет? – А, ну ладно, – приблизился и встал на расстоянии вытянутой руки, – ручку подать? – Да... давай. – Мун улыбается через зубы, почти шипит, произнося буквы, но старается выглядеть как можно не подозрительно. Лишь бы Фазбер не заглянул за его спину. Кто-то подумает, что можно было бы вытереть быстро тыльной стороной ладони сзади, но это не особо поможет, так как почти прозрачный материал присох по истечению времени, его надо поддеть и отодрать. А если даже это и получится, то куда потом остаток? О штанину вытереть? Слишком заметно, что что-то происходит, выполняются же действия, и следы останутся на ткани, станет ещё больше подозрений. Или же поддеть и смахнуть куда-то на пол? Ну, тоже, в принципе, ничего, но будет виден предмет и его дальнейшее падение. Всё не то, всё не то. Целая проблема с этой белой штучкой. Ну а что поделаешь, ведь если Фред узнает, чем они тут занимались... – Я не буду задерживать, – частичная пауза, – просто передай Сану, что мы все извиняемся, ведь нам очень жаль, а особенно Чике, ну и ты знаешь... – этот монолог лишь начинает свои обороты. Парень уже настолько устал, что даже не вникает в суть. Он неуверенно кивает через каждое слово мужчины, но смотрит в помятую бумагу, делая вид, что очень занят. Слова летят мимо, а то, что он читает оказывается полным бредом сумасшедшего. Приходится просто опустить взгляд к низу и разглядывать синюю печать, её чернила. Всячески это интереснее, чем пустой разговор. – Да-да, хорошо, передам, передам. Выпроводить двухметрового было действительно нелегко, но Луна справился. Он сказал, что неприменно всё передаст Санрайзу, что ему тоже жаль и всё такое. Дверь спешно закрывается, после последнего её скрипа вздыхает и воспитатель. Наконец-то всё, он один. Ну, как один, Сан ещё здесь, мирно спит. Фредди сообщил, что охрану сегодня переводят на этажи пониже, из-за смещения графиков новых смен. Поэтому на сегодня оба воспитателя вне видимости чужих любопытных глаз. Но больше его обрадовала новость о закрытии всего здания на два дня из-за технических проблем. Луна спрашивал, что случилось, но мужчина лишь отвечал, что и сам толком ничего не знает. Ага, ну конечно, главное лицо кампании и не знает одну простую причину.Ладно, это не самое главное. Больше радости приносит то, что можно остаться с Солнечным наедине и сколько хочешь, детей и их родителей сегодня и даже завтра не будет. Это самая замечательная новость, которую только можно было услышать. Луна прыгает от счастья, наконец-то. Но ночной не спешит обратно к возлюбленному, у него есть незаконченное дело. Наконец-то он находит моющие средства и губку. Почему-то губка попалась ему с двумя разными сторонами: левая – жёлтая, а правая – синяя. И в самой середине между ними ровная линия. Всё пытается отвлечь Лунышко. Проходит несколько минут, Луна заканчивает. Тщательно всё убрал, наконец-то пошёл и выпил целый кувшин с водой. Немного успокоился, привёл себя в чувства. Теперь же он сидит всё в том же охранном кресле, держится за голову. До сих пор думает, что же приподнести как подарок своей второй половинке. – "Сделать кофе? Да нет, после вчерашнего инцидента с кофе он точно обидится. Тогда что-то сладкое? Тоже нет, это получится как-то несуразно, да и просто старомодно..." – голова и так работает из последних сил, так ещё и такая нагрузка сваливается на извилины. Ещё никогда Луна никому ничего не дарил, не ломал так голову за этим делом. Но Солнце его меняет, потому что произошло «затмение». Времени осталось совсем мало, Санрайз может проснуться с минуты на минуту, а Мундроп ещё не готов. Ну не может он просто взять и поприветстовать Санни после такого. Ему надо что-то сделать, ну надо. Очень. И наконец-то спустя несколько мучительных мгновений и давления от противных звуков часов, ему приходит идея. Мун достаёт телефон из кармана штанин, проводит по экрану и начинает строчить по клавишам на экране. Проходит немного времени после загрузки вложений, поступает звонок на мобильный, Мун даже испугался от неожиданного возгласа телефона, чуть не выронил из холодных рук. Он начинает диалог с механическим голосом, после идёт радостная ухмылка. Встаёт, спускается по лестнице вниз. Луна на улице. Утро, морозно. Даже заметен слой лёгкого иния на маленьких ростках молодой травы. Приезжает недовольный курьер с доставкой, точно не в настроении, заставили работать с семи утра. Но парню всё равно, ему нужнее, он забирает посылку, очень аккуратно несёт её, заходит на территорию детского сада. С подрагивающими пальцами от волнения он распаковывает её. Доносится приятный и свежий аромат молодых роз. Двадцать трибелые розы. Мундроп наизусть заучил, что Сан любит именно белые. Когда-то случайно услышал и решил даже записать, чтобы не забыть. Он аккуратно вынимает цветы из душной упаковки. Улыбка сама просится. Но цветы же ещё не всё, это как-то мало. Мун садится за тот же любимый стол, находит прочный белый картон, вырезает из него прямоугольник, старается сделать это как можно ровнее, но пальцы всячески пытаются подвести. Когда он так старался в последний раз? Впервые. Берёт чёрную ручку, ту самую, которую Фредди ему подал при разговоре, хоть сейчас парень и забыл об этом, он весь в переживаниях: лишь бы где-то не ошибиться, всё сделать как можно наилучше. Но чернила не хотят подчиняться, они делают по-своему. Изящной каллиграфией он выводит завернутые буквы. В ящиках находит разноцветные ленточки, выбирает почему-то оранжевую. Заворачивает её вокруг стебельков, прочно делая бантик посередине. Он видел, как это красиво делал дневной воспитатель, он всё ещё помнит. В центральную розу кладёт записку. Всё. Он готов. Пора. Парень доходит до двери, стоит, не решается зайти. Так проходит минута точно. А стоит ли заходить? Надо? Страшно. Но внутри тихо, значит, младший ещё спит. И тогда старший решается из последних сил, уверенность бьёт в голову – открывает, как можно тише, дверь и обеспокоенно заходит внутрь комнаты. Санни спит, всё так же лежит в ранней позе. Из-за нехватки тепла под боком он обнимает простынь, подушку, одеяло. Просто не хватает рядом Мунрайза, очень не хватает. Мун не решается будить напарника, подходит ближе. Идёт на носочках, едва касается пола. Подходит и отважно наклоняется к чужому лицу, подмечает, что тот спит. Пышные ресницы вздрагивают, тело в маленьких импульсах. Скорее всего, сейчас у Райза глубокая фаза сна: он ничего не слышит. В этой фазе могут сниться до десяти и больше снов, и походу Сан на каком-то из них. Тёмный садится рядом с тельцем, пирина уклоняется вместе с ним. Он кладёт букет цветов на то место, откуда час назад пытался вылезти. Укладывает как можно красивее, изящнее, чтобы всё было как "с иголочки". Улыбка держится настолько долго, что скулы начинают напоминать, что они, вообще-то, тоже напрягаются. Если Солнышко проснётся, то как раз на его глаза попадут белые бутоны. Приятный аромат растекается по маленькому помещению. Мунрайз решается нежно провести ладонью по солнечному бедру. Он любит его – Санрайза. Темнота. Ничего нет. Но присутствует какая-то странная пахучесть. Такая душистая, ласкающая. Дневной ощущает прикосновения где-то в районе нижних конечностей, сладко тянется вверх, открывает веки. Он медленно переводит взгляд вниз, к ногам, но там никого нет, его никто не трогает. Приснилось, наверное. Снова тянется, позвоночник хрустит, а мышцы приятно тянутся. Выспался. Сан сонно смотрит прямо – дверь закрыта. Он машинально опускает руку куда-то влево, она спешно падает на что-то... мягкое? Быстро поворачивается, а слева от него никого. Мунрайза нет рядом. Но вместо него блещет белый цвет. Воспитатель округляет глаза, его кисть лежит на бутонах. Это цветы. Розы. Белые. Как он любит... Сначала начали лезть вопросы один за другим: «Где Мунни? Где он?», «Почему я не в своей комнате?», «Это цветы? Мне?». А теперь он осознал. Это подарок. Ему и только ему. Становится настолько приятно, что в ногах начинаются покалывания, а по позвонку движутся вверх мурашки. Тепловые импульсы начали круговые движения по всем частям тела. Саннидроп бережно берёт розы, зарывается в них лицом, чтобы ощутить всё благоухание. Они такие свежие, только сорванные, ласкают нюх. Хочется вдыхать их вечно. Ещё никто и никогда ему не дарил цветы. Растёт какое-то новое, неизвестное и обвалакивающее чувство в груди. Хочется плакать, но от радости, от счастья. Он любит его – Мундропа. Отрывается от букета, решает узнать, какое их количество, даже не зная почему, просто стало интересно. За две попытки он насчитал двадцать три. Начал судорожно вспоминать, что это может означать. Мысли закручиваются, съедают друг друга, никакая из них не может победить. Но он перебрал несколько моментов из своей молодой жизни, и вспомнил. Осознание ударяет по сердцу, светлый накрывает и без того раскрасневшиеся щеки вспотевшими ладонями. От радости и воодушевления хочется и смеяться и плакать, всё это вместе смешивать, осязать все позитивные чувства. Вдыхает раза четыре без нормальной остановки, успокаивается. Он сидит в ступоре точно минуту. В итоге смахивает радостные слезы. Отводит взгляд снова к западной части постели, замечает выпавшую беловатую карточку, точно записку. Сердце стучит быстрее, даже болит. Он понимает, что это означает, берёт её и нефокусирующим взглядом принимается быстро бегать по сложным строчкам: «Знаю, что любишь белые розы. Они тебе. Надеюсь, тебе понравится, Санни. Наслаждайся ;) Твой Мун. P.S: Кстати, с Монти я всё равно разберусь, я ещё не забыл. И жду тебя снаружи.» Санрайз перечитывает всё снова и снова. Взрослый почерк словно ласкает огрубелый белый квадрат. А ресницы дрожат от нарастающих эмоций. – "И жду тебя снаружи... Снаружи. Жду. Тебя." – Санни перечитывает вновь и наконец-то додумывается окончательно. Эти цветы, запись, внимание, забота... Это всё сбивает Райза с адекватного дыхания, состояния организма и функциональности в целом. Встаёт с кровати: она не его, вся тёмная, ни одного светлого оттенка. Хотя, нет. Светлый есть – это синеватый ночник. Полумесяц даёт отблески и лучи света на маленький масштаб, но даже это даёт понять, что он был подарен им – Солнцем, ему – Луне. Ведь ранее Сан не так часто был тут, точно не мог заметить такую маленькую деталь интерьера. Жар поглощает с новыми силами. Кончики пальцев наливаются кипятком. Приятно, что подарок сохранен, а не выброшен. Да и разве Луна бы его выбросил? Конечно же нет. А то, что он оставил эту маленькую луну светящийся лично для Райза так и вовсе заставляет чувствовать себя нужным, в полной безопасности. Ладно, всё. Пора идти. "Друг" может быть его сейчас ждёт, а этот на лампу пялится в неистественной улыбке. Не красиво заставлять ждать, Санни. Паренёк встаёт, криво идёт одеваться. Конечности болят, тазовые кости отказывают. Голым же не выйдешь, но и на одежду надо некоторое время. Санрайз ищет её, не может зацепиться взглядом, нигде не находит. Его взор падает на гримерную часть, там большое зеркало с подсвечеными белыми диодами, косметика, кисточки, расчёски. Всё, что нужно для работы. А справа от атрибутики лежит аккуратно сложенная клоунская желтовато-красная одежда в полоску. Как будто приглажена, трепетно завернута и сложена прямоугольным квадратом: на нижней части лежит верхняя. И когда ночной воспитатель успел её так сложить? Вот это отношение к любимому мужчине... Оказывается, что ориентироваться в чужом пространстве очень тяжело. У себя-то ты привык, знаешь, что и где, но не тут. Глаза бегают куда только можно, невероятно хочется рассматривать каждую деталь, но время не позволяет. Слишком быстро одевается, натягивая одежду как попало. Хочется как можно скорее увидеть гранатовые зрачки и ощутить привкус мяты на губах. Наклоняется, чтобы обуться – резкая и едкая боль в тазе. Теперь согнуться для него хотя бы на несколько сантиметров становится преградой. Ночь даёт о себе знать. Больно, но терпеть можно. Если это такое испытание, чтобы после встретиться с возлюбленным, то он его пройдёт. Оделся. Наконец-то. Но надо на себя посмотреть, а то идти в плохом виде не хочется. Плавно подходит к подсвеченому зеркалу, внимательно смотрит на себя. – "Достаточно ли я для него красив?" После следуют движения по глазам, трёт их до плящущих звёздочек перед веками. Старательно поправляет внешний вид, натягивает пояс на талии так, чтобы та была очерчена и хорошо видна. Следит за собой. Хочет понравиться ещё больше. Солнце смотрит на своё отражение, обращает внимание на все точки тела, крутится. Если Мунрайзу нравится то, что сейчас видит перед собой младший, то жизнь явно удалась. Непроизвольно вспоминается вчерашний вечер. Это было так круто. Как в подтверждение член начал натягиваться. Надо успокоиться. Сейчас стояк вообще не вовремя. Или вовремя? Сандроп был бы не против таких отношений, ему слишком нравится ночной. Но сегодняшний приподнесенный приз за вчера заставляет бабочек переходить из желудка к гортани. Всё, пора выходить. Наверняка Мун его там заждался, а он тут смотрит на себя. Санни кидает последний взгляд в зеркало, смотрит на цветы и уверенно идёт к двери. Дневной воспитатель берётся за лаковую ручку и тянет её на себя, дверь открывается. Вместе с открытием в глаза попадает едкий свет. Сан щурится, стоит в дверном проёме. Он поднимает голову и встречается с лицом Муна. Ночной повис на тросе вверх ногами. Он ловко держится за чёрную принадлежность и не падает. Ноги зафиксированы, руки тоже. И как только его шапка не упала, загадка. – Доброе утро, Солнышко. – хриплый голос даёт о себе знать, нотки радости при виде такого родного лица напротив воскликаются сильнее, перегоняя сухость. Мун не спешит спускаться, он всё также висит на прочном канате, улыбается как не в себя. Вероятно, продумал и специально ждал. Услышал шуршание в своей комнате, догадался, что Солнышко проснулся и приготовил позу заранее, ожидая выхода любимого. Сделал всё до мелочей. – Слишком доброе, Мунни. Спасибо за розы, они очень вкусно пахнут. – тянется вперёд, к перевернутому лицу вверху. Мун лишь смело кивает на слова младшего. Удивительно, как у него ещё кровь не начала прибегать к голове. Наверное, опыт, давно так умеет, натренировался. А ведь действительно, он на этом канате почти живёт. У обоих улыбка держится слишком долго. Сан приближается к лицу Луны, хочет поцеловать в благодарность, но резко чувствует аромат свежего апельсина, что исходит от висящего. Парень жуёт жвачку, но рот не открывает. Воздух вокруг них начал пропитываться цитрусом. Сандроп удивляется и решительно открывает губы. – А мне? – пальцы скользят к тонким губам, которые внутри усердно пережевывают жевательную резинку. Луна на самом деле и в правду любит эту гадость. Часто их покупает и почти "съедает" залпом пачку. Но обычно он берет мяту, какие-то ягоды. А апельсин никогда. Что-то меняется в его жизни с приходом Лучика. – Хочешь тоже, значит... – ехидная улыбка с наростающим удовольствием в зрачках, – держи. Парень ловко покачнулся на тросе, выгнул поясницу и сделал опору ногам, ими он зацепился за висящую пренадлежность и выставил руки вперёд. Теперь он держится за счёт нижних конечностей. Райз теряет самообладание, когда тот к нему стремительно приближается, бьются все внутренние органы. Старший нежно хватает солнечные щеки и поступательно впивается в губы. И опять это чувство, опять всё заново: ноги подкашиваются, руки тянутся к холодной синей шее, в ушах слышно сердце. Мун контролирующе проходит языком в чужое ротовое отверстие, таким образом он отодвигает мешающие стенки и язык. Подминает под себя его губы. Он передаёт апельсиновую резинку. Стоны были не громкими, но заводящими, чувственными. Райз в момент почувствовал горячий переход и вкус "фрукта". Душно, но вкусно. Мундроп не настаивает, передаёт жвачку и отсоеденяется. Сан ещё никогда бы не додумался сделать так, как его партнёр, и от того, что с ним творит Лунышко становится ещё заводяще. Стоит ли говорить про паховую область? Наверное, всё и так ясно без объяснения. Парни отодвигаются, Мунрайз решает слезть с каната, а Санрайз не может даже пошевелиться от такого разряда энергии. Синий мягко приземляется на мягкую поверхность, отцепляет крюк с талии. Попутно он решает завести разговор, ведь интимная тишина затянулась. – Вкусно? – последнее отцепление крючков, канат свободен. А Сандроп, видимо, вообще забыл как пережевывать, как работать двумя челюстями. Приятный вкус терпкого апельсина расползается по нёбу, а вместе с ним и тепловая нагрузка в районе груди. Ощущается чужая причастность к этой цитрусовой резинке. Сан перекидывает мысли одну за другой. Вскидывает голову. Теперь готов. – Пойдём повторим. И хватает Муна за запястье настолько, как никогда, крепко и упорно, что Дроп по инерции двинулся вперёд от неожиданности момента. Сан заговорщески подмигивает "другу" и тянет за собой, обратно в маленькое пространство позади них. А Мун как будто этого и ждал, обрадовался и послушно проследовал за ним. Руки взаимно захватываются, сплетаясь. Как только два силуэта пропадают с поля зрения, дверь скрипуче хлопает. Улыбки у обоих, счастье в грудных клетках и смущённость на лице. Эта парочка ещё много чего натворит, много чего сделает, но главное, что их чувства взаимны. И на дальнейшее время они лишь будут брать высшие обороты и развиваться всё дальше. Сандроп – не постоянный, наивный, добрый, отзывчивый, любящий. Мундроп – грубый, решительный, смелый, отважный, прямолинейный. И их энергии зашли одна на другую, смешались вместе в одном вихре. Удивительно как две противоположности: тёплый и холодный смогли стать одним единым, создавая неповторимое объединение. Так и произошло «Солнечное затмение», на которое много кто не мог ответить: почему оно происходит, зачем делает это, а главное для чего? Ответ был слишком близко. Солнце и Луна наконец-то встретились, они столкнулись. Месяц накрыл звезду. Этот цикл и в правду загадочный и опасный, ведь происходит очень редко. Но теперь они вместе. Навсегда. А сможет ли когда-то произойти «Лунное затмение»? Станет ли оно масштабным? Будем надеяться, что затмение Луны также будет, ведь солнечное только расширяется...