Глубокое погружение

1. Мужик смотрел на него уже минут десять. Сергею под его взглядом было... неуютно. Да крипово ему было, чего уж там. Девушки на Сергея никогда так не смотрели. Во-первых, девушка никогда не будет разглядывать парня десять минут подряд, в упор. Как будто навела прицел и прикидывает, шмальнуть уже или ещё подождать. Неееет. Девушка посмотрит, отвернётся, потом снова посмотрит. Сначала из-под волос, потом из-под ресниц, потом сквозь бокал. Потом поправит платье, потом прическу, хихикнет. Что-то скажет подруге. Нормально, короче, будет себя вести. А не вот это вот. Мужик, наверно, уже подошёл бы к Сергею, но тот специально делал всё, чтобы к нему не хотелось подойти. Сидел так, будто проглотил швабру, руки держал в карманах и не поднимал глаз от стола. На столе остывал нетронутый кофе. Весь вид Сергея должен был говорить о том, что он не будет рад новым знакомствам. Горошко хорошо умел такое играть, на всех всегда действовало. Мужик выглядел… хищно. Да крипово он выглядел, если на то пошло. Вот проклятое слово, привязалось, везде лезет! Сам Сергей никогда так не разглядывал девушку, которую хотел склеить. Он всегда старался выглядеть… ну да, безопасным. Таким, чтобы с одного взгляда на него читалось: я нормальный, я тебе ничего не сделаю, я так, чисто поздороваться сейчас подойду. Даже если он планировал завтра утром проснуться у неё дома - всё равно надо было казаться максимально расслабленным. Ни на что не претендующим. Это были правила игры. А тут правила были другие. И Сергей их не знал. Мужик отошёл от стойки и направился к Сергею. Ну, охренеть. - Привет, - мужик протянул ему руку. - Игорь. - Сергей, - Горошко ответил на пожатие, мужик сел на соседний стул. Никаких "я присяду" и прочих расшаркиваний. Интересно. - По-моему, я тебя где-то видел, - задумчиво сказал "игорь", разглядывая Сергея. Горошко похолодел. Он был в капюшоне и очках - он всегда был в очках - и узнать его мог только по-настоящему упоротый фанат. Который смотрел какие-нибудь интервью или баббловские подкасты. Сергей остро пожалел, что вообще сюда пришёл. Что вообще узнал об этом месте, придурок такой, это ж надо было так спалиться. - В прошлую пятницу, да? - продолжал тем временем "игорь", уверенно выставив указательный палец в сторону Сергея. - Тут была пати, и ты ещё был в костюме пингвина, да? Смешная такая шапка, чёрная, с клювом. - Нет, - покачал головой Сергей. От облегчения голос звучал тонко, как у девчонки. - Это был не я. - Ааа, - кивнул "игорь". - Ясно. Повисла пауза. Сергей её узнал - это была характерная выжидательная пауза, всегда наступавшая после первого подката. Хоть что-то между людьми не меняется, не важно, женщины это, или мужчины, подумал он. Надо было сделать шаг навстречу. Сергей внимательно посмотрел на "игоря". Старше него лет на десять, но ещё не лысеет. Подкачанный, с бородкой. Пиджак дорогой, Сергей где-то видел похожий. Наверно, крутой бренд, Горошко плохо разбирался в шмотках. Под пиджаком футболка с принтом, название какой-то очень старой рок-группы. Левое запястье забито татуировкой, но непонятно, докуда она доходит - до локтя, до плеча? Вот с этого и можно начать. - Классное тату, - выдавил он из себя, кивнув на запястье "игоря". - Рукав? "Игорь" заулыбался так, будто они дружили со старшей школы, и Сергей сейчас отмочил старую-старую, нежно любимую в их компании шутку. - Ага, - сказал он и, явно рисуясь, снял пиджак. Сергей подавил желание зажмуриться. - Дружбан бил, - с гордостью сообщил "игорь", выставив перед собой руку, от запястья до плеча забитую цветочными мотивами, музыкальными инструментами и зачем-то римским Колизеем на самом верху. Сергей подался вперёд и сделал вид, что рассматривает татуировки. "Игорь" напряг бицепс, мускулы перекатились под кожей, цветочный орнамент ожил, заиграл. Хорошая работа, подумал Сергей. Он попытался представить, как эта татуированная рука сгребает его за талию и прижимает к телу в футболке. Как эти пальцы - красивые, кстати, пальцы, на среднем кольцо с надписью - стискивают его задницу. А потом сжимают его член, и на "игоре" уже нет ни футболки, ни кольца. А потом… - Я тут недалеко живу, - сказал "игорь". Сергей вернулся в реальность. Что, вот так сразу? Восемь часов вечера. Ни "выпьем чего-нибудь", ни "чем ты занимаешься", а сразу "я тут живу". У них что, так принято? Хотя, у кого это - у них? У вас, Серёжа, у вас. Ты же навёл справки, пришёл в соответствующее место. Ты знал, кого здесь встретишь, так что давай, вливайся в компанию. Вливаться не хотелось. - Правда? Хороший район, - процедил он как можно равнодушнее. И улыбнулся. Это была не обычная вежливая улыбка, с которой хвалят машину-квартиру-работу новых знакомых. Нет, это была улыбка Птицы - та самая, которая раскалывала лицо Сергея пополам, делая его уродливым и очень, очень пугающим. За пределами площадки Горошко никогда так не улыбался, чтобы не приняли за маньяка и не сдали, куда следует. "Игорь" оторопел. Он смотрел на Сергея, как кролик на удава, и даже сказать ничего не мог. Сергей поморщился. Не надо было так делать. Это как если бы профессиональный боксёр начал вдруг избивать прохожего. Только у боксёра в арсенале были хук и аперкот, а у Сергея - этот страшный оскал. Он уже приготовился сделать нормальное лицо, извиниться и вежливо отшить "игоря", как вдруг над его правым плечом раздалось: - Серёга! Горошко задрал голову вверх, чтобы увидеть, кто это сказал. Голову пришлось запрокинуть очень сильно, потому что этот кто-то был офигеть какой высокий. Уже в процессе выворачивания шеи под неестественным углом Сергей узнал голос - прежде, чем увидел лицо. Он тут же вскочил, засмеялся, и сперва схватил за руку, а потом и обнял этого офигенно высокого человека. - Батя! - на лице Сергея осталась улыбка Птицы - забыл убрать. Но Жизневского она, конечно, не испугала. На съёмках "Грома" Тихон видел, как эта улыбка сперва зародилась, потом окрепла, обрела множество оттенков и, наконец, стала фирменным знаком Горошко. И теперь, заметив её, он только вопросительно поднял брови. - Привет, ты откуда здесь? - спросил Жизневский, внимательно глядя на Сергея. - Зашёл кофе выпить, - как можно небрежнее сказал Горошко. - А, - проронил Жизневский. По этому "а" стало понятно, что он прекрасно знает, что это за место, и никакие "выпить кофе" его не обманут. - А я шёл мимо, увидел тебя в окне, решил зайти, поздороваться. Давно не виделись. Ты с другом? Излучая положенное дружелюбие, он развернулся в сторону "игоря" и представился: - Тихон. Сергей еле сдержался, чтобы на него не шикнуть. У Жизневского было более запоминающееся лицо, чем у него, а ещё очень, очень редкое имя. На его месте Горошко вообще всегда представлялся бы "Васей", но Тихон, слушая эти рассуждения, только смеялся. Теперь шансы, что "игорь" их узнает, выросли примерно раз в сто. Сергей стиснул зубы и приготовился уйти в глухую вежливую оборону. Но не пришлось. "Игорь", хоть и спал с лица при виде Тихона, так их и не узнал. Он вполне культурно представился и тряхнул лапищу Жизневского. - Да я не друг, я только что подсел, - пояснил он. - Меня как раз собственные друзья ждут, вооон за тем столиком, - он кивнул подбородком куда-то в глубину зала. - Я, наверно, к ним, а вам хорошего вечера, ребята. "Игорь" встал, подхватил пиджак и скрылся где-то в мешанине столиков, людей, разговоров и низко нависающих светильников. Горошко проводил его взглядом. Надо же, мужик просто подошёл, просто спросил, потом отвалил без лишних обид. В целом, мужской способ съёма мог бы Сергею понравиться. Жизневский плюхнулся на свободное место. Положенное дружелюбие исчезло с его лица, и он уставился на Сергея с мрачным любопытством. Горошко вспомнил, что так и не попробовал свой кофе, и немедленно им занялся. Несколько минут они молчали. - Ну и? - спросил наконец Жизневский. - Что - и? - буркнул Сергей. - Что ты здесь делаешь? - А не видно? Кофе пью. - В заведении для геев? - Куда зашёл, там и пью, - попытки отпереться были обречены на провал, но Горошко собирался цепляться за них до последнего. - Конечно, - кивнул Жизневский. - Тут рядом три кофейни, одна на другой. А у этого места даже вывески нет. И вход через подвал, ещё поди найди его. Удачно ты зашёл. Сергей вздохнул. Возразить на это было нечего. - Ты сидел с таким лицом, что я испугался, - сменил вдруг тему Жизневский. - Тот мужик что, яйца к тебе подкатывал? Откуда ты только взялся, подумал Сергей. Надо было не ждать десять минут, а с самого начала улыбнуться этому "игорю" и уйти вместе с ним. Сейчас он бы уже вставлял свой хер в мою задницу, и это было бы намного лучше, чем объясняться с тобой. - Да, подкатывал, - кивнул он. - А ты? - круглые глаза Жизневского блеснули интересом. - А я ему не мешал, - выдохнул Сергей. Он перестал мучить холодный кофе и откинулся на спинку стула. - Даже делал какие-то ответные жесты. Жизневский изучающе посмотрел на него. - Зачем? - тон у него был несколько растерянный. - Хотел попробовать, как это, - равнодушно бросил Сергей. Это была шаблонная фраза из плохо написанного сценария. Топ-десять самых отвратительных клише. Может, даже топ-пять. Горошко никогда не думал, что скажет такое на серьёзных щщах, да ещё другому актёру. Как и следовало ожидать, Тихону ответ не понравился. Он прекрасно знал, что Сергей - последний человек, который из любопытства решит попробовать... - Что ты хотел попробовать? - прошипел Жизневский, наклонясь через стол к Сергею. - Как в жопу в туалете давать? ...да, именно это. Горошко вздрогнул. Такой вариант событий, да ещё озвученный вслух, вызывал тошноту и какое-то тревожное ощущение в области паха. То ли боль, то ли нет - непонятно. - Почему сразу в туалете, - огрызнулся он. - Он тут недалеко живёт. Жизневский снова нормально сел и несколько раз шумно, глубоко вдохнул и выдохнул. Пытается успокоиться, понял Сергей. - Ну, допустим, ты решил попробовать, - сказал Тихон, помолчав. - Но зачем здесь? Зачем с кем попало? Сергей засмеялся, постаравшись сделать это потише. - А что, надо было выложить свою фотку в Тиндер? - выдавил он сквозь смех. - Может, ещё челлендж запустить, кто первый трахнет Сергея Горошко? - Нет, конечно, - Жизневский ощутимо сдулся. - В чём-то ты прав. Нормальный вариант для тебя закрыт. Но зачем тебе вообще понадобилось… всё это? - он взмахнул рукой, обводя этим жестом барную стойку, зал, бармена, официантов. Каких-то посетителей, которые только что вошли и как раз усаживались за столик. - Для погружения, - рассеянно ответил Сергей, наблюдая, как один из вошедших мужиков помогает другому снять куртку. - Какого погружения? - не отставал Жизневский. Сергей вздохнул и отвёл глаза от мужиков, уже курлыкавших друг с другом на диване. - Мы доделали один проект, - неохотно сказал он. - Ты слышал, наверно - средневековое фэнтези. - Слышал, - кивнул Жизневский. - От тебя же и слышал. И рекламируют вас много. - Много, - согласился Сергей. - Так вот. Я… в общем, дерьмово сыграл. Недотянул. Не погрузился в роль. - В смысле? - нахмурился Тихон. - Надо было играть мудака, - продолжал Горошко сквозь зубы. - Вот прям отчаянного засранца. Лайтовую версию Птицы примерно. Местами вышло хорошо. А местами - как попало. Получился не сукин сын, а какой-то патриот с трагическим взглядом. Есть один эпизод, очень важный. И там прямо видно, что я не в образе. Ни на грамм. Надо было книги эти злополучные почитать, что ли. Ну, по которым снимают. Я не знаю. Сергей поставил локти на стол, запустил пальцы в волосы и хорошенько сжал. Может, и к лучшему, что пришлось всё это рассказать. Жизневскому вообще можно рассказать что угодно. - Так, погоди, погоди, - Тихон выставил перед собой раскрытые ладони. - Не гони лошадей. Тебе что, постановщик что-то сказал насчёт твоей игры, или что? Сергей скривился. - Да там такой постановщик… - начал было он, но тут же себя оборвал. План был не выкатить претензии режиссёру, план был разобраться со своими косяками. - Нет, он ничего не сказал. Я сам вижу. - Если ты где-то налажал - это недоработка режа, - твердо сказал Жизневский. - Налажал - надо было переснять. Налажал снова - сначала объяснить, что не так, потом переснять. Я знаю, как ты работаешь. Три дубля - и ты выдаёшь такого безбашенного ублюдка, что оператор начинает креститься. Я сам видел. При других обстоятельствах Сергей засмеялся бы и потребовал рассказать про случай с оператором. Но не сейчас. - У них мало денег, - уныло пояснил он, ковыряя ногтем край стола. - Смен было по минимуму. Всю дорогу спешили, как на пожар. Как в совке, мля: "плёнка дефицит, снимаем с первого дубля". Костюмы были жаркие, как ад просто. Стёганые ватники какие-то. Типа, колеты семнадцатого века. С меня всё время текло. Пятнадцать минут - и весь мейкап на подбородке... Сергей много чего хотел ещё сказать, но заставил себя заткнуться. Вот за это Жизневского и прозвали Батей, подумал он. Только поздоровались - и я начал ему жаловаться. Сижу и хнычу, как малолетка. Жизневский слушал его внимательно, но временами, казалось, еле удерживался от улыбки. - Бывает, - сказал он, когда Сергей замолчал. - Но я что-то не пойму, как эти ваши колеты связаны с тем, что ты сидишь здесь и снимаешь мужиков? - Пиарщики раздали задачи по фансервису, - угрюмо ответил Сергей. - Отправили всех в Твиттер и велели флиртовать там друг с другом. - В смысле, мальчики с мальчиками? - уточнил Жизневский. - Ага. Повисла пауза. Горошко вспомнил их прошлый разговор на эту тему. И позапрошлый. Жизневский, наверно, тоже их вспомнил, потому что не стал заводить песню про "это сделает твой фандом счастливым". Понял, наконец, что это не помогает. - И ты что, решил прийти сюда, чтобы научиться флиртовать с мальчиками? - спросил он вместо этого с иронией. - Нет, - мотнул головой Сергей. - Просто… я не могу. Там ребята так отжигают - спасайся кто может. Женька, Макс. Стихи друг другу пишут, шутят, выясняют, мол, кто под кого ляжет. Фанатки визжат. А я - не могу... У Сергея вдруг запершило в горле, он закашлялся. Это было ожидаемо - нельзя пить остывший до ледяного состояния кофе. И психовать так тоже нельзя, иначе через пару лет его начнёт мучить сухой нервный кашель, уже непрерывный. И он будет проводить кофе-брейки, пытаясь сплюнуть в платок несуществующую мокроту, как один его препод на первом курсе. Нельзя идти в актёры, в конце концов, если ты такая тряпка и ничего не можешь. - Можешь, - донёсся до него сквозь гул в ушах голос Жизневского. - Ты можешь этого не делать. Просто не делать. И всё. - Не могу, - прохрипел Сергей, пытаясь отдышаться. - Я же говорю, я налажал с ролью. Я их подвёл, понимаешь? У них сейчас продолжение под большим вопросом. Я должен помочь, чем смогу - с раскруткой, с фанбазой. Должен. А я не могу. Не могу послать Денису смайлик в сраном Твиттере, представляешь? Пока он кашлял, очки сползли на кончик носа. Свет сразу стал слишком ярким. Сергея тут же охватило чувство, что все вокруг смотрят на его лицо. Ему всегда так казалось, когда он был без очков и немного не в себе. Он поспешно поправил очки, заставил себя выпрямить спину и обвёл глазами зал. Никто на него, конечно, не смотрел. Тихон подчёркнуто пялился в окно, не пытаясь помочь ни с кашлем, ни с чем-нибудь ещё. В своё время на съёмках "Грома" Сергей доходчиво объяснил всем сочувствующим, что в такие минуты его лучше предоставить самому себе. - Десять лет назад я тоже думал, что во всех проблемах каждого моего проекта виноват лично я, - заговорил наконец Жизневский. - Да что там проекта - всего кинематографа. Если я получился уродом - это я виноват, а не гримёр. Сфальшивил - тоже я, а не постановщик. Запутался в словах - это я дурак, а не сценарист. И разубедить меня было невозможно. Поэтому и тебя я разубеждать не буду. Ты потом сам поймёшь, как это работает, - Тихон вздохнул. - Но ты мне так и не сказал - а здесь-то ты что делаешь? Сергей долго молчал и заговорил только тогда, когда был уверен, что голос прозвучит спокойно, без хрипа. - Я подумал, если человек умеет нырять на двести метров, то нырнуть на пять для него вообще не проблема. Если я реально… потрахаюсь с парнем, то Твиттер - это уже будет ерунда. Ему показалось, что у Тихона отвисла челюсть. Конечно, только показалось - это же Жизневский. Его нельзя было чем-то удивить. Он даже в этот кабак знал дорогу, хотя вход был через подвал и чуть ли не по пропускам. - А нанять сммщика, который будет отжигать там вместо тебя? - спросил Жизневский, переварив информацию. - Ты не думал об этом? Слишком просто, да? Сергей стиснул кулаки под столом. - Я уже один раз схалтурил на этом проекте, - напомнил он. - Хватит. Теперь никакой халтуры. Только полное погружение. На лице Жизневского отразилось неверие. - Горох, ты псих, - фыркнул он. - Пускай, - кивнул Горошко. Жизневский задумался, глядя куда-то мимо Сергея. - Я тебя не понимаю, поэтому не знаю, что посоветовать, - протянул он. - Но есть человек, который понимает тебя всегда. Ты не думал обратиться к нему? - Спасибо, я не хочу к мозгоправу, - поморщился Горошко. Надо же, Жизневский вспомнил топ-десять шаблонных советов. Таких, которые дают и в сценариях, и в жизни. Даже странно от него это слышать. - Я не про мозгоправа, - сказал Тихон. - Я про конкретного человека. Сергей сначала не понял, о ком речь. Потом понял - и удивился, как можно было сразу не понять, кого Жизневский имеет в виду. Где-то повыше пупка образовалась воронка чистого ужаса и со свистом начала всасывать в себя и самого Сергея, и весь окружающий мир. Его замутило, ноги и руки стали непослушными. - Если ты ему хоть слово скажешь, я расшибу тебе башку, - выдавил он. Жизневский смотрел на него серьёзно и печально. - Я не скажу, - заверил он. - Я один раз влез, и ты чуть не перестал со мной разговаривать. Я думаю, сказать ему должен ты. 2. первый_клинок_талига: ты когда-нибудь трахал мужиков? ну по-настоящему а не просто подрочить? Псина: Ты охренел такое писать?)) А если бы Лиза телефон взяла? первый_клинок_талига: вот блин прости Псина: А чего хоть спрашивал? Псина: Как вообще дела твои? Псина: Эй? 3. Из окон квартиры было видно старинный особняк. Сергей не помнил, как он называется, и про себя звал его "дом Разумовского". Дом был не очень известный, по меркам набитого такими сооружениями Питера, но всё же имеющий историческую ценность. Сергей жил не в центре, где всё было отреставрировано и покрашено, а в районе попроще. В "облупленном Петербурге". Поэтому особняк был весь в трещинах и чешуйках краски, и к тому же, густо покрыт серым осадком автомобильных газов. Когда Горошко сюда переехал, он этого не замечал. Взгляд улавливал только общие очертания дома, все эти величественные формы. Сначала особняк вызывал благоговение, потом - ощущение гармонии и сопричастности. Такое бывает, когда долго живёшь возле чего-то очень красивого и невольно начинаешь чувствовать себя совладельцем этой красоты. Потом однажды Сергей присмотрелся - и увидел, что дом разрушается, и некому это остановить. С тех пор, даже глядя на него издалека, когда трещин не видно, Горошко чувствовал что-то вроде сожаления и, возможно, беспомощности. - Я раньше не замечал, что время… ну, идёт. Движется, - сказал он, стоя у окна и глядя на "дом Разумовского". - А когда заметил? - спросил Чеботарёв. Он только что вернулся из кухни, и теперь стоял в дверном проёме, макая в кружку пакетик с чаем. - Когда стало слишком много дел, - подумав, ответил Сергей. - После премьеры "Грома", наверно. Я перестал вообще что-то успевать. Только что было утро - глядь, уже фонари зажигаются. Вечер. Куда день исчез - непонятно. Стало как-то… ну, не то чтобы страшно, но как-то не по себе. - Это ты просто вырос, - улыбнулся Чеботарёв. - И заметил, что время не резиновое, а жизнь не бесконечная. Это только первая волна, имей в виду. По-настоящему тебя скрутит где-то после тридцати. Кризис среднего возраста, все дела. - Спасибо за предупреждение, - фыркнул Сергей. Чеботарёв протопал босыми ногами к окну, поставил кружку на подоконник и встал рядом с Сергеем. Горошко почувствовал, как у него пересыхает во рту. Когда они в прошлый раз вместе смотрели из окна, дело закончилось дрочкой. Наверно, Дима об этом тоже вспомнил, потому что постарался стать боком - так, чтобы не дотрагиваться до Сергея. Так, чтобы между ними было достаточно места. Это не помогло - в комнате было прохладно, и Горошко отчётливо чувствовал исходящее от Димы тепло. С самого начала, как только Чеботарёв зашёл в квартиру, Сергею хотелось прислониться к источнику этого тепла, но он держал себя в руках. - Знающие люди говорят, что после сорока отпустит, - заговорщицким тоном продолжал Чеботарёв. - Перестанешь оплакивать время и думать о смерти. Жизнь как кино: чем ближе конец, тем меньше боишься его наступления. А те вещи, над которыми раньше конкретно заморачивался, становятся неважными. - Тогда вы с Жизневским опередили свой возраст, - Горошко хотел сказать это ехидно, а вышло тоскливо. - Вы уже сейчас не заморачиваетесь. Любую проблему можете оборжать. - Хорошие актёры взрослеют быстрее, - наставительно сообщил Чеботарёв. - Ты тоже хороший актёр. Что бы ты себе ни напридумывал после этой вашей "Этерны". - Я не напридумывал, - Сергей старался говорить терпеливо. - Я уже объяснил тебе. Про погружение. Если его нет, нет игры. Ну, ты сам знаешь. - Погружение - это красивое слово просто, - хмыкнул Чеботарёв. - Мне как-то реж один сказал, что самое главное для актёра - поглубже погрузиться не в роль, а в самого себя. Мол, где-то там, внутри каждого из нас, есть корень всех людей. Универсальное начало. Если его нащупать, поймёшь любого человека. Любую роль. - А кто сказал хоть? - спросил Сергей. - Не скажу, - улыбнулся Дима. - Не говори, - кивнул Сергей. - А то я при встрече расскажу ему, какой "корень" ему надо нащупать, и что с ним сделать, чтобы в голову не лезли идиотские мысли. Дима расхохотался. Наверно, ему было неудобно стоять вот так, боком, опершись бедром о батарею, а уж смеяться ещё неудобнее. Для равновесия он положил руку на подоконник - прямо перед Сергеем. Горошко задержал взгляд на этой руке. Вспомнил, как в баре пытался представить руку постороннего "игоря" на своём члене. Тогда его чуть не стошнило. А рука Чеботарёва представлялась в любом месте его тела легко и естественно, не вызывая ни малейшего отвращения. - Я хочу татуировку сделать, - сказал Сергей, глядя вниз, на наручные часы Чеботарёва. - Римский Колизей. На руке где-нибудь, чтобы мне всегда было её видно. - А почему Колизей? - спросил Дима. - Вечный символ индустрии развлечений. Как-то так, - рассеянно ответил Сергей, наблюдая за стрелками на циферблате. Их было всего две - часовая и минутная - и они казались абсолютно неподвижными. - Ого, - присвистнул Чеботарёв. - Интересная мысль. Колизей обычно с высокой культурой ассоциируют. С древностью, историей, вот это всё. А ты прям так резко - индустрия развлечений. - Туда приводили людей, - пояснил Горошко. - На специальное место, которое всем было хорошо видно. И они что-нибудь делали друг с другом, чтобы развлечь других людей. Тех, которые смотрят. С тех пор, считай, ничего не изменилось. - Это ты уже слишком глубоко погрузился, - заметил Дима. - Не важно, насколько глубоко, - мотнул головой Сергей. - Всё равно ничего не изменилось. Если бы мы жили две тысячи лет назад, мы занимались бы тем же самым. Просто назывались бы гладиаторами. И если бы кто-то не справился, его бы сразу убили. Только и всего. - Во-первых, проигравшего гладиатора могли и помиловать, - возразил Дима. - Во-вторых, тогда тоже были и театры и актеры. Так что мы просто играли бы в театре. - Театры были, - кивнул Сергей. - А Твиттера не было. И подкастов. И стримов. И Урганта. И фансервиса. Это уже не актёрская игра, Дима. Это драка в песке на арене. И если ты плохо дерёшься, то люди не придут смотреть на тебя в театре. И тогда ты проиграешь везде. Повисла пауза. - Я думал, мы решили проблему фансервиса ещё в прошлый раз, - заговорил Чеботарёв. - Ты отлично себя ведёшь - тискаешь меня на интервью, намёки всякие вбрасываешь. Котков не нарадуется. Почему не выходит с мальчиками из Твиттера? - Мы решили проблему для одного частного случая, - хрипло сказал Сергей. - Для твоего частного случая. Наступила тишина, которая всегда наступает после неожиданных признаний. Сергей наблюдал, как на часах большая стрелка накрывает собой маленькую, совпадает с ней, становится одним целым. - Зачем ты приехал? - спросил он. - Потому что ты позвал, - ответил Дима. - Я не звал, - сквозь зубы сказал Сергей. - Звал, - возразил Дима, склонив голову на бок и рассматривая Сергея. - Ты позвал меня приехать и трахнуть тебя. Сергей нашёл бы, что ему ответить, но тут Дима положил другую руку ему на поясницу, и у Горошко отнялся язык. Это был подлый приём - они ещё не дотрагивались друг до друга, даже в аэропорту не обнялись. От диминой ладони по всему телу Сергея пошли волны тепла, и они становились всё шире, жарче, сильнее. Сбивали с ног. Горошко закрыл глаза и навалился всем телом на подоконник, чтобы не упасть. - Тихо, тихо, - выдохнул Дима ему в ухо, обхватывая его двумя руками. Сергей привалился плечом к его груди. Постепенно он обрёл подобие устойчивости. Дима поддерживал его, и иногда осторожно гладил ладонями, где мог достать. Сергей стиснул зубы, чтобы не выдать каким-нибудь звуком, как ему хорошо. От этих поглаживаний и от одеколона Чеботарёва, по которому он очень скучал. До его уха доносилось дыхание Димы. Они были одного роста, и Сергею не давала покоя мысль, что если он просто повернёт голову, они совершенно естественным образом поцелуются. Искушение было огромным. Непонятно, почему Сергей этого ещё не сделал - вместо того, чтобы нести всякую чушь. - Проблема в том, что если я тебя трахну, это тебе ничем не поможет, - шепнул Чеботарёв ему на ухо. - Не поможет, - автоматически повторил Сергей последнее слово. Он уже потерял нить разговора. - Хочешь, чтобы я сделал это просто так? - спросил Дима. - Просто так, - как эхо отозвался Сергей. И повернул голову. ...Спустя пять или десять минут поцелуев - самых кровожадных в жизни Горошко - Дима начал методично подталкивать его в сторону дивана. Сергей не понимал, зачем нужно куда-то идти. Его вполне устраивало стоять на месте и целоваться. Он никогда ещё не целовался с человеком, у которого есть борода, поэтому губы и всё вокруг них горело новым, незнакомым огнём. Чтобы облегчить это жжение, надо было целоваться снова, снова и снова. Сергей очень увлёкся этим занятием и не замечал, что жадно шарит руками по спине Димы, и такие же жадные руки шарят по его собственной спине, плечам, заднице. Не замечал, что прижимается к Диме низом живота, вдавливаясь в него всё сильнее, и от этого у него всё сильнее встаёт. Чеботарёв, конечно, был совершенно прав, когда решил, что с таким набором им пора переместиться на диван. Дима вообще намного лучше собой владел - сказывалось преимущество в возрасте. Он не только уложил Сергея на спину, но и смог оторваться от него - и отодрать его от себя - чтобы раздеться. Сам Сергей уже был в той реальности, куда проза жизни достучаться не могла. Пока Чеботарёв раздевался, он лежал на спине, бездумно таращась в потолок, и одной рукой сжимал член сквозь ткань домашних штанов, а другой слепо шарил вокруг себя, не понимая, почему вдруг остался один, и пытаясь найти утраченный источник удовольствия. Когда абсолютно голый Дима стащил с него штаны, Горошко одобрительно застонал - да, именно это и надо было сделать, как он сам не догадался. Чеботарёв задрал ему футболку до подмышек и осторожно лёг на него сверху. Член Сергея уткнулся ему в живот, и это было хорошо и правильно. Горошко обхватил Диму руками, вжался в него всем телом, чтобы между ними не осталось зазоров. Нашел носом место, откуда сильнее всего пахло одеколоном - за ухом, на линии роста волос - и глубоко вдохнул. - Ты соображаешь что-нибудь вообще? - хрипло поинтересовался Чеботарёв, пытаясь немного отстраниться. Сергей не разрешил - ему не понравилась прошлая отлучка этого тёплого тела, и новой он допустить не мог. - Понятно, - засмеялся Дима. - Я думаю, "погружение" мы отложим на потом. Сейчас уже не успеем подготовиться. Сергей не особенно вслушивался в то, что он говорит. Он как раз обнаружил, что если двигать задницей вверх-вниз, то головка его члена удивительным образом трётся о димин живот. Это простое действие совершенно его захватило. Он не обращал внимания на то, что лежит, раскинув ноги, а Дима провалился между ними. И уж точно не задумывался, как всё это выглядит со стороны - как будто его имеют, а он энергично подмахивает. С них обоих градом катился пот. Между животами было мокро - и от пота, и от того, что из члена Сергея уже подтекало. Скольжение кожи по коже становилось с каждой секундой легче, естественнее. Бедра начали болеть от нагрузки, и Сергей, чтобы облегчить им работу, задрал ноги и скрестил лодыжки на пояснице Димы. Так было значительно проще двигаться. - Да что ты делаешь вообще, - сказал Чеботарёв с некоторой обречённостью в голосе и уронил голову ему на плечо. Он тоже вовсю двигал бедрами, и Сергей догадался, что та мокрая горячая штука, которая вот-вот протрёт дырку возле его пупка - это димин член. От этой потрясающей догадки он, собственно, и кончил, вцепившись в Диму всеми конечностями и проорав что-то невразумительное кому-то наверху. Приходя в себя, Сергей смутно чувствовал, как Дима просовывает ладонь между их телами, берётся за собственный член и быстрыми, экономными движениями доводит себя до разрядки. Чеботарёв кончил ему на живот, но никаких претензий к нему у Сергея не возникло. Он буквально плавал в разнообразных телесных жидкостях, которые остывали на его коже, и был несказанно доволен этим фактом. Если в мире где-то существовали брезгливость и отвращение, то к Горошко они не имели отношения. Кончив, Дима рухнул не прямо на него, а немного сбоку, за что Сергей был ему очень благодарен. Лежать было удобно, шевелиться не хотелось. Где-то внизу начинали мёрзнуть ноги, но это происходило словно бы в миллионе световых лет от Сергея и совершенно его не заботило. Сам он пока что принадлежал другой галактике, наполненной удовлетворением и равнодушием. - Как будто нам по пятнадцать, блин, - пробормотал Чеботарёв ему в плечо. Сергей рассеянно кивнул. Ему было не важно, пятнадцать ему сейчас или семьдесят пять. У него не было возраста. У всего мира не было возраста. Прямо сейчас он чувствовал лишь великий покой и совершенную отстранённость. - Если однажды я проиграю, - сказал он, проведя рукой по диминым волосам, - я что-нибудь придумаю. Уеду подальше, в какой-нибудь посёлок на пять тысяч человек, где меня никто не знает. И там пойду работать в кукольный театр. Буду до пенсии пугать детей голосом Птицы. Какая в сущности разница, где это делать. Удивительно, но здесь и сейчас эта мысль не казалась ему ужасной. Потом, когда он придёт в себя, она, конечно, будет вызывать тоску и протест. Но это будет потом. Сейчас ему было все равно. Чеботарёв вывернулся из-под его руки, привстал на локте и посмотрел на него долгим изучающим взглядом. Потом наклонился и зачем-то поцеловал в лоб. - Кроме того, что мы делаем друг с другом на арене, - сказал он, - есть ещё то, что мы делаем друг с другом там, где нас никто не видит. Вспоминай об этом почаще. - Ты здесь на сколько, на два дня? - лениво спросил Сергей. - Вот все два дня и будешь мне напоминать, что же мы там делаем. На этом диване. Он раскладывается, кстати. Подсластишь, так сказать, мое поражение. Чеботарёв фыркнул. Потом завозился, вытаскивая маленькую диванную подушку, которая как-то сумела проскользнуть между ними. Вытащил и лёг вплотную к Сергею, кожа к коже. Теперь между ними не было ни посторонних предметов, ни пустот. - В ПГТ на пять тысяч человек не бывает кукольных театров, - сообщил он Сергею. - А ты - ты просто слишком заморачиваешься и видишь то, чего нет. Но даже если всё работает именно так, как ты говоришь, ты не проиграешь. Ты справишься. - Звучит как шаблонная фраза из плохого сценария, - хмыкнул Сергей. - Иногда самые шаблонные вещи и есть самые верные, - заметил Чеботарёв. - Почему ты так уверен, что я справлюсь? - спросил Сергей, помолчав. И Дима ответил, как что-то само собой разумеющееся: - Потому что я тебе помогу.