Усы, лапы и хвост!

Чу Ваньнин распахнул глаза, все еще думая о том, что его обнимает Тасянь-цзюнь. Оказалось, что этот наступающий на бессмертных Император лишь укутал его в свою мантию, после того как очень грубо взял прямо на улице. Прямо на гуцине… Чу Ваньнин в своих мыслях все еще называл это действие «занятием любовью», хотя от изнасилования оно отличалось отсутствием криков о помощи, да и только. — Изверг… — прошептал Чу Ваньнин, закутываясь в одеяние своего господина плотнее. Слава небесам, этот человек всё же догадался отнести его в павильон Алого лотоса, а не бросил на снегу прямо так — без сознания, в разодранной одежде. Но он уже знал, что заболеет от этого. Его здоровье всегда было очень слабым, а после уничтожения золотого ядра мужчина и вовсе напоминал слабого котенка. Мышцы и кости болели, но эта боль уже давно стала привычной — тело Чу Ваньнина смирилось с подобным отношением. С его мнением и настроением обычно не считались, поэтому бывший учитель подумал о том, что Мо Жань может заявиться еще и ночью, но сил подняться, дабы привести себя в порядок к этому моменту, не было совершенно. Как и предполагал бессмертный Бэйдоу, едва сумерки сгустились над дворцом Ушань — барьер, установленный Тасянь-цзюнем, вокруг павильона Алого лотоса колыхнулся. — Учитель!.. — проревел с порога молодой мужчина. Чу Ваньнин так и не поменял местоположения с того момента, как его оставили здесь. Лишь немного повернул голову навстречу завозившемуся у входа ученику, который не то упал, не то что-то разбил. — Опять напился, — вздохнул наставник. — Учитель, почему ты не выходишь встречать этого ученика? — за газовым алым пологом появилось лицо Императора, черты которого смазались под действием выпитого. — Разве ты не говорил, что у тебя больше нет учителя? Так какого ученика я должен был встречать? — недовольно фыркнул наставник, отворачиваясь к стене. Не на кого там было смотреть, да и встречать тоже. — Почему ты так много пьешь? Мо Жань не ответил, неуклюже залезая на шелковое покрывало рядом с Чу Ваньнином. — Учителю так понравилась мантия этого достопочтенного? — с неприкрытым восторгом в голосе спросил Тасянь-цзюнь, пусть из-за его заплетающегося языка Чу Ваньнин понял сказанное не сразу. — Ты пролежал в ней весь день и даже не захотел переодеться. Чу Фэй действительно очень любит этого мужа. Он засмеялся, принявшись тискать мужчину, завернутого в свои черные одеяния с золотой вышивкой, игнорируя слабое сопротивление и даже то, как Чу Ваньнин шипел. — Учитель, твой ученик так хорошо тебя понимает. В юности, когда этот достопочтенный упал в озеро, учитель снял свой халат, а затем приказал заменить мокрую одежду и надеть его, — уложив щеку на плечо наставника вдруг принялся копаться в чертогах своей памяти Император. — Это ханьфу пахло тобой. Я не знаю почему, но твой запах — он… успокаивает меня. Мой запах тоже тебе нравится, не так ли? Ваньнин слушал, ничего не отвечая. В голове все еще стояла картина того, как юный Мо Жань, облаченный в его верхнюю одежду, украдкой нюхает теплую, пропитанную его запахом ткань. Это заставило его щеки бурно заалеть, не понимая, как относиться к такому. Не означало ли это, что уже тогда его ученик смутно и неосознанно желал его? Зачем вообще нюхать одежду чужого человека? Разве это не глупо? Подумав о том, что он, Ваньнин, провел весь день, вдыхая терпкий, мускусный аромат Императора, провалявшись в коконе из его царственного тряпья, бессмертный Бэйдоу все же зашевелился, намереваясь скинуть с себя мантию. — Нет, этот достопочтенный хочет, чтобы ты был в ней во время этого. Не было смысла переспрашивать во время чего именно. Не ходя вокруг да около Тасянь-цзюнь поцеловал своего учителя, то есть, попытался это сделать. Из-за выпитого голова его кружилась, и губы угодили куда-то в подбородок, но мужчина даже не почувствовал разницу. — Учитель, я хочу тебя… — пробуровил он, извлекая напряженный член. Чу Ваньнин обреченно вздохнул, разворачиваясь на спину. Сегодня у него не было сил сопротивляться. Но прошло довольно много времени прежде чем Мо Жань сумел вставить — в его состоянии это оказалось действительно непростой задачей. Какое-то время Император просто терся о живот своей наложницы, затем, нахмурившись, понял, что ощущения несколько отличаются от привычной тесноты. Приподняв стройные бедра Чу Ваньнина, Тасянь-цзюнь все-таки смог его наполнить собой, вжать в простыни и выбить пару стонов. Он двигался неторопливо, словно раскачивался в лодке, улегшись на учителе сверху. Такое вялое соитие раздражало Чу Ваньнина еще сильнее, чем грубое. В конце-концов его пьяный ученик просто уснул на нем. — Мо Жань, — позвал Чу Ваньнин, похлопав Императора по плечу. Тот, естественно, не отозвался — лишь уткнулся носом куда-то в изгиб ароматной шеи и захрапел. Бессмертный Бэйдоу обреченно закатил глаза. Что делать с этим Императором, наступающим за бессмертных? Его член был все еще внутри тела учителя, и несмотря на состояние Мо Жаня — все еще был твердым. Тогда Чу Ваньнин попытался осторожно отстраниться, но супругу это явно не понравилось. Предупредительно рыкнув, не открывая глаз, он вжался в своего учителя, не обираясь отпускать его. — Ты действительно хочешь спать в таком положении? — с укоризной спросил Ваньнин, зная, что ему не ответят. — Ты пьяный и тяжелый, а еще твой… твой… Твой член до сих пор внутри меня — он просто лежит там, ничего не делает, — вот что хотел сказать учитель, но приличия не позволили ему произнести подобное вслух. Что до остальных приличий, видимо, если сделать вид, что ничего такого не происходит — то это так и будет выглядеть. Поэтому Ваньнин как и всегда принял волю Императора, продолжая служить ему в этот раз теплой грелкой. На утро Тасянь-цзюнь сладко потянулся, скатываясь с «удобного» Ваньнина. За это время он уже успел прийти в себя и ощутимо проголодался. — Эй, там! — крикнул он в сторону входа в павильон. — Принесите сюда чай и закуски, — затем снова развернувшись к сонному учителю, обратился уже к нему. — Ваньнин, кажется, плохо спал? Этот достопочтенный был опять слишком хорош, и сильно вымотал тебя?