Blood, sweat and tears

Его уводили с поля боя силой, крепко держа за плечи и не давая снова броситься в неравную драку. Опомнившись и подумав про избитых, травмированных друзей — только забота о пострадавших близких была способна привести Вадима в чувство в таком состоянии — он успокоился и перестал рваться из хватки едва державшихся на ногах Нагорного и Спиридонова. Прибывшая на место проигранного сражения бригада частной медицинской помощи без лишнего шума оформила раненых спортсменов в закрытую реабилитационную клинику. Прилетевшие на изрытый ногами сотни обезумевших от ярости бойцов пустырь врачи с удивлением смотрели на сидящего прямо на земле раздавленного Тихонова. Он прижимал к груди полубессознательного Алекса и не позволял никому прикоснуться к себе или хотя бы выразить дружеское сочувствие. Избитого друга Вадим от себя не отпускал, слегка покачивал того на руках и едва слышно шептал ему слова бессмысленных, запоздалых извинений… В этот раз братья Мироновы просто разнесли тихоновских псов как беспомощных щенят. В очередной раз приходя в себя в пятой по счету, безликой однотонной палате, Вадим уже даже не плакал — закончились слезы. Сначала он долго и тщательно блевал в чисто вымытый больничный унитаз, а после сидел с рядом с ним прямо на сыром холодном полу, прислонившись спиной к голубой кафельной плитке, и просто орал в голос бессвязные проклятия. Хотелось спрятать разбитое лицо в перебинтованных окровавленных ладонях и уснуть вот так навсегда. Во рту стоял мерзкий привкус разъедающей горечи, пустой желудок ещё какое-то время корчился в спазмах, пытался выдавить то, чего в нём уже не было. Вадим остервенело чистил зубы шесть раз подряд и все равно не мог избавиться от воспоминаний сладко-соленого вкуса мужчины, силой взявшего его в рот. За стенкой в коридоре стационара раненой белугой бился Макс, тщетно пытающийся увидеть униженного по его вине Вадима. Безрезультатно —Тихонов недвусмысленно дал понять врачам, что придушит любого, кто пустит к нему видевшего всю сцену его унижения от начала и до конца младшего брата. Он бы не просто смог после такого посмотреть в глаза тому, кто с самого детства считал его своим обожаемым кумиром. После то, что с ним сделали, путь оставался только один. Найти, из-под земли достать Давлата и заставить его организовать их второй бой с Кириллом по правилам Колизея. В глубине души Вадим понимал, что шансов против Миронова у него практически нет, что в случае вероятного поражения его ожидает ещё более ужасная участь, физическая и сексуальная расправа, после которой он не восстановится никогда в жизни. Тихонов прекрасно осознавал свои реальные шансы в очередном бою против этого накаченного монстра, но растоптанная гордость не дала бы ему сдаться так просто, признать за Кириллом победу в этом противостоянии. В схватке на пустыре добраться до младшего Миронова Вадиму не дал Арен. Эта мысль терзала сердце публично изнасилованного бойца, гнала его на очередной кровавый поединок без правил на закрытой арене Колизея. «Если бы не Арен, наш бой состоялся бы, и ещё неизвестно, смог бы Кирилл драться так же хорошо, как раньше». Миронов выглядел расслабленным, уверенным в себе, ощущающим себя абсолютным победителем после их схватки в Колизее. Казалась вполне возможной вероятность того, что слишком поверивший в себя Кирилл слил бы очередной поединок разозленному, бьющемуся на чистом адреналине Вадиму, который вышел бы или побеждать или быть убитым. Терять ему всё равно было нечего… В схватке в раздевалке Тихонов утратил статус непобедимого, в октагоне Миронов забрал у него золотую медаль, в Колизее жестоко лишил Вадима невинности, а в их последнюю встречу смешал его с грязью на глазах у любимого младшего брата. С холодеющим сердцем Вадим осознавал, что всё самое страшное с ним уже случилось. Бояться было больше нечего. И, тем не менее, при мысли о возможном поражении внутри всё судорожно сжималось, а по нервам расходились раскалённые импульсы неконтролируемого ужаса. Впрочем, выбора у него всё равно не оставалось. Он должен был либо отомстить Кириллу за всё на глазах у Макса, Ивана, Алекса и остальных, либо… умереть прямо на арене, испустив последний вздох в объятиях того, кто разорвал его личность на мелкие кровавые куски. Когда в двенадцать ночи Давлату позвонили с незнакомого местного номера, он почему-то не удивился. Он ждал этого звонка и, если честно, уже боялся, что владелец номера откажется от своего возмездия. Он взял трубку. Разговор длился не больше тридцати секунд. Билеты в первых рядах и время встречи словно специально были забронированы для Вадима заранее. Пути назад не оставалось. Кирилл с Вадимом с нетерпением ждали этой встречи, положившей бы конец тому, что происходило между ними всё это время.

***

На их второй поединок в Колизее явились в полном составе все — друзья и братья обоих парней, тренер и отец Кирилла, одногруппники Вадима по секции, предатель Денис. Не было только Романа Андреевича и отца Вадима. Тихонов решил, что, если он сможет в этот раз победить, момент его триумфа своими глазами увидят все, кто раньше был очевидцем превосходства Кирилла. А если ему суждено в этот день погибнуть, он хотя бы в последний раз посмотрит на тех, кого раньше любил и очень ценил. Давлат заставил обоих парней подписать документы, что в случае непредвиденного конца поединка претензий к Колизею и его хозяину они не имеют. Слишком высок был градус ненависти, кипящей между заклятыми врагами, слишком искрило между ними, чтобы обычный бой без правил мог закончиться без кровавых неожиданностей. Перед боем Вадим испытал чувство дежавю — знакомые грязные раздевалки, голые бетонные стены с ободранными проводами, низкие потолки с тусклыми жёлтыми лампами и простые деревянные скамейки. Давлат мог бы потратиться на нормальный антураж, но не видел в этом смысла — атмосфера давно забытых девяностых прошедшего столетия идеально вписывалась в формат Колизея. В ожидании своего боя Вадим сидел на лавочке, молчал и пил холодную воду. Когда становилось совсем невозможно, вставал и разминался. Тело, предварительно разогретое специальной тренировкой, физически требовало драки. Вадим почему-то был уверен, что Кирилл, сидевший в точно такой же раздевалке в другом конце огромной арены, испытывал схожие с ним чувства. Наконец пробил гонг на финальный бой. Желающих увидеть лично легендарный реванш, поединок двух звёзд миксфайта, беспринципное, беспрецедентное в истории Колизея и боев без правил противостояние, набралось больше восьмисот человек. Давлат отчаянно жалел, что его клуб вмещал в себя только шестьсот под завязку; он, тем не менее, продал на двести билетов больше, и теперь люди сидели на полу, на мешках, на рваных спортивных матах — только бы воочию увидеть драку этих двоих. Проходя по узкому туннелю из скандирующих до саднящей хрипоты в голосе людей, Вадим с Кириллом едва не лишились слуха. Алекс, Иван, Макс и Роман Астахов, шедшие в группе сопровождения, с враждебной напряжённостью смотрели на сходившую с ума толпу. Эти люди пришли сюда не для того, чтобы поддержать любимого фаворита. Озверевшей от нехватки впечатлений публике было по большому счету наплевать на состояние обоих бойцов; главной страстью жадных до эмоций зрителей были развлечения. Непривычные, жестокие, кровавые, откровенно порнушные, безжалостные, ненормально притягательные развлечения Колизея. Судя по тому, с каким видом по такому же туннелю из орущих и лапающих его мужчин и женщин расслабленно и неторопливо шел Кирилл, можно было с уверенностью говорить — хлебом он, конечно, всех не накормит, но зрелищ обеспечит столько, что хватит на целый год…. Миронов первым запрыгнул на ринг и резким движением перемахнул через лазерные нити. Силовые поля ристалища также низко и размеренно гудели, их вибрация чувствовалась босыми ступнями, отдавалась в груди тех, кто стоял слишком близко. Запрыгнув в центр ринга, Кирилл не стал терять время даром: он стянул через голову любимую черную футболку, швырнул ее в неспокойное море завизжавших от восторга зрителей. Вадим молча стоял перед рингом и смотрел на выходки этого чудовища: Кирилл медленно и развратно провел рукой вдоль мышечного торса, обхватил пальцами налитые грудные, сдавил крупные тёмные соски — темнее, но меньше, чем у Вадима. Откровенно издевающийся Миронов долго и старательно разыгрывал свою партию — послал застывшему Тихонову воздушный поцелуй, толкнулся языком изнутри в щеку, сложил пальцы рогаткой, приставил ее ко рту и соблазнительно вытащил язык — имитируя, по всей видимости, акт развратного вылизывания. Давлат старательно сдерживал Вадима от того, чтобы он не бросился на эту боевую порнозвезду* раньше времени и дал конферансье хотя бы закончить вступительную речь — и желательно уйти с ринга, ибо пожилой ведущий ни за что бы не захотел оказаться в эпицентре их драки. Когда оба соперника были наконец представлены публике — да кто, в конце концов, их не знал, — микрофон забрал Кирилл. И понеслось… — Ты специально выбираешь такие штаны, чтобы засветить всем свой член? — как бы невзначай поинтересовался он. Публика взревела еще громче — агрессивный треш-ток нравился всем. Вадим, не вполне понимая, опустил взгляд на свою форму. Это были его любимый фасон и цвет, в которых он всегда появлялся на тренировках с самого начала своей карьеры. Только испорченный Кирилл мог углядеть, как светло-серая ткань спортивного костюма облегает Вадима между ног, как этот цвет подчёркивает контрастные выпуклости, которые есть у любого парня, и делает их еще заметнее. Даже в спокойном состоянии у Вадима все было вполне себе прилично. Кирилл и почти все из присутствующих здесь людей знали, что размером природа его будущего соперника не обидела. И это дополнительно мотивировало Миронова драться так, чтобы не прочувствовать всю мужскую состоятельность Тихонова на себе. Вадим поднял взгляд на Кирилла и молча подошел ближе к рингу. Алекс предусмотрительно сжал плечо друга. Они с Иваном, Максом, Астаховым и Спиридоновым продумали план на бой до мельчайших деталей. Вадим был не в себе, его разрывало от кипящего внутри бешенства — но ведь этот сукин сын Кирилл того и добивался. — Перед тем, как ты сюда зайдешь, Вадим, — негромко и веско предупредил соперника Миронов, — подумай хорошенько. Я сделаю из тебя настоящую сучку и заставлю спустить на моем члене. Если ты не готов кончать от анала на глазах у своего брата и Андрея, — он с издевкой кивнул головой куда-то в сторону, — не заходи сюда. Развернись и уйди. Вадим проследил за его взглядом, и у него из груди выбило дыхание. Там, в первом ряду, совсем близко к рингу, сидели Арен с Андреем… обнявшись. Невозмутимое, словно высеченное из камня лицо Арена выражало спокойствие, происходящее от осознания полного контроля над ситуацией. Бледный, едва сдерживающий крупную нервную дрожь Андрей выглядел так, как будто его отдали на откуп хищному зверю. На верную смерть. Точеное, красивое лицо Русина разом лишилось всех красок; он старательно отводил взгляд от Вадима и упорно смотрел куда-то сквозь переполненные зрительские ряды. Макс, увидев Андрея в медвежьих объятиях Арена, смачно сплюнул в его сторону и с ненавистью прошипел «Шлюха». Вадиму при взгляде на бывшего любимого стало плохо. Он понял, что братья Мироновы силой отбили его ненаглядного мальчика и специально привели за собой добытый с таким трудом красивый трофей — сделать ему еще хуже. Это он его не уберег. Он сдал Андрея в руки этим ублюдкам. — Подумай хорошо, Вадим, — повторил совет брата Арен и еще крепче прижал к себе не реагирующего ни на что Андрея. — Если зайдёшь — пути назад уже не будет. Вадим не дал ему договорить. Стремительной молнией он запрыгнул на край ринга и пролез между лазерными нитями ограды. В руке Тихонов по-прежнему держал недопитую бутылку воды. В отличии от почти раздетого Кирилла — на том из предметов одежды оставались только любимые алые боксеры, — Вадим был полностью одет, и это давало психологическое преимущество. Миронов собирался исправить этот досадный недостаток. В конце боя на его сопернике не должно было оставаться вообще ничего. — Ну привет, сучка, — нежно пропел он, глядя в глаза надвигающемуся на него бойцу. — Сегодня я сделаю из тебя настоящего мужчину… Закончить фразу он не успел. Вадим подошёл ближе и одним резким движением руки выплеснул в лицо Кириллу остававшуюся в бутылке холодную воду. — Ну пиздец теперь… — ни к кому конкретно не обращаясь, протянул напряжённо наблюдающий за происходящим Давлат. В худых длинных пальцах он лихорадочно сжимал неизменную любимую сигарету. — Теперь точно пиздец…