Blood, sweat and tears

Рванувших к счастливому победителю друзей Вадима слаженно остановили друзья и брат Кирилла. Пока над потрясенным, медленно осознающим, что произошло, Тихоновым кипели страсти разъяренных бойцов, он запоздало метнулся ладонью к ягодицам. Глаза Вадима в ужасе расширились, когда его пальцы коснулись обнаженной кожи. Резкая боль в бедрах, куда немилосердно врезалась резинка трусов перед тем, как покинуть своего хозяина, привела проигравшего в чувство. Тихонов отчаянно заорал, перекрывая своим криком взревевшие трибуны. Подлетевший к нему Роман Андреевич сбросил с себя рубашку и заботливо укрыл ею оголенный срам своего бойца. Умничка рефери без лишних слов вытащил откуда-то спортивный боксерский халат. Пока двое оглушенных происшедшим мужчин одевали дрожащего, униженного спортсмена, на заднем фоне шла яростная схватка между Нагорным, Ландышевым, Ареном и остальными. Старший брат Кирилла, по габаритам едва ли не вдвое превосходящий Вадима, как щенят расшвыривал оголтело кидавшихся на него друзей Тихонова. Сам Кирилл, даже не отдохнув после тяжелого боя, встал рядом с братом и прикрывал ему спину от вдвое превосходящих числом противников. За такое унижение, поставившее крест на дальнейшей карьере Вадима, отомстить за него рвались слишком многие; вбежавшая в клетку охрана не могла ничего сделать с начавшейся свалкой. Зрительские ряды бесновались как сумасшедшие; со всех сторон слышался смех, улюлюканья, возмущения и пошлые шутки. С трудом владеющий своим избитым телом Вадим затравленно смотрел на тысячи свидетелей его абсолютного падения, на тех, кто видел Кирилла, объезжающего его лицо. Рефери с тренером что-то говорили ему, вокруг суетились медики бригады скорой помощи, но Тихонов в этот момент не слышал ничего. Его жизни словно разделилась на до и после: в прошлой были победы, мечты, тренировки, друзья и золотые медали; а в этой… Вадим словно не мог проснуться, вынужденный жить в непрекращающемся ночном кошмаре. Слишком реалистичным для того, чтобы быть сном, слишком омерзительным, чтобы казаться настоящим. — Я их шайку больше никогда не допущу на соревнования, я этого выблядка Ахназара в порошок сотру, — раненым львом рычал Роман Андреевич. — Ахназар? Это он и есть? — негромко спросил у него рефери, услышав знакомое имя. — Да, — выплюнул сквозь сжатые зубы вмиг постаревший на несколько лет тренер Вадима. Старые несведенные счеты с заклятым врагом прошлого раскроили с трудом зажившие раны в сердце. — Зачем он это сделал… — прошептал Тихонов, которого бил крупный озноб. — Не понимаю, — в его голосе прорезались с трудом сдерживаемые слезы, — зачем?.. — Он понесет за это ответственность. Ему выпишут огромный штраф и отстранят от соревнований, как его брата, — Роман Андреевич стремительно отвернулся, уже не пытаясь скрыть предательски дрожащие руки. — Ну разнимайте их уже, ублюдки! — заорал он многочисленной охране. — Вы с двумя блядями справиться не можете, что ли?! Роман скрутил тугой морковкой* окровавленное полотенце, которым рефери вытирал кровь из сломанного носа Тихонова, и бесстрашно бросился в самую гущу драки. Хлестким, профессиональным ударом он вмазал морковкой по икрам не ожидавшего удара Кирилла с такой силой, что разорвал ему кожу. Взбешенный Миронов развернулся к обидчику, но броситься на него с кулаками ему не дали — подоспевшие парни в форме быстро скрутили бешеного южанина и ткнули лицом в канвас. Роман Андреевич продолжил с оттяжкой хлестать его полотенцем; истошные крики Кирилла отдались в его сердце приятной истомой. — Я тебя выпорю, суку такую, — ревел, сопровождая угрозой каждый удар, тренер униженного бойца. — Раз папаша твой не смог тебе мозги на место вставить. Это тебе за Тимофеева, это за Вадима, — его за локти оттеснили к сетке, вырвали из лихорадочно сжатых пальцев окрасившуюся свежей кровью морковку. — Вадим лучше тебя по всем фронтам! Он настоящий мужчина, а ты — извращенец! Краем глаза Вадим заметил, как с ближайших рядов к его тренеру метнулся крупный, немолодой мужчина восточного происхождения, до этого с интересом наблюдавший за ситуацией. Схлестнуться им не дали, и Ахназар выкрикнул в адрес Романа несколько очень жестких оскорблений — настолько, что тот видимо побледнел. В неразборчивом потоке ругательств на русском и иностранном одновременно Вадим с трудом выделил «разорву за сына». Старший брат Кирилла Арен в упор глянул на тренера Тихонова с молчаливым обещанием в глазах, а после перевел взгляд на стоящего за сеткой Андрея и едва заметно, предвкушающе улыбнулся. Вадим смотрел на это, но не совсем понимал. Начало и конец массовой драки прошли для него незамеченными; из всех людей в этом зале он видел только побледневшее лицо своего любимого, стирающего ногти о жесткую ограду клетки, куда ему не дали зайти, и Кирилла. Красное, злое, потерявшее последние черты человека разумного лицо Миронова как магнитом притягивало к себе взгляд. Вадим воспаленными глазами смотрел в лицо мужчины, забравшего у него мечту и честь, и не мог отвернуться. «За что?», — беззвучно шептали его губы, а из горла с трудом вырывались задавленные, жалкие всхлипы. Когда всех бойцов успокоили, привели в чувство и начали аккуратно выводить из клетки, у Вадима наконец прорезался голос. — Ты ненормальный!! — надсадно заорал он в спину усмехнувшемуся Кириллу. — Ты ебанутый, ты конченный! Андрей никогда не будет твоим, понял?! Ты, сукин сын, ответишь за все, что со мной сделал!! Хриплый крик Вадима был прерван резко напавшим на него кашлем. Тихонов зажал ладонями рот, чтобы заставить себя замолчать, не вывернуть прямо на прорезиненное покрытие содержимое своего желудка, не разрыдаться позорно и горько на глазах у наслаждающегося личным триумфом Миронова.

***

Чемпионский пояс и звание Кириллу не дали. Его исключили из списка участников соревнований и запретили выступать на любых федеральных и международных турнирах в течение пяти лет. Титул чемпиона в среднем весе оставался вакантным; судейский комитет не мог прийти к консенсусу по поводу разделения мест. Часть арбитров стояла на том, что при исключении за неадекватное поведение победа присуждается сопернику, следовательно, чемпионом должен стать Вадим; их оппоненты — состоящие, по большей части, из знакомых Ахназара, — едко напоминали, как беспомощно выглядел Тихонов, прижатый мощной задницей Кирилла. В самом деле, если бы рефери не остановил превратившийся в порношоу поединок, Вадим имел все шансы отключиться от авторского удушающего (или от ядреного запаха вспотевшего и возбужденного Кирилла). Он был настолько измотан, что с трудом покинул октагон самостоятельно. С обеих сторон избитого и практически изнасилованного бойца поддерживали преданные Нагорный с Ландышевым. По сравнению с ним поучаствовавший сразу в двух крупных боях Кирилл казался сущим зверем — свежий, бодрый, ничуть не уставший и вполне счастливый даже после своего отстранения. Несчастный Роман Андреевич сорвал голос до хрипоты, пытаясь доказать судейской коллегии обоснованность чемпионства Вадима; его доводы не привели ни к чему, кроме обещания разобраться с этим в ближайшую неделю. Тренер двух пострадавших от рук Миронова учеников не мог допустить даже мысли о том, что Кирилл считает себя достойным этого пояса. Он очень хотел поговорить с глазу на глазу с отцом Арена и Кирилла Ахназаром, но охрана предусмотрительно увела тех в отель и не пускала к ним никого. А желающих было много. За поруганную честь Вадима рвались вступиться его многочисленные фанаты и друзья. Младший брат Тихонова Максим камнем разбил окно комнаты Мироновых, и до утра отец с сыновьями слышали выкрики разъяренных мужчин, вызывающих их на драку. Горячий темперамент Кирилла требовал выйти и показать им всем, кто здесь настоящий чемпион среднего веса, но более рассудительные старший брат и отец не давали ему искать приключения на жопу. С внешнего периметра защитников Вадима сдерживала охрана. Ночка выдалась шумной и неспокойной; наутро под окна отеля приехало несколько машин с друзьями Кирилла. Обстановка в городе накалилась: новость о порнушном поражении знаменитого спортсмена ураганом пролетела по соцсетям. Качественные, бесстыдные фотографии, снятые с разных ракурсов, сделали Вадима известным на всю страну. Нагорный, Ландышев и Тимофеев тщетно пытались добраться до охраняемого Кирилла; стычки ребят Романа Андреевича с друзьями Ахназара приобрели такой масштаб, что полиция с трудом их разнимала. По всему городу происходили локальные схватки поклонников обоих парней; общественность гудела, растревоженная жестокой победой одного и вопиющим унижением второго. Обсуждения мироновского фейсситтинга и сверкнувшей между пухлыми ягодицами расщелиной Вадима занимали первые строчки новостных форумов. Одни находили забавным контраст между загорелым после отпуска телом Тихонова и молочно-белой кожей его задницы, других выносило при виде его крупного даже в расслабленном состоянии члена, третьим нравилось, как жестко и безжалостно был отшлепан Кириллом многократный чемпион областных соревнований. Вадим считался почти непобежденным; он закрыл каждый из немногочисленных проигранных поединков победой над соперником в повторном бою, поэтому его слабость перед ярким привлекательным незнакомцем так потрясла жадную до впечатлений публику. Соцсети разрывались от летевших из всех уголков страны комментариев, порносайты красовались добытыми из первых рук снимками самого интересного, в городе кипели яростные схватки фанатов миксфайта. Если Кирилл и преследовал цель громко и пафосно заявить о себе, заставить тысячи людей повторять свое имя, он мог гордиться собой на все сто. О дерзком новичке говорила вся столица, его фотография мелькала в новостных заголовках чаще погодных и валютных сводок. Людям было все равно на его отстранение и на лишение золотой медали. Публику интересовало только одно — фактическая победа над бывшим чемпионом, и то, каким образом она была одержана. Абсолютное большинство поклонников миксфайта возненавидело Кирилла после первого же его выступления на столичной арене. И, несмотря ни на что, находились и те, которые прямо заявляли о своей любви к новоявленному бойцу высшей лиги. «Я прилетел сюда делать шоу», — равнодушно пожал плечами Кирилл, давая очередное интервью. «Вы его хотели — и вы его получите». Через три дня после окончания турнира судейская коллегия наконец вынесла вердикт по распределению призовых мест. Золотая медаль в среднем весе в этом году не досталась никому, второе место занял Тихонов Вадим, третье присудили Тимофееву Александру.

***

Находившийся в блоке интенсивной терапии Вадим узнал обо всем уже по факту. Раздавленный, уничтоженный морально спортсмен целыми днями лежал в капсуле и безжизненно смотрел в окно. Навещать его приходили многие — друзья, бойцы его отделения, младший брат, тренер и любовник, — но Тихонов с первых же дней ясно дал понять врачу, что не хочет видеть никого. Даже Андрея. По поводу их романа в прессе и общественности уже ползли нехорошие слухи. «Это неправда», — бесстрастно заявил Вадим тренеру, и тот поверил ему на слово сразу же. Остальные — нет. Молчание Тихонова только подливало масла в огонь, и отсутствие каких-то внятных объяснений происшедшего между ним и Кириллом намекало на то, что последний говорил правду. Сидя у Вадима на лице, тот на весь зал орал Андрею, насколько проигравший спортсмен уступает ему по мужской части, а истошные проклятия Тихонова в самом конце с убийственной фразой «он никогда не будет твоим» почти прояснили ситуацию. Вадим был по мальчикам. Признанная звезда сурового отечественного спорта предпочитал в постели свой пол, и эту страшную новость закостенелые сторонники патриархальных традиций простить ему не смогли. Тихонов молчал, даже не пытаясь обелить свою честь. Сказать ему было нечего, а сил придумывать правдоподобную ложь… в первые дни он просто лежал пластом в койке восстановительного блока, неспособный умыться и смыть с себя следы засохшей крови. Потом с трудом начал приподниматься на одном локте, чтобы взять с тумбочки стакан воды или тарелку с безвкусной больничной едой. Минуты длились для него как часы, часы как дни, а дни сливались в однообразную мутную пелену, такую же серую и безнадежную, как цвет свинцового неба за идеально чистым больничным окном. Сначала Вадим смотрел в это небо, пытаясь отвлечься от ослепительной белизны окружающей обстановки, потом, когда этот невыносимый серый цвет начал вызывать у него тошноту, попросил опустить жалюзи и больше их не поднимать. Изредка он читал, играл на телефоне в судоку, разгадывал кроссворды или проходил лабиринты. В соцсети не заходил, боясь, что одно упоминание о проигранном поединке его убьет. Большую часть времени просто лежал, повернув голову в сторону закрытых жалюзи и даже сквозь плотную ткань видел проглядывающее сквозь нее безрадостное серое небо. Теперь он знал, как выглядит депрессия, и даже ощутил на губах ее вкус — когда, делая глоток приторно сладкого больничного чая, узнал из сообщения тренера о присвоении ему серебряной медали. Давлат пришел к нему в один из тех темных вечерних часов, когда от тоски и осознания собственного бессилия Вадиму хотелось выть в голос. Он остановился на пороге его палаты, рассматривая Тихонова в упор, и спокойно выдержал его холодный вопросительный взгляд. — Вы кто и зачем? — без лишних предисловий спросил Вадим. Он полулежал в мягкой постели, откинувшись на изголовье кровати. Бледный, похудевший, весь разукрашенный тяжелыми кулаками Кирилла, с запавшими от недостатка солнечного света глазами, Вадим теперь ничем не напоминал того веселого, неусидчивого парня, каким его всегда знали в федерации. Давлат скептически окинул взглядом одного из лучших ударников в стране. Да, стоило признать — Кирилл хорошо отделал местную звезду миксфайта, буквально по стенке его раскатал: таких покрасневших, затравленных глаз он не видел со времен поражения его тренера, (тогда еще спортсмена) Романа Андреевича. Давлат скрыл усмешку — представители семьи Мироновых хорошо превращали молодое спортивное мясо в фарш. Вслух произнес другое: — Добрый вечер. Извините, что отвлекаю. Есть небольшое предложение. Тихонов вопросительно приподнял одну бровь. Вошедший не был похож ни на врача, ни на фаната, ни на одну из тех журнашлюх, которые просочатся в любое закрытое охраняемое помещение сквозь единственную маленькую щель. — Вас не должны были сюда впускать. — Я знаю. Дал на лапу врачу. Выражение лица Вадима стоило видеть своими глазами. Давлат закрыл за собой дверь и прошел к креслу рядом с капсулой Тихонова. Он был одет в грязные найковские штаны и дорогую черную косуху с двумя черепами на спине. Спутанные черные волосы лезли в смуглое молодое лицо, костяшки пальцев были сбиты, чувственные губы заживали после недавного удара прямо по ним, нос с горбинкой выдавался вперед, но не так, чтобы портить — скорее, подчеркнуть. Весь облик посетителя говорил о том, что он с трудом смог выползти с какой-то вписки и, нажравшись, каким-то чудом оказался здесь. Вадим смотрел на него молча, ожидая пояснений. Давлат не стал затягивать. — Есть возможность подраться с Кириллом наедине. Без рефери и тупых правил. До сдачи, нокаута или смерти. Тихонов приподнялся на локтях и посмотрел в глаза нежданному гостю. — Что это значит? — Я являюсь владельцем закрытого бойцовского клуба. У нас свои правила, свой вайб и — главное — полная, абсолютная конфиденциальность. Никто не будет лезть к тебе с камерой в жопу. Бои проходят в специальном ринге, вместо канатов — силовые лазерные нити… или, если хочешь, поля. Не убивают, не бьют насмерть, но, если случайно коснешься или захочешь сбежать — херанут так, что отлетишь. Болезненный опыт, — Давлат с усмешкой потер виски и поморщился — еще болела голова после недавней стычки. — Бьетесь до последнего, пока кто-нибудь не завизжит как сучка. Разрешено абсолютно все, кроме убийства, но если это произойдет случайно, проблем у тебя не будет. Никаких друзей, тренера и судей. За вашим боем будут смотреть ребята, которые уже забронировали билеты. Медицинская помощь будет оказана сразу после поединка и бесплатно. От тебя требуется только согласие. И не бойся, — Давлат перевел на внимательно слушающего Вадима насмешливый взгляд слегка пьяных темных глаз, — все легально. — Почему вы мне это предлагаете? — медленно спросил Тихонов. Давлат пожал плечами, вынул сигару, поднес зажигалку и закурил. — Наверное, потому, что хочу заработать денег. А ты хочешь отомстить Кириллу, и сделать это так, чтобы не сесть в тюрьму. Хочешь этого даже больше, чем вернуть себе Андрея. Вадим дернулся как от удара, метнул в него яростный предупреждающий взгляд. Давлат поднял руки кверху. — Прости, прости, молчу. — Сигарету убери. — Как вам будет угодно, сударь, — гость беспрекословно, но с сожалением выбросил сигару в ведро. — Оставлю тебе свою визитку, а сам пойду. Денег у меня хватило только на пять минут терпения твоего врача, так что скоро к нему снова вернется совесть. Если захочешь каких-то подробностей, деталей, если возникнут вопросы — сразу звони. Времени у нас мало, Вадим, будет хорошо, если ты уложишься в три дня, — Давлат встал с кресла, заботливо поправил сползшую подушку Вадима, подошел к двери. Тихонов молчал. — И да, Кирилл согласен, — остановившись, напоследок бросил он через плечо. — Ждет не дождется этой встречи.