***
йок разглядывает жизнь видавшие кеды, на которые приземляется пепел дотлевающей сигареты. задумавшись о будущей презентации проекта, от которого будет зависеть стипендия, он и не замечает, что затянулся всего один раз. вдруг из длинных пальцев исчезает причина медленной смерти и совсем рядом слышится ехидный голос лучшего друга. — снова заморачиваешься? — вай быстро докуривает сигарету и выбрасывает окурок в ближайшую урну. — можно подумать, ты — нет. — йок наконец отмирает и заинтересованно смотрит на друга. усмехается. — и почему ты сегодня без подводки? — вай тупит взгляд и еле заметно краснеет. — снова совершенно случайно остался ночевать у корна? — скоро пара, пошли. — вай отмахивается и спешит в сторону здания. — вот по дороге ты мне все и расскажешь. — йок не намерен отставать, догоняет и закидывает на друга руку. вай показательно громко вздыхает, но в следующую минуту его треп уже не останавливается. честно говоря, йок немного другу завидует. зависть не бывает белой или черной, это перманентно плохое чувство. конечно, он винит себя за это, но перестать не может. вай был в разы сложнее него самого, у него обосраться какая богатая душевная организация, стабильно хорошая ситуация с учебой и изматывающая работа по вечерам. пусть вай ужасающе стервозен и временами невыносим, он на тысячу процентов заслужил кого-то, кто сможет разделить с ним все переживания. такая связь — совершенно особенная, и йок отдает себе отчет в том, что друзья ее обеспечить не могут. поэтому он безмерно рад за вая, вот только жалость к себе растет с геометрической прогрессией. — ты успел прошлый слайд переписать? — йок где-то на периферии сознания слышит голос рейна и запоздало реагирует на вполне ощутимый тычок в бок. — чувак, блин, не висни. — да, бери. — йок пододвигает другу тетрадь и напряженно жует губу, переводя взгляд в его сторону. у того дебильная улыбка на все лицо, а телефон не переставая светится от входящих сообщений. рейн многим казался лишним в их компании: ему не приходилось выживать на последние гроши, легко давалась учеба, и он совершенно точно не был неудачливым геем, коим до недавних пор был и вай, ориентация которого раскрылась еще в школе. после знакомства на первом курсе он поделился с парнями историей своего не самого легкого подросткового возраста и издевательств в учебном заведении. да, рейн слишком выбивался на их фоне. однако именно он всегда вытягивал йока из передряг, а вая из меланхолии, которой он стабильно раз в месяц предавался со всей присущей ему страстью. — рейн, кстати, если мама будет писать, я заснул у тебя. — йок едва слышно просит и быстро переписывает информацию с экрана. — ты снова? — парень вздыхает, блокируя телефон. профессор увлечен своим смартфоном и не обращает внимания на беседующих студентов. — не начинай. — йок устало шепчет и хрустит пальцами. дурацкая привычка. — я тебе уже говорил, ты всегда можешь устроиться к нам в кофейню, сан не будет против. да и стипендия, чувак, она точно тебе светит с твоим крутым проектом. — в то, что официант может зарабатывать такие деньги верит лишь моя мама. у меня нет выбора, ей все тяжелее дается работа, счета растут каждый месяц, а эти кредиты… если бы я не занимался этим, она бы снова работала без выходных, а долг банку безостановочно рос. — да, прости, что поднял эту тему. — рейн виновато отводит глаза и мягко улыбается, когда чувствует ладонь на колене. — все хорошо, друг, спасибо, что беспокоишься обо мне. — йок посмеивается, обращая взгляд на мигающий телефон. — манау наверняка уже подумала, что тебя похитили инопланетные разумы, ты никогда так долго не оставлял ее без своих отвратительно милых сообщений. — иди в пень. — рейн возмущается, но со сладкой улыбкой тянется к телефону, чтобы ответить.***
чат: красавиц и два чудовища от: лиса будь осторожен от: рейн не вляпайся никуда, умоляю йок сворачивает мессенджер и выключает звук на стареньком айфоне. темно-зеленая маска плотно прилегает к лицу, закрывая все, кроме глаз. балончик в руках почему-то обжигает ладони даже сквозь толстую ткань кожаных перчаток без пальцев. сегодняшняя ночь холоднее привычных для бангкока. йока уже час преследует липкое чувство, что сегодня все пойдет не по его плану. к слову, интуиция йока никогда не подводила. парень выполняет очередной заказ крупного бизнесмена. йоку было противно поначалу исправлять работы художников, рисующих остросоциальные картины по всему городу, поднимая дух протеста среди митингующих в стране. йок и сам не в восторге от монополии в государстве и власти местного бизнесмена, управляющего всей рабочей силой в их неприлично бедном районе. однако раз-два в месяц деньги тот платил хорошие. йоку приходится переступать через себя и рисовать агитационные пропагандистские граффити, которые, без преувеличений, были великолепными. он ведет аккаунт в инстаграм, на который подписано людей не меньше, чем на подобные оппозиционные страницы. все же, сколько людей — столько и мнений. звук полицейской сирены несколько пугает йока, но не то, чтобы он не ожидал чего-то подобного. парень быстро соображает и немедленно собирает рюкзак. у него есть только один путь — пробраться вглубь здания и переждать там. сейчас слишком темно, что бы кто-то бродил по всем пяти этажам в поисках психа, разрисовывающего стены. сирена стихает спустя долгих десять минут, машина отъезжает уже без сопроводительного оглушительного звука. йок выходит из своего укрытия на третьем этаже сомнительного заброшенного госпиталя, в котором не ровен час обвалятся стены. парень идет к своему рисунку и проводит пальцами по засохшим потекам. он не рискнет находиться здесь слишком долго, поэтому лезет в рюкзак за балончиками, чтобы скорее завершить работу. странно, зеленой краски нет, хотя йок точно кидал ее в большой карман. — не это ищешь? — обманчиво мягкий голос из темноты заставляет кровь в жилах застыть. будто из ниоткуда выходит человек в черных маске и кепке, из-за чего рассмотреть его лицо не представляется возможным, даже когда он подходит слишком близко к застывшему йоку. по значку на штанах, парень понимает — коп. но тот почему-то не предпринимает никаких действий в адрес вандала. он стоит в метрах семи от йока и швыряет тому его пропажу. парень ловко ловит балончик, с вызовом глядя на человека напротив. — джеймс все никак не успокоится? — в голосе полицейского слышится насмешка, йок автоматически начинает считать его психом. от него веет арктическим холодом. харизма это или просто «человек говно», йок не знает, да и разбираться желанием не горит. — не смотри так, нужен ты мне сильно, йок джейд. — откуда ты знаешь меня? — йок ощетинивается, крепко сжимая краску в руках. — неужели тоже работаешь на него? — он спонсирует участок, а мой начальник тот еще жополиз. но я здесь не поэтому. — мистер полицейский, вы пришли сюда с определенной целью? — йок расслабляется немного, выше натягивая маску. хотя, казалось бы, зачем? — нет, просто хотелось посмотреть на дурачка вживую. если тебя вдруг поймает на горячем банда тодда, они тебя выпотрошат, знаешь? — наслышан о них. — йок отмахивается от слов полицейского, будь он робкого десятка — здесь бы не стоял. — но тебе слишком нужны деньги? какая жалость. мужчина подходит совсем близко и задирает чужой подбородок пальцами. йок отбрасывает навязчивую руку, задевая кепку, и на несколько секунд пропадает в открывшихся наконец глазах. черт. — пока, мальчишка. — мужчина отходит и подминает руку в прощальном жесте. — точно псих. — парень шепчет и закрывает веки в попытках прогнать чужие почему-то теплые глаза. интересно. йок быстро заканчивает работу и сваливает с места своего преступления, убегая к старому дому недалеко от полицейского участка, в котором иногда ночует. хозяева давно оставили это место, поэтому йок, увлекающийся паркуром, нашел лазейку и буквально незаконно вторгся на территорию чужой собственности. он крайне редко зависал в просторной светлой комнате, но всегда бежал сюда после «задания». казалось, что атмосфера этого места способна очистить его от всего, что он делает ради мятых бумажек.***
в следующий раз йок встречает бесцеремонного полицейского совсем скоро — спустя неделю. он ни за что не узнал бы его, если бы не голос. вероятно, этот ласкающий слух бархат не выкорчевать из памяти. какого было удивление парня, когда он увидел лицо этого голоса. йок забежал после пар к брату рейна, чтобы выпить любимый кофе, а не прихренеть. этот заносчивый полицейский — точная копия морка, который уже несколько лет является совладельцем уютного места. то, что это точно был не муж сана, йок знал наверняка, ведь вышеупомянутый стоял за стойкой и варил ему капучино. — и как я ничего не заподозрил, их голоса почти одинаковые. а глаза… вот дурак. — чего ты там бормочешь? — морк ставит на стойку стакан и смотрит в сторону близнеца. — прибалдел немного? — да, если честно… пи, вы даже по стилю одежды похожи. — нас в детстве пытались одевать по-разному, чтобы мы обрели индивидуальность. как видишь, мы с даном всегда были категоричными и делали все наоборот. — морк мягко смеется и машет брату, который тут же встает и подходит к ним. — познакомься, это друг нашего рейна — йок, а мою копию зовут даном. — странно, что я не знал о твоем существовании. — йок старается выглядеть дружелюбно и протягивает руку. — морку не очень нравится рассказывать о том, что первое место по красоте в этом мире он занимает не единолично. — дан пожимает чужую ладонь и безэмоционально отвечает. ледышка. йок знаком с рейном чуть больше года, а с его семьей — около семи месяцев, что действительно мало, учитывая частоту их встреч. да вот только сан настолько болтливый, что довольно странным кажется то, что он не упоминал брата своего супруга. — сан меня ненавидит. — дан будто читает чужие мысли и хрипло смеется. — я здесь-то только потому, что он уехал за зернами на двое суток. — зато тебя люблю я. — на дана сзади запрыгивает рейн и виснет на спине. — чувак, как-то к слову не приходилось. — рейн оправдывается перед другом, читая в глазах немой вопрос. — спасибо за кофе. — йок забирает стакан с напитком и салютует морку, бросает короткий взгляд на самодовольного дана и идет к самому дальнему столику за лестницей. — ты чего? — рейн подходит чуть позже и садится рядом. — это же не ты подослал его следить за мной и слил всю информацию о моей скромной персоне? — чего? — рейн смотрит дезориентировано и чешет щеку. — вот почему между вами такое напряжение. — в его словах читается тот самый подтекст и йок бьет друга ногой под столом. — он бесит. — йок рассматривает пальцы и по привычке теребит браслет на тонком запястье. — да, если морк сложный, но довольно добрый, то данай зачастую его антипод. — данай, йок считает это имя самым красивым из всех. — почему пи’сан его не любит? — а кого он любит? — рейн смеется и откидывается в кресле. — их родители… не самые лучшие в мире, йок. дан и морк как-то сами по себе жить начали без поддержки с их стороны. потом у них случилась какая-то ссора жуткая, лет пять не общались. а когда пи’дан приехал мириться, у морка уже был мой брат, негативно настроенный, кстати. ты же знаешь сана. а потом была тягомотина с тем, что данай отговаривал морка выходить замуж. тогда было все сложнее с юридической и социальной точки зрения. знаешь… было еще кое-что… дан кого-то задел однажды на митинге лгбт, для него это вообще больная тема. я знаю об этом мало, да и то со слов брата. вроде, тогда много людей погибло. йоку почему-то интересно покопаться в черепной коробке человека, флиртующего с девушкой за барной стойкой. йок перевел взгляд на морка, который мотает головой и с усмешкой наблюдает за ними. — они из-за этого не общались? ну, я имею ввиду ориентацию пи’морка. — я не уверен, но кажется, что это не было секретом еще со старшей школы, так что вряд ли. — напомни мне, а сколько им лет? — йок смотрит в сторону человека, которому даже не примерил возраст ни разу. не больше 30, наверное. — по 28. йок понимал, что разница в восемь лет вряд ли сделает их с данаем друзьями, но к этому человеку тянуло. было в нем что-то такое загадочное и ужасно привлекательное. все же, тогда это была именно харизма. йок любит трудности и приключения на мягкие ткани, а от даная несет этим за версту. — чувак, вай пишет в чат, что хочет что-то важное рассказать вечером? — ой, неужели он удивит нас новостью, что они с корном встречаются? — йоку забавно от того, как эти двое безумно обожающих друг друга человека все еще делают вид, что между ними нет ничего особенного. — последние месяца два он даже не скрывает, что ночует у него. как быстро растут дети. — рейн смахивает воображаемую слезу с щеки, прорывая йока на привычную беззаботную улыбку.***
— йок, кого ты нарисовал? — одногруппница заглядывает в лист парня и удовлетворенно осматривает рисунок. да, йок совсем отъехал, и это было довольно очевидно, потому что с листа на него смотрели те самые глаза. господи милостивый, хоть бы рейн не увидел. хорошо, что он крайне увлечен работой через несколько столов от него и не замечает никого, кроме натурщика. вай, слава небесам, вообще не в их группе, а то подумал бы, что йок в пи’морка влюбился. почему-то рассказывать о полицейском другу йок не стал, а рейн даже и не думал об этом, кажется. самое страшное, что ниже этих самых глаз, укрытого маской лица и длинной шеи красуется торс. почему он выглядит именно так в воображении йока — вопрос сложный. хотя куда интереснее, зачем он вообще этот торс себе воображал? это настолько же странно, насколько занятно. стоит ли вспоминать, как йок рвал чужую рубашку во сне и этот самый живот выцеловывал, пока не дошел до того, что несколько ниже. на этом его единственный сон о капитане полиции оборвался. а жаль. йок всегда был очень восприимчивым и чувствительным. его влюбленности заканчивались полнейшим крахом, и он в лучших традициях жанра часами плакал и страдал пока не находил новое увлечение. но здесь что-то большее, чем пресловутая «химия». данай был интереснее любого, кого йоку посчастливилось хотеть. «и хочется, и колется» — это явно о полицейском, чей образ не исчезает из памяти ни на день. сейчас этот самый невозможный человек в мире стоит в десяти метрах и пьет ужасно приторную колу. честно говоря, йок ненавидит эту черную жижу, особенно, насмотревшись роликов про то, как ею отмывают унитазы в бомжатниках. как бы не пытался рейн его переубедить — все тщетно. йок ведь очень восприимчивый. — зачем носишь столько безделушек на руках? — хочешь конфетку? — у тебя нет других футболок? — ты испачкался. спустя двадцать минут такой до ужаса приятной компании йок не выдерживает и пыхтит так звучно, что можно услышать на соседней планете. — какой грозный. — слушай, ты чего прицепился? у тебя нет работы? — йок не может больше игнорировать чужое присутствие. ему бы быстрее закончить и завалиться спать перед зачетом. — у меня выходной. — серьезно, зачем пришел? — йок оборачивается и смотрит на вальяжно привалившегося к стене мужчину. — джеймс любит таких как ты. — в голосе даная все та же осточертевшая насмешка. — что ты имеешь ввиду? — йок холодеет внутри, внешне оставаясь невозмутимым. он же не из робкого десятка, черт возьми. — ты смотрел «винченцо»? джеймс довольно известен своими похождениями. — ты пришел оповестить меня о том, что мои фотографии могут стать доказательством в криминальном деле? — йок понимает, куда клонит данай, и это бесит, потому что теперь у него будет на один загон больше. — слушай, мальчишка, ты очень важен рейну и морку, поэтому… — я не нуждаюсь в твоей охране. — йок колко бросает и отворачивается к стене, успокаивая внутреннюю дрожь. он совершенно точно не знал о садистских и гомосексуальных наклонностях джеймса. это в разы ухудшает масштаб дерьма, в котором йок участвует. — сладких снов, мистер полицейский. йок собирает баллончики и уходит, мечтая оказаться дома, около мамы. впервые после всей этой грязи хочется в ее объятия, а не в обжитую комнату в нежилом доме.***
— на вас теперь косится весь универ. — рейна веселит внезапная популярность вая, чей парень безмолвно заявил об их отношениях. йок помнит, как покраснел вай, когда его бойфренд после пар притянул за талию и легко поцеловал, утягивая на свидание. — да пиздец, я ведь просто хотел, чтобы на него не вешались девочки из группы поддержки, а не стать героем фанфиков. — йок хохочет над другом, который наверняка чувствует себя совсем неловко. — крепись, чувак! а вон, к тебе вон твой режиссер двигает, так что мы с рейном удаляемся. — вай сразу начинает оглядываться и, заприметив любимую фигуру, даже не старается подавить улыбку. йок наблюдает со стороны, как вай и корн, не замечая никого, уютно общаются, не делая ничего сверхъестественного. однако то, что их сердца принадлежат друг другу не понял бы только слепой. рейн с такой же блаженной улыбкой разговаривает с манау, переживающей перед зачетом, по телефону. и вот снова — йок чувствует все одиночество мира на своих плечах. от: джеймс сегодня. вот то, что должно быть на стене старой администрации *прикрепленный файл* с последней вылазки прошло недели три, ровно столько же йок не видел даная. в кофейне его не было видно, а спрашивать что-то у рейна или морка было бы слишком подозрительно. — может, удастся его увидеть сегодня? — йок покраснел от того, что невольно произнесли его губы и хохотнул, осознавая собственную глупую безнадежную влюбленность. стоит ли говорить, что в этом смехе было что-то отчаянное. — с тобой все в норме, друг? — рейн забирает парня из объятий грез и показывает на часы. пора на пару. рейн увлеченно записывает конспект за своим любимым преподавателем, изредка поглядывая в телефон, на заставке которого виднелась фотография красивой девушки. эти двое начали встречаться еще до университета, поэтому йоку пришлось вливаться в их мир. вопреки своим опасениям, он быстро сдружился с простой девчонкой, которая смеялась над каждой шуткой и всегда передавала что-то вкусное после совместной готовки с рейном. йок вообще не думал раньше, что такие отношения существуют — легкие, без скандалов, истерик, ревности и нарушения границ. он с детства видел другую картину в собственной семье, и это наложило определенный отпечаток. конечно, йок обожает манау, он благодарен ей за то, как она любит его друга, но все же не может иногда избавиться от грызущего изнутри чувства собственной ненужности в присутствии чужой любви. что-то отдаленно напоминающее зависть и жалость к себе пожирало последние нервные клетки. — пойдешь с нами в кино? — рейн часто зовет йока гулять в присутствии своей девушки и каждый раз чувство никчемности в этой компании возрастает. — нет, у меня есть дела этим вечером. — йок старается не показывать загруженность мыслей и как всегда обезоруживающе улыбается. — береги себя. — рейн все понимает уже без лишний слов и все также хмурит брови, отчего его обычно жизнерадостное лицо уродуется недовольной гримасой. этим вечером на улицы выйдут протестующие. банда тодда, борющаяся за мнимую справедливость, будет в эпицентре всего и не дай бог им попасться. однако рисунок на таком важном здании чуть переманит внимание сми, и йок был достаточно сообразительным, чтобы понимать это. ему бы ослушаться хоть раз, заботясь о своей жизни, но мама только начала жить, а мобильный банк уведомляет о входящем авансе. назад пути нет.***
странно. йок всегда был сумасбродным, хоть и пассивным, но бунтарем, однако нельзя сказать, что страх ему был неведом. вот только сегодня руки почему-то не трясутся, а краска ложится на удивление легко и даже исправлять ничего не хочется. такое ощущение… парень мотает головой, отгоняя вгоняющие в краску мысли. не может быть, чтобы он был нужен этому самодовольному напыщенному индюку. хотя, если честно, уж очень хочется. йок замирает на мгновение, прислушиваясь к своей интуиции, пока собирает рюкзак. сердце начинает бешено колотиться от предчувствия чего-то плохого. парень едва не падает в обморок, когда его настигают со спины, сразу закрывая рот рукой. — ни звука. — знакомый голос успокаивает, и йок растягивает губы в безумном оскале. все-таки не показалось. через черный вход данай выводит йока из здания, где уже слышатся незнакомые голоса. он ведет его в сторону парковки, где расположен небольшой наблюдательный пункт. место давно заброшено, однако дан находит, чем взломать замок и заталкивает туда йока. — я думал, наложу в штаны. — йок смеется и тяжело дышит от выброса адреналина и внезапно настигшего его возбуждения. лицо полицейского освещается лишь уличным фонарем. свет от него совсем приглушенный в тесном помещении, однако и этого хватает. — думал? я не знал, что тебе доступна такая функция, пацан. ты на кой хрен приперся сюда? нам тут час теперь сидеть. кто-то дал наводку тодду о том, что ты будешь здесь. знаешь же, ему плевать на тупиц, подобных тебе, но если есть возможность через вас проучить джеймса он всегда рад. и на мое удостоверение ему будет глубоко насрано, да я даже и не при исполнение сейчас. — за что тогда борется тодд, если он готов сам всех без разбора пинать? — йок усмехается. — праведности действий не стоит ждать не только от монополистов, но и от оппозиции, на которую дрочит общество. лютая херня, конечно, будто псевдо остросоциальный ролик снимаем. — они такие же преступники, только более бестолковые. совсем не думают о последствиях. — ты сказал, что нам здесь час сидеть. почему? — йок шумно вдыхает воздух, чувствуя отсутствие привычных духов полицейского. — неужели у тебя закончились туалетная вода «наполненный лоток». — а тебе нравится? буду обливаться им чаще. — йок показывает дану средний палец и стукается затылком о бетонную стену. — ты не смотрел путь следования протестов? шайка пока будет сторожить вход администрации, а выбраться иначе мы сейчас не сможем. ну, или нам останется только посреди ночи ринуть в лес за парковкой. а там, знаешь ли, змеи… — йок морщится и передергивает плечами. — спасибо. — единственное, что слетает с его губ перед двадцатиминутным молчанием. довольно уютным молчанием. данай сидит на полу, подобрав ноги, и пялится в потолок. йок примостился напротив и рассматривает стены, то и дело цепляясь глазами за даная, замирая на секунды, чтобы запомнить черты идеального лица. йок вновь забирается в ворох собственных мыслей и прикрывает глаза. из глубин сознания его вырывает бархатный тихий голос. — ты никогда не думал, что делаешь что-то совершенно безрассудное, йок? — так и есть, но я не считаю это ни глупым, ни неправильным. — наглая ложь. — мне плевать на политику, на богачей и прочую херню. — больше похоже на правду. — мне важно облегчить жизнь маме и не путаться в собственных ногах. пока я делаю что-то со своей жизнью, пусть даже опрометчивое и совершенно безрассудное, мне не одиноко, и я чувствую себя живым. — правда. — я не поверю в твою напускную легкость, йок, ты можешь не стараться. уверен, ты грызешь себя за то, что делаешь. — почему ты пришел сегодня? — йок пропускает проницательное изречение мимо ушей и старается не смотреть в сторону даная. — хочешь услышать какой-то особенный ответ? «в самом деле, йок? чего ты ждешь?» — проносится красной строкой в голове, отчего парень вздыхает, признавая собственное поражение. — было бы неплохо. — рейн позвонил мне и сказал, что беспокоится о тебе. — дан посмеивается над вселенским разочарованием на лице йока и продолжает, — мы с ним теперь навсегда повязаны братскими узами… ну, или до тех пор, пока мой брат не найдет себе кого-то лучше стареющего ворчливого зануды. — уверен, пи’сан любит тебя не меньше. — йок улыбается и смотрит на дырки на джинсах мужчины. — несолидно как-то для блюстителя закона. — а что, по-твоему, я должен носить? такие ноги нельзя скрывать за ужасными свободными брюками. — самодовольный гавнюк. — йок тянется к карману, в котором спрятаны сигареты и обжигается о взгляд дана. — я ненавижу сигаретный дым. выйдем отсюда и трави себя сколько душе угодно. — он говорит без тени улыбки и отворачивается в сторону окна, в котором виден полумесяц. — почему именно полицейский? — хотел стать крутым чуваком, который в одиночку справляется с японскими бандами и итальянскими мафиози. — в таиланде? ты пересмотрел боевиков? — йок прыскает от смеха, понимая, какие все же разные эти братья. — другого учебного пособия у меня не было. — дан пожимает плечами и громко вздыхает. — просто попал в армию, а после нее легче в академию поступить. мне всегда как-то плевать было, да и на справедливость эту мне насрать. это морк вечно в драки влезал, спасая всех на свете. обычно таких как он считают плохими парнями. на его фоне я весь такой порядочный полицейский. морк всегда ввязывался в дерьмовые ситуации и плохо учился в школе. — дай угадаю — ты был отличником, который никогда его не поддерживал на стрелках за гаражами? — да, — дан улыбается и смотрит сквозь йока, — мы стали отдаляться в старшей школе. морк тогда начал встречаться с одним парнем, — голос даная становится более сиплым, — а он оказался редкостным гандоном. когда его родители их спалили, он сказал, что морк домогается и сталкерит. наши предки решили сделать морку подарок… перед тем, как выгнать из домам — они заплатили той семье кругленькую сумму. — а как ты отреагировал на все это? — йок осторожно задает вопрос, ответ на который многое может поставить на свои места потом. — мне все равно, с кем он спит, я, знаешь ли, его вечная вторая половинка. мне важно лишь его счастье. — дан улыбается и проводит рукой по браслету на запястье. точно такой же у морка, йок знает это наверняка. — тогда я просто ушел из дома вслед за ним, в щепки разругавшись с семьей. — но он возненавидел тебя за это? — йок уже понимал, к чему идет разговор. он посмотрел слишком много семейных драм. — а потом он меня возненавидел за то, что я отказался от помощи родителей при поступлении и добровольно призвался в армию. он сказал, что всегда считал меня разумнее. конечно, разговор был не таким милым. — дан хрустит пальцами, впервые нервничая в присутствии йока. — знаешь, они с детства третировали нас учебой, мы даже из дома не выходили до шести лет. нам тяжело было в школе из-за отсутствия общения со сверстниками, но морк быстро нашел применение кулакам, поэтому из объектов насмешек мы превратились в изгоев. стоит ли вспоминать, что дома нас пытали за проступки? — дан горько улыбается, гладя на дрожащие руки. — как в древние времена прям, на спине морка все еще шрамы от розг, понимаешь, розг! мне доставалось гораздо реже, но они… монстры. я всегда ненавидел себя за то, что во мне нет такого же бунтарства как в брате. ненавидел родителей за то, что они его не любят совсем. у меня была возможность учиться в лондоне и, возможно, стать успешным далеко от них, но я… — ты выбрал его. — морк не вытащил «счастливый билет» в армию, да ему не очень-то и хотелось, потому решил поступить в колледж. я отслужил два года, а после мы не виделись еще пару лет. я понимаю, что это абсурд — не разговаривать с самым близким человеком в мире столько времени из-за глупой обиды, но… наговорили мы тогда друг другу всякого, а потом гордость эта чертова. — это не глупо. — йок пересаживается к дану, соприкасаясь с ним коленями. — он сразу принял тебя обратно? — я увидел его и заплакал, — дан издает что-то похожее на смешок и поясняет, — он всегда был менее сентиментальным. пусть я выгляжу не особо эмоциональным, но меня растрогать проще, чем его. морк просто обнял меня, как в детстве. знаешь, когда родители избивали его, он всегда приходил ко мне и успокаивал. он — меня, не наоборот. — а почему ты противился их свадьбе с саном? — тогда еще не легализовали гей-браки. да и вообще, ты слышал какую нуднятину несет этот придурок? «он ревнует.» — йок улыбается собственным мыслям. кажется, данай совершенно не тот, кем он его видел до этого. — а мне нравится пи’сан, он надежный и любящий человек. я бы хотел кого-то подобного рядом с собой. — йок ногтями шкребет потертость на чужих джинсах и улыбается. — странно, ты похож на того, кто кайфует от эмоциональных качелей. — дан усмехается на возмущенную моську, агрессивно сопящую рядом. — ты буквально пускаешь слюни на того, кто заставил наложить в штаны при первой встрече. — ничего я не накладывал… — йок осекается, осознавая патовость своего положения. неужели он настолько очевидный? — это плохая затея, мальчишка. — ой, да пошел ты. — йок вдруг начинает смеяться, откидываясь на холодную стену. данай догадывался о его отношении к себе, но при этом не стыдился откровенничать или касаться едва заметно. это не может ничего не значить. дан смотрит на часы и приподнимается. он хочет проветриться, чтобы выбросить все дерьмо, копящееся в голове последние полтора месяца. в частности, наглую улыбку дерзкого щенка, которому охота откусить язык. желательно при тесном контакте. — нужно выйти разведать обстановку. — дан подходит к окну и опирается руками о шаткий подоконник. — ты уверен? — йок вдруг появляется за спиной и шепчет в самое ухо, заставляя кожу покрыться мурашками. — кажется, еще рано. — парень ведет руками по оголенным кистям капитана и поднимает одну из них, всматриваясь в часы. — сколько там у нас? — йок гладит костяшки и переплетает чужие пальцы со своими. — какая жалость, тебе придется посидеть со мной еще чуток. — легкий поцелуй в шею распаляет до сих пор игнорирующего постороннее вмешательство дана. мужчина разворачивается и смотрит в озорные мальчишечьи глаза, которые начинают мерцать, стоит йоку широко улыбнуться. как же ненавистна эта улыбка, которая почву из-под ног выбивает. дан обхватывает затылок парня ладонью и притягивает к себе. легкая сигаретная отдушка почему-то даже нисколько не отвращает. данай лихорадочно водит глазами по чужому лицу и останавливается на губах, по которым то и дело мечется юркий язык. йок уже не в силах терпеть напряжение, от которого нервы как гитарные струны натягиваются. он сам льнет к дану и сразу попадает в сладкий плед чужого горячего рта. старший буквально вгрызается в его губы, оставляя саднящие ранки на нежной коже. данай будто пытается доказать йоку что-то, и это что-то ему совершенно не нравится. парень вплетает пальцы в короткие волосы и слегка оттягивает их, ослабляя атаку в свой адрес. дан смотрит затуманенными глазами, в которых читается ниоткуда взявшееся отчаяние. йоку больно чувствовать на себе этот взгляд, поэтому он возвращается к исследованию чуть шершавого языка своего капитана. дан отрывается от йока в момент и проводит ладонью по лицу, ретируясь к выходу. он смотрит на часы, не запоминая время, и бросает сухо совсем: — я скоро вернусь.***
— сдали? — сан ставит перед студентами их любимые напитки и праздничный торт. видимо, он точно в них не сомневался. — сдали. — вай улыбается и первым накидывается на подаренное лакомство. — ты лучший, пи. — парень показывает мужчине большой палец вверх и отпивает фраппучино, от которого на его лице остаются взбитые усики. — вот свинья. — йок тянется к другу и вытирает лицо голыми пальцами. — было нелегко. профессор задавал вопросы, которые вообще к теме проекта не относились. — парень морщится, вспоминая противный гнусавый голос преподавателя. — сдали? — в кафе забегает девушка и обнимает рейна за шею сзади. — можно подумать, он не отрапортовал тебе сразу после защиты. — вай посмеивается и закатывает глаза. манау тянется к нему и с гаденькой улыбочкой треплет красивую укладку. — эй! — когда ты корна приведешь к нам? я с ним еще не познакомилась. — девушка забавно дуется и тыкает вая в щеку. — я не собираюсь знакомить его с тобой, ты сразу выпалишь ему все мои постыдные секреты. ты трепло даже хуже, чем твой парень. — манау фыркает, откидывает длинные волосы изящной рукой и усаживается рядом с йоком. — нужен ты мне сильно. рассказывайте в подробностях, как все прошло. парни эмоционально и во всех красках описали защиту проектов у преподавателя, которого ненавидят, вероятно, все студенты. вай хорошо пародировал профессора. занимательно то, что его группа была явно тупее, судя по повествованию парня. йок и рейн даже взгрустнули, что не попали в один коллектив с ваем. в их группе все были заучками, и на их фоне йок чувствовал себя, по меньшей мере, вселенским тупицей. парень сидел напротив входа в кофейню и периодически посматривал на дверь, выглядывая того, кто скрылся с его радаров больше полумесяца назад. ну что за мутный тип? видимо, дан был прав, и йок любит покататься на эмоциональных горках. — а потом йок такой: «пустите пописать», — вай на реплику рейна громко хохочет, хлопая в ладони, а манау прямо задыхается от смеха, избивая йока крохотными руками. — эй! я хорошо держался, ответил на все его вопросы, просто от напряжения и его ковыряния в зубах длинным ногтем на мизинце я чуть не блеванул. — вернуться бы мне в ваше время. — сан привалился к стойке пока нет посетителей и греет уши. — во времена динозавров? — тишину нарушает бархатный голос, обладатель которого попал в зал через черных вход. странно, йок не ожидал увидеть даная и сана в одном помещении. — вау, когда пи’морк успел стать таким горячим? — вай рассматривает укладку старшего, натянутую футболку на крепких грудных мышцах и щурит глаза. — а, то есть я не горячий, мелкий ты говнюк. — вай ошарашенно смотрит на морка, заходящего в зал следом за близнецом. — у меня в глазах двоится? — вай смотрит на друзей, у которых нет ни капли шока на лице и скрипит зубами. — почему мне никто не рассказал? — а то что, не стал бы с корном встречаться? — манау щелкает друга по носу и улыбается. йок не слушал пререкания друзей, не смотрел на надутого вая и даже перестал обращать внимание на подначивания рейна. он застыл, рассматривая даная, который привалился спиной на стойку, разговаривая с морком. они были божественно красивы вместе, такие похожие, но разные одновременно. йок знает, что даже если их одеть в мешки и сделать абсолютно одинаковые прически, он никогда не перепутает эти глаза ни с чьими другими. дан ни разу не взглянул на него сегодня, по крайней мере, йок этого не заметил. равнодушие убивало парня, потому что он совсем не на это рассчитывал. они же, черт возьми, в равном положении. дану ведь тоже крышу сносит. йок очень хочет встать, притянуть упрямца к себе и искусать его губы, но это только усложнит и без того тяжелые отношения с не самым простым человеком. — да ухожу я уже, — насмешливый голос даная вырывает из мыслей, и йок переводит взгляд на недовольного сана. — никогда не думал, что придется пробиваться к родному брату через цербера. бывайте, детишки. — дан поднимает ладонь в привычном прощальном жесте, разворачивается и идет к выходу, даже не обернувшись. в эту секунду йок любит это клише, и никто не может винить его за это. рейн скептически показывает брату палец вниз, а тот фыркает и скрывается в кондитерском цехе. интересно, зачем дан приходил сейчас, зная, что нарвется на сана? морк поник немного, но пытался бодриться и подшучивать, разряжая обстановку. йок понимал, что тому наверняка больно из-за вражды самых любимых людей. спустя час громких посиделок, рейн уносится на кухню помогать с вечерним наплывом клиентов, манау погружается в домашку прямо за столиком, вай убегает на встречу к корну, а йок решается поговорить с морком. — пи, слушай… — тот варит кофе, но кивает, показывая свое участие в разговоре, — ты можешь дать мне номер дана? отдав заказ клиенте, мужчина снимает фартук и указывает йоку на выход. на улице едва прохладно, уличный приглушенный свет создает особую атмосферу, а редкие сверчки нагоняют тоску на предстоящий диалог. — это я попросил даная следить за тобой. когда рейн рассказал нам… я очень беспокоюсь о тебе, йок. — парень был тронут, он действительно не думал, что однажды сможет назвать семьей кого-то кроме мамы. не сказать, что он сильно удивился раскрытой тайне. — прости, что не поставил в известность, я знаю, что он сильно напугал тебя в первый раз. — не было такого! этот придурок… — я не стану спрашивать, зачем он тебе, и даже не позабочусь о моральной стороне раздачи чужих номеров с моей стороны. лишь попрошу кое о чем. — мм? — йок разблокирует телефон и протягивает морку, который копается в своих контактах в поисках нужного номера. — йок, наша мама… — морк возвращает гаджет спустя минуту и тяжело вздыхает. — ей осталось всего ничего, она в больнице сейчас. — йок внимательно смотрит на старшего и кивает, понимающе стискивая чужую руку. — я знаю, она была не лучшим родителем, если ее вообще можно так назвать. с отцом они развелись года три назад, она одна и очень хочет, чтобы дан пришел к ней. знаешь, я всегда был браком, во мне нет ничего особенного, ничего, за что они могли бы меня любить. но его она любит, думаю, даже искренне. — зачем он приходил? — отдать мне деньги. — йок вопросительно смотрит и по инерции гладит большим пальцем чужую руку. — они присылали ему на карту, он не тратил ничего. сначала отправлял обратно, но они были непреклонны. он обналичил все до копейки и отдал. сказал, могу ей отдать или отвезти мужа в медовый месяц, которого у нас не было. — морк усмехается и кусает губы. — заносчивый кусок дерьма. — а он сказал мне, что вы половинки друг друга. — морк расслабляется после этой фразы и сжимает руку йока в ответ. — ну я тоже не подарок, признаю, мы друг друга стоим. так что, поговоришь с ним? — с чего ему меня слушать? — йок хочет помочь морку, но он совсем не уверен, что это в его силах. — просто попробуй, ладно? дан относится к тебе особенно, уж можешь мне поверить. — хорошо, пи. — йок поддается порыву и обнимает морка, поглаживая по спине. — уверен, услышь пи’сан, что ты считаешь себя неособенным… ты был бы стерт в порошок в ту же секунду. пи, ты хороший человек и замечательный старший брат для нас. — йок хочет, чтобы для морка эти слова звучали не просто как утешение. ведь это правда. — и… только не говори сану, но ты готовишь лучший в мире капучино. — даже лучше, чем у него? — морк посмеивается и отстраняется, поднимаясь на ноги. работу никто не отменял. — определенно. — йес. — йок широко улыбается, наблюдая за ребяческой радостью морка. он совершенно точно постарается сделать для него все, что сможет. вечером парень приползает в спальню матери и укладывается на ее ноги. нежные поглаживания по голове всегда дарили волшебный терапевтический эффект и успокаивали хотя бы на время. он никогда не слышал голос мамы, но он будто читал все ее мысли. она всегда умела подбирать слова, которые выражала взглядами и реже — показывала руками. — спасибо. — йок шепчет, но уверен, что мама его поняла.***
кому: данай привет снова, ты игноришь мои сообщения уже тринадцать часов, не надоело? кому: данай не будь таким букой, иначе я приду в участок и засосу тебя при всех кому: данай ответь и я исполню одно твое желание ^^ от кого: данай любое? даже отвяжешься? кому: данай АОВЛВДДАЭВБУЖУБЖЦЬЦЗЦЛУЬУЛЦ кому: данай ноу проблэм, мээээн йок позвал даная в свое секретное место, совсем не задумываясь о том, как тот туда попадет. об аресте за вторжение на частную собственность он даже как-то не задумался. по-настоящему волноваться йок начинает за пятнадцать минут до окончания смены дана, после которой он должен приехать. все тело охватывает легкая дрожь, а пальцы безостановочно трясутся при попытке отвлечься на рисование. йок совершенно забывает, зачем позвал дана, когда задумывается о его теле, которое рисовал ни один раз и на листе, и в своей голове. у йока явно пунктик, и чтобы его реализовать нужно раздеть этого полицейского. — блять, о чем ты думаешь? — парень лупит себя по голове и тормошит волосы. кажется, у него конкретные беды с головой. йок нервничает так сильно, что ему становится холодно, он ложится на кровать, застеленную своим же бельем и накрывается пледом по самый нос. парень не замечает, как вырубается от навязчивых фантазий, в которых его гладят чужие такие необходимые руки. когда йок просыпается, за окном уже темно. в доме света нет давно, поэтому единственным его источником сейчас является экран телефона дана. стоп. — почему ты не разбудил меня? — ты во сне так стонал мое имя, что мне было грустно отрывать тебя от процесса. — не было такого. — йок стягивает плед и отскребает себя с кровати. — я бы запомнил. — совсем тихо шепчет парень, но смешок за спиной дает понять, что его услышали. — сколько сейчас? — почти одиннадцать. — как попал сюда? — через забор и окно гостиной. — ясно. тебе на работу завтра? — йок смотрит в панорамное окно и наслаждается потрясающим видом на город. хотелось бы ему остаться в этом умиротворении навсегда. данай одним присутствием дарит покой и тепло, что странно учитывая его не самый радужный настрой. — нет. — ясно. неловкая тишина совсем не неловкая вдруг, когда дан начинает петь. тихо, но в то же время достаточно громко, чтобы йок слышал его голос. это было действительно прекрасно, создавалось ощущение, что они знакомы сто лет. — давай вместе сходим к твоей маме? — йок вкрадчиво говорит, даже не оборачиваясь к данаю. — я был уверен, что твой террор сообщениями связан с этим. морк слишком добрый, я не понимаю его. — мой отец умер три года назад. — йок водит пальцами по прохладному стеклу и улыбается вдруг. — я был так счастлив, видя его истощенным. он испортил жизнь маме, не дал мне отцовской любви и никогда не был человеком. я ненавидел его. — парень поворачивается и спускается на пол, прислоняясь спиной к окну. — но я плакал, когда он хрипел на больничной койке. мне тогда сказали, что это последние минуты его жизни. перед этим он извинился передо мной. — йок давит порыв заплакать, потому что так не должно быть, не сейчас. — он извинился, понимаешь? думаешь, его «прости» хватило, чтобы я отпустил побои матери, все унижения и жизнь, похожую на ад? черта с два. я по прежнему ненавижу его, и не хочу, чтобы ему хоть на секунду было хорошо от прощения, где бы его душа ни была. да, мне тяжело жить с этим чувством, но он не заслужил прощения даже после смерти. но я не жалею, что был с ним в больнице тогда, я никогда не буду думать о том, какими были бы его последние слова, мне не придется грызть себя за то, что не дал себе возможность высказать все, что думаю о нем. а я высказал. кажется, он даже слезу пустил. — йок щелкает пальцами и находится настолько глубоко в себе, что не сразу чувствует теплые руки на своих холодных. кажется, после его обнимают. — думаешь, я буду грызть себя после ее смерти, если не схожу? — бархатный голос прорезался сквозь завесу мыслей. — я рядом, если тебе это нужно. йок не считает минуты, которые проводит в теплых объятиях мужчины. ему в них максимально комфортно и время уже не важно. вообще ничего не имеет значения в этот момент. — что случилось во время митинга? ты можешь не отвечать, если не хочешь. — йок удобнее устраивается в чужих руках и оплетает ногами сидящего перед ним мужчину. — я тогда совсем зеленым был, безрассудным, только выпустился из академии. я пришел работать, и почти сразу по стране вспыхнули митинги за легализацию однополых браков. на тот момент, сан и морк уже поженились в тайване, но их семья не имела никаких юридических прав на территории нашей страны. конечно, мне всегда было плевать на его ориентацию, я беспокоился только потому, что знал, что она усложнит его жизнь. что до меня, я всегда знал, что могу быть и с девушками, и с парнями, предпочитал спать со всеми, но никогда не заводил отношений со своим полом. дан выпутывается из хватки йока и поднимается, разминая затекшие конечности. мужчина садится на кровать и хлопает ладонью по месту рядом. йока дважды просить не приходится, он лезет к подушкам и тянет дана на себя, чтобы удобно уложиться на его груди, как всегда мечтал. безмолвная борьба заканчивается пальцами дана в густых черных волосах. — конечно, я тоже хотел, чтобы мой брат мог спокойно ходить по земле и не бояться сказать, чье кольцо он носит на пальце. но… я не мог не пойти от стороны противника этого всего. мы били дубинками особо активных и наводящих беспорядок по ходу, они перекрыли движение транспорта, бросались на прохожих, крутящих пальцем у виска… нет, это всего два процента, я не говорю, что все митингующие сеяли хаос, но факт остается фактом — такие были. однажды в особо бурный вечер протестующие окружили местную администрацию, не выпуская людей домой. мы пытались их разогнать и довести до уровня мирной демонстрации, коей это было изначально. но этот парень, он стал кричать мне, что его сестра убила себя из-за таких как я. — дан гулко сглатывает слюну и продолжает, чуть переведя дыхание. — я отчетливо слышу его голос и сейчас. — что случилось потом? — потом мы вступили в противостояние. бросались на нас — бросались и мы. я случайно прострелил тому парню колено. я не помню, как это произошло… эта толпа и он, несущийся на меня. теперь всю жизнь с костылем ходить будет, а ему сейчас всего двадцать три, йок. — ты не должен винить себя, ты выполнял свой долг, а им не следовало переходить черту. я не оправдываю твой поступок, но ты не можешь всю жизнь этим чувством вины обливаться. — мне с тобой так хорошо, йок. почему? — данай выводит узоры на мягкой щеке парня, а второй все еще перебирает волосы. — почему ты сбежал тогда и стал делать вид, что между нами ничего не произошло? — хочешь фразу в стиле плохого парня из бездарного фильма? — йок давит смешок и утыкается лицом в твердую грудь. — я не умею любить. я даже брату своему не могу пойти на встречу. мне давно стоило с саном поговорить. наша вражда ведь делает морку больно. сана можно понять, он меня недолюбливает из-за нашего с морком конфликта и того, что я после нескольких лет разлуки с порога кричал о бредовости затеи со свадьбой. а вот сан… мне он не сделал ничего плохого, более того, излечил душу моего брата и полюбил за то, каким прекрасным морк стал в мое отсутствие. я эгоист и ничего не могу тебе дать в эмоциональном плане. я хотел, чтобы ты просто отвалился как корочка от ранки — незаметно и безболезненно. но почему-то с каждым днем мне становилось все хуже, а потом эти твои сообщения. я пока ехал сюда думал умру от желания на тебя посмотреть. — дан, я… знаю, что просто не будет, у таких как мы разве может все сложиться сразу и гладко? давай попробуем? не будем ничего обещать друг другу, просто попробуем. я даже знаю, с чего начать. — йок пробирается пальцами под футболку мужчины и трогает живот. — ну? — я обещал тебе желание, помнишь? — потрачу на то, что планировал. — данай посмеивается и щипает йока за щеку. — не дождешься. меняй на другое. — поцелуй меня. — голос даная надламывается от собственной просьбы и от ожидания того, что произойдет через минуту. йок поднимает голову и приближается к самому красивому лицу в мире. он смотрит на едва виднеющиеся черты при лунном свете и улыбается. — чертовски люблю, когда ты так делаешь. ты безумно красивый, знаешь? — данай гладит лицо йока ладонью и притягивает к себе. йок нарочито медленно приближается к желанным губам и облизывает поочередно то верхнюю, то нижнюю. дан нетерпеливо сопит, но пока держится. младший парень перебирается на его бедра и стягивает лишнюю сейчас футболку. дан тянется к жилистому обнаженному телу и шумно вдыхает воздух от осознания происходящего. йок снова наклоняется и трется носом о чужой. этот жест вызывает трепет в груди обоих, будто они ждали этот момент всю жизнь. йок проникает в горячий рот и облизывает верхний ряд зубов, переходя на язык. парень мог гордиться своим умением сводить с ума без рук. юркий язычок закручивает такие финты, что у дана глаза из орбит вылазят. данай чувствует себя отвратительно, не имея возможности исследовать чужое тело. ему настолько плохо и хорошо одновременно, что он уже предвкушает скорую разрядку, но не может себе этого позволить. мужчина переворачивает йока на спину и устраивается между разведенных ног, расстегивая собственные штаны и снимая футболку. йок трясущимися руками следует его примеру и освобождает болезненное возбуждение. оба теряются в испытываемых эмоциях, когда их ладони изучающе обхватывают чужой член. йока трясет от горячих губ на шее и чуть шершавых рук, размеренно доводящих его до безумия. дан не может насладиться вкусом кожи своего безбашенного мальчишки, он теряется от его стонов и быстро двигающейся руки. йока будто лихорадит, когда он кончает, дан смотрел бы на это вечно. он и сам не осознает, насколько прекрасен и какую власть имеет над сердцем холодного капитана. рассвет. дан просыпается от кошмара, в котором морка утаскивают в свое логово черти, и это ничто иное как проекция воспаленной фантазии. данай больше всего в мире боится потерять часть себя еще раз. возможно, йок не зря появился в его жизни и перевернул ее с ног на голову. йок. он лежит обнаженный и покрытый мурашками, ужасно красивый и впервые такой спокойный. данай накрывает его пледом и невесомо приобнимает, чтобы не разбудить. этот день не мог начаться лучше.***
йок сидит у палаты, в которую десять минут назад вошел дан. он не решался на это неделю, но морк мягко торопил по понятной причине. все эти восемь дней данай приходил к йоку под бок и засыпал с его пальцами в волосах. они не обсуждали статус своих отношений, но их «попробуем» о многом говорило. мама йока многозначительно поглядывала на сына, прибегающего ей помогать после пар. с каждым днем йок все больше краснел, придумывая причины, по которым снова не придет ночевать домой. как-то все было проще, когда он убегал разрисовывать здания. — познакомишь меня с ним? — вчера мама не сдержала смешок и быстро показала пальцами то, что йок уже и так прочел в ее глазах. — пока не время. — я буду ждать. он особенный, сынок? — таких больше нет. йок листает ленту в инстаграм, отмечая талант рейна, благодаря которому в профиле манау только профессиональные фотографии. долистав до селфи корна и вай, где последний был явно чем-то недоволен, йок засмеялся, что не очень соответствовало атмосфере уныния и безнадеги, царящей в хосписе. рядом сидящая девушка осуждающе на него посмотрела, на что парень виновато кивнул. — йок, зайдешь со мной? — дан материализовался из ниоткуда и стоял перед йоком, возвышаясь над ним. — у тебя такие длинные ноги, опупеть можно, — йок снова получает смирительный взгляд от девушки и спешит скрыться за дверью палаты. — здравствуйте. — йок неловко переминается с ноги на ногу и смотрит на бледную женщину. — это йок. раз уж сана ты не увидишь, познакомься с моим партнером. — дан берет чужую руку в свою и переплетает пальцы. парни покидают палату через минуту после того, как мать старшего начинает плакать. данай чувствует по отношению к родительнице целое ничего, и только раздражается. — морк отказался приводить сана к ней, и его можно понять. прости, что я заставил тебя участвовать в этом. — дан так и идет по коридорам, держа йока за руку. — я тебя прощу, если эти слова не просто игра для твоей мамы. — йок знает, что это не так, но хочет услышать. — я ужасный актер. чтобы ты понимал в школьном театре морк играл главные роли, а я еле справлялся с образом дерева. — дан еле заметно улыбается, отпуская теплую ладонь при выходе из хосписа. — и ты бы не смог сыграть, что влюблен в меня? — восторженная моська йока и широкая улыбка на красивом лице сводят дана с ума. — не смог бы. — мужчина по недавно появившейся привычке щипает мягкую щеку и пожимает плечами. — ты снова делаешь это. — йок вопросительно смотрит, оперевшись копчиком о перила входной лестницы. — улыбаешься… я чертовски сильно хочу поцеловать тебя. — оу, ну что же, мистер полицейский, — йок притягивает дана к себе за пряжку ремня и кусает щеку изнутри, давя нервную дрожь. рядом с ним не бывает иначе. — у вас есть предложения? — поехали ко мне? там пусто и ужасно пыльно, но все же. — йок и не ожидал войти на личную территорию дана так скоро, потому радостно кивает и улыбается еще шире. — только у меня работа этой ночью. — мужчина на эту реплику только сжимает зубы и кивает.***
полгода спустя манау громко кричит, когда на ее новенькие джинсы летит кусок мороженого со стаканчика вая. рейн снимает на камеру свою разъяренную девушку, бегающую за криворуким другом по всему кафе. парень любил запечатывать в вечной памяти подобные моменты. вот — вай захлебывается слюной от смеха, залезая на корна, который пытается его отлепить от себя, чтобы не попасть под горячую, хоть и маленькую, но очень сильную руку. рейн переводит камеру на йока, который пытается втолковать морку, чем его персонаж в онлайн-игре круче его. рейн закатывает глаза и отходит от геймеров, которые разбрасываются понятными только им терминами. сан и дан обнаруживаются на веранде с полупустой бутылкой коньяка. рейн прыскает от смеха, немного понаблюдав за игрой «кто самый нудный дед в мире» и оставляет ведущих слишком взрослые разговоры мужчин наедине. — кто бы мог подумать, что все так изменится? — морк улыбается, поглядывая на манау, обнимающуюся с ваем, и корна, который пытается отобрать у рейна камеру. — во многом благодаря тебе. — да ладно, пи. — йок немного смущенно трет шею, потому что ему неловко слушать похвалу, касательно этой темы. что он сделал сверхъестественного? носился по старым зданиям с балончиками и выводил холодного капитана полиции на эмоции? да уж, заслуга, достойная награды «человек года». — пошли отдирать тех двоих от дивана, сану лететь на конкурс завтра, а они там философствовать и до завтрашнего вечера могут. ночью идти по этой части бангкока очень комфортно, редкие прохожие не обратят внимания на двух мужчин, держащихся за руки. дан держит их переплетенные в замок руки в кармане толстовки и наслаждается тишиной прогулки. квартира, в которой йок уже конкретно обосновался находится всего в остановке от кофейни сана и морка. — мама попросила приехать и помочь с ремонтом, там кое-что нужно поправить. — хорошо, на выходных сделаем. — дан крепче сжимает чужую кисть и шумно вдыхает воздух. — такая прекрасная ночь, я всегда легко чувствую себя после разговора с саном. магия какая-то. — кажется, кто-то готов признать, что пи’сан — не стареющий ворчливый зануда, а его лучший друг. — йок посмеивается с выразительного пыхтения дана. да, до этого признания он еще не дошел. — я завтра на смене, поэтому попросил пита присмотреть за тобой. предупреждаю, чтобы не пугался. — он за мной ходит чаще, чем ты. уверен, что стоит дергать его каждый раз? — йок, — дан останавливается и поворачивается лицом к парню, — раз уж ты перешел с работы на одних бандитов на бескорыстный труд для других — это не значит, что я должен перестать волноваться. — почему ты называешь мое остросоциальное творчество бандитизмом? — йок возмущенно цокает языком и тянет дана домой. — хочешь лекцию? ну, пожалуйста. — нет-нет, прошу, только не очередной твой нудный монолог! — йок вырывает руку из почти стального захвата и бежит в сторону дома. — куда ты, детка? — данай смеется и гонится за своим бойфрендом, который явно рассчитывал на другое завершение вечера.