Усы, лапы и хвост!

Чу Ваньнин был лучшим воспитанником храма Убэй, а так же любимым учеником Хуайцзуя, главного настоятеля — почти святого владыки этого места. И может быть как раз поэтому истинный праведник, добродетель которого была неоспорима, — Чу Ваньнин, словно редкая жемчужина, старательно оберегался жителями обители, скрытой от глаз простых смертных. Молодому заклинателю пророчили вознесение, пока он старательно изо дня в день склонялся над древними писаниями храма, усмирял божественное оружие и возносил искренние молитвы перед алтарем. День проникновения на территорию святых земель убийцы Тасянь-цзюня в одночасье изменил все то, к чему привык Чу Ваньнин. Этот чистый человек совсем не знал как себя вести — никто и никогда не готовил его к встрече с раненным разбойником-душегубом в старом ветхом дровнике на самой окраине святой обители. Воспитанник владыки даже не знал, что в храме Убэй есть такое грязное, буквально позабытое богами место, и пусть нарушитель всеобщего спокойствия на безгрешном пике очень тщательно скрывал свою духовную энергию, Ваньнин оказался достаточно искусен, чтоб найти его. — Что уставился? — зарычал крепкий и хорошо сложенный на вид мужчина, ныне — уязвимый, с кровоточащей раной в области груди. Он полулежал на ворохе соломы, и, очевидно, мучился от страшной боли. Но продолжал запугивать и злиться, не признавая себя полудохлой псиной. — Если успеешь убежать, пока я попытаюсь подняться на ноги — может и спасешься. Чу Ваньнин едва заметно нахмурился. Он действительно хотел найти преступника, что пробрался в храм, в числе первых, но видя этого человека перед собой в столь беззащитном состоянии, просто не смог позволить себе сдать его Хуайцзую. Не говоря ни слова заклинатель вышел вон, прикрыв плотнее дверь. — Давай-давай, беги… — прохрипел Тасянь-цзюнь, смежив от боли веки, пока ладонь вжималась в месиво из рваных жил и крови. — Оставь этого достопочтенного убийцу в покое… Иначе наложишь в белоснежные штаны от страха — уже не будешь таким чистым. — В храме Убэй нет проблем с отхожими местами, — вдруг прямо рядом с ним снова появился этот молодой мужчина в белом одеянии. В его руках был таз с водой, а на плече серым пятном выделялась длинная тряпица, скорее всего все это добро он отыскал поблизости, в сарае. — Как и нет недостатка в подземных камерах для грешников. Ты обязательно увидишь это место, если не будешь вести себя прилично. Тебя все ищут, и обязательно найдут. Это лишь вопрос времени. Успеешь ты встать на ноги до этого момента, или нет — уже зависит от тебя. Темный заклинатель нахмурился, готовый из последних сил поставить блок, когда тонкая ладонь с почти прозрачными пальцами нависла над сосудом, и заклинанием нагрела воду. — Что ты собираешься делать? — отчеканил Тасянь-цзюнь, стараясь напустить на себя вид бесстрашного ублюдка. Но этот человек перед ним явно был непрост, раз уж действительно сумел найти его, обойдя искусную маскировку этого грязного местечка. Не говоря уже о том, что вдруг осмелился усесться так близко… Поэтому действовать преступник точно не спешил. — Разве не видишь? Хочу обработать твои раны и попытаться исцелить их, — утопив часть бинтов, спокойно пояснил Чу Ваньнин. — Я не лекарь. Могу лишь дать немного духовной силы. Темный заклинатель усмехнулся, почувствовав намек на облегчение. — Какой ты добрый… Ты воспитанник этого храма? — спросил он, улегшись чуть удобнее, тем самым демонстрируя согласие принять «свалившуюся с небес» помощь. — Мое имя Чу Ваньнин. — Я — Мо Жань. Ты можешь звать меня Мо Жанем. Агх!.. Тасянь-цзюнь скривился, когда молодой мужчина попытался оторвать присохшую к разодранной ране грязную одежду, но слабый смех Ваньнина пресек любые попытки жаловаться дальше. — Я думал, что бандиты, «наступающие на бессмертных», не плачут от боли, — с непроницаемым лицом сказал благородный заклинатель, стараясь очищать поврежденную грудь преступника чуть мягче. Этот Чу Ваньнин был странным человеком, показалось темному заклинателю. Он не был похож на престарелого монаха — но его речи и интонация еще как выдавали в нем святошу. Мо Жань терпеть не мог этих надменных праведников, которые и жизни-то не видели помимо стен своих святых земель! Как хорошо быть благодетельным и чистым, когда есть кров, еда и теплая постель. Но как и всегда, несправедливость этого существования не волновала тех, кто с нею не столкнулся, поэтому Тасянь-цзюнь пресек бессмысленные рассуждения. Ему на пороге в ад милостиво протянули белую и тонкую ладонь — какой дурак бы отказался взять ее, чтобы спастись? Однако он не собирался лебезить и унижаться. Отвечал так, как считает нужным, даже в положении израненной скотины. — Быть может это вы, святые праведники, не созданы из плоти и крови. А мы так или иначе простые люди. Боль нам не чужда, — это оправдание своей человеческой слабости звучало из уст Мо Жаня почти что горделиво. Пока не заурчало в животе, действительно жалко и беспомощно. — Кхм… — напрасно Тасянь-цзюнь пытался скрыть свое смущение. — Как и голод… Ваньнин отвлекся от промывания уродливой дыры в груди мужчины, предплечьем стирая набежавший на виски пот. — Ты голоден? — спросил он своим безжизненным голосом, вынуждая темного заклинателя смалодушничать. — …Нет. Тасянь-цзюнь не ел четыре дня. Бежал, бежал, как загнанная лошадь, спасался из последних сил. Разве была у него возможность остановиться и трапезничать? — После захода солнца я смогу принеси тебе немного еды, — Ваньнин явно не обратил на ложь внимания. — Продержишься до этого момента? — Да, — немого неуверенно кивнул Мо Жань, все равно одолеваемый сомнением. — А ты правда… сделаешь это для меня? Уж лучше пусть не дарит эту ложную надежду, скажет как есть! — Раз начал помогать — то помогай до самого конца. Это разумно, — не понимая, к чему такие уточнения, ответил Чу Ваньнин. Рана была плоха. Ее не обработали ни разу — это было видно по засохшим изорванным краям. Но прямо сейчас заявиться в лечебницу и попросить у настоятеля лекарство Чу Ваньнин не мог. Если не желал раскрыть своего новоиспеченного питомца, конечно. Однако стоило импровизированному патрулю проследовать в западное направление обители, подальше от злосчастного сарая, молодой заклинатель Чу выбрался из спальни. Он мог не рисковать, суясь в здравницу при храме, а взять с собой те лекарства, которые использовал во время своих тренировок с Хуайша, божественным мечом. А ужин свой упаковать для раненого Тасянь-цзюня в мешочек цянькунь. — Мо Жань. Ты спишь? — легонько прикоснулся к загорелому запястью Чу Ваньнин. Другая рука вероломного убийцы тотчас ухватилась за предплечье, оставляя грязные отпечатки на белом наруче мужчины. — Я принес тебе поесть, — сказал Чу Ваньнин дезориентированному своим жалким состоянием Тасянь-цзюню. — И парочку лекарств. Твоя рана может и не затянуться… — …На мне всё как на собаке заживает. Вот увидишь, уже завтра я… — слабо откликнулся мужчина, медленно падая в небытие. Тотчас его голову заботливо приподняли на теплые колени, а челюсть обхватила мягкая, но все же покрытая мозолями рука. — Не болтай. Теряешь силы понапрасну, — послышалось откуда-то сверху. — Ну? Открой рот. — Ты будешь кормить меня? — с намеком на улыбку поинтересовался Мо Жань, но рассмотреть своего братика-небожителя не мог. Не из-за мрака, просто зрачки в бессилии закатывались кверху. — Конечно, не для того, чтобы сделать массаж, — ответ Ваньнина прозвучал немного раздраженно. Но несмотря на это его действия были очень аккуратными и даже нежными. — Не забывай глотать. Ложка за ложкой был скормлен весь отвар, потом и каша с мясом. В завершении Мо Жань отведал даже чай. — Ты со мной еще побудешь? — Мо Жань совсем размяк от чужой заботы и внимания. Не мудрено, лишь мама так о нем заботилась, как тут не растаять. — Попробую влить еще немного духовной энергии, — так и не поменяв своего положения, ответил Чу Ваньнин. Ноги его безбожно затекли, но так было удобнее всего ухаживать за «пациентом». — Много нельзя. Твой организм может не выдержать нагрузки. — Не торопись с этим, — желая оттянуть момент прощания, смущенно попросил Мо Жань. Силенок у него теперь прибавилось, и настроение общаться тоже. — Конечно если тебя могут схватиться в любую секунду — то лучше уходи. Чу Ваньнин удивлённо посмотрел на темного заклинателя, не совсем понимая этой заботы. Куда девалось ненавистное рычание, а? — Кхм… Если тебя поймают и накажут — кто будет обо мне заботится, пока я не поправлюсь… — придумал оправдание своего волнения о новом приятеле Мо Жань. — Если это случится — то тебе грозит нечто похуже, чем одиночество в сарае, — усмехнулся Чу Ваньнин, запахивая полы рваного ханьфу Мо Жаня на его груди. — Ну а меня распнет сам Хуайцзуй, это большая честь для любого грешника. Но не волнуйся. Я озаботился тем, чтобы скрыть свое исчезновение. — Не позволю. — Что не позволишь? — не понял Чу Ваньнин. Сказанное им про своего наставника было лишь шуткой, пусть и совсем неудачной. Он и не думал, что Мо Жань всерьез ее воспримет. — Причинить тебе вред. Не позволю, — хмуро отчеканил Тасянь-цзюнь, не глядя помещая ладонь своего добродетеля в измазанную землей лапу. В таком странном положении они сидели еще какое-то время, в полной тишине. Пока Чу Ваньнин не вышел из ступора из-за необъяснимого порыва этого разбойника.

***

Чу Ваньнин не знал, что он так успешен в укрывательстве преступников. У него был талант, никак иначе. Уже три дня под его присмотром восстанавливался темный заклинатель в ветхом сарае на восточной границе обители храма Убэй, и совсем никто ничего не заподозрил. Еды воспитанника Чу хватало на двоих. Этот заклинатель всегда ел мало, но зато теперь излишки не пропадали даром. — Вкусно, — с набитым ртом прокомментировал Мо Жань, практически целиком поместив в рот паровую булочку. — Очень вкусно. — Не ешь так быстро, — строго упрекнул его Чу Ваньнин. — К тому же, лучше тебе оставить немного еды на утро. Я могу приходить к тебе лишь ночью, ты можешь оголодать за это время… судя по твоему аппетиту. Ваньнин возрадовался, что однажды не отказался от подарка наставника в виде мешочка цянькунь, в который в этот раз помимо угощения поместилось пуховое, расшитое хайтаном одеяло. Вчера совершенствующийся Чу смог принести заварник и немного чая, а воду и маленький очаг он приготовил ещё в первую ночь. Получалось, что у этого наступающего на бессмертных разбойника к этому моменту насобиралось все необходимое для жизни. Мо Жань, глядя на все это добро, даже немного забеспокоился, что же еще этот заклинатель вздумает в следующий раз тащить в сарай в ущерб себе. — Диди, ты очень добрый, но позволь предупредить, — сказал Чу Ваньнину преступник, — я не смогу никак отблагодарить тебя за это. — Я делаю это не для благодарности, идиот, — Чу Ваньнин смутился, совершенно не имея опыта в общении с такими людьми, каким был Тасянь-цзюнь. — Я просто хочу помогать любому, кто нуждается в этом, по мере всех своих сил. Поэтому всю жизнь обучаюсь добродетели в этом храме. И, кстати. Тебе не следует называть меня «диди»… Мо Жань, укрывшись уже полюбившимся одеялом, задумчиво слушал исповедь своего благодетеля, подперев рукой лицо. Как вдруг эта смущённая просьба в самом конце. — Почему нет? — Я думаю, что все же старше тебя. Это просто глупо… — Старше? Насколько старше? — с сомнением принялся всматриваться в нежные и строгие черты молодой человек, усевшись ровно. — Мне девятнадцать. А тебе? — Девятнадцать?.. — рассеянно переспросил послушник Чу. — Ты выглядишь… взрослее. Мне двадцать девять. Теперь пришла очередь изумляться Тасянь-цзюню. — …Гэгэ, ты действительно выглядишь моложе меня, — посмеялся Мо Жань. — Так значит ты… все это время живёшь в храме? Почему бы не спуститься с горы, чтобы действительно помочь тем, кто в этом нуждается? По-видимому он затронул особую для Чу Ваньнина тему. Тот резко погрустнел и даже отвернулся, чтобы не выдать неуместных эмоций. Но Мо Жань упорно продолжал: — Ты судя по всему очень одаренный заклинатель. Нижнее царство нуждается в героях, разве ты не знаешь? — Мой наставник не считает, что я уже готов покинуть храм Убэй, — отозвался Чу Ваньнин. — Когда он разрешит — может быть слишком поздно, — Мо Жань подсел к Ваньнину ближе. — Заперев себя за вратами храма — ты никак не помогаешь простым людям. Твоё совершенствование бесполезно, Ваньнин. Можешь злиться на меня — но это правда. Заклинатель в белоснежном одеянии нахмурился, с негодованием в глазах разворачиваясь на преступника. — Откуда тебе знать? Ты убил всю верхушку ордена Жуфэн… Не пройдет и пары дней, как они наплюют на законы святой обители и ворвутся сюда, разыскивая тебя. Смеешь читать мне нотации о добродетели после этого? — Я убил их не забавы ради. Клан Жуфэн должен был быть уничтожен! — Мо Жань сказал это с такой горячностью, что Чу Ваньнин тотчас попал под гипнотическую энергию этого мужчины. Юноши. Эта волна окатила невинного заклинателя с ног до головы, так неожиданно открыв в смиренном скромном послушнике храма еще одну черту — настоящую чувственность. Однако Тасянь-цзюнь так разволновался, что, казалось, совершенно не замечал, с какими глазами на него уставился смущенный собеседник. — Сколько людей погибло из-за надменности верхушки ордена Жуфэн! Люди голодают, дети гибнут, пока элита живет в необоснованной роскоши. Моя мать тоже умерла из-за их высокомерия… Как после этого я мог потворствовать мерзавцам? Он опустил голову, пытаясь отогнать ужасные воспоминания из детства, как вдруг на дрожащее плечо опустилась чужая ладонь. Мо Жань повернулся к Чу Ваньнину, желая убедиться, что тот и вправду пожелал утешить загнанного в угол человека. Поддержать его. — Ваньнин, — голос наступающего на бессмертных заклинателя дрогнул. Рука нашла чужие прохладные пальцы и легонько сжала. От этого прикосновения у обоих тела́ покрылись мелкими мурашками. Что это было? Какое-то дурное наваждение, ей-богу. Но Мо Жань не мог сказать наверняка, ему нужно было проверить свои догадки. Придвинувшись вплотную, он ласково погладил мужчину перед ним по щеке, и тот не уклонился. Значит, и вправду… — Ваньнин, позаботься обо мне, — прошептали красивые губы, несмело прижимаясь в поцелуе.

***

Рассвет только-только начал разгораться, когда в маленькую скромную спальню вернулся молодой заклинатель в белоснежном одеянии, которое явно одевали второпях. Чу Ваньнин долго разглядывал себя в бронзовом зеркале, как завороженный… Не понимал, что такого в нем мог найти тот красивый, сильный человек. Немного оттянув ткань ханьфу на плечах и ключицах — можно было различить укусы. Губы — распухшие и непривычно алые от ласк. Не все постыдные любовные отметины можно было осмотреть так просто: некоторые напоминали о себе тянущей, сладкой болью. Ваньнин обнял себя руками, улегшись прямо на полу. Примерно так, как они с Мо Жанем лежали, только прижавшись друг к дружке. И на его талии были не собственные ладони, а того нежного и теплого человека. Они оба уже сумели отдышаться, поправить сильно сбившуюся одежду, когда Мо Жань сказал ему: — Я заберу тебя с собой. Завтра днем мы уйдем вместе, Ваньнин. Позволит это твой наставник или нет… Чу Ваньнин слушал, даже не пытаясь возразить — было слишком хорошо с ним. Пусть все произошло так быстро… очень быстро — невинный доселе заклинатель не жалел ни о чем. Он не был изощренным в плотских удовольствиях человеком. Не знал, что значит быть избалованным вниманием женщин, тем более мужчин — пусть в храме Убэй и было их очень много. Все они являлись обычными монахами. Поэтому чары Мо Жаня оказали слишком сильное влияние на этого внешне святого, непорочного человека. И он был только счастлив. Оказывается, это так просто — приоткрыть свой рот, впустить внутрь себя чужой язык. Так просто позволить уложить себя на грязную солому, чтобы ощутить тяжесть чужого тела. Просто обнять желанного человека за шею, чтобы прижаться еще ближе, когда горячая плоть проникает в твое невинное, никем не тронутое тело. Подарить себя такому человеку, как Мо Жань, оказалось удивительно приятно и легко. И стоны послушника Чу, жар в глазах и в прикосновеньях — тому доказательство. Когда утро заявило о своих правах уже окончательно — Ваньнин поднялся, без церемоний направившись к наставнику. Великому святому Хуайцзую. — Это ты? Я думал, что сейчас время для твоих утренних занятий в библиотеке, — окинул его внимательным взглядом наставник, сразу почувствовав нечто незримое в облике ученика. Как мать интуитивно видит в своей дочке преображение из девочки в женщину… Это было трудно объяснить. — Наставник. Хватит с меня чтения, — поднимаясь с колен, ответил Чу Ваньнин. — Я намерен покинуть храм Убэй. На это раз я подумал хорошо… Хуайцзуй застыл, не зная, что ответить на столь прямолинейное прощание. — Ты слишком торопишься. — Пока я неспеша постигаю тайны духовного развития — демоны и алчные люди безнаказанно заправляют этим миром. Мне почти тридцать, я не ребенок, чтобы… — Молчать!.. — осадил его учитель, поднимаясь. — Это лишь доказывает, что ты ничего не знаешь. Там, за стенами храма, ты не сможешь выжить! Как я мог быть таким глупцом и не понимать, что ты не оценишь моей заботы и любви?! — Я благодарен! — снова поклонился Чу Ваньнин. — Но моя жизнь не может вечно крутиться вокруг вашего опыта и знаний. Я сам должен попробовать ступить на собственный путь и что-то сделать! — вспомнив фразу Тасянь-цзюня, он добавил: — Совершенствование ничего не стоит, если не приносит пользы простым людям. Хуайцзуй молчал, и Чу Ваньнин не знал, разразится тот бранью уже в следующий момент или примет его решение. Поэтому продолжал стоять на коленях, ожидая. — Раз ты решил — пусть будет по-твоему, — отчеканил наставник. Но не успел Ваньнин обрадоваться милосердию учителя, как тот продолжил: — Но тогда и я выдвину свое условие, раз ты не считаешься с тем, кто вырастил тебя. Кто самозабвенно готовил в твоём лице следующего владыку этого святого места! Отдай свое золотое ядро, взращивая которое я потратил столько своих знаний, сил и лет — и иди на все четыре стороны! — …Учитель? — Ты предаешь мое учение, уходя без разрешения. Значит, не имеешь права пользоваться результатом наставлений этого старого учителя. Верни ядро — и начинай свой путь самостоятельно, как того хотел. С самого начала! Видя, в какой шок повергло это изречение его ученика, Хуайцзуй уж было подумал, что своего добился. Чу Ваньнин испугается, слишком многое стоит на кону против его самовольного решения. Он примет его волю, останется в храме Убэй и… Он совсем не ожидал, что тот с непроницаемым выражением лица вдруг вытащит кинжал из рукава и тотчас вонзит в свое сердце. — Что ты делаешь?! — старик упал, потеряв вдруг равновесие от шока. Он и не думал, что Чу Ваньнин и вправду… Недооценивать людей не частая ошибка старости. Хуайцзуй слишком поздно понял, что совершил ту самую оплошность. — Я делаю, как велел учитель. Нет. Как настоятель храма Убэй. У этого послушника больше нет наставника… Чу Ваньнин продолжал всаживать в себя ледяное острие, которое сейчас жгло огнем. Хуайцзуй подлетел к нему, желая вырвать из рук ученика это жалкое подобие оружия, способное отнять у заклинателя не только жизнь. Но Чу Ваньнин крепко сжал рукоять, решая стоять до конца на своем. Теперь дело было не столько в том, что он всегда желал помочь простому народу. Не в том, что он решил уйти вместе с Мо Жанем, которого успел полюбить всем сердцем, пусть времени им было даровано чертовски мало. В данный момент это было неважно. Тот человек, которому он верил больше всех на свете, попросил вернуть вложенное в него время… Отчаяние молодого заклинателя в белом одеянии, что окрасилось в багряный на груди, оказалось слишком сильным. К такому невозможно было подготовиться. Вдруг в комнату к наставнику и его бывшему ученику ворвался еще один монах. Он взмок от пота, зрачки испуганно дрожали, пока он, даже не успев рассмотреть картину, что раскинулась перед глазами, затараторил: — Беда! На территорию обители ворвались люди ордена Жуфэн… Они без спроса решили прошерстить всю территорию в поисках того мятежника, что убил их главу! Оказывается, Тасянь-цзюнь все это время прятался в ветхом сарае на окраине, и кто-то даже приносил ему еду судя по тем вещам, что мы нашли после его ухода… А что… что тут происходит?! Чу Ваньнин замер, уже практически теряя сознание от боли, но все еще в состоянии расслышать каждое слово. От тех эмоций, что не смог подавить в себе этот заклинатель, лицо его утратило холодный оттенок, что не укрылось от наставника, воспользовавшегося заминкой. Кинжал был откинут в сторону, реакция Ваньнина на известие ответила на вопросы Хуайцзуя о возможных причинах такой внезапной поспешности ученика его покинуть. В таком случае… — Немедленно отведите моего ученика в подземную камеру для грешников, — скомандовал Хуайцзуй монаху. — Не выпускать, пока не устраним преступника. Выполнять! — Нет… Не трогайте его!.. Он лишь хотел сделать как лучше… — едва слышно проговорил Чу Ваньнин, но остался не услышан. — Мо Жань… Беги… Было больно. Невыносимо. Он так хотел уйти с Мо Жанем сегодня. Неужто оба просто погибнут в этот день, который должен был изменить их жизни? Что ж… в этом есть и свои плюсы. Их сердца уже были изранены, весьма буквально, и руки запятнала кровь. — Пожалуйста, не сопротивляйтесь! — умолял его монах, уже почти дотащив до порога, где начинался путь в подземную темницу. — Если головорезы Жуфэн явятся сюда — будут задавать вопросы, на которые этот слуга не сможет ответить! Тогда нам не снести головы… И ведь сглазил! Тотчас позади монаха появилось пара неизвестных заклинателей в темно-лиловом облачении, с масками на лицах. Одним выпадом тот, кто стоял к монаху ближе, пригвоздил его мечом к древнему столбу для наказаний, и скромного послушника не стало. — Это не он, — сказал соклановцу-мерзавцу другой воин. — Ты убил монаха, идиот. — Какая разница? — ответил тот, очищая меч о жёлтые одежды погибшего мужчины. — Я подумал, что Тасянь-цзюнь переоделся и взял в заложники этого мужчину, — он указал на Чу Ваньнина, который с взглядом дикой кошки смотрел на убийц, прижавшись к холодной стене за невозможностью стоять самостоятельно. Он не упал лишь чудом до сих пор, учитывая его боль и слабость. — Эй. Красавчик. Кто тебя ранил? Не ублюдок ли с наглой самодовольной рожей в темной одежде? — Здесь лишь один ублюдок. Это ты, — прохрипел заклинатель, и гладкий подбородок очертила струйка крови. — Хотя любой из ордена Жуфэн достоин этого звания… Наемник нахмурился, явно не собираясь прощать сказанное этому и так едва способному стоять мужчине. — Так или иначе, члены ордена Жуфэн достаточно милосердны, чтобы убить того, кто в этом так нуждается. Твоя рана на груди очень плоха, я помогу тебе уснуть быстрее. Он не успел даже замахнуться. Мо Жань свернул головы обоим, даже без призыва божественного оружия, а Чу Ваньнин был уверен, что оно у заклинателя имеется. Но сейчас было не самое подходящее время размышлять об этом. — Ваньнин! — подхватил в свои любящие объятия мужчину Тасянь-цзюнь, оседая с ним у входа в подземелье. — Ваньнин… Он гладил своего дорогого благодетеля по влажной из-за пота щеке, плакал и просил прощения, не понимая, как так вышло. — Я опоздал… не смог защитить тебя от них… — Это не твоя вина, — отозвался Чу Ваньнин, с большим усилием приподнимая посеревшее лицо. — Я сам. Я сделал это, чтобы уйти с тобой… Когда Хуайцзуй попросил в замен мое золотое ядро — я подумал, что оно не так уж ценно, если… Кха… Мо Жань заплакал еще горче. — Глупый… Я все равно заберу тебя с собой, — мягко поцеловал его Мо Жань в висок. — Я обещал тебе, конечно же я выполню это обещание. — Я сейчас слишком слаб. В таком состоянии не смогу ничего сделать… — Ваньнин попытался хотя бы обнять юношу одной рукой — но, в подтверждение своих слов, не смог даже пошевелиться. — Тебя схватят, если продолжишь возиться со мной. — Теперь мы с тобой неделимы — и я не в состоянии тебя оставить. — Тогда мы оба умрем. Мо Жань подхватил под руки Ваньнина, дабы хотя бы попытаться сбежать. Что ж, по дороге он успел найти пару лазеек — были в барьерах храма Убэй и мастеров из ордена Жуфэн небольшие прорехи. Но проблема заключалась в том, что с умирающим человеком на руках проскочить незаметно стало невозможно. Ваньнин тоже это понимал. Поэтому, когда Мо Жань принес его в укромное место, попытался обмануть темного заклинателя: — Нам ничего не мешает встретиться чуть позже. Я приду в норму и подожду тебя здесь, пока ты спрячешься и затихаришься. — …Прятаться? Я собираюсь уничтожить остатки ордена Жуфэн. — Тогда нам тем более не по пути. Прости, что ничем не помог… Мо Жань поцеловал его, и бережно обнял, так явно прощаясь. — …Я оставлю тебя — но только на время. — Так будет даже лучше, — попытался улыбнуться Чу Ваньнин. — Иначе эту ночь я не переживу. — Я подожду пока ты не поправишься, найду для нас место, где мы сможем реализовать все свои мечты и заботиться о простом народе. А потом вернусь за тобой. Хорошо? Я обещаю, что вернусь. Ты веришь мне?.. Скажи, что веришь. — Я тебе верю. Иди, пока тебя не обнаружили, быстрее… За окнами послышался шум надвигающихся шагов. Было опасно и дальше оттягивать момент разлуки, и Мо Жань, вернув Ваньнину часть той энергии, что тот милостиво подарил ему, залечивая раны, поднялся на ноги. — Только дождись меня.

Пять лет спустя.

Храм Убэй, недавно восстановленный после сожжения наемниками ордена Жуфэн.

— Прошло столько времени, а ты все ждешь. Он не придет. Чу Ваньнин в непонимании уставился на сильно постаревшего за эти годы настоятеля храма Убэй, Хуайцзуя. Когда этот старик не мог найти своего любимого воспитанника, то всегда приходил сюда, к воротам храма, и каждый раз он неизменно всматривался в бездну зелени у самого подножия святой горы. Будто действительно кого-то ждал. Но каждый раз делал вид, что это не так. — Кто не придет? — бесцветным голосом спросил молодой заклинатель, снова устремив взор в долину. — Тот, кого ты ждешь. Прошло пять лет, а ты все так же тоскуешь по человеку, по милости которого твоя жизнь оказалась разрушена. — Он виновен лишь в том, что пришел так поздно, дабы открыть мне глаза. Ты и я — сами разбили мечты друг друга, и почему мы стали учителем и учеником в тот день? — хмуро произнес Чу Ваньнин. — … По крайней мере теперь мы квиты, — не собираясь скрывать сожаления в голосе ответил Хуайцзуй. — Я как смог восстановил твое золотое ядро и ты мог бы уже давно сам уйти на его поиски, раз наотрез отказываешься занять мое место в храме Убэй и принять то, к чему тебя готовили на самом деле. Почему же ты все еще тут? Красивый высокий лоб заклинателя в белом омрачила маленькая хмурая морщинка. — Он попросил дождаться его здесь. Больше Чу Ваньнин ничего не сказал. Ушел к себе, не собираясь ничего доказывать — ни себе, ни Хуайцзую. Он придёт. Он обещал, что вернется за ним сразу, как сможет. Глядя ему вслед, великий святой настоятель храма слабо улыбнулся. Лишь одну вещь его любимый послушник, несостоявшийся преемник, понял слишком хорошо: вера может спасти даже человека, раненого в сердце. Хорошо, что Ваньнин верил. Этим он мог жить дальше. Жить и ждать, ждать, ждать, пока… Однажды в его павильон заявился монах-прислужник с донесением: — Просили передать вам лично: в храм пришёл некто Мо-цзунши. Молодой господин пика Сышэн. Кажется, это тот самый орден, что навел порядок в мире заклинательства и уровнял Верхнее и Нижнее царства. Так… принять его? — Мо?..