Дельтаплан

Хорошо, когда дача находится близ реки или пруда. А если еще и лес неподалеку, то совсем сказка, не иначе. Вот и Сергей Александрович так думал, пока не позвал своих названных детей к себе отдохнуть. На пару деньков. Что может случиться, да? — Да куда подевались все? Кто за шашлыком следит?! Сейчас же погорит все к чертям, уголь сами есть будете! — Костенко кричал в своей манере «чайника»… или как он тогда сказал…? Ладно, не в этом дело, — О, Ань, ты не видела, куда все порасходились? Аня сидела на деревянных резных перилах у крыльца, нарезала яблоки, болтая ногой. — Я слежу за мясом, не переживайте, только вот-вот поставила, — она усмехнулась. — Это, конечно, хорошо, что ты следишь, но не все же на тебя перекладывать. Остальные где? — Гоша пошел к бабке с соседней улицы клубнику клянчить. Настя с Лешей ушли на пруд, кажется… Паша с Никитой в лесу. На днях сказали, что качелю хотят повесить. Вот, пошли вешать, наверное. — Лишь бы сами не повесились. Все занятия себе нашли, а как работать, так Сергей Александрович, гляньте, чтоб мясо не сгорело, мы вернемся сейчас… — Сергей спародировал (постарался) (правда постарался) голоса всех благополучно сбежавших, — Не звонила? — Нет, зачем? — Аня продолжала беззаботно нарезать яблоки в миску, все также болтая ногой. — Ну, устрою я им. — Мясо гляньте. Горит. Прохладный вечерний ветерок приятно обдувал лицо, принося с собой не только свежесть после жаркого дня, но и еле различимые голоса из Дома Культуры. Снова танцы какие-то. Скрипнула калитка. Гоша вернулся. — Баб Катя милейшая женщина, целый ящик… — Гоша запнулся на полуслове, — Ой, Сергей Александрович, здрасьте… А я за мясом следил, правда. Перевернул и за клубникой пошел. — Так что там с баб Катей? — А… Вот… Целый ящик ягод отдала… Сказала, что внук приезжал… Привез сразу несколько, а она одна, ей столько незачем… — Гоша говорил неуверенно, будто боясь, — Ань… Аня, он меня убивать будет, да…? Аня… — Ань, поставь ящик в холодильник. Там самая верхняя полка пустая вроде. — Хорошо, — она спрыгнула с перилы, с улыбкой посмотрела на Гошу, мол, «давай, родной, я пошла, а тебе желаю не умереть в процессе выслушивания лекции о том, что нельзя перебрасывать ответственность на других, если тебе внезапно захотелось клубники от баб Кати. Кто вообще такая баб Катя?». Ну, это в двух словах. — Помоги стол вынести, — Костенко кивнул в сторону летней кухни, — Тут поставим, пока комары не налетели. — Понял, — Гоша резко закивал и пошел в сторону навеса. — Ты, кстати, остальных не встречал по дороге? — Так я за угол ходил, сюда, в Заводской переулок. Метров двести, — указал куда-то в сторону, — Аня сказала, что они в лес ушли… Или на пруд… Куда-то туда, словом. Не помню. — Ладно, черт с ними… Пусть гуляют. Стол успешно перетащили с летней кухни на траву перед окнами, наспех нарезали какой-то салат с огурцов и помидоров, накрыли на стол. Даже скатерть кинули. — Ладно, сидите, за огнем следите. Я пойду клубнику помою. Не усните. Солнце светило вовсю, сквозь ветки туи пересекая двор рыжими лучами. Аня сидела на садовой качели, Гоша лежал на коленях. — Набери Паше? Пусть возвращаются. Я Насте позвоню, — сказала Аня, поправляя подушку под головой. *** — Настюх! Иди, в камышах задеру. — Ни одного камыша… — Это проблема? Среди зарослей плакучей ивы и таволги нашелся небольшой пруд. Чистый, что странно. В любом другом месте наверняка тины было бы много больше, чем воды. Правее от тропинки за опустившимися ветками ивы, нашлась пристань с небольшой старой лодкой рядом. Боже упаси, деревянная что ли? — Давай? — Это же, наверное, чья-то лодка? Я не хочу потом от местных рыбаков бегать, чтобы удочкой по голове не получить, — Настя возразила, хотя, по правде говоря, была очень даже и не против. — Да ладно… — Леха прошел на пристань, проверяя надежность мшелых досок, — Быстро бегаешь? — Да конечно. Наскоро отвязали лодку от пирса, бросили мокрый канат. Поверхность озера сверкает ярче ночного неба в августе. Надо было взять очки. Из-за облаков стало проглядывать солнце, и весь перелесок, затянутый фиолетовой и желтой парчой, заискрился. В воздухе стоял запах сирени, озона, черешни и мяты. Хотя, последнее, кажется, были настины духи. Заметно было, что Насте до смерти хотелось о чем-нибудь поговорить. Просто занять тишину, хотя и без того было хорошо. Не тихо, даже громко отчасти, но шум приятный. Птицы — кукушки и воробьи, в основном. Укр было слышно, видимо, за перелеском сразу стоял чей-то дом. Вода журчит. — Ну иди сюда. — Я если сейчас встану, то лодку переверну. Она на божьем слове на воде стоит, я не хочу потом как в том видео, — резко ответила Настя, имея ввиду то самое видео, где «мы лодку утопили, Колян», — Только вот ты не Колян, а я не хочу по голове от хозяина получить. Стоит ли говорить, что лехины уговоры в стиле «да ладно тебе, не утопим, тут воды по колено» и настино «ну, ладно» ни к чему хорошему не привели, да? Видео про утопшую лодку и товарища Николая нашло достойного противника. Их битва будет легендарной. Утопили, словом, не только лодку. Пачку сигарет, два телефона, очки Насти и какой-то брелок Леши. Воды, кстати, не по колено. Ошиблись, Алексей. Под смех, крик и взаимные возмущения они вышли из воды, на пути встретив змею. А, нет, провод какой-то, показалось. Облака сгущались, последние розоватые отблески заката догорели на небе, и на теплой пристани уже ощущался прохладный ветер. Хотя, это скорее от того, что вдвоем до нитки промокли. Но уходить, кажется, даже не думали, однако уже было нужно. — Пойдем? Нас ждут уже, наверное… Да и звонили наверняка, но по вашей милости не дозвонились. Леха тяжко выдохнул, мол, «отлично погуляли, прелестно поплавали», но поднялся, стряхнул с себя излишки воды и потопал вслед за Настей. *** Два дня назад, когда они только приехали, сад выглядел… Не самым ухоженным. Войдите в положение, когда вы генерал ФСБ, вряд ли у вас будет время ездить на дачу за восемьдесят километров, чтобы ухаживать за садом, да? Кругом росли приземистые кусты неясного вида, под ногами валялись редкие гнилые яблоки, деревянный, когда-то синий забор с облупившейся краской, каменная тропинка заросла мхом. Хотя, это скорее плюс, нежели минус. Красиво. Засчет густоты и плотности посадки в саду был большой теневой участок, под одним из деревьев стояла лавка. Целая, конечно, но подлатать не мешало бы. Почистить, покрасить, укрепить… Привели все это в божеский вид, не соврать, часов за шесть. Пока перекрасили забор, сменили ржавые косяки на калитке, отремонтировали лавочку, подергали траву, подстригли кусты и убрали гнилые опавшие яблоки… — Эксплуатация детского труда, Сергей Александрович, незаконна. — Какие дети, вам под тридцать всем, — Костенко оторвался от прикручивания косяка на калитке, пока Леха возмущался, выпиливая доски для лавки, — Кому и под пятьдесят. — Вам. — Понял, один-один, Никита Андреевич. Вторая калитка была относительно целее первой, ей мало кто пользовался, она выходила на лес. Жилой квартал и лесной массив — не маленький, к слову — разделял небольшой ручей, через который был покинут на вид хлипкий мостик. Но вот проблема. Через этот «на вид хлипкий мостик» часто (читать: почти каждый вечер) бегали лисы из леса и воровали яблоки и сливы из домов на окраине. После внезапно куда-то исчезнувшей тарелки яблок в том году, Сергей перестал оставлять фрукты на улице без присмотра. Оставшиеся на ветках яблоки оставили дозревать еще на пару дней. *** С самого раннего утра погода стояла ясная, тихая, прохладная, аккурат под настроение — теплое и безмятежное. Окно настежь, занавески на слабом ветерке колышутся. Аня просыпается, Гоши рядом нет. Нет ни на кухне, ни в зале, а по полу тянется прохлада. Дверь открыта, на обувной полке недостает трех пар обуви. — Ты бы дверь хоть закрыл. По ногам тянет. Гоша, что странно, обнаруживается на садовой качели в полудреме. — Доброе утро. — Ты чего здесь делаешь? — присаживается рядом. — Не спится. Никита тут с утра пораньше копошился на кухне, вышел потом. Паша за ним, и ушли в сторону леса. — Так рано? Ну, как обычно… — А ты чего тут? — Гоша резко открывает глаза, приподнимаясь. — Да я просыпаюсь, а тебя нет нигде. Чувствую, что дверь открыта, ну и… — Ясно. Рассвет настал, с фонарями горящими споря. Испуга нет, волосам объем не придан. Оно и к лучшему. — Спать не собираешься? — Вроде не собиралась, а что? — Да вот думаю, может яблоки пойдем соберем? Пока прохладно и спят все. К утру чтобы все поели. Тихонько вытащив из сарая стремянку и два голубых ведра, они ушли за дом. — Ты не помнишь, в прошлом году вроде… Тут же вишня была? — Ань, мы же ее спилили в том году, гнить начала. — Жаль… Сейчас остались только яблони: белый налив, симиренко, голден… и еще какие-то виды, ни Аня, ни Гоша в остальном не разбираются. Уже совсем рассвело. Часов под рукой не имелось, но судя по расположению солнца сейчас уже часов девять или около того. В доме уже слышна какая-то возня, звон посуды и свист чайника. Полные ведра яблок перебрали, убрали в холодильник, часть помыли и оставили в вазе на столе. — Сергей Александрович, все в порядке? Вы какой-то хмурый. Костенко тяжело выдохнул, поколебался. — Да нет, бред какой-то. Не бери в голову. Остаток завтрака прошел в смятении. *** Старая доска на ступеньке слегка прогибается, когда на нее присаживается Никита. — Вы чего так рано не спите? Костенко сидит на ступеньке ниже, заламывая в руках веточку. Солнце еще не встало, сумерки. 3:02. — Я хотел с тобой поговорить. — Неожиданно, что могу сказать. Все в порядке или у вас что-то случилось? — Случилось-то оно может и случилось, а что случилось — я не понимаю, — Костенко переломил ветку, выбросил её куда-то за куст. — Я вас, честно сказать, тоже не понимаю. Вы хоть объясните. Началу, кажется, серьезного разговора помешала забежавшая во двор со стороны леса лиса. — Это… Касается перемещения во времени. Ты разбираешься в этом, очевидно, лучше всех остальных здесь… Поэтому… — по правде говоря, Никита ни разу не видел его таким стушевавшимся. Всегда держит лицо, в меру строгий, страха не показывает. Сейчас-то что могло такого случится? — Постараюсь объяснить все, о чем знаю сам. — Меняя вселенные и возвращаясь в новые, ты встречал своих старых друзей, так? Тебе не казалось, что это не они? — Это были не они. Думаете, я первого Пашу знаю? — Никита замялся, — Ну, то есть, по сути, безусловно, это все один и тот же человек, но вы вспомните кто я? — на ум ничего, кроме шутки, если честно, не приходит, хочется просто хоть немного разрядить обстановку, — Я не хочу изъяснять все в научных терминах, но… — Объясни хоть как. — Хоть как… Есть движение предметов, течение жизни, сознательный и подсознательный поток, который в конце, а конец всегда есть, сводится к сумме происшествий, которая лежит внутри времени. Каждое событие характеризуется протяженностью во времени, любое мое пребывание в самых разных вариантах жизни что в восемьдесят шестом, что в пятьдесят шестом, что сейчас — это… Как бы выразить… Это, в указанном смысле время… Мое время не совпадает со временем существования ни единого объекта во всех ныне существующих вселенных. Ни с вашим, ни с этим, ни с тем. — К чему это сейчас? — Это сейчас напрямую к вашему вопросу, я не могу ни с того, ни с сего ответить вам, не объяснив ничего о сути, — Никита поднялся со ступеней и подошел к столу, где стоял ящик с яблоками, — Непосредственное влияние на людей здесь оказывал не я, хотя вы так наверняка думаете. Я не в силах изменить что-то в ключе того, что вы станете другим человеком, да вы вряд ли в состоянии осознавать себя в другой вселенной, вы никогда им не являлись. И не в силах изменить того человека, о котором вы сейчас думаете и о котором спрашиваете. Я не имею моральных прав допытываться до того, что у вас случилось, но вы должны понимать, что ответить на вопрос безошибочно и конкретно я не могу ввиду всего того, что я сказал. — Ты думаешь, это успокоит? — Вы не упомянули, что вас это тревожит. — Но подразумевает. — Можно было сказать об этом напрямую. Объяснение должно было понизить уровень тревоги… Как назло, тревога только усилилась. Она будто была в воздухе, Костенко ею дышал. Никита — нет. Впрочем, его можно понять, он ни раз подобные лекции выслушивал от Антонова и ни раз читал её же Паше. Ему было далеко не тревожно. — Доброе утро. Ни Никита, Ни Сергей в такую рань не ожидали в дверном проеме встретить только зевающего Пашу. — Доброе. Ты-то чего подскочил? — Просыпаюсь — тебя нет. — Потому что его нет, — как-то саркастично говорит Костенко, встает и уходит на кухню. Никита за ним, оба боком проходят между недоумевающим Пашей и коридорной вешалкой. — Что случилось-то? — Ничего, что должно бы что-то поменять, — Никита входит в их комнату, Паша следом. — Ну, начинается, блять, ералаш. Он снова про перемещения спрашивал? — Кто чего у меня только, блять, не спрашивает. «Никит, а что вот это? А почему вот так и через вот это? А как так?». Жопой, сука, об косяк. Доброе, говоришь, утро? Кому что. — Чего ты завелся так? Меня разбудить не судьба? Я что, не объясню ему ничего? — вопрос остается проигнорированным, — Ясно, пошли прогуляемся. Ранним утром туман в этой местности ложится едкий, волнистый, близ водоемов дальше носа с трудом видно. А водоемов тут… Сумрак потихоньку отходил, последние белые лунные отблески на небе догорели, и в до сих пор темном и прохладном лесу стало ощущаться какое-никакое тепло. — Ты уверен, что все было правильно? — По поводу? — По поводу того, что ты сказал ему. — Подслушивать плохо, родители в детстве не научили? — Это ты мне скажи. Утро не задалось еще с ночи. Последние пять часов проходили в какой-то излишне повышенной тревожности и полного раздрая. Сначала сон не идет, потом Костенко со своими вопросами… Ладно, его можно понять, безусловно, просто иногда все слишком сильно друг на друга накладывается. — Я не знаю, что ему сказать. Ты думаешь, ему приятно было бы слышать о том, что все уже по несколько раз успели передохнуть? — его объяснения иногда звучали грубо, хотя объективно и недалеко от правды, — К тому же, ему не с чем сравнить. Он поверил. — Еще бы он тебе не поверил. — Я последний человек, которому стоит верить. Они шли по заросшей тропинке по направлению, кажется, к озеру. Паша особо расположение леса не помнил, близость озера ощущалась только посредством невозможной для такого времени холодрыги и густому волнистому туману. А Никита как всегда не упускает возможность закосить под капусту и надеть на себя помимо футболки, бадлона и кофты еще и ветровку. И как не жарко…? — Будешь знать, как по такой погоде в футболке ходить. На, — Никита накинул на него куртку. — Да какая погода? Лето же, тепло. Не я нас в туман на озеро потащил, в конце концов. — Всегда можем развернуться и пойти обратно. — Ну да, я не для этого в три утра на ноги поднялся. Конечно, не для этого. Не для того, чтобы просто вернуться, не для того, чтобы просто поговорить, не для того, чтобы просто вместе побыть. Совсем нет, вы о чем подумали? Они вышли на небольшую пристань, обросшую мхом и камышами. Намного чище, чем пруд, который неподалеку от дома. — Искупаемся? — вроде в шутку, а вроде и нет, спросил Паша, заглядывая в воду. — Я тебя тут же и утоплю. Будешь потом тут по лесу призраком ходить. Вода оказалась неимоверно холодной, хотя это и без пробы было понятно. Но кто они такие, чтобы не попробовать. — Пошли, там лавка стоит, — Никита, отряхнув руки от воды, указал куда-то за дерево. — На божьем слове она стоит. — Давай-давай. Лавка как лавка, вот-вот будто месяц назад поставили. Правда, мхом зарасти успела, но это уже издержки климата. Хотелось говорить. О чем говорить — не ясно. Просто не сидеть в тишине, хотя и это было приятно. В этом была прелесть — не нужно было что-то делать и о чем-то говорить, чтобы было хорошо. Можно просто сидеть, откинувшись на лавке и смотреть на воду и стрекоз над ней. — Не холодно? — Нет, нормально. — Да я вижу, как тебе нормально. Иди сюда. Руки холодные, нос холодный… — Ну разошелся. — А потому что нехер. — Справедливо. Несмотря на холод, сидели они еще долго. Солнце полностью вошло, стало теплее, но не то чтобы ощутимо. Стало слышно проезжающие где-то машины, трактор, крики кур из хоздвора за перелеском. В рамках этого — это какая-то последовательность, которая здесь выполняется по расписанию. Бессобытийного времени, которое было бы не наполнено теми или иными событиями, (даже такими, как тарахтящий трактор деда Семена), которые бы осознавало сознание окружающих, не существует, это — мнимый пункт. Это для галочки, как и многое другое.