до рассвета.

— куда ты дел бенедикта? — кого бля? его парень точно долбоёб. давать имена своим растениям, а потом доёбываться до волкова, который запоминать уже даже не пытается — своего рода традиция. — ну такой, у которого горшок с лицом. антон смотрит умоляюще, пока женя пытается вспомнить, где среди тысячи растений стоит этот буерак. на ум ничего, кроме горящих дедлайнов по видео не приходит, поэтому волков решает включить юмориста. — я его в шкаф убрал. антон, кажется, не замечает насмешку в родном голосе и вскидывает брови в недоумении. — зачем? антон слишком доверчив. — да шучу я, он на подоконнике так и стоит, солнце. антон хлопает глазами — он его за дурака держит? — но там нет! женя поворачивает голову на подоконник, который ещё чудом не упал, под тяжестью всей растительности антона. он всматривается и понимает, что лёха с димой точно заслуженно порой отпускают шутки про наркопритон. окажись он в этой комнате впервые — подумал бы также. он всматривается минуты три — бенедикта нет. женя отворачивается опять к компу, выражение его лица на стоп-кадре охуительно отражает его эмоции и состояние сейчас — нихуя не понятно, но куда делся ребёнок интересно. антон ликует, смотря за недоумением на лице своей мальвины. — видишь, его там нет! — я его, по-твоему, взял? и куда я его поставил? антош, напомню, жилплощадь у нас одна и небольшая, из-за растений ещё и уменьшенная, поэтому прятать твоё дитё мне некуда. антон задумался. оглянул комнату по кругу и завис. постояв так минуты две всё же пошёл к шкафу. женя, вернувшийся к монтажу, усмехнулся, боковым зрением наблюдая за парнем, рывшимся среди одежды. — чё, закладку потерял?        голос квашонкина разрезает тишину, привлекая к себе внимание. — на, у тебя яся этого брала, чтобы пофоткаться. антон смотрит на бенедикта, потом на лёшу, снова на бенедикта. — а меня спросить можно было? — она его ещё позавчера взяла, ты на парах был. — тем более! ну написала бы хоть, засранка. пока антон возмущался, лёша прошёл в комнату, оглядывая её. она была действительно оазисом в их общаге: тохино хобби привело к тому, что комната казалась полностью зелёной, а специальные лампы придавали вид наркопритона, за что к ним пару раз даже менты наведывались, но не найдя ничего, кроме мини-джунглей, уходили, помечая себе, что в общагу 59/3 можно не приезжать по поводу двести двадцать восьмой, здесь просто ёбнулся один студент педагогического факультета. выделялась в этом лесу женина рабочая зона: компьютерный стол, прижатый к стене, стул, полки и ещё одна подсветка — теперь уже синяя, смотрелись как многоэтажка в тайге, но в этом была какая-то своя изюминка. лёха поздоровался, заглядывая в комп, женя посмотрел на него, пожал протянутую руку и перевёл взгляд на всё ещё негодующего парня. — тох, угомонись, зачем он тебе прямо сейчас? копошащийся антон мешался ужасно, но не мог же он его выгнать из общей комнаты, ну хоть причину суеты выяснить надо. — на него покупатель нашёлся, пересадить нужно. волков понятливо кивнул головой, а в лёше родилась очередная барыжная шутка. — ебать, я думал у тебя там доза зарыта, а яся её скурила. антон поджал губы, уходя в другой угол комнаты, параллельно врезаясь в обеденный стол и болезненно шипя. женя решил заступиться. — лёх, завали, что пристал? — ой всё, защитник нашёлся. я пошёл. — спасибо, лёш. он кивает на антохину благодарность и почти выходит, но тут же разворачивается обратно, устремляя руку вперёд, указывая на женю. — да пожалуйста. жень, в восемь, помнишь? — помню. иди уже, а. лёша уходит к ясе, сообщая, что цветок антохе вернул, та поправляет, что это бенедикт, квашонкин кивает и садится на старое кресло, которое под ним угрожающе скрипит. — что, так к тебе никого и не подселили? яся, как обычно сидящая на подоконнике, отрицательно мотает головой. — а мне и не надо, одной так заебись, лёш, не представляешь! она потягивается, угрожающе облокачиваясь лопатками на стекло, лёша дёргается — переживает. — эй, ясь, ну ты же не одна, а мы? он действительно переживает, что яся загоняется по поводу собственного одиночества среди всех встречающихся в компашке. чего стоили только они с димой, сосущиеся на каждом углу. про женю и антона, которые, кажется, уже расшатали обе кровати в комнате, он вообще молчит. — дурак? конечно я не одна, лёх, я не про это же. яся тепло улыбается, вспоминая, как вчера убегала вместе с женей от ментов, и как тот потом зажал её в ближайшей подворотне. нет, она не одна, у неё есть конченный вандал-оппозиционер в лице сидорова. а ещё вспоминает про ариану, которая рвёт волосы в очередной ломке. по коже бегут мурашки. как бы она не пыталась вразумить девушку, она её не слушала и продолжала губить себя. а яся отчаянно продолжала любить, рыдая жене в плечо. тот только кивал молчаливо и ждал, когда слёзы закончатся, потому что поддержать никак не мог, разве что трахнуть. это, к слову, и происходило каждый раз после того, как яся звонила вся в слезах или писала о том, что скоро приедет. лёше об этом знать необязательно. — тринадцатко, заебала, отдай моего мужика. яся лениво смотрит на диму и смеётся. — да забирай, не сдался мне твой лёша. квашонкин поднимает руки вверх, в знак того, что готов сдаться, осталось только флагом белым помахать. смотрит на ясю, которая кивает, и капитулируется в свою триста седьмую, потому что диму лучше не злить. в восемь часов туда же стучит яся, без стука врывается лолаева с кружкой кофе, заходят ещё пару людей с группы, подтягиваются остальные, и завершает эту вакханалию женя, пришедший со стопкой каких-то бумажек, не внушающих абсолютно никакого спокойствия. — пушкин просил раздать. — что, прямо из тысяча восемьсот тридцать седьмого письмо написал? странно от квашонкина слушать шутки не про наркоту, но эта хотя бы смешная, поэтому волков улыбается. — ага, прям из гроба выслал, лёш. разбирайте, это всё ваши доклады с оценками. комнату заполняет недовольный гул, и дима пытается услышать хотя бы одно русское слово. во всех смыслах. базар в комнате ещё два часа обсуждает, за какую такую "фактическую ошибку" ясе влепили "незачёт", что пушкин мог и закрыть глаза на ёбаные артикли, что на нашествие надо ехать точно с их театральной шайкой, что турецкий язык им пригодится сто процентов, ведь сколько сериалов существует и многое, многое, многое. они бы могли обсуждать всё это до рассвета, но в десять коменда начинает всех разгонять, а потому в комнате остаются лёша с димой и женя, заполняющий какие-то бумажки — староста всё-таки. — жень, вот надо оно тебе? вся эта бумажная волокита. ты пожалей себя хоть немного, а. — лёш, надо-не надо, делать один хуй нужно, а пожалеть я и в гробу успею, мне пока норм. — поэтому ты на парах в обморок валишься? — лёш, отъебись, я же сейчас на тебя это всё перекину. — да давай, чё нет-то? хотя бы половину своих обязанностей мне скинь, у тебя ж заёб сильнейший. лёша только кажется ебланом и быдлом, на деле он понимающий и достаточно добрый. женя кивает, обещая кинуть всё в вк и, закончив всю ёблю с бумажками, уходит к себе. антон сидит на кровати, сонно читая очередную методичку и улыбается, когда в комнату аккуратно входит женя, споласкивает руки и лицо целует парня и ложится на достаточно узкую кровать. методичка приземляется на тумбу у кровати, а женя тонет в родных объятиях. все эти телячьи нежности могли бы продолжаться до самого рассвета, но обоим надо выспаться, а потому уже через полчаса на кровати остаётся только уснувший кудрявый силуэт. общежитие затихает до рассвета, и коменда может спокойно смотреть "универ", восхищаясь своим кумиром и ругаясь на оболтусов, вернувшихся так поздно.